Нисходящая спираль 4 страница

Где же те люди, которые засыпали меня своей бессмысленной философией успеха в духе материализации позитивных мыслей? Где все те ублюдки, что в минуты наивысшего отчаяния хлопают тебя по плечу и лгут? Всё будет хорошо, никогда не сдавайся, добейся своего, думай о хорошем, не останавливайся, будь собой, верь в лучшее, вот это настрой, так-то лучше, забудь об этом, просто забей, прекрати реветь, утри слёзы, не унывай, всё наладится. Набор бесполезного словесного мусора, который мне изрыгали в уши много лет. Каждый встречный считал своим долгом поделиться формулой успеха. Все без исключения считали себя знатоками человеческой души. Ну теперь уже точно ничто не будет хорошо.
Я принимаю безнадёжность своего положения, но не пытаюсь исправить его. Вместо этого я молча вкушаю разруху, становясь единым целым с тем, что действительно имеет смысл. Идущему на смерть друзья не нужны. Но если они у меня ещё остались... Что ж, надеюсь, вы будете счастливы стереть мою кровь со стены. Забудьте же обо мне навсегда. Забудьте так, как я забыл своё прошлое. Считайте, что меня никогда не было. Так будет лучше для нас всех.

22. 01. ****

Гвоздь

Никогда не говорил об этом, но у меня есть нездоровая увлечённость смертью и всем, что с ней связано. Сама по себе смерть — явление занимательное и пугающее невротиков, но люди, распространяющие её, представляют для меня куда больший интерес. Эта черта моего характера уже проявила себя во время беседы об Эдвине Мёрдоке, но я не говорил, насколько всё серьёзно.
С самого детства я обожаю проводить ночи за чтением различных статей, посвящённых личностям известных убийц и маньяков. Мёрдок — всего лишь очередной экспонат в музее жестокости, который призван увековечить падение всех наших идеалов. Прохаживаясь по его заполненным кровью залам, я с любопытством и настойчивостью изучаю наиболее экзотических изуверов за всю историю человечества. Люди, подвергшие сомнению человечность. Я зачитываюсь их яркими на пикантные подробностями биографиями, чтобы понять — как они пришли к решению лишить человека жизни? Но самые интересные главы — это, конечно же, детальные описания самих преступлений. Зверства порой описываются в таких красках, что я словно читаю увлекательный роман. Насильники, педофилы, извращенцы, некрофилы, каннибалы и прочая нечисть. Все как на подбор. Каждая их жертва становится новой историей, а способ убийства — загадкой. Дух захватывает, когда я читаю обо всех тех зверствах, но вовсе не потому, что мне страшно, нет. Я не боюсь читать, как незнакомый мне человек выпотрошил другого незнакомого человека. Меня увлекает само описание, заставляет желать больше смачных деталей. Чем он убивал? Жертва умерла сразу или страдала? Как быстро нашли тело? Важна каждая деталь для моего голодного разума.
Позднее обычных статей мне стало мало. К тому моменту я уже знал десятки преступников в лицо, а Эдвин Мёрдок занимал в этом карнавале почётное место. Его случай был уникальным — не каждый убийца способен оставить после своей смерти философию; идею, объединившую тех, кто разделял идеалы преступника. Как бы там ни было, после статей я переключился на видеоархивы, фотографии, аудиозаписи. Мне нужно было видеть места преступления во всех подробностях. Хотелось приблизиться к смерти как можно сильнее. Но что ещё важнее — залезть в голову тех, кто убивал. С этой целью я читал книги и смотрел записи допросов, лишь бы стать немного ближе.
Так, однажды я познакомился с Джозефом Данканом. К моему удивлению, он умер совсем недавно, но это не так важно. Находясь в камере смертников по обвинению в убийстве целой семьи и изнасилованию детей, Данкан вёл свой блог под названием «Пятый гвоздь». Сейчас это небольшой сайт, наполненный записями, которые Данкан делал на протяжении года или что-то около того. Здесь он даёт волю откровениям, рассказывая о своей жизни, философии и жертвах, которых он убил. Хотя комментарии к его постам читать порой веселее: пожелания скорейшей и мучительной смерти, второсортные шутки, размышления о прочитанном и прочие проявления великолепной пуританской морали. Увлекательное чтиво.
Но меня лично намного больше заинтересовало само название блога и его трактовка. Согласно легенде, изначально для казни Иисуса было приготовлено не четыре, а пять гвоздей. Причём последний гвоздь предназначался для головы Христа. Однако он был украден и спрятан римлянами, так что в итоге мы получили страдающего за наши грехи Иисуса Христа. А ведь тот самый пятый гвоздь мог мгновенно прекратить его мучения, сведя на нет саму божественную миссию.
Эта легенда натолкнула меня на мысль о том, как много общего между мной и Христом. Разница лишь в том, что страдаю я для себя, по собственной воли вбиваю гвозди в плоть. И в отличие от Иисуса пятый гвоздь будет при мне в момент, когда страдания исчерпают себя. Глупец ты, сын божий — на кой чёрт нужны твои страдания, если ты всё равно вернёшься к жизни? Казнь твоя на потеху публики оттого кажется нелепым уроком человечеству. Страдания должны уничтожить твою душу, затмить разум. А когда это случится — забить пятый, последний гвоздь, навсегда завершив свой путь. В этом истинное наслаждение — агония и гвоздь как символ высшего милосердия. Потому что только я смогу сжалиться над собой.

