Наливкина. Локоть. Краснова. Ковинько

Наливкина

Запись Елены Сергеевны от 13 октября 1934

«У М. А. плохо с нервами. Боязнь пространства, одиночества, полгода боится выходить на улицу один. Проводила его до Театра, потом - зашла за ним. Думает, не обратиться ли к гипнозу, когда мы идем вместе, он спасается тем, что рассказывает что-нибудь смешное.

Локоть

Телефонный звонок Сталина Пастернаку не прошёл бесследно.

14 июня в Чердынь приходит официальная телеграмма, приговор пересмотрели. Мандельштам получает право выбора места своей ссылки по формуле «минус двенадцать», ему запрещено проживание в Москве, Ленинграде и еще десяти крупнейших городах Советского Союза.

Краснова

Около 25 июня 1934 года они прибывают в Воронеж.

Жильё найти сложно, ведь он «враг народа», денег практически нет, вынуждены переезжать, наконец, находят комнату в доме в овраге на улице Вторая Линейная,

Это какая улица?

Улица Мандельштама.

Что за фамилия чертова! -

Как ее ни вывертывай,

Криво звучит, а не прямо.

Мало в нем было линейного.

Нрава он не был лилейного,

И потому эта улица

Или, верней, эта яма -

Так и зовется по имени

Этого Мандельштама.

Ковинько

(В Воронежской ссылке Мандельштам переносит инфаркт, лишён заработка, в течение трёх лет вынужден просить деньги у родственников и друзей, чтобы только выжить. )

Из письма М. Корнею Чуковскому.

« Правы меня осудившие. Я нашел во всем исторический смысл. Хорошо. Я работал, очертя голову. Меня за это били. Отталкивали. Создали нравственную пытку. Я все-таки работал. Отказался от самолюбия. Считал чудом, что меня допускают работать. Считал чудом всю нашу жизнь. Через 1 1/2 года я стал инвалидом. К тому времени у меня безо всякой новой вины отняли все: право на жизнь, на труд, на лечение. Я поставлен в положение собаки, пса…

Я тяжко и неизлечимо болен и лишен всякой возможности лечиться. Мне нечего есть. Я живу в нищете.

Я — тень. Меня нет. У меня есть одно только право — умереть. »

Уходят. Появляется Нефёдова.

⇐ Предыдущая 1 2 3 4 5 6 7 8910 Следующая ⇒