|
|||
Второй абзацI - Итак, что нам известно, в общем? – пробормотала Саша, дуя на свой горячий свежий кофе. Я не был особым мастером в готовке кофейных зерен, но на то у меня есть машинка. А ею работать я научился. Потом и кровью. Точнее, ложкой и пакетом дешевого кофе. - Гордеев был влюблен в Иру много месяцев. Помимо этого, мы знаем, что у него было дурное воспитание, из-за чего он рос скромным и молчаливым. Его предсмертная записка — это копия работы Коли на конкурс от имени вуза. - Много ли можно узнать из анализа обычной копирки? – задумчиво пробормотала Саня, вертя в руках ещё не распечатанный мой конверт. Я решил, что сделать это надо при всех. - Мало. Но хватит, чтобы понять, что было общего у него с моим братом, - буркнул я, все ещё крутясь вокруг кофемашины, готовя ещё три порции для подошедших позже однокурсников. Всё это время образ Коли стоял у холодильника, я видел его на периферии зрения каждый раз, как переводил взгляд в другую точку. Его присутствие знатно меня напрягало, но это единственный выход из данной ситуации. Говорят, что чем четче ты представляешь ситуацию, тем легче её решить. Не знаю, касалось ли это ярой фантазии, но… - Дебил ты, ты сахара накидал больше, чем любит Ваня. Теперь надо запомнить чашки. Даже ответить не могу на это колкое замечание – Саша сочтет сумасшедшим. Лишь гневно рыкнув, я поменял местами чашки Иры и Вани, забирая из машинки сосуд с уже готовым и горячим кофе. Терпкий аромат по кухне стал отчетливее, отчего я невольно сделал глубокий вдох этого запаха. Милый привкус. - Итак, какие мысли?.. – взяв свою кружку в руки, я присел за стол напротив Саши, внимательно глядя в её глаза. Та неопределенно повела плечом. - Сложно судить, пока мы не вскрыли конверт. Не знаю, зачем кому-то нужно было убивать Гришу. Тем более, как он связан с Андреевым и причем тут твой брат… Много вопросов, ответы на которые мы получим лишь со временем. - Рационально, - сухо обронил все ещё стоявший у холодильника Коля, - твоя подружка достаточно правильно выставляет акценты. Поскольку он был отражением моих мыслей, всё верно. Саша умела мыслить здраво, даже если её разум был запятнан сентиментальностями. Я сделал глубокий глоток, смакуя привкус как можно дольше. За окном уже стемнело, легкий бриз с открытого балкона ласкает мои пятки в розовых тапочках. Хорошо, хоть не белых. - Слушай… Пока никого нет, - неуверенно повела плечом Саня, водя пальцем по краю кружки, - расскажи про своего брата? Я так мало о нём знаю, мы встречались только однажды – на твоём пятнадцатилетии. - Тогда он как раз вернулся из командировки в Самару, - кивнул я, припоминания тот день. Было мало гостей – мои родители, брат с Дианой, которая ещё была лишь его девушкой, да Саша с Ваньком. Гусарова я знаю достаточно долго, но у нас нет той же связи, что с Сашей. Как по мне он слишком вспыльчивый, что ставит между нами какой-то немой барьер недопонимания. - Ну… - я глубоко вздохнул, поднимая взгляд к потолку. Мне не хватало денег и времени натянуть потолки, поэтому была отчетливо видна уже отсохшая и облезшая штукатурка. Выглядела она, на удивление, крайне эстетично. Мой брат был преподавателем литературы в нашем вузе, его же и заканчивал. Тут он учился на одном курсе с Дианой, с которой они позже стали встречаться, а позже женились. Не скажу, что они были плохой парой. Наоборот, между ними была такая химия, которая чувствовалась, а не виднелась. И, по-моему, это лучше, чем видеть, но не чувствовать. Они не вели милые беседы, не делали лестных комплиментов по поводу внешнего вида, но они всегда болтали о своих темах, умели находить общий язык. Было что-то в том, как он незаметно для всех сжимал её ладонь, слабо улыбаясь уголками губ. Как она проводила ладонью по его короткой щетине на щеке. Коля всегда был слишком податливым, но жестким человеком. Наверное, поэтому должность преподавателя далась ему легко. До нашего вуза он пытался быть переводчиком, на кого и учился, собственно, но позже понял, что это занятие совсем не для него. Или он только так думал. - Помимо этого я был хорошим собеседником, - поддакнул образ Коли, неожиданно оживившись от воспоминаний о брате. Кто бы сомневался. С этой его слабой улыбкой, он производил впечатление эдакого Гендальфа, Дамблдора и Сарумана в молодости одновременно. Он наперед знал всё, что ты скажешь, по крайней мере, я. Он не заступался за меня перед хулиганами, когда они меня били, но учил как защищаться и поддерживал мой моральный дух. Думаю, благодаря нему я такой хладнокровный сейчас, когда вокруг происходит такая жесть. - Твой брат был хорошим человеком, - выслушав меня, Саня мило улыбнулась. Хорошим-то он был. - Почему я мертв? – услышав эту мысль, Коля удивленно выгнул бровь, взглянув на меня, - ты разве не понимаешь? Если бы понимал, не задавался этим вопросом. Но, судя по срокам получения этой записки архивом, Коля погиб через месяц после того, как эта записка выиграла конкурс и попала в архив. - Если ты это понимаешь, что тебя смущает? – губы Коли сжались в тонкую полоску от недовольства, - машина? Она в том числе. - Копия моей работы у Гордеева? Она тем более. Мы ею же и занимаемся. От ненужных мыслей меня спас звонок в дверь. Тяжело вздохнув, я поднялся с места и отправился в прихожую. Когда все «гости» расселись за столом с