Примечания 1 страница

Глава 2

Через год после того дня, как Виктория увидела фотографию королевы Виктории, в корне переменившую ее представление о себе, мама с папой сообщили, что скоро у нее появится братик или сестричка. Виктория пришла в восторг. У большинства ее одноклассников уже были братья и сестры, она оставалась в числе немногих, кто был единственным ребенком в семье, и теперь сразу принялась мечтать, как станет играть с малышом. У нее появится живая кукла! Виктория училась во втором классе. Однажды вечером она подслушала разговор родителей о малыше (они думали, что дочь уже спит), и прозвучало слово «оплошность». Что это означает, Виктория не поняла. Что, если с ним что‑ то не так? Вдруг он родится без ручек или без ножек? Или никогда не научится ходить? Она не знала, насколько серьезной была эта «оплошность», а спрашивать не решилась. Мама плакала, отец тоже был расстроен. Оба говорили, что их устраивает нынешнее положение дел, им вполне хватает единственной дочери. Виктория была послушным ребенком, сейчас, когда ей было уже семь, она не причиняла взрослым никаких хлопот. И еще на протяжении всей маминой беременности папа твердил, что рассчитывает на сына. Мама вроде бы тоже хотела мальчика, но на всякий случай теперь оформила детскую не в голубом, а в нейтральном белом цвете. Она усвоила предыдущий урок, когда Виктория застигла их врасплох, оказавшись девочкой. Мама Доусон и на сей раз предрекала им дочь. На это же втайне надеялась и Виктория. Как и в прошлый раз, родители не стали заранее определять пол ребенка. Кристина до последнего лелеяла надежду, что будет мальчик, но в душе опасалась нового сюрприза.

Непонятно почему, но родители Виктории, в отличие от дочери, не изъявляли по поводу будущего ребенка особых восторгов. Мама без конца сетовала, что малыш очень крупный, а отец поддразнивал Викторию и говорил, что хорошо бы ребенок пошел не в старшую сестру. При каждом удобном случае он напоминал ей о сходстве с прабабушкой. Фотографий прабабки сохранилось немного, но на тех, что были, она неизменно представала дородной женщиной в фартуке, без намека на талию, с широченными бедрами и мясистым носом. Неизвестно, что еще хуже — быть похожей на прабабушку или на эту некрасивую старуху — королеву, чью фотографию с собачонкой она видела в книжке. Изучив снимки прабабки, Виктория всерьез озаботилась величиной собственного носа. У нее был маленький нос, напоминавший луковичку, воткнутую в лицо посередине. Вот будет ужас, думала она, если у малыша окажется такой же. Но поскольку взрослые говорили о будущем ребенке как о «досадной оплошности», наверное, опасаться надо было куда более серьезных проблем. Мама с папой, конечно, не собирались объяснять Виктории, в чем, собственно, состоит эта оплошность, но она не забыла подслушанного однажды разговора. От этого Виктория лишь сильнее жаждала появления малыша, чтобы заботиться о нем и помогать ухаживать за ним по мере своих сил и возможностей. Она надеялась, что оплошность не отразится на нем роковым образом. Может, ручка окажется сломанной или на голове будет шишка…

На этот раз кесарево сечение делали в плановом порядке, и взрослые объяснили Виктории, что мама неделю проведет в больнице и увидеть ее и малыша она сможет только после того, как их выпишут домой. Ей сказали, таков порядок, и она гадала, не для того ли дается эта неделя, чтобы исправить дефект, причиненный этой загадочной оплошностью.

