Глава тринадцатая

«Корабль-призрак» – вот что мог бы подумать Джоул, когда шагал на следующий день по гулким пустым коридорам «Принца Зерга». И словно видел здесь призраки прошлого: смутные тени появлялись и исчезали, как бывает, когда видишь галлюцинации от усталости. Некоторые из них уже покинули этот мир, но многие живы. И всех их, мертвых и живых, раскидало по свету прочь от того, что в свое время казалось для них самым важным. Он глянул на Майлза – тот был погружен в себя и задумчив. Не исключено, что и он смотрит сейчас на тех же самых призраков.

В свите вице-королевы оказалось столько желающих своими глазами увидеть «Принца Зерга», что экскурсантов разбили на две группы. Ту группу, где была Корделия, вёл лично капитан временного экипажа линкора в сопровождении главного инженера. Это, конечно, добавляло им работы, зато они на законных основаниях на несколько часов оказались в центре внимания – приятное разнообразие во время скучного планового полета. Да и генеральная уборка перед приходом гостей лишней никогда не бывает.

Когда они прошли в инженерный отсек, Джоул стал оглядываться по сторонам почти с таким же любопытством, как и остальные. В те давние месяцы он нечасто спускался сюда. Детей распределили среди взрослых: Корделия держала за руку Сашу, Майлз – Элен, а Катриона – Лиззи, чтобы те не нажали какую-нибудь кнопку, не отключенную по несчастливой случайности. В какие-то минуты казалось, что Корделия предпочла бы сдать внука Джоулу и держать за руку самого Майлза, но тот все же смог овладеть собой. Его профессиональная лекция о способах захвата корабля прямо из машинного отделения ограничилась только словами, хотя, когда они уходили, Майлз то и дело задумчиво оглядывался через плечо.

А вот когда экскурсанты оказались на мостике, а уж тем более в тактической рубке, то тут Джоул был в своей стихии. И здесь имелся тактический компьютер в рабочем состоянии. Пускать на запчасти это старье смысла не имело никакого, только на металлолом, поэтому просто убрали с него все, что до сих пор не рассекретили. И конечно же, команда «Принца Зерга» с удовольствием играла на нем в военные игры. Джоул ничего не имел против такого полезного развлечения. Здесь не возбранялось тыкать в любые кнопки, в какие только захочется, чем Майлз мгновенно воспользовался, начав на симуляторе космический бой вместе с детьми и Фредди.

Джоула пригласили присоединиться, но он только улыбнулся и покачал головой:

– Я уже видел всё это в деле.

Корделия тоже не слишком хотела принимать непосредственное участие в виртуальной битве. Она подошла к Джоулу, взяла его под руку и стала просто наблюдать.

– Я часто задумывалась, что же остается на долю офицеров корабля, если тактический компьютер делает так много всего, – заметила Катриона, тоже наблюдавшая. – И так быстро.

– Есть несколько видов решений, которые он принять не в силах, – пояснил Джоул. – В основном – политических. А бывает, что офицер может знать нечто, чего нет в компьютере. Но, даже учитывая все это, я лишь несколько раз видел, как Эйрел брал управление на себя в разгар боя в Ступице Хеджена. Три раза из четырех он правильно предугадывал следующий шаг врага, когда тот сам перехватывал управление у своего тактического компьютера.

Та битва длилась несколько адских часов, но даже они не шли в сравнение с напряжением предшествующих ей недель. По официальной версии, молодой император Грегор тайно покинул экономическую конференцию на Комарре, где присутствовал вместе со своим премьер-министром, и направился с секретной дипломатической миссией в Ступицу Хеджена, чтобы убедить тамошние разрозненные государства объединиться из-за угрозы цетагандийского вторжения на планету Верван. Поскольку система Вервана граничила со Ступицей, ожидалось, что цетагандийцы используют его как отправную точку для захвата Ступицы Хеджена и ее многочисленных п-в-туннелей, затем скорее всего двинутся дальше – в систему Пола, чтобы закрепить стратегическое преимущество в этом секторе. А уж оттуда шагнут прямо на порог Барраярской Империи – к Комарре.

