Сжигая за собой мосты 7 страница

А в следующий миг я испытала настоящий шок, потому что из глубин памяти возник эпизод: мне лет семь, мы с бабушкой поехали из Питера в Ригу. Взглянули на все достопримечательности, которые этого заслуживали, а потом она предложила просто погулять по городу. Мне хотелось покататься на качелях, но бабка, не обращая внимания на мои просьбы, шла все быстрее, словно впереди было нечто такое, что притягивало ее как магнит, а потом мы оказались перед двухэтажным домом с красивой дверью, почему-то в моей памяти осталась лишь эта дверь. Бабка, прижав меня к себе, смотрела на этот дом, и я с удивлением поняла, что она плачет. Моя бабуля плачет. Это было до того странно, даже невероятно, что я до смерти перепугалась, потому что до той поры плачущей или просто жалующейся никогда ее не видела. Я отчаянно заревела, бабуля принялась меня утешать и сказала:

– Ты только никому не говори.

– О чем? – не поняла я.

– Что мы с тобой здесь были. Никому, даже папе, поняла? Это будет нашей с тобой тайной.

– Не скажу, если ты мне объяснишь, почему ты плакала. – Наверное, я была не очень покладистым ребенком.

Бабка кивнула.

– Здесь когда-то жили люди, которых я очень любила.

– Жили? – переспросила я. – А где они сейчас?

– Их всех убили на войне…

– Я никому не скажу, – клятвенно пообещала я и в самом деле никому ни словом не обмолвилась, мало того, я совершенно забыла об этом случае. А ведь в догадках Марго что-то есть, была, была у бабки тайна.

Я побрела по улице, качая головой точно в досаде. После того как Морозов сообщил мне о папке, которую видел в руках у отца и которая после его смерти исчезла из сейфа, я склонялась к мысли, что гибель папы напрямую связана с его делами, о которых Морозов не знал или предпочитал молчать. Долги, появление компаньона, на которого отец переписал офис, лишь укрепили меня в этом мнении. Возможно, отец действительно связался не с теми людьми… Но теперь я уже не знала, что и думать. Конечно, очень хотелось поддаться соблазну и вообразить что-то драматическое, выстроив цепочку: бабулино появление здесь в конце войны, люди в лодке, говорившие по-немецки в Венеции…

На ум сразу пришел фон Ланц, о котором предупредил меня папа. Допустим, он семейный враг. Если он преследовал бабку и благодаря его проискам она вынуждена была скрываться, ему уже ближе к девяноста, в таком возрасте следует забыть старые распри. Хотя вряд ли отец имел в виду девяностолетнего старца, говоря о том, что он способен появиться в моем окружении. Может, вражда переходит по наследству?

Я могу сколько угодно ломать голову, толку от этого не будет никакого. Вот если бы найти ту папку… Я пообещала себе поговорить с Музой еще раз и постараться добиться ее откровенности.

– Это ты? – крикнула Муза из кухни, как только я вошла в квартиру.

– Да, – я направилась к ней.

С сиротским видом Муза стояла возле плиты и тыкала вилкой в кастрюлю, которая стояла на конфорке.

– Готовка отнимает так много времени, – пожаловалась она, я согласно кивнула, хотя уже видела, что в кастрюльке варятся два яйца. Впрочем, это все же лучше внезапного желания Музы поразить всех своими кулинарными талантами. После подобных припадков приходилось часа два отмывать кухню, а блюда все равно оказывались несъедобными.

Я включила чайник и устроилась на стуле, все еще пребывая под впечатлением от разговора с Марго.

– Как там старуха? – приглядываясь ко мне, спросила Муза.

– Неплохо.

– Да? Ей уже за сотню перевалило, а она все никак не успокоится и интригует.

– Зря ты так, старушка настроена весьма доброжелательно.

– По отношению к тебе, может быть. Но уж мне-то небось перепало.