кружками кофе, наш взгляд прицепился к лежащему в центре стола конверту с оригиналом работы Коли, копией которого является записка Гордеева. Мы в тишине переводили с неё взгляд друг на друга, не решаясь произносить коронную фразу. Наконец заговорил Ваня. - Хорошо. Мы уже вдоволь пропитали этот конверт нашими взглядами, теперь он заряжен энергией Ки. Гнат, открывай уже, демоны не утащат. - Очень смешно, - огрызнулся я, протягивая руку к конверту. Демоны не сгрызут, это да. Но куда деться от страха по неизвестному? Я не видел этой работы, не знаю деталей, но знаю в чем суть и что в этом проклятом желтом конверте, который год пылился в архиве, даже не удосужившись посвятить меня в тонкости этого письма. Коля много молчал о том, что творится у него на душе, но это бред, что ему вдруг захотелось бы убить себя в аварии. Это просто выдуманная работа. - Мысль о том, что её использовал Гордеев именно для этих целей, тебя пугает, я прав? – флегматично спросил у воздуха Коля, сидя за моей спиной. Умелая формулировка. Я взял лежавший рядом со мной нож для вскрытия конвертов и одним проверенным движением разрезал верхнюю половину закрывашки конверта. Я помню, как отец ловко открывал письма от своих коллег по цеху, а затем указательным и большим пальцем вытаскивал бумагу, небрежно расправлял её легким движением руки, поправлял очки на носу и приступал к чтению. Но мне сейчас было не до эстетичности. Я коснулся бумаги в конверте. Непонятный страх всё больше нагнетал, но именно поэтому я резко вытянул конкурсную работу. Это был лист А4 с распечатанным текстом, сложенный трижды по горизонтали в тонкий прямоугольник. Я делаю глубокий вздох и разворачиваю его. - Ну? – нетерпеливо окликает меня Саша, когда я уже третью минуту пялюсь на текст. Если меня не обманывает зрительная память, то это один в один записка Гордеева. Я нервно сглатываю ком в горле. - Почему я это писал? – задумчиво шепчет в пустоту Коля, я чувствую, как он опирается спиной на мою спину, - именно этот вопрос тебя беспокоит? Почему я, такой счастливый по жизни человек, написал нечто подобное? Неплохой вопрос, братишка. Очень неплохой. Это была записка из шести абзацев, два из которых вступление и заключение, а остальные четыре были посвящены разным аспектам обычного человека – семья, друзья, общество вокруг и его мировоззрение. Мне не дано узнать, насколько правдив был Коля в этой работе, но я хочу верить, что это просто сочинение. Потому что иначе я только что узнал самые невозможные грани его души. Саша забирает у меня из рук записку, крепко сжимая мою ладонь. Я делаю глубокий вдох и вроде собираюсь с силами. - Итак, давайте начнем наше расследование с анализа этой чертовой записки, - сухо кашляю я, возвращая в руки работу Коли. Как только я захотел её прочитать вслух, ощущение давления со спины пропало, и образ брата вошел в поле моего зрения и, откашлявшись, начал произносить вместе с движением моих губ. - Приветствую каждого столько невезучего, что наткнулся на мой скромный прощальный обет самому себе против самого себя, приуроченный дню моей смерти от собственных рук. Многие будут задаваться вопросом: «Что движет мной в столь спешном решении? Почему этот славный человек решился на столь глубокий поступок? » А следом он задастся вопросом: «А кем он был? » И, пытаясь вспомнить, потерпит сокрушительное фиаско, потому что я был настолько никчемным человеком, что моя жизнь отпечаталась лишь на самой себе и была похоронена вместе с ней под тощей сырой или сухой, жесткой или рыхлой, каменистой или черноземной земли. Позвольте же поведать вам о том, как бабочка прожила свои сутки. Коля замолчал, выжидающе глядя на меня. Что ты от меня ждешь? Что я буду аплодировать этим метафорам, этим средствам выразительности? Это записка, которая ознаменовала смерть подростка, мне не до этого ребячества. Но образ брата хитро улыбнулся и снова вышел из моего поля зрения, опираясь снова на мою спину. Да, это лишь моя фантазия, но такая яркая. Главное - держать это под контролем и не терять бдительность с разделением реальности и фантазии. - Что же… Это было впечатляюще, как для вступления, - спустя минуту молчания сипло произнесла Шилова, делая глубокий глоток кофе. - Твой брат всегда был краснословен не по делу, - натянуто улыбнулась Саша, потирая щеку, - но он очень четко обозначил правила игры. Думаю, от них и стоит отталкиваться. Какие есть теории? – она окинула всех присутствующих заинтересованным взглядом. - Ну-с, - Ваня с деловитым видом оперся на стол, прикрыв глаза, - лирический герой этой записки очевидно разочарован в себе в первую очередь, поскольку с первой же строчки говорит, что он ненавидит себя. Помимо этого, он уверен, что его никто не вспомнит. - Он явно не боится забытья, - выдохнула Курзанова, потирая лоб, - помимо этого он проводит параллель с бабочкой, т. е. характеризует свой жизненный путь как изначально короткий. - Или, как вариант, он смирился с вероятностью быть забытым! – поддакнула Ира, подавшись вперёд. - …Тем не менее, ему хватает чести называть себя «славным», - сухо обронил я, вчитываясь в строки. Все тут же замерли, вспоминая примерный текст. - Не совсем сходится, - озадаченно почесала голову Саня, делая глоток кофе. Все сделали то же самое, я в том числе. Без кофе тут мозг сломаешь сразу. Так хоть