Спешно завербованного двойника Грегора отправили на Барраяр прикрывать внезапное отсутствие императора под предлогом нездоровья. Вторым слоем прошла дезинформация, что на самом деле император исчез с Комарры, и его то ли похитили, то ли еще хуже. Негласным подтверждением послужил отчаянный, хоть и с полным соблюдением секретности, обыск, который СБ провела по куполам и всей системе Комарры в поисках пропавшего. Сегодня никто уже не знал наверняка, какая из тех давних историй была настоящей, и это непонимание незримо присутствовало в комментариях на данную тему, в густом тумане недомолвок и умалчиваний. За то время, пока события успели стать историей, каждая версия приобрела фанатичных последователей.

Джоул и Корделия были среди тех немногих, кто знал, как все было на самом деле, и им незачем было теряться в догадках и строить предположения. Сейчас Корделия мысленно вернулась к временам этой «таинственной» истории. Стиснув Джоулу руку, она тихо сказала:

– Я была так благодарна Эйрелу, что взял тебя с собой, мне тогда пришлось сопровождать того парнишку, который должен был изображать императора, обратно на Барраяр. Эйрел был просто в ужасе. Я никогда его таким не видела… это когда мы уже думали, что потеряли Грегора… И надо же, именно в тот момент, когда наша задача казалась выполненной и будущему Барраяра ничто не угрожало.

– Не видела таким – даже во время мятежа Фордариана?

– Это совсем другое… И не только потому, что Эйрел был на двадцать лет моложе. Это был существенно иной кризис, так или иначе. Какое-то время Эйрел опасался, что мы стоим на пороге третьей за его жизнь гражданской войны на Барраяре, и это разрывало ему сердце. По сравнению с таким кошмаром сразиться с цетагандийцами – одно удовольствие, разве нет?

В ее шутке было слишком много правды. К счастью, Эйрел смог сохранить декорум на публике. Он был таким, как всегда, – суровым и решительным. Даже Джоул сталкивался лишь с редкими пугающими вспышками его сомнений, которые как ручейки раскаленной лавы пробивались сквозь монолитный и надежный с виду камень. Джоул делал все возможное, чтобы его поддержать – как адъютант, доверенное лицо, любовник… Хотя на последнее у них почти не оставалось времени, сил и эмоций. Но им этого было достаточно. Так или иначе – они победили и живы.

Когда пришло подтверждение, что Грегор наконец-то ступил на борт, Эйрел улыбнулся, дал необходимые распоряжения, прошел в свою каюту, запер дверь, сел на койку, зарылся лицом в ладони и заплакал от облегчения. Которое, впрочем, долго не продлилось: надо было защищать п-в-туннель. Но стареющий адмирал с такой нескрываемой радостью рвался в бой! И это просто не могло не поднять боевой дух его солдат до невиданных высот, а ведь многие из них никогда прежде не были в настоящем бою. То, что источник радости Эйрела был куда сложнее и весьма далек от чистого восторга военного, рвущегося в бой, Джоул никому не мог объяснить ни тогда, ни потом. Может, только Корделии, но она и так все понимала. И сейчас он накрыл ее ладонь своей и благодарно сжал.

Когда они только планировали визит, временная команда предложила подать в кают-компании «Зерга» завтрак из стандартных рационов – экскурсанты, мол, узнают, что такое настоящие армейские будни. Можно подумать, они могли предложить другое меню. Впрочем, шеф-повар вице-королевы справился с задачей и избавил всех от этого цирка, подготовив все необходимое. Когда за приготовленным им завтраком стали обсуждать армейские рационы, инженер, обращаясь к Джоулу, со вздохом заметил:

– Надеюсь, хотя бы адмирал Форкосиган здесь на борту питался лучше.

«Нет, хуже». Во время приготовлений к битве Эйрелу кусок в горло не лез – из-за стресса обострились его давние проблемы с желудком, – а выпить хоть глоток он не смел. Сейчас Джоул представил это следующим образом:

– Только на дипломатических переговорах. А в минуты кризиса он едва замечал, что лежит у него на тарелке. – Джоул тогда включил в список первоочередных обязанностей «заставлять его поесть».

После завтрака, по предложению Корделии, детей вместе с самыми младшими членами экипажа отправили в спортивный зал – ознакомить с тем, какие физические упражнения обычно выполняют на борту корабля. Джоул ненадолго заглянул в бывшую каюту Эйрела и примыкающую к ней его собственную – сюрреалистическое ощущение. Помещения были пустыми, голыми и серыми. Затем он присоединился в коридоре к старшим Форкосиганам, которые напоследок медленно обходили корабль.

