|
|||
Глава 3. АЛЕХАНДРАГлава 3 ЮЛИЙ
Уставший, раздраженный и голодный я сижу на краю этой слишком мягкой для мотеля кровати, пока надеваю ботинки и завязываю шнурки. Я убеждаю себя успокоиться, но Линг и ее воздыхатель, Чип, не давали мне спать всю ночь. И я не могу найти в себе силы простить ее. Клянусь богом, если услышу, что она плачется на то, что чувствует себя усталой, я напинаю ее тощую, одетую в «Гуччи» задницу. Провожу рукой по волосам, направляясь в ванную, чищу зубы и мою лицо. Мешки под глазами выглядят нехорошо, особенно если учесть, что у меня назначена встреча. Я покачиваю головой своему отражению и, вздыхая, бормочу: — Ну ты и сука, Линг. Эта женщина настоящая гигантская заноза в моей заднице. Я приглаживаю руками пиджак, затем направляюсь к двери, по пути хватая сумку. Напяливаю солнцезащитные очки и подхожу к двери Линг, затем громко стучу. Когда она не открывает, прикусываю внутреннюю часть щеки. Как только поднимаю руку, чтобы еще раз постучать, дверь открывается. Я окидываю Линг взглядом. Она одета, накрашена и готова. Ее вишневые губки растягиваются в улыбке, и когда я не замечаю ни капли усталости в ее лице, это просто нереально бесит меня. Но потом она тут же напоминает, почему я таскаю ее везде за собой. — Доброе утро, солнышко, — широко улыбаясь, она протягивает мне бумажный пакет и стакан кофе на вынос огромного размера. В пользу Линг можно прибавить еще очки, когда я замечаю на пакете жирные следы от еды. Фыркнув, беру пакет и кофе в одну руку, а в другую — сумку Линг и свою. Иду к машине и по пути слышу, как она смеется позади меня. — Что нашло на твою задницу этим утром? — Когда она оказывается возле меня у пассажирской стороны, ее улыбка становится хитрой. — Если ты мило попросишь, я расскажу тебе, что вошло в мою прошлой ночью. Я поджимаю губы, затем, разблокировав машину, открываю дверцу и закидываю наши сумки на заднее сиденье. Она же продолжает смеяться, чем еще больше портит мое настроение. Я делаю глоток кофе. Он теплый и крепкий. Черт, кофе мог бы быть ледяным, и я все равно с огромной радостью выпил бы его. Открываю пакет, заглядываю внутрь, и мой живот громко урчит. Что бы там ни было — пахнет вкусно. Я вытаскиваю упаковку, разворачиваю и делаю гигантский укус сэндвича. Вкус поражает меня, и я стону. Проглотив еду, я еще раз кусаю сэндвич с яйцом и беконом, и, практически не жуя, делаю еще один укус. Я ощущаю взгляд на себе. По-прежнему пережевывая, поворачиваюсь к Линг и замираю. С набитым ртом, бормочу: — Что? Она кривит в отвращении губы и поднимает брови. — Никогда не привыкнут к тому, как ты ешь. Ты свинья. — Она наигранно вздрагивает. — Отвратительно. Закинув остаток сэндвича в рот, я говорю: — Старые привычки. — Беру кофе и делаю глоток. — Если бы ты побывала в тюрьме, то поняла бы. В неверии Линг пялится на меня, прежде чем отворачивается к окну. — Я знала кучу людей, которые сидели в тюрьме. Не только знала, но трахала их. — Она пригвождает меня взглядом. — И они не ели, как свиньи. Я завожу машину и тихо отвечаю: — Конечно, ели. Наедине с собой. В тюрьме между тобой и твоей едой есть время, за которое ты можешь затолкать в рот большее количество этой еды, пока кто-то огромнее и сильнее не решит, что ему твоя еда нужнее, чем тебе. Если ты не ешь быстро, ты не ешь вообще. В первую неделю мне везло съесть половину своей порции, пока ее не отбирали у меня. Я быстро понял всю эту «вертикаль власти», и мне она не понравилась. Поэтому я изменил ее. Однажды в обед старший большой и грубый парень выбил поднос из моих рук. И к этому моменту мне все уже надоело. Я был уже равнодушным и одиноким в этой адской дырке, которую должен был звать своим домом следующие несколько лет, поэтому если я мог прекратить чувствовать голод, то собирался сделать это. Я быстро осознал, что если хотел получить эту еду, то должен был бороться за нее. Колония для несовершеннолетних — это больше зоопарк, чем тюрьма. Если покажешь свою мощь и силу, остальные отстанут. Голод доводит людей. Он питает гнев и раздражение. Этот гнев и раздражение вскоре становятся неукротимой яростью, и прежде чем ты понимаешь это, ты втыкаешь самодельную заточку в живот чувака, с которым