смазка какая-никакая. - Допустим, лирический герой – человек с высокими моральными ценностями, - начал Ваня, сцепив руки в замок, - тогда он может называть себя «славным» из-за своей утонченной натуры. Но это не мешает ему полагать, что его утонченность не имеет места в нашем мире, что логично ведет к непониманию и забытью героя после его смерти. - Звучит хорошо, пока дело не доходит до представления этого, - задумчиво пробормотал я, - например, почему бы «славному» человеку просто не молчать об этом в своей записке? Допустим, он хотел рассказать о себе всё, но тогда непонятно, почему его вообще волновало мнение окружающих его дураков. - Не все такие хладнокровные, как ты, Гнат, - облизнул засохшие губы Гусаров, подняв взгляд к потолку, - многие слабы перед чужим мнением. Даже если у них всё хорошо, они могут долго унывать, потому что кто-то сказал что-то не то о новой кофточке. - Это распространенная практика, - подтвердила это кивком Саша, - может, будем опираться на мысль о бабочке? - Бабочка после своего вылупления из кокона и правда живет всего сутки. Но я не совсем понимаю, как именно это поможет, - вопросительно посмотрела на Саню Ира. - Ну, давайте рассуждать. Герой текста считает, что его жизнь будет коротка, ибо так предначертано, как предначертано бабочке умереть через сутки своей короткой, но насыщенной жизни. Я тихо хмыкнул, подняв взгляд на подругу. Та резко осеклась. - Что-то не так, Игнат? - Смотри, - я потер висок, ткнув пальцем в центр стола для концентрации. Час поздний, мысли расплываются кашицей, - ты смотришь на это с оптимистичной стороны. Но давай судить об этом с точки зрения суицидального подростка. Бабочки рождаются, чтобы опылить цветы и дать потомство. Т. е. работать на благо рода и создать этот род. То есть то, ради чего живут бесполезные отбросы нашего постиндустриального общества. Их жизнь настолько незаметная, что её можно представить в сутках, короткой и пустой, заполненной лишь биологическими нуждами. Между нами опять закралась неловкая пауза. Я откашлялся, откинувшись на спинку стула. Коля подозрительно молчал, было слышно лишь его обрывистое дыхание у уха, но я чувствовал тепло его спины, так что я уверен, что он здесь. Уснул, что ли? Может ли образ в голове спать? Хотелось бы мне, чтобы брат был жим и спал реально, сморившись после трудного рабочего дня. Но, увы, не дано мне познать сие картины, лишь моя фантазия может в этом помочь, что она сейчас и делает. - А Игнат прав, - наконец произнесла Курзанова, - что мешает именно так думать? - Хорошо, у нас есть три улики. Или даже две. Во-первых, мы знаем, что Гриша считал себя славным человеком, но легко поддавался чужому мнению, отчего считал себя ничтожеством, потому что его все игнорировали в большинстве случаев. Помимо этого, он считал свою будущую жизнь бесперспективной и обыденной, удовлетворенной лишь физическими потребностями его тела, - начал подводить я итоги, ибо час поздний, да и усталость давала о себе знать. - Звучит очень даже логично, - активно закивали остальные. Я кинул короткий взгляд на свою кружку – пусто. - На сегодня пора бы завязывать, - вздохнул я, отодвинув записку Коли от себя, - иначе мы так никогда не уснем и потом опоздаем в вуз. Тем более, нам надо поделиться информацией с Сергеем Ивановичем и Дианой. - Не, это без меня, - Ира подняла руки вверх, будто сдаваясь, - я завтра занята. У меня не будет времени после лекций. - Это насчет вчерашнего вызова тебя в ректорат? – обеспокоено поинтересовалась Саня. - Да. Родители Гордеева хотели со мной поговорить. - С тобой? – удивленно воскликнул Вася, - с чего бы?! - Говорят, что нашли много записей обо мне в личных тетрадях Гриши после его смерти. Хотели поговорить о нём. Я сделал глубокий вздох. А вот это было бы очень на руку. - Слушай, Ирка, а ты не можешь организовать встречу послезавтра и при этом как-то меня туда пропихнуть? - Как? Сказать, что это ты Ира? – саркастически фыркнула Шилова, выгнув бровь. - Не знаю, скажи, что я твой брат и помогаю тебе отойти от стресса. - Но у меня нет стресса! – возмущенно отпиралась девушка. - Ирка, ты меня стесняешься? - Я тебя скорее боюсь, - продолжал напирать я, но Ира была непреклонна. - Ребят, спокойнее, - вмешалась в нашу перепалку Курзанова, - всё можно сделать проще. Сейчас… - она запустила руку во внутренний карман своего джинсового сарафан, а затем протянула мне вытянутый оттуда картонный прямоугольник, - визитка личного психотерапевта. Напиши там свои инициалы, контактный номер и подпись. Просто отдай при встрече родителям и скажи, что помогаешь Ире отойти от шока. - Штирлицы блин, - рассмеялась Саша, разглядывая визитку в моих руках, - браво! Ещё немного обсудив завтрашний день, мы с Сашей попрощались с остальными. Когда очередь уходить дошла до неё, она неловко пригладила свои волосы, не глядя мне в глаза. - Слушай, я понимаю, что ты больше заинтересован в связи Гордеева с твоим братом, чем в смерти Гриши. Но, пожалуйста, будь послезавтра увереннее в словах соболезнованиях? Я же знаю, ты в них не силен. - Ты всегда такая заботливая? – задорно хихикнул я, похлопав девушку по плечу, - без проблем! Попрощавшись, Саша быстро чмокнула меня в щеку, встав на цыпочки, и выскочила за дверь. Я щелкнул замком. Пару минут постояв в коридоре, наслаждаясь тишиной я неспешно