– Нет, – покачала я головой и отметила, что мое «нет» вызвало у Музы гримасу недовольства, то ли не поверила, то ли обиделась: она считала себя звездой, а о звездах говорят всегда если не хорошее, то хотя бы плохое. – О тебе она дипломатично молчала, на день рождения Янки не пойдет, потому что в свои девяносто стала уставать от больших сборищ. Так что ничего похожего на интриги.

– Уж я-то знаю старую ведьму, – хмыкнула Муза и тут же опять загрустила. – У меня так много дел, на работу по дому совсем нет времени, а в нашем положении я не могу пригласить домработницу, ведь экономить приходится буквально на всем.

Она надула губы и посмотрела на меня с детской непосредственностью. Я уже хотела ответить, что заботы по дому возьму на себя, но вовремя сообразила, что тогда забот у меня будет с утра до вечера, а значит, времени на разгадку тайн попросту не останется. Можно было бы оплатить труд домработницы из собственных средств, но появление еще одного человека в доме чревато увеличением скандалов ровно в два раза. Муза не способна ужиться с существом женского пола, о мужчинах-домработниках мне ничего не известно… Все-таки странно, что со мной она даже не предпринимает попыток разругаться.

В общем, я рассудила, что экономия только пойдет семье на пользу, и с той же детской непосредственностью ответила:

– Если ты беспокоишься обо мне, то напрасно, я вполне могу перекусить в кафе.

Муза подняла брови и вздохнула.

– Помоги ей выбрать платье, меня она не послушает.

– Ты о Яне?

– Конечно. У нее же день рождения через два дня. Мать с ног сбилась, чтобы все сделать по высшему разряду, а она даже спасибо не скажет.

– Вдруг у нее есть свое мнение, каким должен быть ее день рождения?

– Не говори глупостей, у нее нет воображения. Очень жаль это говорить, но твоя сестра набитая дура. Помоги ей, ради бога.

– Где она сейчас?

– Понятия не имею.

– Хорошо, я ей позвоню.

– С платьем лучше не затягивать. Помни, я на тебя надеюсь.

Муза сняла с плиты кастрюльку, а я, кивнув, отправилась в свою комнату и позвонила Янке на мобильный. Через полчаса мы встретились с ней и отправились выбирать платье. Муза ничего не сказала о деньгах, и я решила, что в этом смысле она тоже рассчитывает на меня.

На выбор платья ушла часть этого дня и весь следующий. С большим трудом нам все-таки удалось достигнуть компромисса. Янка была довольна, Муза вроде бы тоже, правда, от язвительности не удержалась и заметила:

– Фигурка у тебя могла быть и получше.

Почему после этого платье не полетело в окно, для меня тайна, все обошлось слезами и клятвой, что, как только Янка получит наследство, ноги ее в этом доме не будет.

– Твоя мать права, – со вздохом сообщила я неприятную новость сестре, когда мы пили кофе в ее комнате после примерки и последующей за ней продолжительной истерики. – Отец оформил офис на своего компаньона, а дела, если верить Морозову, из рук вон плохи. Сплошные долги, он пытается справиться с ситуацией, но не особенно уверен в успехе. В любом случае рассчитывать сейчас на какие-то большие суммы не приходится.

– Что, у отца действительно не было денег? – ахнула Янка.

– Похоже, что так.

– Это все она, все она…

– Ты мать имеешь в виду?

– Конечно. Она тянула из него деньги и тянула. Слушай, что же теперь будет, а? Если мы не получим наследства, как станем жить?

– Ну… – пожала я плечами. – Не стоит драматизировать, ты закончишь учебу, пойдешь работать.

– Спятила, да? – обалдела Янка. – Работать… я не хочу работать. Мамочка всю жизнь не работает, а я чем хуже?

– Тогда тебе надо выйти замуж.

– За кого? Ты не представляешь… Господи, что же делать, а?