23. 01. ****

Насилие

Насилие всегда занимало особое место не только в моей жизни, но и в истории всего человечества. Вернее будет сказать, в истории того, что мы называем человечностью, но что ей никогда не являлось. Жестокость порождается человеком и за человеком следует. Вечный круговорот ненависти, искусно сокрытый за ширмой из притворства, лицемерия и эгоистичных благих намерений. Если это не настоящий марш свиней, то я не знаю, что это.
Как бы там ни было, с насилием я познакомился лично. Мне было мало красочных историй о том, как один человек отрезает голову другому. Поэтому когда моя скорбь достигала апогея, я сам начал причинять себе боль, считая это чем-то из ряда вон. Приходилось прятать шрамы на своём теле, чтобы никто не догадался о моём маленьком мазохистском секрете. Люди, несмотря на всё их желание помочь страдающему, не способны понять желание причинять себе боль специально. Не назову это профилактикой, ведь с каждым разом боль не становится менее жгучей. Привыкнуть к насилию, научиться терпеть его молча практически невозможно. Суть в самом процессе истязания. И да, я был и остаюсь единственным, кто причиняет себе физическое насилие. Уж лучше добровольно шагнуть в эту бездну, чем позволить кому-то однажды окунуть тебя туда с головой.
Много лет я думал, что только подобные мне добровольно познают табуированное самоистязание, потому что, глядя правде в глаза, кому вообще в здравом уме придёт идея пустить в свою жизнь насилие? В этом же нет никакого смысла. Боль необходимо желать, молиться ей как новому идолу. Просто так она ни к кому не придёт.
Но я ошибался, когда осознал, что насилие перебралось из очень тёмной и узкой нишы в теплицы. Оно уже не является удовольствием для молчаливо кающихся Паломников, о нет. Вместо этого насилие превращается из деликатеса в наркотик миллионных масс. То, что раньше считалось аморальным становится легко доступным развлечением на ровне с сексом или алкоголем. Люди, много лет клеймившие насилие, убегающие от него, спасающие от него своих детей, теперь сами идут к нему навстречу, желают получить хоть капельку боли, грезят о дозе жестокости, молятся насилию так, как когда-то делал это я. Насилие — это уже не проклятье наций, а новое развлечение; игрушка, которой столь умело манипулируют очарованными марионетками. Где та злоба, с которой люди осуждали насилие и всё, что с ним связано? Она осталась, но, кажется, вырядилась в лицемерный наряд, скрываясь в тени тогда, когда организм требовал очередную дозу. Нет на свете наркотика сильнее, чем мы сами.
Возвышенные идеалы, ценности старого мира... Всё померкло, разрушилось, истлело, как и предсказывал Мёрдок. Слова какого-то убийцы стали приговором всего человечества, забывшего, что есть справедливость, милосердие. На места опустевших пантеонов взбираются новые боги, в первых рядах которых сияет насилие — обновлённое, восставшее из-под оков многолетних гонений. Теперь уже никто не скрывает своих внутренних монстров, открыто требуя ещё больше насилия. Не откровенного, конечно же, но замаскированного под развлечение, под продукт для массовой аудитории, чтобы его можно было потреблять в прописанных психиатрами дозах. Мир сделал всё возможное, чтобы стереть уродливую сторону насилия, оставить только облик, залитый блеском. Такой товар легче продать. При желании из этого обглоданного куска кровоточащего мяса можно выжить максимум. Только открой рот и почувствуешь, как в тебя лезет всё то, что раньше считалось не продаваемым. Если постараться, то продать можно и насилие, и самоубийство, и пытки. Заверните блевотину в красивую упаковку, сотрите её до состояние эвфемизма, чтобы никто ничего не понял, но почувствовал желанный вкус. Так поступили со всем, что в душе вызывает тревогу. Культивирование смерти на благо тех, чья маниакальная часть пробудилась от длительного сна. Обезжиренное насилие, низкокалорийная жестокость. Всё это и многое другое на прилавках магазинов. Оно сыпется на вас из экранов, ждёт внутри и снаружи, зовёт туда, где раньше ютились и находили успокоение только подобные мне. Парень, которого ты боялся, стал мужчиной, которого ты любишь.
Таков путь насилия через призму безмолвно кающегося. Я не рассчитываю на то, что этот magnum opus кого-то шокирует. Люди, впитывающие беззубое насилие с детства, уже никогда не смогут правильно принять истинную жестокость. Но когда вы увидите лицо настоящего, не обезображенного массовой культурой насилия, то помните, что я предупреждал об этом. Вы не хотите спускаться сюда, поверьте. Я знаю, какого это, ведь уже был там задолго до вас, нахожусь там сейчас и планирую спуститься ещё ниже. И вам не хватит никаких художественных и маркетинговых уловок, чтобы скрыть натуру Зверя, когда ему надоест наблюдать за тем развратом, который учинили с природой зла.