В день появления малыша на свет Джим пришел домой в шесть часов, как раз когда бабушка готовилась кормить Викторию ужином. Обе вопросительно посмотрели на папу, который с нескрываемым разочарованием сообщил, что родилась девочка. После чего все же улыбнулся и сказал, что на этот раз малышка очень хорошенькая и похожа на них с Кристиной. Это было такое облегчение, что он готов был даже закрыть глаза на пол ребенка. И еще Джим сказал, что, поскольку она такая красавица, они решили назвать ее Грейс^[1]. Бабушка Доусон даже заулыбалась, гордая тем, что опять угадала пол ребенка. Она‑ то с самого начала не сомневалась, что будет девочка! Джим сказал, что у малышки темные волосики и большие карие глаза, как у обоих родителей, а белизной кожи и идеальной формой рта она похожа на мать. Он сказал, что она настолько хороша собой, что ее уже сейчас можно снимать в рекламе товаров для младенцев. Ни слова не было сказано ни о каком увечье от «оплошности», беспокоившем Викторию на протяжении целых восьми месяцев, и девочка тоже вздохнула с облегчением. Она так надеялась, что с малышом все будет в порядке, и вот теперь это сбылось.

На другой день они позвонили маме в больницу. Голос у Кристины был очень усталым. От этого Виктория лишь укрепилась в своем решении во всем помогать в уходе за сестричкой.

Когда она наконец познакомилась с сестренкой, та показалась ей еще прекраснее, чем ее расписывали. Это был чудесный ребенок, на редкость складненький и с прелестной мордашкой. Таких детей обычно рисуют в книжках или, как сказал папа, снимают в рекламе. Бабушка Доусон немедленно закудахтала над малышкой и забрала ее у Кристины, Джим поспешил усадить мать в кресло, а Виктория попыталась получше рассмотреть сестренку. Ей до смерти хотелось взять ее на руки, расцеловать в обе щечки, баюкать и трогать за крохотные ножки. Она не испытывала ни малейшей ревности, а только радость и гордость.

— Ну правда же, красавица? — обратился к матери весьма довольный собой Джим, и та охотно согласилась. На этот раз никто не вспоминал его бабушку, для этого просто не было повода. Малышка Грейс была похожа на фарфоровую куколку, и все в один голос твердили, что очаровательнее младенца в жизни не видели. Она ничем не походила на старшую сестру, голубоглазую и белокурую. Трудно было даже представить себе, что это родные сестры. А точнее — что Виктория тоже принадлежит к этой семье темноглазых брюнетов. И крепкой фигурой она не походила ни на кого из своих родных. Родившуюся девочку никто не сравнивал с королевой Викторией, и никто не шутил обидно по поводу ее носа. У нее носик был крошечный, как у сказочной феи, такие еще можно встретить на старинных медальонах — в точности как у Кристины. С момента ее появления на свет было ясно, что Грейс — одна из них, тогда как Виктория скорее напоминала подкидыша, оставленного на пороге их дома. Грейс была само совершенство, и Виктория смотрела на нее с обожанием. Уж скорее бы взрослые положили малышку, тогда она тоже сможет подержать ее на руках! Это была ее сестренка, она так долго ее ждала. Виктория полюбила ее задолго до ее появления на свет, и вот наконец малышка здесь, рядом.

Джим, как всегда, не удержался от шуток в адрес старшей дочери. Это у него было в характере — веселиться за чужой счет. Среди друзей он слыл хохмачом и не испытывал ни малейших угрызений совести из‑ за своих подчас бестактных шуток. Сейчас, когда Виктория с нежностью смотрела на малышку, он повернулся к ней с насмешливой улыбкой.

— Похоже, ты у нас была первый блин. — Он ласково потеребил ей волосы. — На этот раз мы удачно скорректировали рецепт, — радостно объявил он, а бабушка Доусон объяснила, что первый блин обычно выходит комом. Он никогда не получается таким, как нужно, — либо температура сковороды не та, либо тесто жидкое или, наоборот, густое. Поэтому его обычно выбрасывают, регулируют огонь, подправляют тесто, и дальше все идет как надо. Викторию вдруг охватил ужас: вдруг теперь, когда Грейс удалась на славу, ее выкинут на помойку? Но про это ничего сказано не было. Мама с бабушкой и маленькой сестренкой поднялись наверх, Виктория с благоговением последовала за ними. Она держалась на почтительном расстоянии и молча наблюдала за тем, что делают взрослые. Она хотела научиться ухаживать за сестренкой с такой же ловкостью. Виктория не сомневалась, что, когда бабушка уедет к себе, мама позволит ей ухаживать за малышкой. Она уже спрашивала об этом маму, и та обещала.