играл в баскетбол на прошлой неделе. Голод может заставить делать такие вещи, которые казались невозможными. Я помню, как поднял поднос и разбил его о голову того парня, и он упал на грязный пол из-за неожиданного нападения. Я помню, как поднял этот липкий, толстый кусок пластика и бил им парня вновь и вновь, и конвульсии его тела приносили мне больное удовлетворение. Помню, как ревела кровь в ушах, пока парень, не двигаясь, истекал кровью на полу. Я так же помню, как наклонялся и поднимал с пола еду, пытаясь съесть ее, пока меня не утащили охранники. Я помню взгляды на лицах других парней, когда меня вели в карцер. Больше никто не трогал мою еду. Конечно же, я не был самым сильным или большим, но я показал, на что способен. Они все теперь знали, что будут последствия за их действия в мою сторону. Это была моя не последняя драка в колонии, но вновь вывести на драку меня было сложно. Единственное, в чем я нашел утешение — достать меня было сложнее, чем остальных. Мой самоконтроль был впечатляющим, парни начали подходить ко мне за советом. Первая драка укрепила мое положение в колонии. Я получил его, даже не осознавая, за что дрался. Я был чертовски хорош в этом, и пока года пролетали, негласный уровень уважения ко мне среди сверстников рос. Опять же, я не осознавал, что хотел этого, но получив — это даровало мне кусочек власти, которой не было прежде. Забавно, что это определило мою роль в настоящей жизни. Вкус власти такой сладкий на моем языке. Выпив остаток кофе, я выкидываю стакан в бумажный пакет и отдаю Линг. Она без вопросов берет пакет, и я выезжаю с парковочного места, направляясь на запад. Мы какое-то время едем молча, затем я делаю радио тише и спрашиваю: — Давай детали? Линг ерзает на своем месте, прежде чем находит свою записную книжку «Оротон». Он переворачивает пару страниц, и затем читает вслух: — Конфликт между семьями Кастильо и Гамбино. Кастильо очень могущественные. Занимаются оружием, проституцией, отмывают деньги. Гамбино — классика жанра — наркотики, «крыша» и взяточничество. Единственный сын Кастильо, Мигель, обратился к нам. Пару лет назад Гамбино и Кастильо заключили союз. Старший сын Гамбино, Дино, женился на старшей дочери Кастильо, Алехандре. Я холодно и безэмоционально бормочу: — Как мило. Линг выдает смешок. — В любом случае тебе понравится. — Постукивая идеальным ноготком по странице, она выдает: — Гамбино... они даже не в курсе, что мы едем. Ну, это ж просто великолепно. — Пожалуйста, скажи мне, что там малозначительный конфликт. — Естественно. — Я могу практически слышать, как она улыбается. — Просто убийство. Вздохнув, я шепотом бормочу: — Бл*дь. Подняв руки вверх, гадюка изо всех сил пытается скрыть улыбку, но не выходит. — Что? Как будто мы не разбирали такое раньше. Я перевожу на нее взгляд, который так и кричит что-то между «ты потеряла свой гребаный разум» и «я надеру тебе задницу». — Ага. Только помнишь то, что было раньше? Я был, бл*дь, готов, и они тоже. Она облокачивается на спинку сиденья, наклоняет голову и вздыхает. Закрыв глаза, Линг говорит: — Господи, ты такой сексуальный, когда злишься. А все, что я могу, это взглянуть в небо и помолиться. Господи боже, я терпеливый мужчина, но, черт подери, не святой. Я даю себе минутку, чтобы успокоиться, и веду машину молча. Немного погодя, Линг спрашивает: — Хочешь трахнемся? Иногда меня удивляет эта женщина. Медленно поворачиваюсь и снимаю очки. Мой взгляд дает ей понять, что она играет с огнем. Моя кровь так и кипит от ее невинного взгляда. Я продолжаю пялиться на нее, а она начинает хохотать, а затем заявляет: — Я ж пошутила! Я перевожу взгляд на дорогу и произношу: — Ха-ха, очень смешно. Ее изящная ручка влезает в мое пространство. Она потирает мое плечо. — Ой, да ладно тебе. Я пошутила. Пошутила. Правда-правда. — Ее рука замирает и она выдает: — Если только, конечно, ты сам этого не хочешь. — Гнев так и пылает в моих внутренностях, пока она продолжает со смехом: — Да шучу! Должен заметить, мне нравится Линг. Когда Твитч взял ее, я думал, что она сумасшедшая. На самом деле больше чем один раз я предлагал ему избавиться от нее. Сейчас же, я не скажу, что она не сумасшедшая, но она не плохой