24. 01. ****

Мутация

Не знаю, как описать это, но, кажется, мой организм переживает период мутации. Некая химическая реакция была запущена внутри моего разума по мере пополнения дневника заметками. Чувствую себя подопытным больным, который сам за собой наблюдает в трудные минуты. Я не заметил явных изменений тела (если не считать сильное истощение, связанное с тем, что я практически ничего не ем уже много дней), однако в голове моей явно что-то изменилось. Перечитав свои старые записи, я осознал, что сейчас ни за что бы не написал подобного. Меняется мой язык, мой способ мышления. Вещи теряют чёткость, пространство сужается, отрезая меня от остального мира. Возможно, это именно тот эффект, на который я и рассчитывал, но пока что эти изменения пугают меня. Словно я уже совершенно другой человек, не тот, кем был в начале своего пути. Всё больше я размышляю о вещах, которые раньше хранились в самых потаённых глубинах моей личной библиотеки. Мрачные фетиши дают о себе знать. Ночи я провожу за просмотром жестокой порнографии или натуралистических фильмов категории Б. Вопли и реки крови проникают через экран в мою спальню. Я зачитываюсь статьями о вещах, способных навсегда уничтожить веру человека в добро и справедливость. Мои записи источают зловонный запах гнили, сохраняя отпечатки моего шаткого рассудка. Под давлением тоски я шатаюсь по своей квартирке, словно оживший мертвец в поисках занятия, но каждый раз остаюсь ни с чем. В какой-то момент мне стало настолько скучно, что я улёгся возле одной из стен и принялся ковырять ногтями дыру. Медленно, сосредоточенно скоблил штукатурку, прислушиваясь к шуму с той стороны. Пальцы мои умело ковыряли бетонную стенку, а чуть позднее к ним присоединились различные инструменты, найденные на кухне: тупые ножи и вилки, которые помогли мне сверлить отверстие в стене.
Схожу ли я с ума? Едва ли. Ведь именно таких изменений я и желал, когда только начинал вести дневник. Мрачный поток подхватил меня и унёс достаточно далеко, чтобы я начал сомневаться в себе и своём прошлом. Дружба, семья... Всё это осталось где-то там, очень далеко, утратило всякий смысл. Настанет время, когда я с трудом смогу вспомнить собственное имя, утратив последние крупицы индивидуальности. Этого я желал, это я получил.
Что осталось от меня как личности? Воспоминания поглощены туманом и превращены в расплывчатые пятна того, о чём я в панике кричу: не верю! Друзья превратились в злейших врагов, которым я всегда завидовал — никто из них не помнит меня, а я не желаю знать их. Семья превратилась в желчный пузырь, который наконец-то лопнул и отпустил меня. Ненавистная родня, которая всегда донимала меня, наконец-то стала ещё одним призраком прошлого, парящим в облаке тумана. Это ещё не истинная свобода от всего того, что формировало меня как личность, но половина пути уже пройдена. Последние цепи всё ещё сдерживают меня, но и им скоро придёт конец. И тогда в этом мире не останется ничего, что может остановить меня от падения в объятия Великого Ничто.
Не знаю, что лежит за очередной гранью мутаций. Мой разум разлагается, поток несёт ослабшее тело, тоска подчиняет каждую клеточку, запрещая мне двигаться. Поэтому я лежу здесь, в темноте своей комнаты. Жалкое, наверное, зрелище. Человек, который мог стать Прометеем, теперь лежит закутанный в грязные простыни, вдыхая зловонный запах. Это уже не комната, а настоящая клетка с ключом проглоченным. Скоро мутация подойдёт к концу и завершит моё превращение в безликое существо.