побрел в свою комнату. На ходу щелкнул выключатель на кухне, снимая через шею свитер. Оказавшись в комнате, я упал на кровать спиной, делая глубокий вздох свежего летнего воздуха. Не смотря на июнь, жары не было, лишь легкий бриз, да теплый ветер. - Почему ты написал нечто подобное? Неужели ты, правда, так думал?.. – спросил я у воздуха, хотя знал, кто ответит. Стоило мне подумать об этом, как рядом со мной уже лежал Коля, также сверля взглядом потолок. - Знаешь, братишка, некоторые вещи не объяснить своими эмоциями. Есть вещи, доказательства которых прямо у тебя под носом, но они затмевают твое зрение эмоциями, которые вызывают. Отбрось их, и ты увидишь ответ. - Как и ожидалось от образа моих мыслей, - саркастично хмыкнул я, прикрыв глаза, - такой ж засранец туманный. Я позволил сонной пелене затмить все остальные мысли. II Ненавижу долго находиться на кафедре, приходится встречаться с учителями. Однако поскольку сейчас было окно у нашего курса, а у всех остальных пары, то тут был только я. Да Сергей Иванович, который это же окно и устроил. Он сидел за своим столом, открыв русско-английский, а рядом расположилась тарелка с вафлями. Причиной моего появления здесь был вовсе не он, но эти вафли провоцировали желудок нищего студента во время занятий. Сглотнув слюнки, я снова вернулся к принтеру. Мне надо было распечатать копии работы Коли для остальных, чтобы они тоже могли думать без меня рядом, не переписывать же им её на листочки. Зевая, я щелкнул кнопкой и сел на стул. - Итак, вы достали работу Николая, я прав? – неожиданно заговорил профессор, даже не отрывая взгляда от словаря. - Достать достали. Вот, копию для них делаю. - Истина в копиях, - хмыкнул Сергей Иванович, наконец отложив книгу, - извини, срочно хотел узнать перевод слова. - Вы не знаете, как переводится слово? – удивленно выгнул я бровь. Мне всегда казалось, что кто-кто, а вот Сергей Иванович, человек авторитетный, знать перевод должен. - Да, есть немного, - профессор ещё раз черкнул что-то карандашом и закрыл словарь, отложив его на свою полку, - итак, насчет работы. Как успехи? - Ну-с, - теперь уже я отвлекся от принтера, - во-первых, мы решили анализировать работу по абзацам, поскольку основные идеи Коля распределил раздельно, по отдельным абзацам. Я перевел взгляд на дверь, где тут же сформировался образ Коли. Тот с опаской смотрел на принтер, но ничего не говорил. Я на всякий случай обернулся, но ничего подозрительного не заметил, так что продолжил рассказ. - К тому же, прочитав вступление в виде первого абзаца, мы сделали определенные выводы о личности лирического героя. - Ой, это не ко мне, - дружелюбно улыбнулся преподаватель, - это вам к Диане с лирическими героями. У меня всегда был трояк по литературе. - Вы так плохо разбираетесь в ней? - Я читал школьную программу, но, по секрету, - он пододвинулся на стуле чуть ближе и наклонился, начав шептать, хотя это скорее выглядело комично – на кафедре же больше никого не было, - она была такая скучная. Я не фанат классики, она слишком нудная. - И какие же вы книги предпочитаете? – хмыкнул я. Сергей Иванович встал с места. - Ну, не знаю… - обойдя стол, он подошел к принтеру и взял сверху какие-то распечатки из стопки, лежащей рядом, - Оруел и его «1984», стихи Есенина достаточно свежи. Что ещё… - он задумчиво оперся на принтер, подняв взгляд к потолку, - Габышев, «Воздух свободы». - Эта та про подростковую колонию? – попытался вспомнить я смутно знакомого мне автора. - Ага. Достаточно поучительно, - пожал плечами Сергей Иванович. Ловким движением руки он выровнял распечатки и, собрав в охапку, взглянул на часы, - ладно, Венецкий младший, мне пора, готовиться к следующей паре. Удачи вам с анализом! – кинул он напоследок, выходя за дверь. Забрав свои распечатки, я засунул их в портфель, не глядя, и направился к выходу, но Коля все ещё неумолимо сверлил меня взглядом. Я подумал открыть дверь и не париться, но было у меня какое-то чувство вины перед братом, так что совесть не позволила мне это сделать. Скрестив руки на груди, я вопросительно уставился на него. - Что такое? - Серега странно себя ведёт, - задумчиво проговорил он, - не помню я, чтобы он зачитывался Есениным. - Это единственное, что тебя волнует? – терпеливо вякнул я. - Нет. Ты видел, что он там черкал? - Просто искал слово. - Точно? Ненавижу. Ненавижу сидеть на кафедре. Вокруг столько запретных бумаг, которые хочется прочитать. Но, пересилив собственное любопытство, выраженное через образ Коли в моей голове, я открыл дверь и вышел в коридор. После следующей пары я посетил с визитом Диану. Она сидела в аудитории, где у неё должна была быть следующая пара. Заглянув внутрь, попутно постучавшись, я дождался приглашения войти. - Я так понимаю, вы нашли работу Коли? – тепло улыбаясь мне, заговорила Диана, пока я садился за парту напротив её стола, - и как? - Вы и Сергей Иванович проявляете огромное любопытство к этому, - подметил я, доставая сложенный пополам лист с «запиской» брата, - да, вот она. - Да, мне Сергей уже рассказал о вашем плане «анализа». Также он сказал, что ты упоминал чувства лирического героя. Поделишься мыслями? - Ничего нового, в принципе, я за день не придумал, - задумчиво пробормотал я, потирая затылок, откинувшись на спинку стула, - но, если вкратце, то он сравнивает