Новорожденную переодели в крошечную розовую распашонку и завернули в одеяльце, после чего Кристина покормила ее из бутылочки, привезенной из больницы. Потом она дала малышке срыгнуть и уложила в кроватку. Наконец‑ то у Виктории появилась возможность как следует разглядеть сестренку. И действительно, такой красивой девочки она еще никогда не видела. Впрочем, она любила бы ее не меньше, даже если бы она не была такая красавица, а напоминала бы королеву Викторию или нос у нее был бы картошкой. И внешность малышки не имела для нее никакого значения, не то что для взрослых.

Воспользовавшись тем, что мама с бабушкой увлеклись разговором, Виктория дала малышке палец, и та, глядя на сестру, крепко за него ухватилась. Для Виктории это был самый счастливый момент в жизни, она ощутила связь с сестренкой, которая, она знала, будет только крепнуть и не прервется никогда. Она дала себе обещание заботиться о сестре всю жизнь и никому не позволять ее обижать и доводить до слез. Она хочет, чтобы жизнь маленькой Грейс была безмятежной, и будет делать для этого все возможное. Тут малышка закрыла глазки и уснула, а Виктория осталась стоять у кроватки и не могла оторвать от нее глаз. Какое счастье, что «оплошность» прошла без последствий и что у нее наконец есть Грейси!

Потом Виктория задумалась над словами отца о «первом блине». Неужели это правда? Неужели ее произвели на свет с единственной целью — чтобы исправить возможные огрехи, прежде чем родить Грейс? Если так, то им это действительно удалось. Более милого ребенка Виктория еще никогда не видела, то же говорили и взрослые. На какой‑ то миг Виктории захотелось, чтобы в роли «первого блина» оказался кто‑ то другой, а не она, чтобы мама с папой относились к ней так же, как сейчас отнеслись к Грейс. Ей захотелось, чтобы ее считали удачным ребенком, а не каким‑ то пробным экземпляром, после которого требуется корректировка. И какую бы цель ни преследовали родители, когда произвели ее на свет, главное — чтобы им никогда не пришло в голову избавиться от нее. Теперь у нее было только одно желание — всю жизнь находиться рядом с Грейс, стать лучшей на свете старшей сестрой. И как же хорошо, что крошке не досталось от прабабушки этого ужасного мясистого носа!

Потом она спустилась вниз и вместе со взрослыми села обедать, пока малышка мирно спала наверху. Мама говорила, что в первые несколько недель она будет много спать. За обедом Кристина рассуждала о том, как побыстрее вернуться в форму, Джим наливал взрослым шампанского и с улыбкой поглядывал на Викторию. На старшую дочь он всегда смотрел с долей иронии, как если бы их объединяла какая‑ то тайная шутка или же она сама была этой шуткой. Виктория так и не разобралась, что именно скрывалось за этим взглядом, но ей нравилось, когда папа ей улыбался. А теперь она была счастлива еще и тем, что у нее появилась чудесная младшая сестра. Не о такой ли сестренке она всю жизнь мечтала? О сестренке, которую она будет любить и которая станет так же сильно любить ее в ответ.