25. 01. ****

Апокалипсис

Уснув сегодня после нескольких беспокойных часов, я перенёсся вслед за своим воспалённым разумом куда-то на холм, откуда открывался фантастический вид на город, расположенный внизу. Отсюда всё казалось ещё меньше, чем я мог я себе представить, стоя возле окна в своей спальне. Маленькие панельные домишки распростёрлись на десятки миль вокруг дугообразной реки. Эта мирная панорама было утоплена в зелени деревьев, а на горизонте среди облаков блестел солнечный диск. За моей спиной располагалась густая лесная чаща, столь устрашающе напоминающая локацию из моего последнего сновидения. Не решаясь вернуться в тень сплетённых деревьев, я остался на холму, откуда, как мне показалось, не было безопасного спуска вниз. Хотя мне и не хотелось спускаться с возвышенности.
Я размял ноги, обойдя несколько раз холм и глядя на молчаливый город внизу. Был ли он мне родным? Уже не важно. Когда прогулка мне приелась, я уселся на краю холма, свесив ноги. На короткое мгновение мне показалось, что я впервые за свою жизнь увидел не очередной кошмар, а некое приятное воспоминание, которое ещё не успело утонуть в тумане. Но затем... Случилось затмение, и солнечный диск, до этого свисавший с небосвода, закатился, ушёл за черноту. Его лучи медленно померкли, а в облаках заблестел глаз дьявола: чёрный нимб, сияющий по краям остатками того, что раньше звалось солнцем. Очарованный этой трансформацией, я наблюдал за происходящим, пока холм и город внизу погружались в сумрак. Часть меня гадала, что случится дальше, но другая часть, погружённая в сон, чётко шептала на ухо: сегодня миру придёт конец. Это и есть Апокалипсис, свидетелем которого я должен был стать.
Внезапно земля затряслась, что-то раскачивало её из глубин. Воздух накалился и стал обжигать кожу и лёгкие. Сумрак затмения сгустился, превратившись в непроглядную тьму. А затем я услышал рык — так вопила земля в агонии. Где-то вдалеке прозвучал глухой взрыв, после чего поток тёплого воздуха ринулся мне навстречу, окутав весь холм. То было предвестие о гибели всего живого. Кроны деревьев яростно зашуршали, предупреждая о грядущей опасности. И я увидел, как воспламенился горизонт. Стена огня становилась всё больше, достигая языками глаза дьявола в небесах. Она приближалась ко мне, заключая в пылающее кольцо всю панораму, которая ещё совсем недавно напоминала райский сад. Теперь же я видел Помпеи, Содом и Гоморру одновременно. Стена огня быстро приближалась к холму, безжалостно уничтожая на своём пути каждое городское строение. С моей позиции открывался потрясающий вид на гибель мира. Я лицезрел Апокалипсис во всём его величии и ждал. Ждал, когда огонь доберётся до меня. Бежать было бесполезно — лес преграждал мне путь. Оставалось лишь упереться руками и следить за тем, как огонь выжигает всё живое.
Потоки горячего воздуха стали сжигать мои волосы и сдирать кожу. Но даже тогда я не пошевелился и не закричал. Когда стена огня приблизилась ко мне на расстоянии вытянутой руки, я на секунду взглянул в сердце солнце. А после стена огня накрыла меня полностью, моментально расплавив глаза, содрав кожный покров, испепелив внутренние органы, разрушив кости и превратив меня в часть Великого Ничто. И хоть лица у меня уже не было, но я всё-таки улыбнулся. Таков был мой Апокалипсис, в сердце которого я увидел кое-что...

26. 01. ****

Ближе

Ближе, всё ближе к Ничто. Процесс спуска хоть и растянулся на много дней, но я хочу сделать всё наверняка. Кто-то делает это медленно, кто-то делает это быстро. Но никогда ещё я не встречал мазохиста вроде меня, желающего растянуть процесс. Ведь жертва обычно умоляет своего палача и мучителя как можно скорее прекратить пытку и дать спокойно умереть. И только любовники будут просить друг друга не останавливаться. Так что же со мной не так? Почему я превращаю это в секс с болью? Мне нравится продлевать эти чувства, нравится причинять себе страдания. Будучи жертвой и палачом одновременно, я умоляю не останавливаться, чтобы дыба вывернула мне каждую косточку. Не существует в этом мире ни одного другого безумца, готового на подобное извращение. Но я повенчан на боли и умоляю её никогда не оставлять меня. Мой оргазм тем сильнее, чем ближе я к смерти. Пожалуй, это мой самый грязный фетиш, который, увы, мне не с кем разделить.

27. 01. ****

Стена

Я проводил целые ночи лёжа на полу возле стены и методично проковыривая в ней дыру. Наконец мои старания увенчались успехом, и сквозь небольшое отверстие проникли лучи света и шум с противоположной стороны. Прижавшись к нему вплотную, я смог разглядеть незнакомую мне комнату квартиры напротив. Я увидел очень мало, но этого мне вполне хватило, чтобы захотеть увидеть больше деталей. В тот же вечер я усердно работал ржавой вилкой, ковыряя отверстие до тех пор, пока не смог разглядеть обитателя квартирки.
Это была молодая девушка. На вид ей можно было дать лет 27, не больше. Моя таинственная соседка обладала привлекательным белым личиков, коротко подстриженными каштановыми волосами и соблазнительной фигурой. Черты её милого лица я рассмотреть так и не сумел. Дыра, сделанная мной, открывала достаточно скромный вид на её спальню, где она появлялась редко, в отличие от моего любопытного глаза. Увлёкшись, я пролежал у стены всю ночь, подглядывая за ней. Я видел, как она раздевается перед тем, как лечь спать. Видел, как она ворочается в постели. Слышал её мерное дыхание. Интересно узнать, как её зовут... Хотя нет, какая разница? Её квартирка кажется мне иным миром, который находится не за бетонной стеной, а в другой Вселенной. Иногда я закрывал глаз, чтобы открыть вновь и убедиться, что она никуда не пропала. Нет, она реальна. Сквозь маленькое, незаметное отверстие в стене я чувствую запах её духов. Для меня это совершенно новый запах по сравнению с тем, как пахнет моя собственная спальня. Не знаю, зачем я вообще наблюдал за ней, но... Это показалось мне таким запретным и оттого ещё более желанным. Всё равно что смотреть на вздутые вены и понимать, как легко их перерезать. Проглатывая комья слюны, я наблюдал за ней; молча, стараясь не дышать и не двигаться, чтобы случайно не вспугнуть незнакомку. А она не замечала меня, спокойно засыпая, пока я усердно пытался разглядеть её как можно лучше, после чего утащить полученный образ с собой.
Не знаю, как она только не заметила мой сияющий в темноте глаз, пристально следящий за каждым её движением. Я уже так давно не видел живых людей, что эта девушка казалась чем-то из ряда вон. Всё равно что покойнику увидеть живого человека в склепе. Но она была там и манила меня. В какой-то момент я и вовсе обезумел настолько, что принялся мастурбировать, глядя на спящий женский силуэт по ту сторону стены. Так прошло несколько долгих минут, прежде чем я остановился, поднялся на ноги и вернулся к себе, предварительно заделав отверстие газетной бумагой. Укрывшись с головой, я прижался к стене и мгновенно уснул, забыв и о девушке за стеной, и о мире вокруг.