свою жизнь с короткими сутками бабочек, как наполненной лишь биологическими, а не моральными заботами. Помимо этого, он считает себя славным, воспитанным человеком, но его мнение сильно разнится с мнением окружающих, чье мнение он ставит выше своих ценностей, из-за чего переживает сильные колебания в душе. - Коля любил рассуждения о смысле жизни человека не с эстетической, а с практической точки зрения, - в улыбке Дианы проскочила нотка ностальгии, и она потерла глаза. Под тонной пудры всё равно были заметны мешки под глазами. - Диана… - Да? - Тебе стоит больше заботиться о себе, - промямлил я, отведя взгляд, - если Коли нет, это не значит, что ты можешь быть забить на себя. Он бы не позволил тебе этого. И мне не простил бы, что я молчу, видя это. Коля, сидевший на парте рядом, тихо хмыкнул, я ощутил слабое похлопывание по плечу. Диана замерла, глядя на меня с удивлением. Но после она тут же собралась с мыслями, потупив взгляд. - После его смерти… Я не могу нормально спать… Сашенька постоянно спрашивает меня о моем самочувствии, но я могу лишь врать ему, чтобы он не волновался. Он ещё совсем маленький, ему нельзя беспокоиться о смерти отца так сильно. - Всем было тяжело от его смерти… - скрепя сердце, пробормотал я, - твои родители же тоже приехали тогда? - Мама с папой были первыми, кто приехал, ведь они были ближе всех, - голос Дианы дрогнул. Я украдкой перевел взгляд на Колю, тот хмуро смотрел в одну точку на стене, скрестив руки на груди, - я знала, что отец не ладил с Коленькой, что у них были разные взгляды, но… Он всё равно скорбил вместе со мной и мамой… - На похоронах Леонид Михайлович носил желтый галстук в черную клетку, которую я ему подарил на юбилей, - вдруг произнес Коля, не отрывая взгляда от стены, - вот что называется «настоящий военный» - помнит всё и всегда, будь он неладен. - Правда, что галстук Леонида Михайловича, в котором он тогда был, подарил ему Коля? – поспешно сформулировал я вопрос из факта, который вспомнил мне мой мозг через брата. - О, да, это было, когда папе исполнилось шестьдесят, - активно закивала Диана, стирая слезы с глаз, - я пригласила его ещё, когда он был только моим парнем. Постоянно шутил, что обязательно придёт, ибо иначе первая встреча с родителями состоится только в семьдесят пять с моей неспешностью, - хихикнула она, поглаживая выпадающую прядь волос, - он ещё тогда надел свой дурацкий желтый пиджак… - Тот, который я ему подарил на двадцать два года? – быстро сориентировался я. Помню, как дурак ходил по магазинам, выбирал солидный пиджак накануне его выступления в Дворце Культуры, но потом понял, что легче найти солидного пекинеса во фраке и монокле, чем черный пиджак, который подходил бы вечной лукавой улыбке моего брата. А потом мне на глаза попался этот гребанный желтый пиджак. Помню, он его не снимал ещё месяца два, пока не порвал гвоздем левый рукав. - Ага, он самый! Плюс к тому же взял этот желтый галстук и, когда вручал, таким торжественным голосом, главное, сказал: «Леонид Михайлович, вручаю вам сие галстук для вашей очаровательной рубашки, дабы вы сияли не меньше, чем ваша великолепная улыбка или ваша ярчайшая лысина». Я не сдержал улыбки. Коля всегда был тем человеком, что мог шутить вне зависимости от важности ситуации, и это всегда было бы хорошо. Было бы хорошо, проживи он чуть дольше. Я тут же помрачнел, потупив взгляд на столешницу. Как я и говорил, иронично или, может, прозаично, что от великого человека может остаться лишь жалкая память. - Я рада, что ты интересуешься своим братом, Игнат, - она села ко мне за парту, крепко сжав мою ладонь, - что ты не забываешь его. Чем больше о человеке помнят, тем живее он, тем ближе он к нам. Никто не заслуживает быть забытым. Сам ли он погиб или случайность настигла его – это не важно. Человек должен жить вместе с памятью о нём. И никогда не быть забытым. Понимаешь? - Да… Я понимаю, - кивнул я растерянно, настигнутый собственной сентиментальностью. Попрощавшись с Дианой, я поспешил покинуть аудиторию до начала пары. Коля, следовавший за мной, бездумно повторил: - Никто не заслуживает быть забытым… III После конца лекций, я вышел на крыльцо вуза, довольно потягиваясь, наслаждаясь летними лучами солнца. Хоть не вечером, как в прошлый раз. Спрятав руки в карманы джинсов, я обернулся к остальным, стоявшим позади. - Итак, куда рванем, чтобы обсудить планы на завтра? – спросил я у них, окидывая изучающим взглядом. - Я хотела бы сходить в кафе Демидовой, - робко произнесла Курзанова. - А что, я не против – пообсуждать мертвые тела и похавать - это мой профиль! – энергично отреагировал Ваня, хлопнув девочку по плечу. - Имейте совесть, - скривилась Саша, - брат одного из этих мертвых тел прямо перед тобой. Помимо этого, это просто не этично, говорить так об усопших. - Не будем об этом, - равнодушно отмахнулся я, - в кафе так в кафе. Но никто не боится, что нас услышат? - Разве противозаконно обсуждать смерть своего однокурсника?.. – склонила голову набок Шилова. Я пожал плечами, мол, черт его знает. На том и порешили. Время было далеко от вечера, так что, может, я ещё успею поработать после этого. Но, мне кажется, с работой из-за происходящего можно распрощаться на месяц так точно. Мы выбрали отдаленный столик в углу помещения, четырехместный, с двумя средними диванами, к