человек. За эти четыре года мы подружились. Однажды ночью после задания Линг призналась, что я ее первый друг, и она понятия не имеет, что делать с этим. Мое нежелание спать с ней каким-то образом вызвало у нее уважение ко мне. Осознание того, что я нашел ту ее часть, которую люди видят очень редко... очень радовало. Никто больше не видел Линг-шутницу или заботливую Линг. Все остальные видели суку Линг или же шлюху Линг. Но ей так нравится. Это ее защитная реакция. Ее защитное покрывало. В Линг так много всего. За четыре года я по-прежнему не разгадал ее. В ней столько слоев, и даже с теми, что я уже снял, я все еще далек от середины. Черт, да я едва заглянул под поверхность. — Почему ты не хочешь трахнуть меня? Ты же знаешь, это никак не повлияет на работу. Многие мужчины находят меня красивой. — Хотя вопрос звучит тщеславно, она задумчиво смотрит на меня. — Ты красивая. — Я мимолетно смотрю на нее. — Я уверен, что змеи тоже красивые. И это не значит, что я мечтаю, чтобы одна из них отсосала мне. Ее крошечная ручка хлопает меня по плечу, и я улыбаюсь этому. — Ты придурок. — Но я слышу улыбку в ее голоса. — Ты хочешь посмотреть на остальную часть информации или просто будешь ориентироваться по ходу дела? — Дай сюда. Она читает про себя, затем бормочет: — О, сюжет интересный. Чудесно. Я даже не пытаюсь скрыть свое раздражение. — Может, поделишься? В этом году или как? — Мертвый парень, Рауль Мендоза, был школьной любовью Алехандры Гамбино. И смотри-ка... он женился на младшей сестре Алехандры, Веронике. Дино Гамбино подозревают в его убийстве. Я поднимаю брови. В каком дерьме мне придется ковыряться? — У Алехандры и Рауля была интрижка? Линг качает головой. — Нет. Алехандра идеальная жена и верна своему мужу. Они, согласно информации, счастливо женаты. Я пару минут размышляю над услышанным и затем спрашиваю ее: — А ты что думаешь? Без колебаний Линг отвечает: — Я думаю, правду можно найти у его жены. Бинго. Я мысленно улыбаюсь и задаюсь вопросом, как бы заставить эту женушку предать своего муженька. После часа езды мы подъезжаем к месту назначения. Останавливаемся у резиденции Эдуардо Кастильо. Подъехав к домофону, я нажимаю кнопку и говорю: — Юлий Картер и Линг Нгуен, по просьбе Мигеля Кастильо. Домофон шипит, прежде чем огромные железные ворота медленно открываются. Не торопясь, я еду по гравийной дорожке, рассматривая идеально выстриженную живую изгородь и искусные статуи, ведущие к входу. Особняк выглядит именно так, как я и представлял. Внешний вид привлекает внимание, и даже не видя внутреннюю отделку дома, я понимаю, что там все также шикарно. Я подъезжаю к входу, и мужчина очках, с наушником в ухе и в черном костюме с золотистой буквой «К», вышитой на кармашке пиджака, подходит к машине. Открыв дверь, он протягивает руку. Я выхожу и отдаю ключи, обхожу машину, открываю дверь и помогаю Линг выйти. Мы поднимаемся по ступенькам, и нас приветствует мужчина моего возраста. Высокий и подкачанный, его карие глаза осматривают Линг, и во взгляде загорается интерес. Он проводит рукой по взъерошенным волосам, протягивает руку для рукопожатия и представляется: — Мистер Картер, я Мигель Кастильо. Спасибо, что приехали. Я не знал, что вы приведете с собой, — его взгляд останавливается на полных губах Линг, — спутницу. Линг улыбается. — Здравствуйте, мистер Кастильо. Меня зовут Линг. Я личная ассистентка мистера Картера. Рада с вами познакомиться. Мигель тут же оттаивает к ней. Он берет ее руку и оставляет поцелуй. — Приношу извинения, Линг. Не хотел показаться грубым. Пожалуйста, зовите меня Мигель. — Он смотрит на меня и перестает улыбаться. — Пойдемте. Я расскажу вам все, что знаю. Гамбино прибудут через час. У нас нет лишнего времени. — Мигель ведет нас по коридору. — Прошу заранее простить, но я должен попросить вас сдать все оружие, что у вас есть. Иначе мой отец примет это как персональное оскорбление. Сообщение получено. Не оскорбить Эдуардо Кастильо. Кивнув, вытаскиваю своего любимца из кобуры под своим пиджаком. Сделанный на заказ с гравировкой сорок пятого калибра пистолет, который Твитч подарил мне на тридцатилетие. Парень был далеко не сентиментальный, но этот подарок стал тем, чем