– Можно продать квартиру, купить жилье поскромнее, а на эти деньги…

– Ты как будто издеваешься, – всплеснула руками сестрица. – Мне нужны большие деньги, огромные. Я хочу жить в Москве, в собственной квартире с большущим окном в спальне…

– И вертолетной площадкой на крыше, – кивнула я. – Боюсь, с этим придется повременить. Скажи мне вот что: ты не обращала внимания, приносил отец домой какую-нибудь папку с работы? Папку с бумагами?

– Откуда мне знать. Может, и приносил. При чем здесь какая-то папка?

– Морозов видел ее у отца, а после его смерти она куда-то исчезла.

– В ней были бумаги, да? Наследство? Ее мамаша сперла, вот гадость… – Янка досадливо стукнула кулаком по колену. – Теперь все к рукам приберет.

– Прекрати ее обвинять, – нахмурилась я.

– О господи, неужто ты не понимаешь? Она же меня облапошит, а ты как будто на ее стороне.

– Не говори глупости. В папке могут быть бумаги, которые позволят узнать, почему убили папу, только это меня и интересует.

– А меня интересуют деньги! – сорвалась она на крик, но тут же закусила губу и принялась хныкать. – Не может быть, чтобы он ничего не оставил. Если тебе нужна папка, спрашивай о ней мамашу.

– Я спрашивала, она ничего не знает.

– Врет, – махнула рукой Янка.

– Почему ты так уверена?

– Она всегда врет, просто так, на всякий случай, а если видит в этом выгоду, то вообще…

Я в досаде покачала головой.

– Ты ведь собралась мне помочь, – напомнила я.

– Об этой папке я ничего не знаю. Но если мы пойдем к матери вдвоем, она не сможет отвертеться.

Эта идея всецело завладела воображением сестры, она поднялась и направилась к двери, дверь как по волшебству открылась, и мы увидели Музу. Держа сигарету в левой руке, она насмешливо поинтересовалась:

– Решила родную мать со свету сжить? Очень мило. Имей в виду, никаких денег нет, так что, если надумаешь подсыпать мне яда, прежде хорошо подумай. Что ты будешь без меня делать, убогая? Тебе даже замуж никогда не выйти без моей помощи.

– Прекратите, – вмешалась я. – Давайте успокоимся и подумаем, что может быть в той папке и куда она делась.

– Дураку ясно, там деньги, – как заезженная пластинка, повторила Янка.

Муза усмехнулась:

– Ага, прямо в папке и лежат.

– А что тогда? – нахмурилась сестра.

– Какие-нибудь важные документы. Их присвоил Морозов, вот увидите, он объявит фирму банкротом, а через некоторое время станет жить припеваючи…

– Подозреваются все, – пробормотала я, уже поняв, что толку от родственников не будет, они не способны думать ни о чем, кроме денег.

– У тебя-то на этот счет какие мысли? – решилась спросить Муза, хмуро глядя на меня.

Я пожала плечами.

– Отца убили его итальянские партнеры, – заявила Янка – хоть в этом мать с дочерью были едины.

Я шумно выдохнула и пошла в ванную.

День рождения Янки пришелся на субботу. Я встала пораньше и приготовила завтрак, сестра появилась на кухне часов в десять. Увидев на столе торт, захлопала в ладоши, я вручила ей свои подарки и, наблюдая ее искреннюю радость, была вполне счастлива. Однако вскоре из спальни появилась Муза, и наше недолгое счастье подверглось серьезным испытаниям.

– Кто-нибудь звонил? – спросила она.

– Нет, – ответила я.

– Этого и следовало ожидать. Не торопятся тебя поздравлять, – мстительно заметила она.

В этот момент зазвонил телефон, Янка бросилась снимать трубку, а я сказала тихо:

– Может, не стоит портить ей праздник?

– По-твоему, я плохая мать? – вздохнула Муза. Развить тему мы не успели, вернулась сестрица.

– Геннадий Сергеевич звонил, – без особого воодушевления сообщила она.