тому же присвоили у соседнего столика один стул для меня. Остальные заказали десерт, но я обошелся лишь кофе со сливками. Мозгу надо не быть занятым едой. - Итак, завтра Ира и Игнат должны будут поговорить с родителями Гордеева и выяснить их отношение к сыну, - начала Настя первой, откусывая свой пирожок с вишней. - Гриша был сильно помешан на Шиловой, раз даже родители обратили на количество её упоминаний, - хмыкнул Ваня, делая глоток чая, - уж не соучастница ли ты. - Не время шутить, - влепила ему подзатыльник Саша, раздраженно дергая бровью. Нокаут! - Хорошо, - потер я лоб, собираясь с мыслями, - допустим мы узнаем что-то. Какой толк будет от этой информации на данном этапе? - Не заглядывай в будущее, - спокойно произнесла Ира, разворачивая свою копию записки, - говорят, оно обманчиво для тех, кто нарушает его покой. - Какая глубокая иллогичная мысль, - скептично пробормотал Гусаров, подпирая подбородок рукой, за что тут же получил второй подзатыльник от Насти. - Второй абзац посвящен семье лирического героя, - пояснила Ира на мой вопросительный взгляд, - и там всё достаточно туманно, хуже, чем в прологе. - Ещё бы, счастливому семьянину и любимому сыну жалеть о прожитой с нами жизни, - фыркнул я. Коля явно не из тех людей, кому родители только мешают. Он их очень ценил и уважал, никогда не забыл звонить даже с конференций в других городах. Я в прострации мешал ложечкой сахар в своем кофе, глядя, как водоворот сливок плавно смешивается с черным кофе, образуя единый бледный «организм» - белое кофе, как говорят британцы. Коля был как это молоко. Он всегда вклинивался в самые неловкие ситуации, исправляя своей нейтральностью любой горький привкус или недочет сахара. Он смягчал любой конфликт одной лишь фразой, которая уместно ему подходила. Эдакий мудрец, чье мнение безоговорочно ставят в сан истины. Я сделал глубокий вздох, а следом – глоток. Вкусный кофе. - О, ребят, - раздался из-за моей спины голос, чашка в моих руках дрогнула, - мне официантка сказала, что тут мои знакомые, я удивилась и решила проверить. А это вы. Привет, Гнатик! - Драсьте… - обреченно выдохнул я, с громким стуком опуская чашку на стол, - какими судьбами, Маша? Маша Демидова придвинула ещё один стул и села рядом со мной, довольно улыбаясь. Ненавижу подобный тип улыбок. Знаете, вот есть такие моменты, когда человек вроде улыбается, но ты понимаешь, что улыбается он просто так, без какого-либо на то повода. - Я узнала, что вы интересуетесь Гришей, поэтому я решила поболтать с вами об этом. - Более идиотского повода для разговора я ещё не видела, - вздохнула Саша, отведя взгляд в сторону. - Вы не понимаете, - покачала головой Демидова, подавшись вперёд, - я кое-что знаю об этом. - И что же? Маша поерзала на стуле пару минут, перебирая пальцами свои бежевые локоны, а затем неуверенно прошептала, наклонившись к столу. - Вы знаете, что, Женя с Гордеевым были хорошими друзьями? Я замер с кружкой кофе, так и не сделав глоток. Как получается интересно, Андреев, значит, был другом Гриши и тесно с ним общался? Теперь понятно, почему именно он принес пакет с чем-то из ИКЕА для него, но, остается открытым вопрос – что было в этом пакете, и почему Андреев об этом молчал? Я скосил взгляд себе за спину. Женя, помимо того, что был директором кафе Демидовой, работал к тому же официантом, благо, его дресс-код всегда одинаковый – настолько деловой, что позавидуешь на фоне своих летних шортиков его бежевым брюкам. Вот и сейчас, одетый в малиновый пиджак и свои бежевые брюки, он с обаятельной улыбкой бродил вдоль рядов, разнося напитки и десерты. - В каком смысле? – резко оживилась Саня, тоже наклонившись. Ребят, вы не шпионы, успокойтесь. - Я слышала, что Женя относил накануне смерти Гордеева ему его вещи, которые он забыл у него дома, когда оставался с ночевкой. Он это обсуждал с Гришей по телефону накануне вечером. - Одежда? – Настя проследила за направлением моего взгляда и тоже уставилась на Андреева. Заметив наш взгляд, он еле заметно кивнул и продолжил бродить. Больше ничего интересно не наблюдается. - Спортивка, вроде, - кивнула в ответ Маша, сцепив руки в замок на столе, - я слышала, что Грише она была очень нужна. - И Андреев сложил её в пакет из ИКЕА? – подал голос задумавшийся Ваня. Демидова кивнула. - А ты откуда знаешь? Как интересно выходит. Гриша забрал пакет со своей спортивной формой у Жени, с которым он был в дружественных отношениях, уже после пары физкультуры, к тому же за полчаса до его предположительного времени самоубийства. При этом самого пакета в аудитории с телом не было. - Парадокс машины из ДТП? – подал голос Коля, ехидно хмыкнув за моей спиной. Почему Гриша скопировал сочиненную записку Коли? Почему в обоих случаях и у Коли, и у Гриши после смерти пропало что-то? Я откинулся на спинке, закрыв лицо руками. В моей голове проносились сотни мыслей, петляли, врезались друг в друга, вызывая резкую головную боль. Я задыхался в собственных размышлениях из-за обилия недосказанности. Коля, почему ты оставил так много вопросов? Намеренно ли? Как вы были связаны? - Ты этого не понимаешь, - вздохнул Коля, похлопав меня по плечу, - пока нет. - Игнат? – раздался над моим ухом обеспокоенный голос Маши, легонько потрепавшей меня за плечо. Я убрал руки с лица, обведя всех взглядом. - Я в порядке, полном, - делая