я буду дорожить вечно. Я позволяю Мигелю положить его в сейф под лестницей. Линг вытаскивает из пиджака нож, баллончик с газом Масе и маленький пистолет двадцать второго калибра. Мигель начинает забирать все это, когда Линг откашливается, привлекая его внимание. Она берется за кромку юбки, все это время внимательно смотря на Мигеля, и медленно поднимает ее вверх по бедрам. Из места, о котором я даже знать не желаю, она вытаскивает еще один пистолет двадцать второго калибра и складной нож. Мы с Мигелем оба наблюдаем за ней, и пока Мигель заворожено смотрит, мои же глаза улыбаются моей ручной змее. Наше наблюдение заканчивается, когда Линг медленно и соблазнительно пожимает плечами. — На этом все. Мигель удивленно улыбается, затем поворачивается ко мне. — Личная ассистентка, да? Сколько мне будет стоить заполучить такую же ассистентку? Линг подходит ко мне и грациозно кладет свое руку на сгиб моего локтя. С этой лукавой ухмылкой он выглядит еще опаснее, чем обычно. — Вашу жизнь. Я веду Линг вперед и борюсь с улыбкой, когда слышу хриплое бормотание Мигеля: — Мне определенно требуется такая ассистента. Мигель ведет нас в конференц-зал, и после того, как помогаю Линг сесть, я присаживаюсь сам. Выражение лица Мигеля становится тревожным. — Рауль Мендоза был моим зятем. Моя сестра Вероника вышла за него три года назад. В прошлый понедельник Рауль не пришел домой. — За ним такого раньше не наблюдалось? — спрашивает Линг. Мигель кивает. — Ох, нет. Он любил мою сестру. Всегда приходил домой, когда обещал, и если опаздывал, то звонил. Но он просто... испарился. Испарился. — И как вы поняли, что его убили? Мрачная улыбка растягивает губы Мигеля. — Потому что кто-то доставил Рауля прямо домой. — Он стреляет в меня взглядом. — Точнее сказать, доставил тело Рауля прямо на супружеское ложе, пока моя сестра спала. Идеальная бровь Линг приподнимается, когда она задает вопрос: — Вероника не проснулась? Мигель качает головой. — Она проснулась утром рядом со своим уже мертвым мужем. После криков и слез она попыталась дотянуться до телефона и позвонить отцу, но потеряла равновесие. Она смогла набрать номер отца только через пять минут. Ее зрение было затуманенным. Она чувствовала слабость, живот крутило. Играли грязно. — Кто-то накачал ее. Мигель разводит руками. — Возможно. Я размышляю над этим пару минут. — И вы думаете, это сделал Дино Гамбино. Почему? Мигель откидывается назад, пялясь в стол из красного дерева, очевидно обдумывая свой ответ. — Я кое-что видел и слышал по поводу моего зятя Дино, и это вызвало мои сомнения. Крайне важно получить все нужную мне информацию. — Но ваша сестра Алехандра счастлива в браке, так? Мигель пожимает плечом. — Не уверен, что можно так разыграть счастье. Если Алехандра притворяется, то ей надо дать награду. — Он вздыхает. — Я вижу, как Дино смотрит на нее, когда он думает, никто не видит. Как крепко держит ее за руку, и эти молчаливые взгляды, что они бросают друг на друга. Линг подмечает. — У всех влюбленных бывают размолвки. Глаза Мигеля загораются. — Он очень ревнивый. Когда узнал, что Рауль и Алехандра встречались, то встал посреди семейного ужина, выдернул Алехандру за руку с ее места и ушел. Ни слова не сказал. — Его глаза становятся холодными. — Он проявил неуважение к моей семье, к моему отцу. — Он помолчал пару секунд. — А через неделю Рауль умер. Я мог увидеть, что парень был уверен в этом, но обвинить Дино в убийстве на семейном совете с информацией, которая была у него... — Этого недостаточно. Небольшая часть огня в Мигеле тухнет. — Знаю. При всем моем уважении, я спрашиваю: — И чего вы хотите от меня? Взглядом Мигель буквально умоляет меня. — Поговорите с Алехандрой. Наедине. Спросите о Дино, и где он был той ночью. Если его не было дома, то он виновен. Он убил Рауля. Я знаю это. Чувствую это. — На мое колебание он понижает голос: — Пожалуйста. Я заплачу за судейство. Поэтому вперед. Четыре года тому назад, я бы взял деньги и уехал, не оглядываясь, но все изменилось. Я поворачиваюсь к Линг. Ее едва заметный кивок — все, что мне требуется. Кивнув, я выпрямляюсь и приглаживаю свой пиджак. — Хорошо, я поговорю с Алехандрой.
Глава 4 ТВИТЧ
Неделей ранее...