28. 01. ****

Любовь

Не скрою, что я всегда искал любви. Любовь физическая или ментальная — какая разница? Мне нужно было хоть какое-то её проявление, чтобы почувствовать себя нужным, полезным и желанным. В своё оправдание могу сказать, что эта странная потребность присуща абсолютно всем без исключения, так что мой случай не особенный. Тем лучше, что от этого поганого чувства самоё время избавиться навсегда.
Любовь никогда не была даром в моих глазах. Я всегда называл её болезнью, заразой, чумой. Проклятьем, которое сковывает сердце и отравляет разум. Не слишком-то похоже на то, чем любовь принято считать обычно, не правда ли? Как бы там ни было, любовь я приветствовал восторженно, когда она только появилась в моей жизни и показала альтернативу насилию. Думаю, этот период романтичной забывчивости, очарованности силами любви переживает каждый в своё время. Поначалу тебе действительно кажется, что вот он — ответ той жестокости, которой ты окружён. Новый, совершенный наркотик, способный спасти тебя. Но уже после первого разочарования (в себе и собственной глупости по большей части) облака рассеиваются, фальшивая магия оборачивается против тебя, а любовь... любовь уходит из твоей жизни на какое-то время, чтобы затем вернуться, очаровать, завести в тень и безжалостно содрать с тебя кожу. Покрытый ранами, ты будешь ползти столько, сколько потребуется для забвения. А потом повторишь эту пытку, неосознанно получая удовольствие от своего мазохизма. Этим влюблённые похожи на меня. Разница лишь в том, что я совершаю паломничество единожды, а они каждый раз возвращаются, чтобы начать всё заново.
Когда-то давно и я был романтиком, подвергшимся испытанию. Мне повезло — я смог его пережить, а ведь многие убивали себя по воле любви, что, разумеется, не имеет никакого смысла. Мои любовные истории просты как день: полюбить, не получить взаимности (что уже само себе является веским основанием навсегда покончить с этим), выстрадать заслуженный налог на дурака, попробовать ещё раз. Но уже после третьей попытки я подумал о том, что с этим необходимо завязывать. Как с алкоголем или сигаретами — прекратить быть зависимым. Зачем мне любовь, если для причинения себе боли есть куда менее затратное и имеющее терапевтический эффект насилие? Отказаться от неё и есть высшая степень любви самого себя, ведь благодаря отказу ты навсегда получаешь эмоциональную свободу. Тебе больше никто не нужен. Только ты сам.
К сожалению, полюбить себя оказалось задачей ещё более сложной. И хоть моё окружение того прошлого, что сейчас кажется мне вымышленным, без конца кормило меня различными советами, но... Ничто не помогло. Я остался самоненавистником, а в качестве бонуса возненавидел ещё и весь мир. Почему? Просто потому что в любви не осталось смысла. Мы свели всё к тому, что злоба оказалась куда эффективнее и искреннее любви.
Любил ли я кого-то? Какая уже разница. На этой стадии не задумываешься о подобных вещах. Если я и любил кого-то, то всё это стало частью того прошлого, которое уничтожено туманом. От былого романтика ничего не осталось: он повесился, вскрыл себе вены, отравился. У него случился передоз любви. Нет уже никакого романтика, желающего любить и быть любимым. В сумраке душной комнаты лежит лишь тело без имени и прошлого. У стены тогда мастурбировали останки того, что раньше было личностью.
Я никогда не считал любовь подарком, а после романтического периода жизни окончательно, ещё до начала паломничества, разочаровался в ней. Задавая вопрос: зачем вообще нужна любовь? Какой от неё толк? Или эта одна из тех абстрактных вещей, которая просто должна быть, просто существовать в этом мире, занимать отведённую ей нишу и вызывать спокойствие? Но тогда я тем более не могу смириться с тем, что подобная абсурдная бессмыслица существует.
Дарует ли любовь счастье? Нет, ведь я уже сказал, что люди готовы убивать себя по вине этой нелепости. Но если смерть вы считаете счастьем, подобно мне, то для вас любовь станет короткой тропой в могилу, где вы сгорите как личность. Спросите у бывших влюбленных о том, как они любили, и если они ещё не забыли эти глупые моменты жизни, то расскажут вам о пережитой боли, отчаянии, разочаровании, с которыми любовь всегда идёт рука об руку. Такое чувство, будто любовь является проводником в сердце и душу человека самых мерзких эмоций под маской обещанной радости. Правда остаётся за мной: не существует счастливых влюблённых. Романтическая радость, которой они бывают охвачены, — это всего-навсего предвестник падения и разрушения надежд. Хотя сегодня понятие любви сильно исказилось. Мы уже не ждём от неё того, о чём я здесь распинаюсь. Любовь, соответствуя своей лживой натуре, стала всего лишь прикрытием похоти, животной страсти. Когда человек говорит, что любит, не понятно — искренен ли он или просто желает физического контакта. Иронично, но если согласиться с этим, то получается, что насильниками движет самая сильная стадия любви к своей жертве — желание обладать тем, что ты хочешь. Когда-то и Эдвин Мёрдок был романтиком, любящим свою жертву до смерти.
Дарует ли любовь ещё больше любви? Нет, ведь за всю историю нашего мира жестокости не стало меньше, а любви — больше. Вместо того, чтобы уничтожить ненависть, слепая любовь сделала из насилия продукт для массовой аудитории. Перестав приносить практическую пользу миру, любовь стала лишь пустым звуком, заменив обычную, вполне человеческую симпатию. Человечность ничего не выиграла, научившись любить.
Дарует ли любовь... хоть что-то, ради чего стоило бы любить? Нет, ведь большинство относится к ней как к абстракции, которая просто должна быть, потому что без неё... Без неё мир ничего бы не потерял, на самом деле. Может быть, даже выиграл. При желании мы могли бы избавиться от неё и стать свободнее, стать по-настоящему счастливыми, не принимая ту ложь, которую предлагает любовь.
Возвращаясь к тому романтическому прошлому, которое пожрал туман. Там остались те немногие, в кого я был неосторожно влюблён. Просить у них прощения за мои выходки? С горестью перемалывать свою совесть? Это не принесёт удовлетворения ни мне, ни им, так что к чему грызть кости? Сейчас важнее всего то, что с любовью покончено. Она бесполезна, лишена смысла и пользы. Я безмерно раскаиваюсь за то, что когда-то был влюблён. С романтиком внутри меня покончено навсегда, заявляю я пред вратами Великого Ничто. Он сделал то, что должен был сделать намного раньше, когда был влюблён в тех, кто не заслуживал его моральной, эмоциональной и душевной расточительности. Любовь, как апогей лжи и лицемерия, висит вместе с ним в петле. Теперь он знает, что единственный быстрый путь к человеческому сердцу — сквозь грудную клетку. Иных не дано.

