Примечания 5 страница

Виктории предстояло стать самым молодым преподавателем на английском отделении, ей давали четыре класса — десятый, одиннадцатый и два двенадцатых. На первое сентября был назначен сбор всех преподавателей, а занятия начнутся неделей позже. Значит, ровно через шесть месяцев она начнет преподавать в нью‑ йоркской школе Мэдисон! Виктория не могла поверить своему счастью. Не в силах держать радость при себе, она в тот же вечер позвонила родителям.

— Этого я и опасался! — неодобрительно отреагировал отец. Старшая дочь его явно разочаровала. Можно подумать, что Виктория совершила нечто противозаконное. Реакция отца была такой, будто ее задержали в голом виде в супермаркете и упекли за решетку за оскорбление общественной нравственности. Таким тоном обычно говорят: «Как тебя угораздило вляпаться? » — Послушай, Виктория, имей в виду, в школе тебе приличное жалованье не светит. Надо искать настоящую работу в рекламном или пиар‑ бизнесе, в сфере связей с общественностью. Ты много чего можешь делать, да ты в «Макдоналдсе» больше заработаешь, чем в школе! Бессмысленная потеря времени! И почему непременно в Нью‑ Йорке? Почему не здесь? — Джим даже не поинтересовался, о какой школе идет речь, не похвалил дочь за то, что сама нашла себе работу, да еще в престижной школе и в условиях жесточайшей конкуренции. У него на уме было одно: это не та работа и не в том городе, и дочь обрекает себя на нищенское существование. А ведь Виктория давно знала, что педагогика — ее призвание, а еще преподавать в школе Мэдисон — одной из лучших частных школ в стране, об этом она могла только мечтать!

— Прости, пап, — только и сказала Виктория. — Но это на самом деле прекрасная школа.

— Неужели? И сколько они тебе положили? — спросил отец. Врать не хотелось, и Виктория сказала правду. Она и сама понимала, что на такую зарплату не разгуляешься, но считала, что жертвы оправданны, а на родителей она не собиралась рассчитывать. — Обрадовала меня, нечего сказать! — отрезал отец и передал трубку матери. Та уже приготовилась услышать неприятные новости.

— Что случилось, дорогая? — спросила она.

— Да ничего не случилось! Мне предложили место преподавателя в одной из лучших школ Нью‑ Йорка. Папе не понравилась моя будущая зарплата. Но это огромная удача, мама, что меня туда взяли! На это место был немаленький конкурс.

— Жаль, что ты не хочешь слышать ни о какой другой работе, — посетовала мать, подпевая мужу и умудряясь в одной фразе показать дочери, что она приносит в дом одни разочарования. Отец с матерью одним махом омрачили всю ее радость, и так было всегда, ее никогда не хвалили за успехи. — В любой другой области ты могла бы зарабатывать приличные деньги.

— Я хотела получить эту работу, мам. Я хочу работать в школе! — возразила Виктория, полная юношеских надежд. Она все еще пыталась сохранить остатки радости и гордости, которые и побудили ее сделать этот звонок.

— Ладно, ладно…. Но ты же не собираешься на всю жизнь застрять в школе! В какой‑ то момент тебе все равно придется искать настоящее дело. — «Интересно, с каких это пор работа учителя перестала быть «настоящим» делом? — с обидой подумала Виктория. — У них все измеряется деньгами, для них главное, сколько человеку платят». — Между прочим, твоя сестра только что заработала пятьдесят тысяч долларов за съемки в рекламе, которая будет распространяться на всю страну! — с гордостью сообщила Кристина.

Такую сумму Виктории и за год не заработать. Грейси же сделала это играючи, пополнив счет, который родители открыли для нее для оплаты будущей учебы. Работа фотомоделью была для Грейси высокооплачиваемым развлечением, которым можно заниматься от случая к случаю. Виктории же за ее куда меньшие деньги придется изо дня в день вкалывать в поте лица. Несоответствие и несправедливость такого положения дел в который раз изумили Викторию. Но то, что учителям платят мало, было общеизвестно, и она сознательно сделала свой выбор. Педагогика была ее призванием, а не просто работой. И она надеялась, что сможет стать хорошим учителем.