Я иду по улицам города, опустив голову, а моя худи служит прикрытием. Я раздраженно вздыхаю. Каждая проходящая секунда напоминает мне, что я не дома. Вместо этого я здесь. На задании. Господи боже, ненавижу этот город. Яркие огни, громкие сигналы машин, отчетливый запах смерти витает в воздухе, в то время как люди ходят по улицам, прижав телефоны к ушам и засунув палки в задницу. Когда приближаюсь к дому, я направляюсь вниз по аллее. Мне надо подождать пятнадцать минут, прежде чем путь будет чист. Я вытаскиваю телефон и пишу смс.
Я: Встречаюсь с №1.
Проходит минута, и я получаю ответ.
Хэппи: Сделай все быстро. Мне нужно поговорить с тобой.
В груди все сжимается. Не давая себе даже подумать, я набираю его номер и поднимаю телефон к уху. В ту секунду как он отвечает, я выдаю: — Что произошло? Хэппи опускает телефон, прежде чем я слышу шаги. — Ты рехнулся? Ты не можешь просто так взять и позвонить мне, придурок. У нас есть алгоритм действий, — шипит он. К черту все. — Что-то не так. Что? Он раздраженно говорит: — Все нормально, чувак. Господи. Я просто... На заднем фоне я слышу детский голосок: — Дядя Хэппи, хочешь мороженку? Черт. Бл*дь. Мое дыхание становится тяжелым, а голос хриплым: — Это он, так? Игнорируя меня, Хэппи отвечает моему сыну: — Конечно. Передай маме, что я хочу с горячей карамелью. — Я зажмуриваюсь от укола боли из-за упоминания о Лекси. Затем Хэппи вздыхает: — Ты не можешь просто так взять и позвонить, Т. Безэмоционально я отвечаю: — Знаю. — Ты все испортишь. — В курсе. Помолчав, Хэппи добавляет: — На следующей неделе у него день рождения. Я это знаю. Неужели он, мать его, думает, что я забыл про день рождения собственного сына? Причина, по которой я здесь, — это он. Потому что я чертовски люблю его. Стискиваю челюсти и, борясь с желанием заскрипеть зубами, пытаюсь себя успокоить: — Знаю. Хэппи выдает: — Я знаю, что ты знаешь, придурок. Я хотел поговорить с тобой, потому что хотел подарить ему кое-что твое, но мне нужно было твое одобрение. И вот так просто мой гнев исчезает. — Это... — Я откашливаюсь. — Это правда круто. Спасибо, чувак. — Не за что. Я думал о твоих запонках с черепом и скрещенными костями. Они были моими любимыми запонками. Я улыбаюсь. — Хорошая идея. Я слышу улыбку в его голосе. — Супер. — Мгновение он колеблется, прежде чем спрашивает: — Сколько тебя не будет еще, Т? Ему почти четыре. Он растет без тебя, чувак. Не в настроении для его лекции, я отвечаю кратко: — Столько, сколько потребуется. — Затем бросаю трубку Я останусь тут навсегда, если потребуется. Я сделаю все что угодно, лишь бы моя семья была в безопасности. Засунув телефон в карман, я смотрю на часы. 18: 59. Выхожу из аллеи, вытаскиваю поддельное удостоверение личности, подхожу к домофону и нажимаю. — Да? Скучающим тоном бормочу: — Хай, у меня посылка для Эндрю Иванов. Домофон шипит. — Имеете в виду Андрея Иванова? — Ага, его. — Хорошо, я распишусь. Я со свистом выдыхаю сквозь губы, затем дергаю подбородком. — Не-а, не пойдет. Нужна подпись самого мужчины. Какая-то судебная повестка или типа того. Молчание, затем: — Погодите минутку. — Я стою у двери, посвистывая. Когда домофон вновь оживает, голос говорит: — Подходите к входу. Я провожу вас наверх. Бррр. Они все так упрощают для меня. Андрей должен был лучше позаботиться о своей безопасности. Я иду вниз по аллее и жду у двери охраны. Когда она открывается, два вооруженных охранника приветствуют меня, очевидно, по их мнению, с устрашающим выражением на лицах. В ответ я показываю свой бейджик «Юнайтид Парсел Сервис» и приподнимаю брови. — Со дня на день, чуваки. Как только доставлю письмо, я свободен. Высокий подает мне тетрадку, и я вписываю себя без колебаний. Второй парень ведет меня к лифту. Когда он заходит внутрь со мной, я борюсь с рыком. Он нажимает на третий, и как планировалось, мой телефон начинает звонить. Я делаю целое шоу из вытаскивания его из кармана. И вздыхаю. — Прости. — Будильник звенит все громче и громче, пока в лифте отдаются трель птиц и звуки фортепиано. Я кричу поверх будильника: — Я поставил его, чтобы напомнить себе посмотреть «Последний герой». Наконец будильник успокаиваются, охранник молчит пару секунд, затем бормочет: — Уверен, Мисси выиграет. Я медленно поворачиваюсь, выглядя оскорбленным. — Ты под кайфом, что ли, чувак? У Натали победа в