– Он будет вечером в ресторане?

– Да, обещал.

– Позвонит тебе твой Юра, не кисни, – не удержалась от колкости Муза и удалилась.

– Может, ей в самом деле яда сыпануть? – вздохнула Янка.

В ресторан начали собираться часа за полтора. Муза облачилась в кружевное вечернее платье, выглядела сногсшибательно, встала рядом с дочерью возле зеркала и презрительно вздернула губу. Та, переведя взгляд с ее отражения на свое, приготовилась залиться слезами, тут и я появилась из своей комнаты, обе посмотрели на меня. Муза кивнула и сказала:

– Шикарное платье.

Янка схватила меня за руку и, глядя в зеркало, наблюдала за реакцией матери. Та поспешно отошла.

– Ну, что? – томно заметила она. – Вызываем такси?

– Мамаша не переживет, если не будет сегодня первой красавицей, – шепнула мне Янка, сияя от счастья.

– Это твой праздник, и первая красавица сегодня ты.

– Ага. Смотри только, как бы она теперь яда тебе не подсыпала. Знаешь, ты очень красивая.

– И что мне с этим делать? – спросила я с усмешкой.

– Остерегаться мою мамочку.

Пришла машина, и мы отправились в ресторан. Надо сказать, что на людях Муза всегда старалась выглядеть образцовой матерью, по крайней мере, тон, которым она говорила с дочерью, резко менялся. Она начинала сюсюкать, шумно ее целовать и другими незатейливыми способами демонстрировать свою любовь. То, что для празднования дня рождения дочери она сняла самый дорогой в городе ресторан, по ее мнению, было лучшим доказательством материнской привязанности.

Среди гостей не было ни одного ровесника Янки, что меня ничуть не удивило, только друзья семьи и люди, которые, по мнению Музы, заслуживали приглашения, далеко не всех я знала. Мы стояли в холле, встречая гостей, я держалась в стороне, не желая портить Музе праздник, Янка с сияющим видом принимала подарки. Для них был подготовлен специальный стол, который быстро обрастал разноцветными коробками.

Геннадий Сергеевич пришел один, он был старым другом семьи, точнее, он много лет дружил с моей бабкой. Отец утверждал, что Геннадий несколько раз делал ей предложение выйти за него замуж, но бабка со свойственной ей резкостью отвечала, что к любовным утехам давно остыла, а чтобы подать ей чашку чая или отправиться на прогулку в сквер, совсем необязательно становиться ее мужем. Поздравив именинницу и перебросившись несколькими словами с Музой, Геннадий Сергеевич направился ко мне.

– Как ты на нее похожа, – сказал он, целуя меня.

– На бабушку? – уточнила я, улыбаясь.

– Такая же красавица. Неудивительно, что она так любила тебя. Давно приехала?

– Три дня назад.

– И не позвонила мне?

– Подумала, раз мы увидимся здесь, то торопиться ни к чему. Я очень бы хотела поговорить с вами.

Он внимательно посмотрел на меня и, посерьезнев, кивнул:

– Конечно. В любое время. Я сейчас практически всегда дома.

Гости все прибывали и в ожидании, когда пригласят к столу, стояли, разбившись на небольшие группки. Я заметила, что Муза начала проявлять нетерпение, несколько раз она смотрела на часы, затем взгляд ее возвращался к входной двери, руки в черных перчатках нервно двигались, и я с удивлением поняла, что она волнуется. Это показалось мне любопытным, и я с удвоенным рвением принялась наблюдать за ней.