— А где ты собираешься жить? — забеспокоилась мать. — Разве на учительскую зарплату можно снять приличную квартиру? Тем более в Нью‑ Йорке, где все так дорого.

— Найду с кем‑ нибудь на пару. Поеду в августе, чтобы успеть устроиться к учебному году.

— А домой тебя когда ждать?

— Сразу после диплома. Хочу лето с вами провести. — В этом году Виктория не планировала летнего трудоустройства. Хотелось ненадолго куда‑ нибудь съездить с Грейси, провести побольше времени с близкими, пока она не перебралась в Нью‑ Йорк окончательно. Может статься, ей больше вообще не суждено жить в Лос‑ Анджелесе. Или потом времени на визиты к родным не будет. Хотя если она будет работать в школе, летние каникулы ей гарантированы. С другой стороны, не исключено, что летом придется брать подработку, чтобы поправить финансовые дела. Тогда выходит, в этом году у нее последнее свободное лето, и родители все же явно обрадовались, что увидят дочь.

На весенние каникулы Виктория никуда не поехала — нанялась официанткой в кафе по соседству со студенческим кампусом, чтобы подкопить денег. В Нью‑ Йорке ей деньги ох как понадобятся! Но бесплатные обеды на работе снова нарушили ее диету. Целых две недели ее обед изо дня в день состоял из куска мяса с картофельным пюре, а на десерт — лимонные меренги и яблочный пирог. Устоять было невозможно, а труднее всего было отказаться от блинчиков с голубикой на завтрак в шесть утра, когда она заступала на работу. Мечта о стройной фигуре к моменту выпуска таяла на глазах. Но постоянные диеты, новомодные гимнастики и искупление грехов на тренажерах повергали ее в депрессию.

И все же в апреле она опять принялась изнурять себя в спортзале, следить за рационом и в конце концов сбросила десять фунтов. Виктория была горда собой. А первого мая отправилась брать напрокат академическую мантию с шапочкой. Выстояв длиннющую очередь, она наконец подошла к прилавку, и выдающий заказы дядечка попытался на глазок определить ее размер.

— Так… большая девочка, да? — Он расплылся в улыбке, а Виктория с трудом сдержала слезы. Она ничего не сказала в ответ и промолчала, когда он принес ей XL, который ей явно не требовался. Но она не стала возражать. Мантия была ей велика. Под нее Виктория собиралась надеть красную мини‑ юбку с босоножками на высоком каблуке и белой блузкой. Юбка была совсем коротенькая, но этого никто не увидит, пока она не снимет мантию. Ей очень нравился цвет и то, как смотрятся ее длинные ноги.

За два дня до выпускного торжества Виктория упаковала свои вещи и отправила домой, а на следующий день прилетели родители. Грейси, конечно, была с ними. В белой маечке и коротких шортиках она казалась еще прелестнее. Несмотря на миниатюрную фигурку, пятнадцатилетняя Грейси выглядела вполне взрослой, на все восемнадцать лет. Но ее по‑ прежнему часто приглашали рекламировать детскую одежду. Рядом с сестрой и матерью Виктория чувствовала себя слонихой, но от этого ее любовь к Грейси не делалась меньше. При встрече сестры, как всегда, чуть не задушили друг друга в объятиях.