кармане. Мисси повезет, если она останется с нетронутым достоинством. Охранник выдавливает смешок. — Да ну на фиг. Мисси сломала ногу и много ревела. Люди любят такую ерунду. Я готов с этим поспорить. — Неправда. Нат безжалостная, упрямая дьяволица. — Лукавая улыбка растягивает мои губы. — Все любят злодеев. Дверь лифта открывается, и мы выходим. Я незаметно нажимаю кнопку «активировать» в приложении своего телефона. Рация охранника мычит что-то, затем он останавливается на полушаге, поднимает ее к уху и нажимает кнопку. — Служба охраны, прием. Ничего. — Си? Слышишь меня? Вновь тишина. Охранник вздыхает: — Дерьмо. — Поворачиваясь ко мне, он бормочет: — Давай по-быстрому. Мне нужно спуститься вниз. А я нарочно кручу в руках телефон, тереблю сумку, письмо. — Без проблем. Нажимаю вторую кнопку в приложении, рация охранника вновь оживает, шипя. — Спускайся вниз, Джонсон. Уровень «красный» внизу. После еще одного нажатия кнопки рация вновь глохнет. Джонсон, теперь уже паникуя, клацает и стучит по рации. — Прием. Си, ау? Дерьмо. — Он поднимает свой взгляд на меня. — Я спускаюсь вниз. Ты оставайся тут, я вернусь за тобой. Охранник уже бежит в обратном направлении, когда я кричу: — А как же «Последний герой», чувак? Лифт начинает закрываться, и я вижу, как он пожимает плечами. Прежде чем двери закрываются, я вновь кричу: — Тогда поторопись! И после нажатия еще одной кнопочки, приложение, которое я установил, тушит весь свет в здании. Пока один охранник застрял в лифте, а второй бегает по подвалу, я волен делать все, что захочу. Поднимаю руку и натягиваю капюшон на голову, а затем направляюсь в кабинет в конце коридора. В тот, из которого слышатся ругательства на русском. Под дверью виден небольшой свет, я стучусь. Андрей говорит: — Входи. — Но я уже вошел. Андрей стучит по компьютеру, как будто тот от этого как-то заработает. Пока он делает это, я подхожу к столу и беру графин с водкой и два стакана. Как только я ставлю их на стол и поднимаю графин, Андрей замечает, что я не из охраны. С акцентом он спрашивает: — Ты кто? Я молча наполняю стаканы и ставлю один прямо перед ним. Беру свой телефон, и через мгновение комнату освещает яркий свет. Ах, эти технологии. Опускаю свой капюшон, желая, чтобы мое появление было чем-то из области кошмаров. Когда Андрей замечает мое лицо, он бледнеет. Затем откидывает голову назад и начинает смеяться. Не веря, качает головой, а в его глазах пляшут смешинки. — Ух ты, ходячий мертвец. Наклонив голову, беру стакан и делаю глоток. Водка крепкая, но идет гладко, не сомневаюсь, она дорогая. Андрей поднимает стакан и выпивает залпом, как будто это вода. Поскольку он русский и ему больше пятидесяти, я смело предполагаю, что он каждое утро умывается водкой. Андрей садится и указывает на меня. — Зачем ко мне пришел, мертвец? Я смотрю ему прямо в глаза и делаю глоток. Он понимает, почему я здесь. Андрей внимательно рассматривает меня, размышляя. Его улыбка меркнет, а затем совсем исчезает. Через пару минут он вздыхает. — Думаю, тебя ничего не остановит. — Это просто бизнес, Андрей, — отвечаю я, мой голос звучит решительно. Он сидит молча, затем резко выпрямляется и кивает. — Убей меня быстро. Я достаю из сумки свой тридцати шести калибровый пистолет и снимаю с предохранителя. Я поднимаю его и целюсь прямо в лоб, затем опускаю его. Это его последний вечер. Меня это не должно волновать, но волнует. — Может, еще выпьем? Андрей Иванов улыбается мне, и в этой улыбке нет ни капли злобы. Я не понимаю этого. — Почему ты улыбаешься, Андрей? Через две секунды твой мозг будет размазан по твоему белому столу. Он пожимает плечами. — Мне надоело жить полужизнью, Твитч. Моя жена бросила меня. Дети ненавидят. Бизнес партнеры хотят моих денег. Все, ради кого я когда-то жил, теперь мечтают убить меня. И у меня нет больше желания жить. — Он встает, наполняет наши стаканы. Подняв свой, произносит: — Na zdorov'ye. На здоровье. Ох, какая ирония. Я поднимаю руку, и через секунду яркая вспышка, сопровождаемая громким звуком выстрела, разносится по кабинету, а Андрей Иванов падает на пол и лежит в луже крови. И в первый раз в своей жизни, я правда чувствую себя плохо из-за того, что пришлось кого-то убить. Покачав головой, направляюсь к окну и открываю его. Вылезаю наружу и спускаюсь по пожарной лестнице, затем печатаю сообщение.