Дверь в очередной раз распахнулась, Муза резко вскинула голову и замерла, став похожей на натянутую струну, глаза ее вспыхнули, а улыбка стала шире. От двери навстречу ей шел мужчина под руку с дамой лет сорока, звали ее Зинаида Аркадьевна, отец с ней дружил много лет. Он всегда с интересом относился к живописи, а Зинаида была художницей, довольно известной, ее картины охотно покупали иностранцы. Но, конечно, не ее приход так подействовал на мачеху. Насколько я помню, к Зинаиде Литвиненко она добрых чувств не питала. Так что нетрудно было догадаться – волнение ее вызвано появлением спутника Зинаиды. При взгляде на него в голову поневоле приходили грешные мысли. Бюсты присутствующих дам взметнулись на максимальную высоту и опустились вниз с тихим стоном: «Какой мужчина! » Каюсь, я приняла самое деятельное участие во всеобщем хоре. Высокий, с отличной фигурой, он широко улыбнулся в ответ на улыбку мачехи, и я мысленно чертыхнулась. Чем он тут занят, в Голливуде его встретили бы с распростертыми объятиями. Впрочем, чувствовалось, что на Голливуд ему наплевать. От него за версту несло самодовольством и большими деньгами. Плечи развернуты, подбородок вскинут вверх, дорогой костюм, белоснежная рубашка без галстука, темные, довольно длинные волосы зачесаны назад, высокий лоб, насмешливый взгляд. Подбородок, пожалуй, тяжеловат, но глаза, губы и, конечно, улыбка были так хороши, что это уже не имело значения.

– Как я рада вас видеть, – громче, чем следовало, сказала мачеха, голос ее дрогнул, а я покачала головой в замешательстве: такого раньше с ней не случалось.

– Здравствуй, дорогая, – ответила ей Зинаида, и они расцеловались, то есть пару раз прижались щеками.

Мужчина кивнул и приложился к ручке, Муза в этот момент смотрела на него с таким откровенным желанием, что это становилось неприличным.

– Это моя дочь, Яна, – потупив взор, произнесла мачеха, вроде бы стыдясь данного обстоятельства.

– Красавица, – впервые открыл рот спутник Зинаиды, и я удовлетворенно кивнула: голос не подвел, низкий, с хрипотцой, он идеально соответствовал его облику.

– Знакомься, Яна, это Максим…

– Можно просто Максим, – не желая, чтобы произносили его отчество, перебил мужчина.

Тут я наконец-то обратила внимание на сестру. Она стояла с видом потерявшегося ребенка, растерянная, даже несчастная, лицо ее покрылось ярким румянцем, а на лбу выступили капельки пота.

– Очень приятно, – едва слышно ответила она и неловко протянула руку.

Он очень осторожно ее пожал, а потом с улыбкой спросил: «Можно? » – и поцеловал Янку в пылающую щеку.

Зинаида, стоя рядом, наблюдала все это, чуть прищурившись. Придя в себя и оглянувшись, я поняла, что мы с ней не одиноки, все внимание было приковано к этой группе. Разумеется, центром внимания был Максим, женщины смотрели на него с легкой тоской, мужчины – настороженно. Он повел головой с едва заметной усмешкой, и стало ясно, на все эти взгляды ему тоже плевать.

– Кто это? – услышала я напряженный шепот и рядом с собой обнаружила одну из дам, давних приятельниц семьи.

– Понятия не имею, – шепнула я в ответ.

– Если она получит этого парня, бога нет и справедливости тоже, – заключила дама, звали ее Елена Константиновна. Она была ровесницей Музы, но в отличие от нее красотой похвастать не могла и сейчас, глядя на Максима, досадливо вздохнула, очевидно, почувствовав внезапную тоску при мысли о сильно раздавшейся талии и нахально лезущем втором подбородке. – Таких надо в резервации держать, чтоб у людей не возникало чувства неполноценности, – вынесла она вердикт.

– Она его не получит, – вмешалась в разговор другая дама, подруга Музы. – Вот увидишь. Мужики вроде этого оставляют баб с носом.

– Но ведь кому-то должно повезти? – вздохнула Елена Константиновна.

– Только не Музе, старовата она для него.

«Вечер обещает быть занятным», – подумала я. Тут выяснилось, что все мы ждали появления Максима, потому что нас сразу же пригласили к столу.