Глава 3

Мама научила Викторию, как ухаживать за новорожденной. Когда Грейс исполнилось три месяца, Виктория уже умела ловко менять малышке подгузники, могла ее искупать, одеть, покормить и подолгу с ней играла. Они были неразлучны. Кристине это давало желанную передышку. Пока с малышкой занималась Виктория, она могла позволить себе сыграть в бридж с подругами или посетить урок игры в гольф, и четыре раза в неделю она ходила в фитнес‑ центр. Она успела подзабыть, как много времени и сил отнимает маленький ребенок. А Виктория с удовольствием ей помогала. Едва вернувшись домой после школы, она бежала мыть руки, вынимала из кроватки малышку и занималась ею вплоть до вечера. Именно Викторию крошка Грейси наградила своей первой улыбкой, и было очевидно, что малышка ее просто обожает — как обожает ее старшая сестра.

Годовалая Грейс оставалась картинно‑ красивым ребенком. Всякий раз, как Кристина отправлялась с дочерьми в супермаркет, на нее непременно обращали внимание. В Лос‑ Анджелесе, где жила семья, повсюду рыскали охотники за хорошенькими мордашками. Кристине без конца предлагали снять девочку в кино, в телепрограмме, в рекламном ролике или для печатной рекламы. Джиму тоже доставалась своя доля лестных предложений, стоило ему лишь показать кому‑ то фотографию младшей дочери. Виктория как завороженная смотрела, как к маме подходят незнакомые люди и предлагают снять Грейс в рекламе, в телешоу или в кино, а Кристина всякий раз вежливо, но твердо отказывается. Они с Джимом не собирались зарабатывать деньги на ребенке, но чувствовали себя польщенными и частенько хвалились перед друзьями. Виктория слышала эти разговоры и чувствовала себя невидимкой. Когда к ее маме подходили с подобными предложениями, саму Викторию будто никто не замечал. Все видели только одного ребенка — Грейс. Виктория принимала это как должное, но порой ее одолевало любопытство: интересно, как это — сниматься в кино или на телевидении. Как чудесно, что Грейси такая хорошенькая! Виктория обожала наряжать сестренку, как куклу, и перевязывать ее темные кудряшки яркой лентой. Грейс уже начала ходить, а когда она впервые произнесла ее имя, Виктория растаяла. При каждом появлении старшей сестры малышка заливалась радостным смехом.

Когда Грейс исполнилось два года, а Виктории — девять, после скоротечной болезни умерла бабушка Доусон, и у Кристины в уходе за малышкой осталась единственная помощница — Виктория. Раньше, пока была жива мать Джима, они никогда не приглашали нянек со стороны, сидеть с детьми помогала бабушка. Теперь, после кончины свекрови, Кристине пришлось искать надежную няню, на кого можно было бы оставить детей, если они с Джимом куда‑ то выходили вечером. В этом качестве она перепробовала нескончаемую череду молоденьких девчонок, которые, казалось, приходили для того только, чтобы болтать по телефону и смотреть телевизор, в то время как за ребенком присматривала Виктория. Впрочем, обеих сестер такой вариант устраивал. Виктория взрослела и делалась все более ответственной, а Грейс с каждым годом хорошела. Она была веселого нрава, постоянно улыбалась и смеялась. Старшая сестра, единственный человек в семье, умела заставить ее рассмеяться сквозь слезы и забыть о своих бедах. Кристина справлялась с маленькой дочкой не так успешно и охотно перепоручала ее Виктории. А Джим по‑ прежнему продолжал прохаживаться насчет ее миссии «первого блина». Теперь Виктория уже прекрасно понимала, что это означает, — всего лишь что Грейс красавица, а она — нет и что вторая попытка у родителей вышла более удачной. Однажды она рассказала об этом своей подружке, и та пришла в ужас — в отличие от самой Виктории, которая давно уже свыклась с таким прозвищем: отец называл ее так при каждом удобном случае. Пару раз Кристина пробовала его остановить, но Джим возразил, что дочь понимает: это всего лишь шутка. На самом же деле Виктория была с ним согласна. Она давно пришла к выводу, что действительно вышла «комом», зато Грейси — настоящая удача. И бесконечные комплименты в адрес Грейси лишь утверждали ее в этом мнении. Виктория давно укрепилась в мысли о себе как о невидимке. Высказавшись о том, как прелестна и очаровательна Грейс, люди обычно не знали, что сказать о Виктории, и чаще всего вообще ничего не говорили.