Вечером семья отправилась в симпатичный ресторан, где в это время ужинали с родителями несколько других выпускников. Виктория спросила разрешения пригласить кого‑ нибудь из подруг за свой стол, но отец ответил, что предпочитает ужинать в кругу семьи. Такое настроение сохранялось у него и на следующий день за обедом. Он говорил, что не хочет ни с кем делить общество близких, но было ясно, что на самом деле ему просто безразличны друзья старшей дочери. Ничего нового в этом для Виктории не было. И все равно она была рада встрече с родными. А Грейси от нее не отходила, видно было, что она очень соскучилась по старшей сестре. Грейс уже задумывалась о колледже. Она решила поступать в Южнокалифорнийский университет. Родители были счастливы, что младшая дочь останется с ними. Отец говорил, что Грейси настоящая калифорнийка, отчего Виктория, учившаяся в Чикаго, чувствовала себя предательницей. Никто и не подумал похвалить ее за бесстрашие и успешное окончание не самого простого университета.

Выпускные торжества, которые проводились на следующий день в колледже гуманитарных и естественных наук Северо‑ Западного университета, были помпезными и сопровождались бурными эмоциями как самих выпускников, так и их близких. Едва началось вручение дипломов, как Кристина расплакалась, и даже Джим, вопреки обыкновению, смахивал слезу, с гордостью поглядывая на облаченную в академическую мантию дочь. Грейси стала фотографировать сестру, и та, хоть и старалась делать серьезное лицо, не удержалась от улыбки.

В тот день в колледже гуманитарных и естественных наук более тысячи выпускников должны были получить дипломы. Вручение проходило в алфавитном порядке. Когда подошла ее очередь, Виктория, как и другие, получила свой диплом из рук декана, который поздравил ее и крепко пожал руку. А двумя часами позднее, когда церемония завершилась, тысяча молодых специалистов с радостными возгласами подкинули вверх свои шапочки и кинулись обниматься. Хоть Виктория и прожила большую часть времени без соседей, но друзья среди сокурсников у нее были, они знали номера мобильных телефонов и электронные адреса друг друга и обещали всегда оставаться на связи, хоть это и казалось маловероятным. Вчерашние студенты в одночасье превратились в дипломированных специалистов, готовых занять свое место в избранной сфере деятельности.

Вечером Виктория вновь ужинала с родителями и сестрой в кафе «Джиллиз», и это уже было похоже на настоящее торжество, тем более что соседние столики были оккупированы семьями ее сокурсников. А наутро Доусоны вылетели в Лос‑ Анджелес. Последнюю ночь в Чикаго Виктория с родными провела в отеле «Оррингтон», поскольку комнату в общежитии надо было освободить сразу после вручения дипломов. Сестры разместились в одном номере, проболтали до глубокой ночи, но в конце концов заснули. Обе уже предвкушали тесное общение на протяжении почти трех месяцев. Виктория еще никому не сказала, но на лето у нее была запланирована серьезная программа похудения, чтобы в сентябре приступить к работе в приличной форме. Когда после церемонии вручения дипломов она сняла мантию, отец не преминул заметить, что она опять растолстела. И, как чаще всего бывало, он произнес это с улыбкой во весь рот. Потом, правда, Джим привычно восхитился ее длинными ногами, но запоздалыми восторгами уже нельзя было загладить его бестактность. Когда тебе сначала говорят неприятные вещи, последующие комплименты уже не воспринимаются.

В самолете Виктория сидела между отцом и Грейси, а маме досталось место через проход. Кристина всю дорогу читала журнал. Девочки сами решили, что сядут рядом. Невозможно было догадаться, что они сестры, настолько они были разными. Грейси с годами все больше становилась похожей на мать. Виктория же, как в детстве, все так же сильно отличалась от обоих.

Едва они взлетели, к Виктории наклонился отец.

— Знаешь, надо воспользоваться моментом, пока ты будешь в Лос‑ Анджелесе, и поискать тебе место поинтереснее. А в своей школе в Нью‑ Йорке ты всегда сможешь сказать, что передумала, — заговорщицким тоном произнес он.

— Пап, мне нравится та работа, которую я нашла, — упрямо ответила Виктория. — Это великолепная школа, и если я сейчас откажусь, то навсегда попаду в черный список в учительской среде. Я хочу там работать!