– Что за пустая трата ресурсов, – вздохнула Корделия. – Как недолговечны все эти военные сооружения!

– Она кажется пустой лишь до того момента, пока в них не возникнет необходимость. А тогда все дружно кричат: «Почему мы не подготовились заранее? », – мягко возразил Джоул.

Майлз кивнул:

– А тут вдруг надо прикрывать свою задницу от гемов. В очередной раз.

Катриона задумчиво добавила:

– Я порой думаю, зачем на самом деле нужна каста гемов, со всеми их воинскими культурными традициями. Я хочу сказать, с точки зрения цетагандийских аутов. В последнее время мне начинает казаться, что в основном они нужны для маскировки.

Корделия удивленно подняла брови:

– Для маскировки чего?

– Биооружия аутов. И их долговременных планов. – Катриона протянула руку ладонью вверх. – Когда я оказалась за кулисами на Ро Кита, у меня действительно создалось впечатление, что ауты могут уничтожить нас в любую минуту. И единственное, почему этого не произошло, – они не хотят.

– Боюсь, ты права, – неохотно подтвердил Майлз. – У аут-леди в Звездных Яслях есть биологические штуки, способные расплавить кости. В буквальном смысле слова. – Он вздрогнул при воспоминании. – А команда такого вот корабля вся погибла бы за час.

– Но как против такого защититься? – воскликнула Катриона.

Джоул не знал, надо ли отвечать на этот вопрос, или он риторический. Но все равно ответил:

– У нас сейчас в планах создание полностью автоматизированных кораблей-роботов. Технические детали я вам сообщить не вправе, но могу заверить, что огромное количество людей работают над этой проблемой.

– Подразделение биологической разведки и их аналитиков в штаб-квартире СБ мы называли камерой зомби, – вспомнил Майлз. – Во всем здании, битком набитом людьми, бледными от недостатка солнечного света и накачанными кофеином, они имели репутацию самых бледных и дерганых типов.

Катриона пожала плечами:

– Есть такие микроорганизмы, которые атакуют пластик и металл. Вряд ли ауты и их не улучшили в своих целях.

– Но оружие еще надо доставить, – заметил Джоул. – И это, к счастью, не такое простое дело.

Впрочем, он подозревал, что прекрасная садовница знает больше, чем говорит. «Как и все мы здесь».

– Пугающая картина. Автоматизированные боевые корабли, вечно защищающие уже мертвую планету, и не осталось никого в живых, чтобы их отключить. – Катриона уставилась в стену и мысленным взором видела… интересно, что?

Корделия, как обычно, прогнала наваждение.

– Если вы знаете производителя, способного сделать машину, которая будет работать вечно, подкиньте и мне адресок. Некоторые механизмы ломаются уже через неделю.

Майлз мрачно рассмеялся, Катриона тоже ответила улыбкой. Впрочем, Джоул заметил, что про «мертвый мир» Корделия не сказала ни слова.

Но тут Майлз прикусил губу и стал что-то обдумывать. На лице читалась неуверенность, а потом он сказал, видимо, приняв решение:

– Вообще-то, имеется кое-что… Грегор это засекретил, но вам двоим я, пожалуй, расскажу. Это имеет отношение к тому кладу времен Оккупации, который нашли в подземном бункере. Кое-что из найденного до сих пор не рассекречено, невзирая на все недовольство ученых по этому поводу. Дув Галени уже много лет работает над этим, и даже он согласен с Грегором. Хотя, конечно, мечтает опубликовать. Он уже написал книгу, которая пока хранится в засекреченных архивах СБ и ждет своего часа. Я читал черновик.

Джоул всегда уважал коммодора Галени, он был вечно завален работой, пожалуй, как мало кто в Форбарр-Султане. Галени был комаррианином по происхождению и в настоящий момент возглавлял отдел СБ по делам Комарры. До службы в СБ он специализировался на исторических исследованиях и сейчас курировал работы по изучению огромного хранилища носителей информации – военной и не только, – спрятанного в подземном бункере цетагандийцами, когда те спешно уносили ноги с Барраяра. Бункер обнаружили семь лет назад. Джоулу тоже было бы очень интересно ознакомиться с этой самой рукописью Галени, вот только он не знал, хватит ли для этого его уровня допуска к секретной информации…

– Как бы то ни было, – продолжал Майлз, – Галени разрешил некоторые загадки последних дней войны и ухода цетагандийцев с Барраяра. Причем мы даже и не подозревали, что там вообще кроются какие-то загадки, хотя как только появились первые подсказки, оставалось лишь удивляться: и как только мы могли ничего не заметить?.. На этот счет у меня даже есть теория. Если в общих чертах, то следует обратить внимание вот на что: гемы на Барраяре использовали только маломощное химическое оружие и почти никогда – биологическое, даже когда дело шло к поражению.