Виктория не была дурнушкой, она просто была обыкновенная. У нее были симпатичные, но заурядные черты, безыскусное лицо и прямые светлые волосы — кудряшки с годами совершенно распрямились, — ничего общего с ореолом черных завитушек на голове сестренки. У нее были большие, наивные голубые глаза — цвета летнего неба, но темные глаза родителей и сестры Виктория находила куда более выразительными и эффектными. И потом, у них же у всех цвет глаз одинаковый! И волосы. Она же будто из другой семьи! И кость у родителей и у Грейс была узкая, правда, отец высокий и статный, а мама с сестренкой — миниатюрные и изящные, с тонкими чертами лица. Грейс была дочерью своих родителей. Виктория же совсем другой породы. В ней было что‑ то основательное — крепкая кость, широкие плечи. Она была здоровым ребенком с румяными щечками и выступающими скулами. Единственной примечательной чертой ее совершенно обыденного облика можно было считать длинные ноги, придававшие ей сходство с молодой лошадкой. Но и эти длинные и худые ноги казались не вполне подходящими к ее коренастому телу, как когда‑ то заметила бабушка Доусон. У Виктории был коротковатый торс, отчего ноги казались непропорционально длинными. Но несмотря на широкую кость, двигалась Виктория легко и изящно. Для своего возраста она была крупновата — не настолько, чтобы считаться толстой, но и стройной ее нельзя было назвать. Папа всегда говорил, что ее и на руки‑ то не возьмешь, такая она тяжелая, тогда как Грейс он подкидывал в воздух, как пушинку. Кристина даже после родов оставалась худенькой, да к тому же неустанно занималась в тренажерном зале, что позволяло ей поддерживать великолепную форму. Джим, при своем высоком росте, тоже всегда был поджарым, неудивительно, что Грейс, которая во всем пошла в родителей, не была пухлым ребенком.

Главным качеством Виктории можно было назвать ее непохожесть на остальных членов семьи. Эта непохожесть была такой сильной, что становилась заметной всем окружающим. Недаром Доусонов не раз спрашивали (и Виктория это слышала), не приемная ли у них дочь. Это было похоже на то, как учитель показывает в классе картинки с изображением яблока, апельсина, банана и пары калош и спрашивает, какая картинка не из этого ряда. Такой же лишней парой калош ощущала себя Виктория в родной семье. Это странное чувство преследовало ее всю жизнь, она ощущала себя не такой, как ее близкие. Другой. Если бы она была хоть чем‑ то похожа на одного из родителей, Виктория бы чувствовала, что она здесь своя. А так она ощущала себя пришельцем в родной семье, единственной, кто выпадает из общего ряда, и никто никогда не называл ее красивой, как Грейси. Та была просто картинкой, а Виктория — некрасивой старшей сестрой. Белой вороной.

И еще одно обстоятельство усугубляло ситуацию. У Виктории с рождения был отменный аппетит, что было опасно при ее склонности к полноте. Она любила большие порции и всегда вылизывала тарелку дочиста. Обожала пироги и конфеты, мороженое и хлеб, особенно свежий, еще теплый. В школе до последней крошки съедала обильный ланч. Не могла отказать себе в тарелке картошки фри, хот‑ доге или в порции карамельного мороженого. Джим тоже любил хорошо поесть, но он был взрослый подвижный мужчина и не толстел. Кристина же питалась одной вареной рыбой, овощами на пару, салатами — всем тем, что терпеть не могла Виктория. Девочка предпочитала чизбургеры, спагетти и фрикадельки и даже в раннем детстве частенько просила добавки, несмотря на неудовольствие отца, а порой и его насмешки. Никто в семье не отличался склонностью к полноте, только Виктория. И не было случая, чтобы она забыла поесть. Сытость придавала ей уверенности.