— Но ты же не хочешь всю жизнь считать каждый цент? — фыркнул Джим. — Ты не можешь позволить себе быть учителем, и я не собираюсь всю жизнь тебе помогать! — Что ж, это сказано было со всей откровенностью.

— Да и не надо, пап! Я и не рассчитывала на вашу помощь. Другие как‑ то живут на учительскую зарплату, значит, и я проживу.

— Но зачем?! Я уже на той неделе могу организовать тебе несколько собеседований. — Отец, казалось, не слышал ее и продолжал твердить о «настоящей» работе за приличные деньги.

— Спасибо за предложение, — отозвалась Виктория, — но меня вполне устраивает то, что есть. Если окажется, что прожить на эти деньги невозможно, никогда не поздно поменять работу. К тому же я всегда могу подработать летом и немного подкопить.

— Ты просто жизни не знаешь. Навоображала себе воздушные замки! Может, в двадцать два года тебе это и кажется нормальным, но поверь мне, в тридцать или сорок ты пожалеешь о своем выборе. Если хочешь, устрою тебе собеседование в рекламном агентстве.

— Я не хочу работать в рекламе! — твердо заявила Виктория. — Я хочу быть учителем! — Она говорила это отцу уже в тысячный раз. В ответ тот раздраженно пожал плечами, а сестры надели наушники и стали смотреть фильм. Виктория была рада, что разговор с отцом окончен. Родителей интересуют только две вещи — ее фигура и ее заработок. Правда, время от времени они задавали ей вопрос о личной жизни, отсутствие которой, по их убеждению, было следствием пункта первого — ее полноты. Всякий раз, как поднималась эта тема, отец говорил, что стоит ей похудеть — и она тут же найдет себя парня. Виктория знала, что это отнюдь не главное, недаром столько стройных девчонок с идеальными фигурами, вдвое тоньше ее, кукуют в одиночестве. А толстухи прекрасно выходят замуж или по крайней мере вовсю крутят любовь. Она уже убедилась, что романтические отношения не связаны с весом, тут имеет значение множество других факторов. В ее случае играла негативную роль заниженная самооценка, сформировавшаяся из‑ за бесконечных тычков родителей. Они никогда не гордились ее достижениями и ни разу не были ею по‑ настоящему довольны, хотя и говорили на выпускной церемонии, как они рады тому, что их дочь получила диплом Северо‑ Западного университета. Но тут же добавляли, что лучше бы это был Университет Лос‑ Анджелеса или Южнокалифорнийский.

Что бы Виктория ни делала, они ни в чем ее не поддерживали. Им и в голову не приходило, что их постоянное недовольство оскорбительно и именно из‑ за этого дочь наотрез отказывается жить в Лос‑ Анджелесе. Викторию вполне устраивало, что их будет разделять целая страна, тогда ей придется видеться с родителями лишь на День благодарения да на Рождество, а когда‑ нибудь и эта необходимость отпадет. Сейчас ей хотя бы приятно видеться с Грейси. Когда же сестра уедет от родителей, навряд ли Виктория вообще станет их навещать. Они сумели оттолкнуть дочь от себя, а сами этого даже не заметили.

Из аэропорта сестры ехали в машине на заднем сиденье. Мать и отец вдохновенно обсуждали предстоящий ужин. Джим предложил зажарить стейки на гриле, он повернулся назад и подмигнул дочерям.

— Тебя, Вик, могу не спрашивать, я и так знаю, что ты голодна. А вот ты, Грейси, не возражаешь против барбекю? — Огорченная отцовской бестактностью, Виктория отвернулась к окну. Вот как к ней здесь относятся, вот кто она для них — вечно голодная толстуха!