глубокий вздох, я оперся на стол, собираясь с мыслями, - итак, завтра, когда поговорим с родителями Гордеева, будем делать выводы. Пока мы знаем ровно ничего о нём. - Может, вам поговорить с Женечкой? – неуверенно предложила Демидовой, о которой я на миг вообще забыл. - Андреева оставим на потом. Чтобы у него что-то спрашивать, надо что-то знать, - я судорожно переминал костяшки пальцев, пытаясь собрать кучу мыслей в осознанную цепь, - значит так, встречаемся завтра у кабинета ректора после третьей пары, верно? – обратился я к Ире, доставая из нагрудного кармана рубашки фальшивую визитку от Курзановой, - есть у кого ручка? Одолжив у Вани пишущую принадлежность, я аккуратно вывел свои инициалы, Венецкий Игнат Васильевич, поставил подпись и контактный номер. Если эта авантюра пройдет успешно, Демидова, считай меня Вовой Дубровским. Вернув ручку, я спрятал визитку. - Итак, думаю, на сегодня стоит закончить? – предложил я, глядя на замотанные взгляды однокурсников. Те слабо закивали, так что мы, расплатившись и попрощавшись с Демидовой, покинули помещение. С Ваней и Настей мы распрощались уже на остановке, а с Ирой мы с Сашой прошли ещё несколько сотен метров, где она зашла в свой подъезд, ну а мы неспешно побрели вдоль шоссе. На горизонте заходило солнце, озаряя улицы алым светом, будто небо застлала кровавая пелена. - Как ты себя чувствуешь? – спросила вдруг Саша, когда мы проходили в парке. Был у нас небольшой, как мы его называли, парк между нашими домами – небольшая тропа в лесной зоне, которую высадили тут, как говорила мать, ещё со времен рождения Коли. Жаль, что он не успел ими насладиться вдоволь. - Как себя может чувствовать человек, который расследует смерть человека с похожими обстоятельствами на смерть своего брата? – нервно хихикнул я, запустив пальцы в волосы, позволяя им спутать их, - конечно же, в полном порядке. - Если с тобой всё в порядке, то приглашаю тебя на выходных ко мне домой. Поможешь сделать проект по иностранному языку, - ехидно улыбнулась Саня, щелкнув меня по носу, отчего я поморщился. - Некому, что ли, помочь с этой нудятиной?.. - Ты у меня один такой, - хихикнула подруга, гордо задернув нос. Вопрос ещё, гордость за себя или за меня? Ну, ну, не смущай меня. Попрощавшись с Саней у её подъезда, я, запахнувшись покрепче в свою толстовку, побрел домой. Рядом со мной я снова заметил Колю, который неспешно брел, сцепив руки за спиной. Я только сейчас заметил, что одет он теперь был в тот идиотский желтый пиджак, стоило мне о нём днём вспомнить. - Тут красиво, - обронил он, оглядываясь по сторонам. - Ты ведь говоришь мои мысли. - В тебе живет память обо мне, - нахмурился Коля, - Я говорю то, что ты думаешь, сказал бы Коля, будь он жив. Я начинаю разрывать его образ, когда заставляю говорить в третьем лице. Я потер переносицу и сосредоточился вновь. Вроде полегчало. - Я это твоя память обо мне, - повторил для закрепления образ брата, вздыхая, - поэтому я говорю то, что характерно мне в твоем восприятии. - Я могу ошибаться?.. - Все ошибаются, - резонно заметил Коля, вдруг остановившись, - другой вопрос – кто не ошибается? Я задумчиво посмотрел на брата, обдумывая его слова. Действительно, а кто не ошибается? Те ли, что в бездействии проводят свои дни, или те, кто знает всё настолько идеально, что ошибки недостаточная помеха на их пути? И много ли таких? Тяжело вздохнув, я поплелся дальше по тропинке. Завтра мне предстоит трудный день, стоит выспаться. Или хотя бы раньше лечь спать, я уж не говорю о спокойном сне после событий этих дней. IV - Ты выглядишь, как бурый медведь после пьяной вечеринки с мёдом и пчелами, - скептично констатировала мой внешний вид Ира, когда мы пересеклись с ней в кафетерии после первой пары. У Иры был курс с уклоном на журналистику, поэтому по четвергам мы встречались только на философии, третьей паре. В принципе, её можно было понять – непричесанный, с мешками под глазами, размытый взгляд. И это лишь то, что я этим взглядом увидел в зеркало. А что она могла увидеть, это просто не поддается предположению самыми великими теоретиками мира. - Извините, что не принц на белом коне, - зевая, ответил на подкол я, заказывая кофе и пирожок с вишней. Ненавижу местную готовку, но вишня замечательная. Так, о чем это я? - И так сойдет, - фыркнула Шилова, забирая свой поднос с чаем и пюре. - Ну, спасибо и на том, - недовольно поморщился я, присаживаясь за столик. Шилова приземлилась напротив и сделала короткий глоток чая. Почему любые разговоры у нас начинаются с жидкостей?.. - Ну, как, мой психолог, готов к знакомству с родителями? – ухмыльнулась Ира. - Только если не будут роботами-киборгами из далекого космоса, - нервно хихикнул я, помешивая кофе пластмассовой ложечкой. - Главное веди себя невозмутимо, ты же психолог, - резонно заметила Ира, ткнув в мою сторону ложкой от чая. Не надо в меня тыкать, - я читала, что психологи всегда невозмутимы и спокойны. - Психологи, в первую очередь, лицемеры. Поэтому невозмутимые и спокойные – им за это платят, - сжал я губы от недовольства и сделал короткий глоток кофе. Неожиданно для меня за наш стол вдруг приземлился Гусаров, хлопнув своим термостойким стаканом, от которого пахло чем-то на подобие американо. Выглядел Ваня запыхавшимся и немного вспотевшим, не удивительно, в жару-то