«У людей, к которым было применено это так называемое «маломощное» оружие, может быть другое мнение относительно его классификации, но в общем-то, это более или менее верно», – подумал Джоул.

– Я всегда считал: тут дело в том, что ауты не разрешают гемам использовать что-либо серьезное. Что отчасти объясняет, как эти изнеженные и вроде бы невоенизированные генетические аристократы контролируют свой собственный класс воинов. Вроде бы.

Майлз подчеркнул это «вроде бы» иронической усмешкой. У него был более богатый опыт общения с аутами, чем у Джоула, и он лучше, чем кто бы то ни было, знал, какие глубины кроются под их элегантной и обманчивой внешностью.

– На Барраяре во время Оккупации в правящей верхушке гем-хунты возник заговор. Их оперативный план, как выяснилось, предполагал, что они вступят в игру уже после того, как столь впечатляюще провалилась их попытка с применением ядерного оружия. Но, похоже, это был не последний их козырь. Само существование покинутого бункера – уже явный намек. Стоит отойти на пару шагов и присмотреться: зачем бы им было запихивать туда столько всякого добра и информации, если они не планировали вернуться? Плюс к тому Галени получил уникальное свидетельство современника-очевидца от Мойры гем Эстиф, хотя и по-аутски туманное, – ему пришлось-таки попотеть, расшифровывая ее намеки.

На самом деле, – продолжил Майлз, – план заговорщиков предполагал использование украденного у аутов биологического оружия: некоей вирулентной чумы, специально адаптированной, насколько я понял, к геному барраярцев. Только представьте себе. Они вывозят своих людей, откупоривают адское зелье, запечатывают за собой п-в-туннель и дают вирусу сделать свое дело в полной изоляции. Чашка Петри размером с планету. А через годик-другой возвращаются в обезлюдевший мир, где все чистенько, аккуратно, и нет больше толп этих мерзких людишек, которые почему-то упорно сопротивляются попыткам их окультурить – и устраиваются там жить. Инопланетники, конечно, поднимут шум – но, увы, какая жалость, уже слишком поздно.

– И как близок был этот план к осуществлению? – похолодев, спросил Джоул.

– Они продвинулись настолько, что действительно украли исходный материал и пытались собрать группу биохимиков – включающую как минимум одного подкупленного аута, – для его доработки и воспроизведения. Они планировали остаться безнаказанными – поставить всех перед свершившимся фактом. Но тут их накрыла имперская власть… иначе говоря, ауты, которые и правят Империей. Помните эти пресловутые казни, когда гем-хунта вернулась на Эту Кита? Все думали, что гемы были наказаны за потери – потерю планеты в войне и потерю лица. Что придавало двоякий смысл церемонии. Но этот наглядный урок, который был виден всем, маскировал другой – персональный урок строптивым гемам.

Корделия шумно выдохнула. Джоул удивленно заморгал. Он медленно проговорил:

– Это… определенно придает новый оттенок всему нашему военному торжеству по поводу того, что мы вышвырнули гемов с Барраяра.

– О да!

– Неудивительно, что Грегор это засекретил, – заметила Корделия. – Оно как бомба, подвешенная у тебя над головой.

– Грегор пока прикидывает и ждет, когда наступит подходящее время – с дипломатической точки зрения – предать это огласке. То есть когда будет более удобный или хотя бы менее дестабилизирующий момент. Учитывая продолжительность жизни аутов, участники тех событий до сих пор живы. Что это, уже история или еще политика? Если подумать, то вроде бы такие секреты лучше выложить на стол… а если еще подумать?..

– Значит, Катриона права, – тихо проговорила Корделия. – Мы продолжаем существовать только попущением аутов.

– Ага, в том и проблема, – ответил Майлз. – У кого есть решение?