— Я не против, папа, — неуверенно отозвалась Грейси. — А если тебе лень возиться, можем заказать что‑ нибудь китайское. Да и вообще, если вы с мамой устали, мы с Викторией можем вдвоем куда‑ нибудь сходить. — Девушки куда охотнее провели бы вечер без родителей, но боялись их обидеть. Джим же заверил, что с удовольствием займется стейками, если только ему не придется их есть вдвоем с Викторией, и остальные поддержали их. За каких‑ то пять минут он умудрился дважды обидеть старшую дочь. Ничего себе лето начинается! Что ж, понятно — дома все осталось по‑ старому. Несмотря на четыре года в колледже и полученный диплом, дома считают ее ненасытной обжорой.

Вечером они сидели в саду позади дома и ели зажаренное на гриле мясо. Кристина, впрочем, отказалась от стейка и ограничилась салатом. Она сказала, что наелась в самолете. А Грейси с Викторией и, разумеется, отец с удовольствием поглощали мясо. Грейс взяла себе печеную картошку, а Виктория не стала и только положила себе на тарелку салата.

— Ты не заболела? — с подчеркнуто озабоченным видом спросил ее отец. — В первый раз вижу, чтобы ты отказывалась от картошки.

— Пап, со мной все в порядке, — тихо ответила Виктория. Ее бесили его шутки, тем более что она уже приняла решение сесть на диету с первого дня каникул. Она даже отказалась от мороженого, чем, скорее всего, уберегла себя от новых нападок.

После ужина девочки устроились в комнате Грейси и включили музыку. Хотя в силу разницы в возрасте их вкусы не во всем совпадали, но все же многое из того, что нравилось Грейс, было по душе и Виктории тоже. Как же хорошо, что у нее есть любящая и любимая сестренка!

В это лето они много времени проводили вместе, особенно после того, как у Грейс начались каникулы. На День памяти павших вся семья ездила на уик‑ энд в Санта‑ Барбару. Виктория с удовольствием сама водила машину. Она вместе с Грейс ездила и по делам, и прогуляться, и целых два месяца сестры были неразлучны. Виктория повидалась кое с кем из своих одноклассников, некоторые из них тоже приехали домой после выпуска, другие еще учились в местных вузах. Близких друзей у нее не было, но радовало каждое знакомое лицо, особенно в преддверии скорого отъезда. Двое ее одноклассников продолжали учебу, и Виктория подумала, что, может быть, в будущем она последует их примеру в Нью‑ Йоркском или Колумбийском университете. Она повидалась с несколькими ребятами из своего класса. Никто из них раньше не обращал на нее особого внимания, но сейчас один ее бывший одноклассник пригласил ее на ужин и в кино, но оказалось, что им и говорить‑ то не о чем. Этот парень пошел в риелторы и не интересовался ничем другим, кроме денег. Известие о том, что Виктория выбрала работу учителя, не произвело на него никакого впечатления. Казалось, единственным человеком, готовым за нее порадоваться, оставалась сестра, которая считала, что учитель — действительно серьезная и благородная профессия. Для всех остальных она была дурехой, и все считали своим долгом сообщить, что она всю жизнь будет беднее церковной мыши.

Для Виктории же это лето, проведенное дома, означало возможность на долгие годы пополнить запас милых сердцу воспоминаний. Они с Грейси делились мечтами, страхами и надеждами и по секрету жаловались друг другу на родителей. Грейси считала, что ее чересчур опекают, и еще ее раздражало, как мама с папой ею хвастаются. У Виктории к отцу с матерью имелись претензии противоположного свойства: ее, наоборот, никогда не хвалили. Сестры будто выросли в двух разных семьях. Как будто их растили не одни и те же самые родители. И хотя невольной причиной того, что Виктория оказалась лишней и как будто невидимой в родной семье, была Грейси, она не держала на сестренку обиды и продолжала любить в ней ту крохотную девочку, которая однажды явилась к ней словно ангел с небес.