Я: Встреча с №1 прошла быстро.
Через секунду получаю ответ.
Хэппи: Рад слышать. Не думаю, что все будет так легко с №2.
Большое спасибо, засранец. Как будто я сам не знаю этого. Но мужчина должен делать мужскую работу.
Глава 5 АЛЕХАНДРА
Как жене Дино Гамбино мне позволительно кое-какое снисхождение. Я делаю то, что другим женам нельзя. Но это не предполагает той свободы, что есть у них. Мне позволено посещать семейные встречи. Остальным женщинам — запрещено. Конечно, я же принцесса мафии, которая замужем за принцем мафии, и он станет королем, когда его отец умрет. Однако мне ничего нельзя делать самой. Как только я выхожу из дома, за мной тут же кто-нибудь следит. Этот человек «защищает» меня, но я-то знаю, что так Дино лишь пытается сломить мой дух. Я прекрасно понимаю его сообщения, которые он посылает мне, когда за мной следят. Я твой хозяин. Любая другая женщина на моем месте брала бы лучшее от свободного времени: ходила бы в кафе, делала маникюр или прическу, или просто ездила обедать с подругами, и какое-то время я так и делала, но потом моим подругам надоела слежка за мной, и они перестали со мной общаться. Меня это не должно было удивлять, но удивило. Мне было очень обидно. Не могу сказать, что виню их. Дино сделал все, что мог, для этого. Он оторвал меня от друзей и родни. Мне нельзя было посещать людей без причины. Даже мою семью. Я знаю, о чем вы думаете. Почему же не делать этого в любом случае? Ответ очень прост. Потому что это не стоит такой цены, как сломанные ребра или изнасилования. И более сложный ответ. Я боюсь своего мужа. И боюсь, что однажды, не желая того, он убьет меня. — Не понимаю, что ты там делала вчера весь день, — бормочет Дино, не отводя взгляда от дороги. Я стараюсь не вздохнуть, пока придумываю ответ без нотки сарказма. — Я была там, потому что моя сестра потеряла мужа, Дино. У Вероники разбито сердце. Ей нужна поддержка. Он выдыхает через нос. — У нее есть брат и сестры. Ты не нужна ей на целый день. Я стискиваю зубы и пытаюсь объяснить вновь: — Да, но мои другие сестры маленькие и не понимают, что значит потерять мужа. Веронике нужен тот, с кем можно поговорить. Он поворачивается ко мне и вглядывается в мое лицо. — Ты бы расстроилась, если бы я умер? Вопрос поджигает искру волнения внутри меня. Я хочу закричать: «Черт, нет! », но вместо этого беру его руку в свою, хмурюсь, пытаясь тщетно игнорировать стаккато, которое отбивает мое сердце. — Ты ведь знаешь, что расстроилась бы. Даже не шути на такую тему. Он внимательно смотрит на меня, выискивая хоть каплю моей неискренности, но не находит. Его рука напрягается вокруг моей, когда он хрипло произносит: — Я люблю тебя, Ана. Я улыбаюсь, но эта улыбка такая тонкая и натянутая, как сдувшийся шарик. — Знаю, малыш. Я потратила целый час, чтобы скрыть синяки на своем виске, перед тем, как мы выехали. Брат Дино, Джио, грубый в постели и обычно любит наказывать меня, когда я сделаю или скажу что-нибудь, что обижает Дино. Джио огромный мужчина, больше Дино, а я крошечная женщина. А еще Джио бесчувственный. Бессердечный. Стоит ли говорить, что наказания обязательно происходят, потому что Джио наслаждается этим так сильно, что всегда заходит на шаг дальше. Каждый раз, когда Дино зовет Джио, я становлюсь оболочкой человека. Каждый раз кусочек этой оболочки исчезает. Я боюсь, что совсем скоро не останется оболочки, и просто буду я, открытая и на все согласная, без капли Алехандры внутри себя. После того как Джио насилует меня, Дино помогает мне принять душ, моет заботливо, целует каждую рану, каждую царапину, и заканчивает тем, что занимается со мной любовью нежно, пока я плачу, будучи сломленной женщиной. Все это время он воркует: — Видишь, какой я хороший? Я могу всегда быть таким, малышка. — Обычно он заканчивает шепча: — Все, что требуется от тебя, — это любить меня Иногда проходят дни, и я не вижу эту жестокую сторону Дино. Иногда все так хорошо, что я возвращаюсь в то время, когда мне было восемнадцать, когда мы много смеялись и часами говорили. В те