— Юная леди, однажды ты пожалеешь о своем аппетите, — частенько предостерегал ее отец. — Не хочешь же ты, чтобы тебя к моменту поступления в колледж разнесло! — До колледжа еще так далеко, а картофельное пюре — вот оно, на столе, рядом с блюдом жареной курятины. Зато в питании Грейс Кристина всегда проявляла большую осмотрительность. Она объясняла, что у младшей дочери совсем другое телосложение, такое же, как у нее, хотя Виктория тайком угощала сестру сладостями, от чего та приходила в восторг. Стоило Виктории достать из кармана леденец на палочке, как сестренка радостно вскрикивала, поэтому даже единственный леденец Виктория неизменно отдавала сестренке.

В школе Виктория успехом никогда не пользовалась, а водить друзей домой не позволяли отец с матерью. Мама говорила, что ей вполне хватает того, что двое собственных детей устраивают дома бог весть какой кавардак. Кристина была знакома с несколькими подружками дочери, но они ей не нравились. Она придиралась к ним по любому поводу, поэтому Виктория вскоре перестала водить друзей домой. В результате ее тоже никто к себе не приглашал, ведь ответного визита ждать не приходилось. К тому же она вечно спешила домой, чтобы заняться малышкой. В классе у нее были подружки, но дальше стен школы эта дружба не шла. Первые школьные годы оказались у Виктории омрачены одной трагедией — в четвертом классе она осталась единственной девочкой, не получившей валентинку в День всех влюбленных. Она пришла домой в слезах, но мама велела ей выбросить эту дурь из головы. На следующий год Виктория сказала себе, что ей наплевать, получит она валентинку или нет, и приготовилась к очередному разочарованию. Но на этот раз она получила валентинку от одной своей одноклассницы, такой же рослой, как и Виктория. Все мальчики в классе были ниже их ростом. Та вторая девочка была даже выше Виктории, но зато худая, как жердь.

Другая трагедия случилась с ней в возрасте одиннадцати лет, когда Виктория обнаружила, что у нее растет грудь. На какие только ухищрения она ни шла, чтобы ее спрятать, — будь то мешковатые свитера, просторные фланелевые рубахи, а то и просто одежда двумя размерами больше. Но грудь, к превеликому огорчению Виктории, продолжала расти. А к седьмому классу у нее уже была вполне женская фигура. Она часто думала о своей прабабушке, дородной женщине с широкими бедрами и большим бюстом. Виктория молила Бога, чтобы никогда не стать такой же, как она. Правда, ноги у Виктории были длинные и стройные. Виктория еще не понимала, что это ее главное достоинство. Друзья родителей частенько называли ее «большой девочкой», но было неясно, что они имеют в виду — длинные ноги, большую грудь или крепкое сложение. Бывало, не успеет она понять, на какую часть ее тела обращен взгляд говорящего, а он уже повернулся к изящной Грейси. Рядом с сестрой Виктория ощущала себя великаншей. Рослая, с оформившейся фигурой, она казалась намного старше своих лет. В восьмом классе учитель изобразительного искусства назвал ее «рубенсовской барышней», а Виктория не осмелилась уточнить, что он имел в виду, да ей не очень и хотелось. И так ясно, что это художественный, более деликатный синоним все той же «большой девочки», характеристики, которую она ненавидела всей душой. Она не хотела быть такой. Она хотела быть миниатюрной, как мама с сестренкой. Тогда же, в восьмом классе, Виктория остановилась в росте, достигнув пяти футов семи дюймов, что вовсе не было аномально высоким ростом, но определенно выделяло ее среди одноклассниц и тем более одноклассников (мальчики, как известно, пускаются в рост позже). Она чувствовала себя каким‑ то чужеродным существом.