А для Грейси это лето, проведенное вместе с Викторией, стало последней возможностью всласть пообщаться с ненаглядной старшей сестрой. Каждое утро они вместе садились завтракать и без конца смеялись. Виктория возила Грейс с подружками в бассейн, играла с ними в теннис, причем всякий раз проигрывала — подружки Грейс были легче и проворнее. Она возила Грейси по магазинам и помогала выбирать вещи к новому учебному году, они вместе решали, что стильно, а что — нет. Вместе они листали журналы мод и обменивались впечатлениями. Ездили в Малибу и на другие пляжи, а иногда просто лежали в гамаках в саду и ничего не говорили, каждой клеточкой ощущая свое родство и наслаждаясь им.

Для Кристины это было лето отдыха, ведь младшей дочерью занималась Виктория, и она с радостью проводила время в свое удовольствие: не «пасла» дочерей, а ездила играть с подругами в бридж, который по‑ прежнему оставался ее любимым развлечением. Джим, несмотря на бурные протесты Виктории, все‑ таки устроил ей несколько собеседований, чтобы помочь найти «приличную» работу, получше той, что ждала ее в Нью‑ Йорке. Виктории было ужасно неловко тратить понапрасну чужое время, да и терять свое. Джим однажды даже накричал на нее, обозлившись на ее упрямство. Он обвинял дочь в глупости, кричал, что никогда ей ничего не достичь в этой жизни, работая в школе. Что ж, к подобным выпадам с его стороны Виктория давно привыкла, теперь ее этим не проймешь. В родной семье она никогда не была предметом гордости, в лучшем случае — насмешек, а чаще всего ее просто не замечали.

Как‑ то она призналась Грейси, что, будь у нее деньги, она бы, пожалуй, сделала пластику носа, может, когда‑ нибудь она так и поступит. Ей нравятся такие носики, как у Грейси, и хочется иметь такой же или какой‑ нибудь не менее симпатичный. Растроганная Грейси сказала, что Виктория и так красивая, и нос у нее нормальный. Грейси она нравилась и такой. Всю жизнь сестры испытывали друг к другу эту беззаветную любовь, она согревала и поддерживала обеих. Отец с матерью их тоже любили, но их любовь необходимо было заслужить — будь то внешним видом, достижениями (точнее — тем, насколько они отвечают их критериям успеха) либо способностью стать более успешными в глазах окружающих. Грейси всю жизнь купалась в похвалах, ею всегда можно было похвастаться. А Виктория, такая непохожая и такая другая, не чувствовала их любви. Ее любила только Грейси, согревала своей любовью старшую сестру, которую боготворила. Виктория тоже обожала Грейси и только молилась, чтобы она не стала такой, как их родители. Как бы она хотела увезти сестренку с собой! Обе с ужасом ждали того дня, когда Виктории надо будет улетать в Нью‑ Йорк.

Грейс помогла Виктории подобрать себе гардероб, чтобы хорошо выглядеть в глазах будущих учеников. На этот раз Виктории удалось выдержать диету, и к началу августа она уже влезала в двенадцатый размер. Правда, вещи двенадцатого размера были тесноваты, но носить уже можно. За лето ушло несколько фунтов, чего не желал замечать отец и продолжал до последнего дня приставать к дочери с вопросом, не собирается ли она худеть. Не заметила этого и Кристина, вечно недовольная дочкиной фигурой, сколько бы та ни весила. Ярлык, навешенный ей родителями еще в детстве, так и остался при ней. Она была и оставалась для них «большой девочкой», то есть толстухой. Виктория была убеждена, что каков бы ни был ее вес, родители продолжали бы считать ее «большой девочкой». Любые ее неудачи подробно обсуждались, а достижения оставались незамеченными. Они гордились лишь успехами младшей дочери. Такие вот у нее родители.

Последнюю неделю перед отъездом Виктории семья провела на озере Тахо. Время прошло замечательно. Отец снял чудный домик. Несмотря на ледяную воду, девочки с упоением катались на водных лыжах, а отец правил катером. Грейси заявила сестре, что главный плюс в ее работе — это возможность проводить лето вместе, а Виктория пообещала устроить ей экскурсию по Нью‑ Йорку. Еще ей очень хотелось показать сестре школу Мэдисон, может быть, даже дать поприсутствовать на своем уроке. Если, конечно, начальство не воспротивится. Но это дело будущего.