редкие времена я охотно отдаюсь Дино, осознавая, что ненадолго вернула своего друга назад. Но все быстро проходит. Зачастую я просыпаюсь посреди ночи и смотрю на своего мужа. Моя грудь сжимается от печали, потому что я знаю, что под этим ангельским личиком живет жестокий монстр. И как принято считать, Люцифер был самым красивым ангелом на небесах. Я так хорошо научилась притворяться, что иногда путаю даже себя. Временами я теряюсь в своей собственной игре, и на мгновение живу этим притворным счастьем. Потом я вспоминаю. И моя душа медленно разбивается, пока волны из океана несчастья омывают меня. Прижимая мою руку к своему рту, Дино целует мои костяшки. И мой желудок делает сальто. Не от похоти, а от страха. Я видела это уже множество раз. Затишье перед бурей. В любую секунду в голове Дино щелкнет. И он накажет меня. Мое сердце бешено стучит, а тело дрожит. Вся кровь отливает от лица, и внезапно, в горле пересыхает. Я сглатываю, но горло стянуто. Моя рука напрягается в его, пока я пытаюсь замаскировать свой страх. Черное тонированное стекло начинает подниматься, и мой язык опухает. Я прикусываю щеку изнутри. Решительность пробивает свой путь внутри меня, пока я осознаю, что буря сегодня начнется раньше обычного. Это что-то новенькое. В машине меня еще не били. Я закрываю и зажмуриваю глаза, несмотря на то, что мой разум убеждает меня молить о прощении, что бы я там ни сделала. Мои едва дрожащие руки начинают трястись, пока я жду первого удара. Первый удар самый болезненный. — Тут тепло. Ты замерзла, Белла? — Я слышу смятение в его голосе. Я поворачиваюсь к нему, стиснув челюсти, и открываю глаза. Его взгляд, странно теплый, всматривается в меня. И тут я понимаю, что буря миновала. Вероятно, я придумала ее в своей голове. Слезы заполняют глаза. Часто моргаю, пытаясь избавиться от них. Мой голос хриплый и натянутый. Я отвечаю с улыбкой, но дрожа: — Я чувствую себя не очень хорошо сегодня. Живот болит. Вот это моя жизнь. Это я. Живу в страхе. Слабая, жалкая женщина с агрессивным и опасным мужем. Он выгибает бровь. — Хочешь, отвезу домой? Шмыгнув носом, я качаю головой. — Нет, все хорошо. Я прилягу там, дома. — Я поворачиваюсь и смотрю в окно. — Буду рада увидеть свою старую спальню. Мы едем дальше, остается немного до дома отца, когда Дино говорит: — Ты похудела, — он наблюдает за мной исподлобья. — Мне это не нравится. Сложно заставить себя есть, когда ты даже жить не хочешь. За последний месяц я обдумывала самоубийство чаще, чем за все шесть лет брака. Чем больше я думаю о суициде, тем больше вижу плюсов в таком развитии событий. Нет Дино. Нет проблем. Только свобода. Кто не хочет свободы? На сей раз я слышу беспокойство в его голосе. Мне становится легче. Я могу сыграть на этом. — Мне просто нужен отдых. Он прижимает руку к моему лбу. — Ты холодная. Давно чувствуешь себя плохо? Я мгновенно отвечаю. — Неделю или около того. Его ноздри раздуваются от раздражения, и он рычит: — И почему ты не сказала мне? Это может быть что-то серьезное. Я закатываю глаза. — Ничего серьезного, Дино. Простое расстройство желудка. — Ты не знаешь этого. — Он на пару секунд замолкает, а потом выдает: — Я позвоню доктору Росси, как только доберемся до дома. Она приедет завтра и осмотрит тебя. О, спасибо, боже. За столько лет непредсказуемости я удивлена, что он так легко играет мне на руку. Это именно то, чего я хочу. Мне нужно поговорить с доктором Росси наедине. Доктор Манда Росси дочь одного из партнеров Вито Гамбино. Она знает обо мне все, каждую деталь. Больше чем раз Манда предлагала мне помочь сбежать от Дино. Каждый раз она звонила мне, пока я лежала раненная, не способная двигаться. Манда плакала из-за меня, вместе со мной. Она одна из моих дорогих друзей. Возможно, мой единственный друг. — Я уверена, что ничего страшного нет, но если тебе от этого станет легче, то я согласна, — бормочу я смиренно. Дино держит меня за руку всю дорогу, внимательно наблюдает за мной, в его глазах светится беспокойство, как будто я могу испустить дух. Если бы.
|
|||
|