Когда Виктория училась в седьмом классе, Грейси пошла в детский сад, и в группу ее всегда отводила сестра. Мама подвозила обеих девочек к школе, высаживала и тут же уезжала, а Виктория с нескрываемым удовольствием доводила сестренку до группы и смотрела, как та осторожно входит в класс, оборачивается и посылает сестре воздушный поцелуй. На протяжении всего учебного года она присматривала за Грейси на переменах, а после занятий забирала ее и везла домой. Все это продолжалось и в восьмом классе, когда Грейси уже пошла в начальную школу. Но занятия учащихся последних четырех классов — с девятого по двенадцатый — проходили уже в другом здании и на другой улице. Кто же будет присматривать за Грейси, волновалась Виктория, кто приглядит за ней на переменке? Виктория будет скучать по сестренке. А Грейси станет скучать по ней, ведь она привыкла во всем полагаться на нее и радовалась, что сестра то и дело заглядывает в класс, чтобы убедиться, что у нее все в порядке. В день, когда Виктория окончила восьмой класс, сестры дружно расплакались. Грейси даже заявила, что не хочет осенью идти в школу без Виктории. Восьмой класс стал для Виктории концом целого этапа жизни, которым она так дорожила. У нее легче на сердце, когда сестренка была рядом. Делом ее жизни было заботиться о сестре. И в этом ей не было равных.

Летом перед старшей школой Виктория впервые села на диету. В каком‑ то журнале она прочла рекламу травяного чая и заказала себе упаковку, сэкономив на карманных расходах. В рекламе обещалась гарантированная потеря десяти фунтов веса, и ей ужасно захотелось прийти в девятый класс постройневшей и более стильной. Половое созревание и данная от природы конституция привели к тому, что Виктория весила на десять фунтов больше, чем нужно в ее возрасте, — так сказал семейный врач. Травяной чай оказался даже более эффективным, чем ожидалось, и Виктория несколько недель ходила совершенно больная. Грейс говорила, она вся зеленая, и спрашивала, зачем она пьет такой противный чай. Родителям девочки ничего не сказали, а те словно и не замечали, что творится со старшей дочерью. Чай привел к свирепой диспепсии, Виктория надолго засела дома, а всем говорила, что у нее грипп. Кристина успокаивала мужа, истолковывая недомогание дочки как обычную нервозность перед переходом в новую школу. В конечном итоге чай сыграл свою роль — переболев, Виктория сбросила восемь фунтов и теперь была довольна своим весом.

Доусоны жили на краю Беверли‑ Хиллз в уютном жилом районе. Это был все тот же дом, в котором семья жила, когда родилась Виктория. В своем рекламном агентстве Джим давно уже не был рядовым сотрудником, он поднялся до руководящей должности. Его карьера складывалась успешно, а Кристина занималась домом. Супругам было по сорок два года, они прожили вместе уже двадцать лет, и их жизнь являла собой хорошо отлаженный механизм. Они были рады, что ограничились двумя детьми, которыми были вполне довольны. Джим любил приговаривать, что у Грейс есть красота, а у Виктории — мозги и они сумеют найти себе достойное место в этом мире. Он хотел, чтобы Виктория поступила в хороший колледж и сделала карьеру. «Рассчитывать будешь на свои мозги», — твердил он, как будто ей нечем было больше похвастаться.

— Этого мало! — возражала Кристина. Ее порой тревожило, что Виктория растет такой умной. — Мужчины умных не любят. — Мама не скрывала своей обеспокоенности. — Им еще и внешность подавай. — В последний год она пилила дочь за лишний вес и теперь была довольна, что та похудела, хотя понятия не имела, на что пришлось пойти девочке, чтобы за месяц сбросить восемь фунтов. Кристине хотелось видеть дочь не только умной, но и привлекательной. Насчет Грейси родители волновались куда меньше, при ее красоте и очаровании она, казалось, уже в семь лет способна покорить мир. Во всяком случае, отец был ей рабски предан.