Гости, переговариваясь, направились в зал, я осталась стоять на месте, здраво рассудив, что спешить ни к чему. Максим как раз проходил мимо, взглянул на меня, и тут случилось невероятное, я имею в виду невероятное для такого парня: он сбился с шага.

Выражение его лица мгновенно изменилось, вдруг став серьезным, он все-таки сделал шаг и что-то шепнул на ухо идущей рядом Музе. Та перевела взгляд на меня и махнула мне рукой:

– Жанна, подойди, пожалуйста.

Я не спеша приблизилась, на его лице вновь появилась улыбка, но теперь в глазах сквозила едва заметная настороженность.

– Это дочь Александра Ивановича, – представила меня Муза.

– Максим Вершинин, – сказал он, я держала руки за спиной, что вызвало у него усмешку. – Можно просто Макс, – продолжил он, – если вам так больше нравится. Мы приятельствовали с вашим отцом, он много о вас рассказывал.

– Жаловался на мой характер? – в свою очередь, усмехнулась я.

– Ничего подобного. Он вами гордился. Я его прекрасно понимаю.

Мы наконец вошли в зал. Муза, улучив момент, шепнула мне:

– Присматривай за нашей дурой, кажется, у нее любовь с первого взгляда, ума не хватает сообразить, что этот кусок ей не по зубам.

Гости рассаживались в соответствии с табличками возле приборов. Я была почти уверена, что Вершинин сядет рядом с мачехой, но, как видно, она решила соблюдать приличия. С видом королевы Муза опустилась на стул, мое место было слева от нее. Янкино справа, рядом с ней села Зинаида, а потом уже Макс.

Примерно через час я поняла, что Муза не язвила, по обыкновению, и в своем прогнозе насчет любви с первого взгляда, пожалуй, не ошиблась. Янка сидела тихая, похожая на испуганную птичку, и то и дело робко смотрела на Максима. Стоило ему посмотреть в ее сторону, как Яна мгновенно заливалась краской, торопливо отводила взгляд, но он тут же возвращался к нему, наверное, потому, что справиться с собой она была не в силах. Подозреваю, что день рождения вовсе не отпечатался в ее памяти, только эта боязнь и навязчивое желание видеть его лицо. Надо отдать Максу должное: он вел себя образцово, смотрел на нее с нежностью, а говорил просто, по-товарищески, несколько раз сделал ей комплимент и вообще всячески давал понять: это ее праздник, и она здесь королева бала. Я была ему благодарна за это и простила и его насмешливый взгляд, и вздернутый подбородок, и твердую уверенность в том, что ему сам черт не брат.

Несколько раз наши взгляды встречались, его глаза мне не нравились. Я бы предпочла увидеть в них насмешку, но Макс взирал серьезно, точно оценивая или прицениваясь, его взгляд рождал во мне непрошеное волнение, казалось, он всерьез намеревался заглянуть мне в душу. Я смотрела ему прямо в глаза, без напускного равнодушия, но спокойно. Презрительные усмешки он мог счесть кокетством и началом некой игры, в этом смысле они ничем не лучше тех откровенных, жадных взглядов, которые бросали на него женщины за столом. Мне не хотелось уподобляться им. Я надеялась, он понял: признавая его достоинства, я преспокойно обойдусь без его внимания, просто еще один красивый мужчина в моей жизни, вот и все. Но, конечно, я не могла не понимать: он произвел-таки на меня впечатление, я слишком много думаю о нем, слишком приглядываюсь, пытаясь выискать в нем недостатки, чтобы, презрительно фыркнув, решить – он ничуть не лучше других. Я была весьма озабочена тем, как выгляжу в его глазах, слишком усердно следила за своей речью, за своими взглядами, так что мне стало ясно: судя по затраченной на все это энергии, и речи быть не может о равнодушии.