29. 01. ****

Человечность

Нервная дрожь. Она бьёт мои нервы, когда я думаю о том, как мало мне осталось, прежде чем провалиться в бездну. Я избавился от всего, что делало меня личностью. От всего, что связывало меня с прошлым. От всех своих воспоминаний, которые могли бы вернуть меня назад. От всех, кого я когда-либо любил и уважал — теперь все они омерзительны мне. Никто больше не вспомнит обо мне. Своим дневником я перечеркнул себя навсегда, став гонимым и презренным. У меня не осталось ничего, что могло бы прекратить страдания. Свобода... никогда не думал, что она дарует ещё больше боли.
Осталась лишь одна вещь, которая удерживает мой рассудок, заставляет моё тело всё ещё формально называться человеком. Человечность. Последний элемент химического уравнения, который делает из мясной оболочки настоящего человека. Самая противоречивая переменная, стерев которую я опущусь до уровня животного, а там уже и рукой подать до истинного безумия и забвения. Проблема лишь в том, что я не могу воспользоваться простым мысленным анализом, этого мало. Человечность так просто не уничтожишь безверием. Она заключена внутри меня. Её необходимо вырвать, искоренить и растоптать. Для этого я должен действовать, собственными руками убить то, что формирует человечность. Перечитав свои старые заметки я пришёл к выводу, что лучший способ уничтожить человечность — это убить человека. Необходимая жертва на пути к смерти. Ведь именно так Эдвин Мёрдок стал недочеловеком для всего мира — убив того, кто биологически тебе идентичен, он навсегда доказал отсутствие в себе всякой человечности. Смерть другого человека, кровь его смоет, растворит последнюю цепь, которая сдерживает меня. Осталось лишь найти того, кто поможет мне. Сперва я думал о своей привлекательной соседке, но, боюсь, мне не хватит смелости убить её. Мне нужен совершенный незнакомец, невинный агнц, чья жертва станет великим даром. И кажется я знаю, кто отлично подойдёт для этой миссии.