В конце лета, перед переходом Виктории в старшие классы, семья на две недели уехала отдохнуть в Санта‑ Барбару, где все они отлично провели время. Как уже бывало и раньше, Джим снял домик в Монтечито, и они каждый день ходили купаться. Как‑ то раз Джим прошелся насчет фигуры старшей дочери, после чего Виктория влезла в свободную рубашку поверх купальника и наотрез отказывалась ее снимать. После реплики насчет пышного бюста Джим попытался загладить оплошность тем, что похвалил ее стройные ноги, но это уже не помогло. Он вообще чаще делал замечания по поводу ее внешности, чем хвалил за успехи в учебе. Отличные оценки Виктории для него были привычными, зато отец никогда не скрывал своего разочарования внешними данными дочери, как если бы она его в чем‑ то подвела и эта ее неудача бросала тень на него самого. Все это она уже слышала раньше, и неоднократно. Каждый день родители подолгу гуляли по берегу, в то время как Виктория оставалась с Грейси и вместе с ней строила из песка замки, которые Грейси украшала цветами, камешками и палочками от леденцов. Грейси обожала играть со старшей сестрой, и Виктории нравилось доставлять девочке радость. А вот извечные шуточки отца в ее адрес Викторию больно задевали. Мама же делала вид, что ничего не замечает, не пыталась ее утешить и ни разу не встала на ее защиту. Виктория прекрасно понимала, что ее внешностью мать тоже разочарована.

Тем летом в Монтечито Виктории понравился один мальчик, он жил в доме через дорогу. Мальчика звали Джейк, он был ее ровесник и осенью должен был уехать на юг Калифорнии в специализированную школу. Он спросил у Виктории разрешения писать ей, та с радостью согласилась и дала ему свой лос‑ анджелесский адрес. Вечера они часто проводили вместе, делились своими тревогами перед старшей школой. А однажды в темноте, когда они поочередно потягивали пиво из бутылки, втихаря взятой в баре его родителей, и покуривали сигаретку, Виктория призналась, что никогда не пользовалась успехом у мальчиков. Джейку это показалось странным. Он считал ее умной, интересной девчонкой. Ему нравилось с ней разговаривать, она казалась таким славным человеком. Виктория до этого ни разу не пробовала ни пива, ни сигарет, и, когда в тот вечер она вернулась домой, ей стало плохо, ее рвало. Но никто этого не заметил. Мама с папой уже ушли в спальню, Грейси давно спала в своей комнате. На другой день Джейк уехал, перед началом учебного года ему с родителями еще предстояло навестить бабушку с дедушкой в Лейк‑ Тахо. У Виктории не было ни бабушек, ни дедушек, правда, она не особенно переживала по этому поводу — по крайней мере, никто, кроме родителей, не прохаживается насчет ее внешних данных. Мама уже решила за нее, что осенью она подстрижется короче и начнет ходить на тренировки. Кристина хотела, чтобы дочь занималась гимнастикой или балетом, не задумываясь о том, как нелепо будет чувствовать себя перед другими девочками рослая Виктория, одетая в трико. Виктория предпочла бы, чтобы все оставили ее в покое. Уж лучше вообще не следить за фигурой, чем так унижаться, или сесть на диету и пить этот мерзкий травяной чай.

После отъезда Джейка Виктория заскучала. Интересно, думала она, напишет ли он ей хоть раз? Последние дни в Монтечито она провела, играя с младшей сестренкой. Разница в семь лет никогда не смущала Викторию, с Грейси ей всегда было весело. А отец с матерью и всегда считали, что большая разница в возрасте только на пользу дочерям. Старшая не испытывала к младшей ни малейшей ревности, а теперь и вовсе превратилась в надежную няню, на которую всегда можно оставить младшую дочь. Что они и делали всякий раз, как куда‑ то шли, а случалось это все чаще и чаще, ведь девочки уже подросли.

⇐ Предыдущая 123 4 5 6 7 8 9 10 Следующая ⇒