– У этой проблемы нет решения. Пока, – сказала его мать. – Остается только продолжать развивать науку – в широком смысле – и наши познания в биологии, причем не только на самом верху. Начинать надо еще при обучении в начальной школе. – Она вздохнула. – Главное – правильно расставить приоритеты. Когда приоритетно всё – то тем самым не приоритетно ничего. Но все-таки на первом утверждении строится все остальное. И вроде бы люди должны это понимать, но… Это же люди.

– Похоже, аутов не интересует земельная недвижимость как таковая… о! – Майлз осекся, потому что из-за угла появились его дети вместе с сопровождающими. Джоул полагал, что для Корделии самые юные члены экипажа ничем не отличаются от ее внуков. А самому Джоулу, чтобы увидеть это, надо было чуть повнимательней присмотреться.

Беспокойство, читавшееся на лицах взрослых, когда к ним выбежало навстречу их потомство, было совсем несложно интерпретировать. «Да, самого ужасного не произошло… нам просто дали отсрочку». Когда они прошли на выход к стыковочному рукаву, Джоул бросил прощальный взгляд на скрипучий старый корабль.

Если его жизненным призванием было защищать Барраяр – в чем он нисколько не сомневался, – то не ошибся ли он в выборе направления работы за последние тридцать лет?

* * *

Семейство Форкосиганов благополучно вернулось на базу, когда в Каринбурге вставало солнце. Оливер остался у себя в квартире, а Корделия препроводила всё свое семейство в вице-королевский дворец. Потом она постаралась переделать до обеда те дела, которые не выполнить с комм-пульта, – в основном встречалась с подателями прошений о получении каких-то благ, желательно бесплатных. Эти просители ее вымотали вконец.

Такие задачи оказывались довольно приятными в тех случаях, когда Корделия действительно могла осуществить чьи-то чаяния, – и не столь приятными (что случалось гораздо чаще), когда она ничем помочь не могла. А хуже всего бывало тогда, когда с разных сторон к ней поступали несовместимые просьбы. Возможно, она оказалась неподготовленной к таким ситуациям, потому что растила одного-единственного ребенка? С другой стороны, может быть, опыт вице-королевы пригодится в дальнейшем, когда она будет растить своих дочек?

Корделия как раз шла на запланированный семейный обед, когда заметила в укромном уголке сада одного из внуков. Мальчик вроде бы ничем не был занят, просто сидел на скамейке и болтал ногами. Она не особенно удивилась, что Саша сидит здесь один. Чересчур тихое поведение Саши не слишком обращало на себя внимание на фоне шумных выходок его братьев и сестер, но когда он был один – вот как сейчас, – не заметить просто невозможно. Корделия дружески склонилась к нему:

– Привет, малыш.

Он поднял голову:

– Привет, бабушка.

Саша вежливо подвинулся, и Корделия уселась рядом на скамейку. Оба смотрели на пеструю листву и дорожку, петлявшую среди деревьев, словно убегавшую вдаль на много километров.

– А остальные чем заняты? – спросила Корделия (тактичная версия вопроса «Почему ты тут один? »).

Саша пожал плечами, как делают все дети. Но всё же ответил:

– Мама работает над проектом твоего сада. Папа пошел на базу узнать у адмирала Джоула о тех военных играх, о которых они говорили. Элен с девчонками в доме, они играют с Фредди.

А Сашу в игру не взяли, потому что мальчишка? Жаль, что Зелиг еще слишком мал, чтобы стать ему приятелем по играм. Задним числом идея Майлза завести всех шестерых разом, одним отрядом, стала казаться чуть менее безумной.

– А тебе понравилась поездка на старый флагман?

– Ага, понравилась… Но больше всего, когда адмирал Джоул рассказывал про дедушку.

– Мне это тоже больше всего понравилось. – Корделия помедлила, но все же рискнула спросить: – Так почему же сегодня ты такой кислый? Вымотался?

Он помотал головой:

– Нет. Папа…

– Папа?.. А он что натворил? – спросила Корделия, пытаясь нащупать правильную интонацию.

– Да ничего нового. Опять он про академию. Он такой.

– Папа просто хотел тебя подбодрить, ты же знаешь. У него самого было столько проблем с поступлением из-за солтоксиновой травмы, и ему трудно пришлось, пока он преодолевал все преграды… Он хочет, чтобы у тебя все было проще.

– Я понимаю, просто… – Саша умолк. – Для него это так же, как, ну, быть графом.