И вот настал день отъезда. Обе сестры нервничали — ведь им предстояло проститься надолго. По пути в аэропорт все хранили непривычное молчание. Накануне всю ночь девушки провели без сна, лежа в одной кровати, чтобы удобнее было разговаривать. Виктория предложила сестренке занять ее комнату, но Грейси наотрез отказалась: она не хотела лишать сестру своего места, когда та будет приезжать погостить. В аэропорту они долго стояли обнявшись, у обеих по щекам катились слезы. Несмотря на все клятвы и обещания, обе понимали, что отныне все будет иначе. Виктория начинает взрослую жизнь в другом городе, и Грейс понимала, что так для нее будет лучше. Единственное, что, они знали, останется неизменным, — это их любовь и взаимная привязанность. Все остальное изменится навсегда. Так и должно быть. Стó ит Виктории сейчас ступить на борт самолета — и она станет самостоятельной и взрослой. Теперь домой она будет приезжать только в гости. Ничто ее больше не связывает с этим домом, только болезненные воспоминания да сестренка Грейси. Момент появления Виктории на свет не стал для ее родителей счастливым. Виктория не оправдала родительских ожиданий и оказалась непохожей ни на одного из них, и они лишили ее своей любви — безотчетной и преданной родительской любви. Джим и Кристина были недовольны внешностью дочери, ее несходство с собой воспринимали как предательство, простить которое оказалось выше их сил. Да они и не пытались что‑ нибудь изменить, поддержать. Вместо этого они поднимали ее на смех, подкалывали ее или попросту обходили своим вниманием. Нет, они не были плохими родителями и честно выполняли свой родительский долг — заботились о старшей дочери. Но к ее душе ни один из них даже не попытался проложить дорогу. Виктория всегда чувствовала себя нежеланной и не оправдавшей надежд.

— Береги себя, милая, и не забывай звонить, — напутствовала мать, по привычке лишь слегка прижав к себе Викторию, как будто дочь была для нее слишком крупной и у нее не хватало рук обнять ее покрепче. Кристина была одной из тех женщин, которым природа недодала сердечного тепла. Ее чувств хватало только на мужа. Ему когда‑ то она отдала себя целиком, а на дочерей, даже младшую, души уже недоставало. Вот почему она всегда с радостью перепоручала заботу о Грейси старшей дочери.

— Уйдешь из школы — я найду тебе работу, не беспокойся, — пообещал отец, обнимая дочь. — Это у тебя ненадолго! — с улыбкой заверил он. — Голодать быстро наскучит. — Но Джим тем не менее сунул в руку Виктории чек на тысячу долларов. Щедрому подарку отца Виктория очень обрадовалась. Будет хоть чем заплатить за жилье, которое ей еще предстояло найти.

Они в последний раз обнялись с Грейс, и Виктория зашагала к зоне досмотра. Обернувшись, она увидела, что Грейси вздрагивает от рыданий, а отец обнял маму за плечи. Грейси стояла в сторонке, и они с Викторией обменялись понимающими взглядами. Приложив руку к губам, она послала сестре воздушный поцелуй и зашагала вперед, к новой жизни. Теперь годы, прожитые в Лос‑ Анджелесе, окончательно остались в прошлом.