31. 01. ****

Убийство

На следующий день после того, как решение было принято, я впервые за долгое время выбрался наружу. Было раннее утро, но первые лучи тусклого солнце всё равно резанули меня по глазам, а холодный ветер растрепал длинные сальные волосы. Укутавшись в пальто, я осторожно прошёл несколько кварталов, пристально глядя по сторонам и боясь столкнуться с кем-либо. Я шёл дворами мимо панельных домов, притворялся тенью до тех пор, пока на одном из фонарных столбов не отыскал то, ради чего вылез из своей комнаты. Сорвав ярко-розовый флаер целиком, я спрятал его под одежду и с диким взглядом, в панике глядя по сторонам, быстрым шагом двинулся обратно, перескакивая заполненные грязной водой рытвины. Где-то вдалеке звучал звон колоколов, когда я с трудом открывал парадную дверь и поднимался к себе, волоча тощие ноги по бетонным ступеням. Уже у себя я провёл рукой по лицу и заметил, как сильно впали щёки за время моего затворничества. Я захотел подойти к зеркалу, чтобы получше рассмотреть своё усохшее, болезненное тело, всегда вызывавшее у меня только отвращение, но по какой-то причине не смог найти зеркало. Возможно, я разбил его в припадке ярости или куда-нибудь спрятал, а сам забыл. В любом случае я почувствовал собственное истощение и это придало мне сил.
На столе в своей комнате я развернул скомканный флаер и уставился на него, как связанный кабан на вертел. Я долго изучал его, на время позабыв дышать, а затем резко выдохнул, схватил телефон и медленно набрал нужный номер. Чёрные цифры с кислотно розовой бумаги образовали полноценный номер. Оставалось лишь позвонить, и судьба сама отправит ко мне подходящего кандидата. Я не хотел становиться палачом чужой жизни. Путь Паломника должен быть интимным, сугубо личным и не пересекаться с другими. Потому я не мог выбрать жертву самостоятельно — это было бы признанием собственной власти, которой у меня нет. По этой же причине не мог я убить и свою соседку. Я не хотел превращаться в Эдвина Мёрдока, нет. Я отдал эту привилегию случаю. И когда гудки в трубке сменились на прокуренный женский голос, поинтересовавшийся, чего я желаю, я ответил, что хочу кого угодно. После чего звонок завершился, а я сел на край кровати, свесил голову, закрыл глаза и стал ждать ангела, посланного мне случаем. Незнакомку, обречённую на смерть во благо молчаливо кающегося. Кем бы они ни была — я ждал терпеливо, пока внутри меня буйствовал торнадо. Готов ли я убить? Я этого не знал. Смятение сковало меня в ожидании неизбежного. Страх повязал руки. Комната погрузилась в гнетущую утреннюю тишину. Скрючившись, я встречал рассвет, пока сердце бешено колотилось в груди, а конечности холодели.
Казалось, что прошла уже целая вечность, когда раздался стук в дверь. Я вздрогнул, резко встал на ноги и огляделся, чтобы прийти в себя. Повторный стук вывел меня из эмоционального лимба. Тяжело ступая, я дошёл до входной двери и отворил её с совершенно каменным лицом.
Внутрь вместе с прохладным ветром вошла девушка. На вид ей было лет 37. Короткие ножки, не самое приятное лицо с морщинами и странным макияжем; большие, выражающие равнодушие глаза; густые светлые волосы, собранные в причёску, воплощавшую настоящий хаос; длинные ногти и неровно смазанные помадой губы. Она шагнула ко мне навстречу, на ходу снимая лёгкий чёрный плащ. Смерив меня взглядом, она назвала имя, но я его не запомнил и промолчал в ответ. Она лишь пожала плечами, разулась и уставилась на меня. Взгляд её пустых глаз ударил меня током и заставил опомниться. Взяв незнакомку за руку, я не повёл, а чуть ли не потащил её за собой в комнату, где всё так же пахло недельным трупом и разложением. Хотя её, кажется, это вовсе не смутило, потому как внутри она тут же обняла меня за шею и одним лишь взглядом намекнула, что хочет закончить всё это как можно скорее. Я и сам был не против, но, к сожалению, не знал точно, как и где лучше всего её убить. Я смотрел достаточно фильмов и читал много статей про разных убийц, где всё казалось куда легче. В реальности же я растерялся и стал судорожно перебирать все возможные варианты убийства, пока незнакомка принялась стремительно раздевать меня. И даже когда я без одежды падал на грязную кровать, то всё равно не знал, как убить эту суку. Задушить? Но я слишком слаб, чтобы держать её достаточно долго.
Пока я думал, девушка разделась, стоя передо мной. Возможно, в этот момент она посчитала, что я перевозбудился, глядя на её гладкую кожу, однако на самом деле я молчал и глядел сквозь неё, очарованно надеясь дотянуться до ножниц, которые заметил краем глаза. Они лежали на краю стола в нескольких дюймах от кровати и в первых лучах солнца зловеще поблескивали, сводя на нет мою эрекцию. Опомнился я только когда полностью голая девушка залезла на меня сверху и принялась словно вынужденно ласкать меня, проводя руками по всему моему телу. Достаточно быстро ей это надоело, поэтому она решила перейти к финальной стадии, пропустив ненужную прелюдию. Я же при любой возможности косился на лезвия ножниц. Протянуть руку, взять и зарезать. Сумею ли я сделать это достаточно быстро?