– То есть неизбежная историческая необходимость?

Мальчик насупился.

– Вроде того. Ну, все графские наследники там учились с незапамятных времен.

– Формально это не так. Имперской военной академии вообще не существовало до конца Периода Изоляции. Прежде юноши обучались военному делу, перенимая опыт старших офицеров. Как и твой прадед Петер. – Следует отдать ему должное, Петер осваивал свое ремесло во время настоящей войны и был своего рода гением-самоучкой. В тех условиях, на осажденном врагами Барраяре, мало кто из старших мог дать ему совет. Петер двигался вперед, и Барраяру оставалось только следовать за ним. Корделия не в первый раз подметила, как много в ее сыне от старика Петера.

– Но дедушка там учился. И папа. И дядя Айвен, и дядя Грегор, и дядя Дув Галени, а он даже не фор, и вообще все!

– Но дядя Марк – нет, – подсказала Корделия.

– Дядя Марк – другой!

– Совсем другой, – согласилась она, – но генетически он идентичен с твоим папой. Биология – не судьба, ты это знаешь.

– Он даже выглядит по-другому.

– Да, и с этим ему нелегко. – Марк старался сохранять свой впечатляющий вес так же сознательно и упорно, как некоторые люди худеют, только его процесс поддержания формы был приятнее, и вдобавок своим упорством он чертовски бесил своего брата-породителя.

Саша сидел, потупившись, внимательно разглядывая песок под ногами.

– А дедушка Фортиц тоже там не был.

Профессор, как все звали доктора Фортица, был братом покойной матери Катрионы и инженером, который сделал бы честь любой планете. Возможно, в мире Саши все же не хватает невоенных мужских ролевых моделей?

Корделия внезапно улыбнулась:

– Пойдем со мной в дом. Я тебе кое-что покажу. Только тебе.

Мальчик послушно, но с явным любопытством последовал за нею.

Она привела его в свой личный кабинет, закрыла дверь и расчистила столик для переговоров. Затем отперла высокий шкаф с ящиками. «Я не открывала его больше трех лет». Помедлив, она начала вытаскивать папку за папкой: одни с пластиковыми листами, но большинство – с настоящей натуральной бумагой всевозможных размеров, от обрывков до широких листов ин-фолио в половину столика. Саша сперва наблюдал, потом подошел поближе и осторожно потрогал.

– Это рисунки твоего дедушки Эйрела, – объяснила она.

– Я знаю, что он умел рисовать, – сказал Саша. – Я помню, как-то он рисовал нас с Элен, когда вы приезжали на Зимнепраздник. – Похоже, это было в последний раз, когда они ездили на Барраяр вместе. – Но я не знал, что он нарисовал столько!

– Не так уж и много – за столько лет. Он как-то рассказывал мне, что рисовать начал совсем маленьким. Ему было меньше, чем тебе сейчас. Но те рисунки пропали. Кое-что он нарисовал подростком. Из них мало что сохранилось, всего несколько штук. Он не возвращался к этому очень долго. И стал рисовать уже после регентства. После того как мы переехали на Зергияр.

– А красками он тоже рисовал?

– Чуть-чуть. Я как-то пыталась заинтересовать его видеоживописью, но ему, видимо, требовалось чувствовать пальцами то, что он делает. – Чтобы это не принадлежало никому, кроме него самого? Эйрел так много времени в своей жизни был слугой Империи, всецело ей принадлежавшим, что для него было вполне естественным желание сохранить некий крошечный запас только для себя.

Саша оперся локтями на стол и наклонился, вглядываясь:

– А почему он их никому не показывал? Никому не отдал? Их тут так много. Они никому не нужны?

– Кое-кому показывал. Мне, Оливеру, иногда Саймону. Я думаю, другие люди хотели бы их получить, но… не из-за самих рисунков. А потому что их делал лорд-регент, граф, адмирал. Или хуже того – потому что их можно дорого продать. – Она помолчала. – Он говорил, это как по округу возят медведя на велосипеде. Всем интересно не потому, что медведь так уж хорошо ездит на велосипеде, а потому, что это нечто необычное и новое.

– А мне они кажутся хорошими.

– Ты… не так уж ошибаешься. – «Даже в свои одиннадцать лет».

Саша стал перелистать стопки рисунков, очень осторожно перекладывая листы.