Я вдруг испугалась: что, если он поймет это? И уже не знала, как вести себя; может, замкнуться, затихнуть, стать незаметной? Но эти мысли не так занимали меня, как поведение Янки. Муза бросала в ее сторону такие взгляды, от которых сестру давно должно было покоробить, но все дело в том, что Яна их даже не замечала. Боюсь, в тот момент она пребывала в каком-то своем мире, который ничего общего с реальностью не имел. И я не знала, бояться за нее или завидовать, такой доверчивой, откровенной она была. У нее не хватало ни осторожности, ни опыта скрыть свои чувства, и, конечно, я боялась за нее, потому что понимала: Муза права, этот тип ей не по зубам. К осознанию этого примешивалась досада, потому что я подозревала: не только ей, но и мне тоже. Но Янка не думала об этом, не рассуждала. Она просто отдалась своим чувствам, чего не умела делать я, наверное, оттого и завидовала ей.

– Можно пригласить тебя танцевать? – спросил ее Макс.

Янка кивнула, поднялась из-за стола, и лицо ее сияло от счастья так откровенно, так радостно, что все гости, провожая их взглядами, вдруг улыбнулись с легкой грустью, как будто все испытывали те же чувства, что и я. Хотя, может, так и было? И вновь я была благодарна Максу за то, как он держал себя с Яной – почтительно, нежно, с едва заметной дистанцией, давая понять, что он видит в ней красивую девушку, которая ему очень симпатична. В его словах, взглядах, жестах не было и намека на охотника, который почуял очередную жертву, впрочем, вряд ли она могла возбудить его охотничий инстинкт.

В общем, я не имела никаких претензий к Максу, но, несмотря на это, он меня очень раздражал, может, потому, что я все-таки больше завидовала сестре, чем беспокоилась за нее?

Выпито было уже достаточно, и гости теперь в основном танцевали. На этот раз Максим пригласил Музу, и я была вынуждена признать, что они очень красивая пара. Не одна я так думала, хитрые улыбки блуждали по лицам друзей и недругов, а Янка сидела совершенно потерянная. Но Макс вернулся, сказал ей что-то смешное, и она вновь ожила. Муза, кажется, осталась весьма довольна произведенным эффектом, она даже не стала язвить, когда ее подруга потащила Максима танцевать, отнесясь к этому вполне благосклонно.

Я вдруг решила, что он, в сущности, неплохой парень, который никого не желает обидеть, и тут неплохой парень возник рядом со мной.

– Можно? – спросил он с легким сомнением, точно не был уверен, что я пойду с ним танцевать.

– Конечно, – ответила я, поднимаясь со стула. Я решила перенять его тактику: доброжелательность, товарищеский тон, точно мы старые приятели и делить нам нечего. Впрочем, нам и вправду нечего было делить, к счастью или к сожалению.

– У вас очень милая сестра, – сообщил он, думаю, просто не зная, с чего начать разговор, а я охотно поддержала тему, рассказала про наши детские проделки, про то, как я скучала без нее.

Моя словоохотливость вроде бы его удивила, он приглядывался ко мне, словно подозревая подвох, и вместе с тем чувствовалось: он очень рад, что мы болтаем, вот так, запросто, словно он вовсе не рассчитывал на это. Странно, почему Макс решил, что я должна принять его в штыки? У меня не было времени подумать над этим.

– Вы живете в Италии? – спросил он.

– Да.

– Ваш отец мне рассказывал.

– Вы дружили с ним? – в свою очередь, спросила я.

– Скорее мы были приятели, познакомились незадолго до его смерти.

– Вас не было на похоронах.

– В то время я уезжал за границу и о том, что произошло, узнал, только когда вернулся.

Музыка кончилась, я направилась к столу, но Макс удержал меня за локоть.

– Может быть, выйдем на балкон, немного проветримся?

И вновь у меня появилось чувство, что он очень сомневается, что я соглашусь. Наверное, поэтому я сказала:

– С радостью.