Глава 8

На поиски жилья у Виктории ушло две недели, к концу первой она даже запаниковала. Нельзя же вечно жить в отеле, хоть ее и выручал папин чек. На жилье у нее были накоплены деньги от подработок летом и в весенние каникулы, а жить она будет на учительскую зарплату. Она позвонила в школу и спросила, нет ли среди учителей женщины, которой нужна соседка по квартире, но ей ответили, что таких нет. Тогда она позвонила в модельное агентство, где работала минувшим летом, и один из знакомых ей сотрудников сказал, что его друзья как раз ищут, кого бы взять на подселение. Он дал Виктории нужный телефон, и она сразу же перезвонила. Оказалось, что квартира находится в районе Восточных Восьмидесятых улиц, довольно близко от школы. Трое человек — два парня и девушка — искали четвертую соседку. Квартира была большой, а вот арендная плата была вполне приемлемой для Виктории. Она договорилась, что вечером того же дня, когда все вернутся с работы, подъедет посмотреть. По чудесному стечению обстоятельств квартира оказалась всего в шести кварталах от школы. Но прежде чем радоваться, надо было увидеть все своими глазами. Пока все складывалось настолько хорошо, что Виктория боялась поверить в удачу.

Дом был еще довоенной постройки, но в приличном состоянии, хотя явно знавал лучшие времена. Он стоял на Восточной Восемьдесят второй улице, рядом с рекой. Входная дверь внизу была заперта, и Виктории пришлось звонить, чтобы попасть внутрь. Она поднялась на лифте. Площадка была слабо освещена, но чистая. Дверь Виктории открыла молодая женщина лет тридцати в спортивном костюме. Она представилась как Банни — уменьшительное от Бернис (как выяснилось, она терпеть не могла свое полное имя), а работала она в картинной галерее где‑ то на окраине. Соседи‑ мужчины тоже были дома, специально приехали пораньше, чтобы познакомиться с Викторией. Одного звали Билл, он был однокашником Банни по колледжу и работал аналитиком на Уолл‑ стрит. Он рассказал, что собирается жениться, так что на следующий год съедет. По большей части он живет у невесты. Второй, по имени Харлан, гей, после получения диплома работал в Институте костюма музея «Метрополитэн». Он уже год жил в этой квартире. Все трое производили впечатление серьезных и приятных людей. Виктория рассказала, что будет преподавать в школе Мэдисон. Билл предложил Виктории бокал вина, они немного поговорили, а потом Банни отправилась к своим тренажерам. Виктория отметила про себя, что фигура у нее была что надо. Ребята оказались вполне симпатичными. Харлан обнаружил превосходное чувство юмора, говорил с протяжным южным говором и напомнил Виктории Бо, с которым после неудавшегося романа она больше так и не виделась. Родом Харлан был из штата Миссисипи.

Квартира оказалась большой и светлой, с просторной гостиной, маленьким кабинетом, столовой, кухней и четырьмя спальнями. Планировка квартиры была просто идеальной. И, что было существенно, она подпадала под действие закона об ограничении арендной платы. Свободная спальня оказалась небольшой, но очень удобной по пропорциям. Виктории было сказано, что она может приглашать гостей, хотя остальные постояльцы делали это редко и по вечерам часто отсутствовали. Все жильцы не были нью‑ йоркцами. Предназначавшаяся Виктории комната была пустой — без мебели. Харлан предложил ей последовать его примеру и съездить в «ИКЕА». Поскольку арендная плата лимитировалась законом, то Виктории, даже с ее скромным заработком, она была вполне по карману. Район же производил впечатление спокойного и безопасного, без крупных и шумных торговых центров и ресторанов. Ребята сказали ей, что в их доме по большей части живет молодежь и старички‑ старожилы. Викторию это вполне устраивало, и она прямо спросила, не возражают ли они против ее кандидатуры, на что новые знакомые дружно замахали руками. Банни еще перед уходом успела дать добро. К тому же ее знакомый из модельного агентства рекомендовал ее как славную девчонку и порядочного человека. Так Виктория нашла себе жилье. Со счастливой улыбкой Виктория пожала будущим соседям руки, задатка от нее они не потребовали, а въезжать она могла хоть сегодня, надо только купить хотя бы кровать. И еще Харлан сказал ей о фирме, которая прямо в день обращения может доставить матрас, нужно только сообщить им номер своей кредитки. Словом, добро пожаловать в Нью‑ Йорк!

⇐ Предыдущая 1 2 3 4 567 8 9 10 Следующая ⇒