Когда девушка спустилась ниже моего живота, а её губы уже были готовы взяться за работу, я резко остановил её и дрожащими от напряжения губами попросил сменить позу. Не моргнув глазом, она развернулась ко мне спиной и нагнулась. В этот же момент я ухватился за лезвие ножниц. Холодный металл впился мне в кожу, напомнив, что именно я должен сделать. Сжав ножницы покрепче, я ухватил незнакомку свободной рукой за талию, кое-как вызвал слабую эрекцию и наконец-то вошёл в неё. Не дожидаясь, пока я начну двигаться, она сама принялась раскачиваться, непрерывно глядя перед собой. Почти в полной тишине происходил мой самый нелепый половой акт. Удовольствия я не чувствовал, поскольку всё моё внимание забирало обжигающее руку лезвие. Схватив девушку за талию, я потянул её на себя. Незнакомка тут же подчинилась, приподняв туловище, но продолжая стоять на коленях спиной ко мне. Когда она оказалась достаточно близко, я обнял её через плечо и сжал покрепче, скрыв свой поступок за внезапным приливом сил. Ухватив ножницы поудобнее, я вошёл в неё как можно сильнее и в момент вспышки оргазма быстрым движением вогнал лезвие девушке в шею.
Из раны тут же хлынула кровь. Лёгкий женский стон перешёл в дикий вопль. Этот пронзительный крик так напугал меня, что я выдернул ножницы из залитой кровью шеи, отпрянул назад и свалился с постели. Когда первый шок прошёл, я ринулся к судорожно хватающейся за шею девушке и как можно сильнее сдавил ей рот обеими руками. Но вместо того, чтобы успокоиться и заткнуться, девушка принялась брыкаться и бить меня руками. Кровь из огромной раны на её шее фонтаном заливала всё вокруг. Навалившись, я повалил хрипящую девушку на пол. С грохотом наши голые тела упали друг на друга. Кровь брызнула мне в глаза, из-за чего я вскрикнул и отскочил от распластавшейся девушки. Протирая глаза, я с ужасом слушал булькающий женский хрип, доносящийся откуда-то из темноты.
Покрытый липкой кровью, я стоял на коленях над обнажённым телом всё ещё дёргающейся и живой девушки. Громко втягивая в себя спёртый воздух, она изгибалась всем телом, хватая ртом кислород с таким усердием, что вены вздулись на её окровавленной шее. Руками она пыталась заткнуть рану, но кровь всё лилась и лилась. Её было просто пиздец как много. Кажется, будто целый океан. Откуда в человеке вообще столько крови?
Передо мной разворачивалось то, что можно назвать истинным желанием жить. Широко разивая рот и издавая мерзкие хрипящие звуки, существо передо мной копошилось в луже собственной крови, всем своим кошмарным видом взывая к жизни. Она не хотела умирать в отличие от меня. Потому крутилась подо мной, извивалась, дико вращала глаза и сжимала рану. А я парализованный, охваченный ужасом смотрел на эту бессмысленную борьбу. Тяжело дыша, я неотрывно глядел на то, как жизнь капля за каплей утекает из этой незнакомки. Красивое обнажённое тело, туга обтягивающая и стремительно белеющая кости кожа, искажённое гримасой боли и предсмертной агонии лицо. Любой художник отдал бы всё, лишь бы запечатлеть момент подобной гибели, но я был охвачен паникой и не знал, что делать.
Дрожащими руками и нащупал ножницы, лежащие рядом с нами. Схватив их покрепче, я закрыл глаза, нагнулся и принялся со всей силы бить девушку лезвием по горлу и лицу, лишь бы навсегда заглушить эти ужасные, истошные хрипы. Зажмурившись, я бил долго, чувствуя, как лезвие пронзает что-то мягкое. Сначала хрип провалился сам в себя, а спустя некоторое время и вовсе утих. Нанеся последний удар, я медленно открыл глаза и осмелился взглянуть на то, что натворил. Но от одного взгляда на ту кровавую кашу, в которую превратилось лицо девушки, у меня скрутило внутренности. Выронив ножницы, я вскочил на ноги. В глазах потемнело. Отвернувшись, я согнулся пополам и выблевал, кажется, часть своих кишок — настолько это было больно. После чего ноги мои подкосились, и я рухнул на пол рядом со своей блевотиной. Меня била нервная дрожь. Липкая и холодная кровь покрывала больше половины моего дрожащего тела.
Боясь взглянуть на труп, я поджал ноги в коленях, обхватил их руками, придвинулся к стене и заплакал, содрогаясь каждый раз, когда из темноты всплывало изуродованное лицо девушки. Так я лишился человечности.
В себя я пришёл лишь спустя много часов, когда на улице уже стемнело. Взглянув перед собой, я понял, что это не очередной кошмар. Тело девушки всё ещё лежало возле кровати в луже крови, а я сидел рядом и глядел в пустоту, ничего не чувствуя. С трудом поднявшись, я захотел сделать запись в дневнике, намереваясь написать как можно больше; передать свои первые, самые искренние эмоции. Но как только первые пятна крови замарали страницы, я тут же отказался от этой затеи. Вместо этого я аккуратно переступил через труп, стараясь не глядеть на то, что осталось от лица, добрался до ванной, залез в неё и включил душ. Я отмокал в воде до тех пор, пока не обнаружил, что сижу в кровавом море. Только после этого я слил грязную воду, помылся ещё раз и вытерся последним чистым полотенцем.
Я не стал возиться с трупом. Вернувшись в комнату, я стянул с постели все пропитанные кровью тряпки и бросил их в угол, а сам улёгся на голый матрас и моментально уснул. Только сегодня я притащил в комнату ведро с тряпками и несколько часов драил пол вокруг трупа. К самому телу я так и не решился прикасаться.
Она всё ещё лежит там. На полу. Рядом со мной.

⇐ Предыдущая 1 2 345 Следующая ⇒