июньскую. - Что случилось, мистер гей? – вопросительно приподняла бровь Шилова, переведя взгляд на Гусарова. - Да это всё ваш Андреев, - едва переведя дыхание, пропыхтел Ваня, делая резкий глоток, - я за ним следил! - Ты совсем ненормальный? – скептически пробурчал я, понимая, что, в принципе, этим и хотел заняться, но позже. - Может, есть немного, но не полностью! – самодовольно хмыкнул Ваня, - так вот. Сергей Иванович передавал ему какую-то распечатку после пары, когда попросил его задержаться, помнишь? - Ну, допустим. Много ли распечаток препод может дать студенту? - Да завались много, но не в этом суть! Понимаешь, я не различил, но они говорили что-то о тебе. Коля за моей спиной издал звук, похожий на «Бах». Я поперхнулся кофе, закашлявшись. - Погоди, они обсуждали меня, когда Сергей Иванович передавал какую-то распечатку? - Типа того, - закивал Гусаров, снова глотнув кофе. Может ли быть, что Сергей Иванович отвлек меня и украл копию записки, а теперь отдал её Андрееву? Но зачем? Погодите, Женя хороший друг Гриши, со слов Демидовой, значит, он знал, как выглядит записка Гордеева. Теперь он ещё и знает, что эта записка – копия работы моего брата. К тому же, если они обсуждали меня, то он знает, что мы занимаемся расследованием всего этого бреда. Я судорожно взлохматил волосы, пытаясь сдержать нарастающий шум в ушах. Слишком. Много. Мыслей. - Может, тебе стоит отдохнуть? – обеспокоено поинтересовался Гусаров, тронув меня за плечо. - Некогда отдыхать, - собравшись с силами, выпалил я и, махом проглотив остатки кофе, поспешил покинуть кафетерию. Скоро заканчивается перерыв. После третьей пары я всё-таки встретился с Шиловой в начале рекреации, в которой начинается ректорат. Я достал приготовленную со вчерашнего дня визитку, на всякий случай, проверив её на наличие брака. Собравшись с силами и глубоким вдохом, я кивнул Ире, и мы направились напрямую в кабинет ректора. На диване сидела женщина лет сорока, нервно покусывая губу. Рыжие пряди спутались и, казалось, что их давно не укладывали, настолько они торчали в разные стороны. Взгляд хаотично бродил по полу, а пальцы впивались ногтями в кожаную обивку мебели. - Здравствуйте… - тихонько поздоровалась Ира, присаживаясь на диван напротив. Я бесшумно приземлился следом, - это мой личный психолог. - Я понимаю, милая, понимаю, - активно закивала женщина, взяв Иру за руку, - это такое потрясение… Не говорить же, что Шилова почти не переживает о смерти Гриши. - Соболезную вам, - пролепетал я, потупив взгляд. Разговор зашёл в тупик с моей стороны. Но вот мать Гордеева продолжала. - Понимаешь, Ирочка, Гришенька писал в своих записях много о тебе. О том, как ты беспокоилась за него, помогала в учёбе. Я знаю, что ты хорошая девочка, я хотела дать копии этих записей тебе. Как единственная память о моем сыне… Ира растерянно посмотрела на меня. Что такое? Судя по взгляду, два варианта – либо она не такая, как её охарактеризовала мать Гордеева, либо она не знает, как поступать с копией записей о себе от мертвого друга. - Понимаете, - вмешался я, подавшись чуть вперёд, - Ира сейчас в стрессовом состоянии. Позвольте мне взять записи, а после разговора, когда она успокоится, она их прочитает. - Конечно, берите. Молодой человек, вы такой заботливый, - неловко улыбнулась мне женщина, отдавая свернутые пополам листы бумаги А4, которые я тут же сунул в карман сумки. - Понимаете, - неуверенно залепетала Ирина Сергеевна, мать Гордеева и теска Шиловой, - мой Гришенька… Любил рисовать. Я слушал вполуха, отвлекаясь на мысли о растерянном взгляде Иры. Серьезно, почему она так посмотрела? Неужели она не помогала Гордееву, а это просто кажется его маме?.. Но мои мысли прервались, когда я услышал следующую фразу. - Однажды он нарисовал мужчину в желтом пиджаке. Сказал, что его зовут Николай. - Пам-пам, - хлопнул в ладони образ Коли, отчего мои уши почему-то заложило, лишь надоедливый звон бил в слуховую раковину, вызывая адскую головную боль. Гордеев видел пиджак брата, который я ему подарил пять лет назад. Взгляд помутило, я с трудом сдержал подступивший в горлу обед. Сделав глубокий вздох, я поднял взгляд. - Николай… в желтом пиджаке?.. – сипло пробормотал я, борясь с резкой головной болью. Чертов припадок. - Да. А… вы знаете его?.. – удивленно обратилась ко мне Ирина, - в-вы выглядите бледным… - Николай… это мой брат, погибший год назад в ДТП… И у него был желтый пиджак, который я ему подарил пять лет назад. И чисто физически Гордеев не мог нарисовать его недавно… Не дав ничего сказать вслед, на дрожащих ногах я пулей выскочил из кабинета и, опираясь на стену, плавно скатился на пол, закрывая уши руками от назойливого писка. Этого просто не может быть. Одна мысль безумнее другая, путаются, сплетаются, яркая боль, больно… - Выходит, что я знал Николая лучше, чем его родной брат, - вдруг раздался тихий, почти шелестящий голос надо мной. Я резко оторвал взгляд от пола. Черные выглаженные брюки, красная рубашка с целым воротником, опрятный черный пиджак, зачесанные налево каштановые волосы и широкие, яркие и честные глаза цвета темного шоколада. С губ сорвался резкий вздох. - Гордеев?.. Отлично, Игнат, твоё сознание стало ещё более ненормальным и породило новый образ. Теперь это тот, чье самоубийство ты изучаешь. Замечательно. Второй абзац
|
|||
|