Мы оказались в холле и оттуда прошли на балкон, он был огромным, и с него открывался прекрасный вид на вечерний город. Начинало темнеть, повсюду зажглись огни, и это создавало ощущение праздника.

Максим присел на перила лицом ко мне, город его, казалось, вовсе не интересовал.

– Вас с моим отцом познакомила Зинаида? – задала я вопрос, глядя на проспект у своих ног.

– Да. Как-то я зашел к ней и застал там Александра Ивановича. Мы понравились друг другу, стали видеться от случая к случаю, не могу похвастать, что часто, зато эти встречи были по-настоящему интересны. Ваш отец был необыкновенным человеком.

– Да, – кивнула я с печалью. – Вы часто бываете за границей? – это выглядело так, словно я спешу сменить тему.

– В основном в Англии, ну, и в Латинской Америке.

– Вот как? – удивилась я.

– Я долго жил в Венесуэле. Но потом заскучал и вернулся сюда. Бизнес там вполне отлажен и моего постоянного присутствия не требует. А в Англии живет моя мать.

– В Италии бывали? – спросила я.

– Да, несколько раз, еще в юности. Мама в то время много путешествовала и брала меня с собой.

Мне показалось или в его взгляде мелькнула настороженность?

– Если надумаете приехать, позвоните мне, – предложила я с максимальной теплотой. – Буду вашим гидом.

– Вам нравится Италия?

– Очень.

В этот момент на балконе появилась Муза, окинула нас высокомерным взглядом и спросила Максима:

– Соблазняешь мою падчерицу?

– Боюсь, это задача не из легких, – ответил он весело и взглянул на меня. Я подумала, что, ответив: «Правильно боишься», я, скорее всего, буду выглядеть самонадеянной девицей, которая как раз только об этом и мечтает, и отделалась ничего не значащей улыбкой.

– Ты. И вдруг боишься? – сказала Муза и, запрокинув голову, захохотала. Выглядело это чересчур театрально и потому неприятно, мне вдруг стало жаль ее.

– Мы говорили об отце, – сказала я, пожав плечами. Муза перестала хохотать, теперь в ее взгляде появилось беспокойство.

– Да? А я думала, вы нашли более подходящую тему, летняя ночь способствует романтическому настроению, разве нет?

Я не стала отвечать, и Максим тоже, вместо этого он одарил ее таким взглядом, что она, а вслед за ней и я почувствовали неловкость, мне опять стало жаль ее. Муза считала, что ни один мужчина не в силах устоять перед ней, кстати, для такого мнения были все основания, но рядом с Максом она как-то терялась, точно начинала сомневаться в себе. Ей следовало уйти, но она продолжала стоять и силилась придумать подходящую реплику, Макс ухмылялся, и тогда я решила, что уйду я.

– Пойду поболтаю с именинницей, – заявила я, сделав шаг к двери, но Максим взял меня за руку.

– Ты не сказала, что в Италии нужно посмотреть в первую очередь?

Я растерянно взглянула на него, потом вспомнила: перед появлением Музы мы говорили об Италии.

– Вы уже на «ты»? – засмеялась мачеха. – Впрочем, чему удивляться… – Она резко повернулась и ушла. Максим пожал плечами и улыбнулся мне.

– Пожалуй, нам тоже пора… – начала я, а он пожал плечами.

– Извини за мою выходку, твоя мачеха из тех людей, которые любят быть в центре внимания.

– Вниманием и ты не обделен, – усмехнулась я, выделив местоимение, он кивнул.

– Вряд ли эти дамы смотрели бы на меня, открыв рот, появись я в рваных джинсах и на велосипеде.

– Вот как? – спросила я, не зная, как реагировать на это замечание.

– Конечно. Все дело в моих деньгах.

– А других достоинств у тебя нет?

– Сколько угодно, – заверил он. – Ты выглядишь очень серьезной девушкой, ты и вправду такая?

⇐ Предыдущая 2 3 4 5 678 9 10 11 Следующая ⇒