– Тут много зданий. Это Главная площадь в Хассадаре, да? О, смотри, а вот вице-королевский дворец. Классно.

Корделия заглянула ему через плечо:

– Особенно если учесть, что тогда его еще не достроили. Ты же знаешь, дедушка никогда не уходил на войну. Война сама пришла к нему. И он учился воевать, потому что ему пришлось. Если бы его старшего брата не убили, и он не стал наследником, если бы никогда не было Ури Безумного… Он мог бы стать… может, и не художником, но архитектором уж наверняка. Одним из тех, кто берется за грандиозные общественные проекты, такие сложные и ответственные, как командование целой армией, потому что энергия Форкосиганов потребовала бы выхода. – Как река, устремляющаяся вниз с Дендарийских гор, прокладывает себе русло. – Он бы все равно строил Барраяр, просто по-иному.

Лицо мальчика застыло.

– Но я ведь наследник.

– Но ты живешь сейчас и на том Барраяре, который переделал твой дедушка, а не на том, который он сам получил в наследство. У тебя есть из чего выбирать. Все варианты, какие ты только можешь себе представить. Ему было бы очень приятно узнать, что ты получил от него этот подарок. Что твоя жизнь не обязана повторять его жизнь. – И Корделия, чуть подумав, добавила: – Она не должна быть ни такой, как жизнь твоего папы, ни такой как его деда Петера или кого-то другого – а только твоей собственной. Она должна отвечать только твоим стремлениям. Какими бы они ни были.

Сложно сказать, как он воспринял ее речь. Мальчик всегда был очень замкнутым, совсем как его мать. Майлз же был совсем другим – сразу видно, что у него на уме.

Саша потянулся к листам с рисунками и осторожно спросил:

– А можно мне взять несколько?

– Когда-нибудь они все перейдут тебе, но если хочешь сейчас взять с собой несколько рисунков, то просто выбери, какие больше всего понравились. Я их сложу так, чтобы не помялись. – Она подумала, что надо сделать что-то вроде альбома, кто-нибудь из ее людей наверняка знает, как это соорудить.

– Мне бы хотелось, – сказал он так тихо, что Корделии пришлось наклонить голову, чтобы расслышать.

– Значит, так и сделаем. Выбирай спокойно, времени вполне достаточно. – Она отошла к комм-пульту, дав мальчику возможность изучить рисунки без спешки. Но все-таки незаметно подглядывала за ним через полупрозрачный видеодисплей: очень хотелось понять, удачной ли была ее идея. Вроде бы удачной – им пришлось прерваться на обед, а внук еще не закончил просмотр. Что любопытно, Саша ни словом об этом не обмолвился за обеденным столом, хотя, конечно, когда собиралось все семейство, у него было мало шансов вставить хоть слово.

В окружении всех Форкосиганов Корделия вдруг вспомнила старинное родительское проклятие: «Чтоб у тебя родилось шестеро детей, таких же, как ты сам! » Только в данном случае это не проклятие, а с точностью до наоборот: Майлз был бы только счастлив получить шесть своих копий – с ними он бы знал что делать… Вместо этого у него шестеро детей, не только совсем на него не похожих, но и не похожих друг на дружку.

Вернувшись вместе с Сашей в свой кабинет, Корделия взяла ридер и стала читать очередной доклад, стараясь не проявлять назойливого любопытства, пока внук вдумчиво изучает рисунки. И когда она уже готова была сделать перерыв и предложить вернуться в сад, Саша вдруг воскликнул:

– О, бабушка, а тут ты! А почему без одежды? Ты плавала?

Корделия чуть не подскочила в кресле, но сдержалась и сделала вид, что просто решила встать и подойти. Тот ящик ей следовало бы запереть, но на ящиках не было отдельных замков.

– Художники часто рисуют обнаженную натуру. Человеческое тело – труднейшая вещь для правильного изображения. И я позировала Эйрелу, когда он хотел попрактиковаться.

– А хорошо выглядит! Я имею в виду, похоже на тебя нарисовано. А вот тут адмирал Джоул. Наверное, художникам надо учиться рисовать и мужчин, и женщин.

– Верно. – Эротический оттенок портретов явно от него ускользнул. Тут Корделия вспомнила, что глубже в этой папке имелось еще несколько рисунков, в жанре которых ошибиться невозможно, и конфисковала ее под предлогом, что сама хочет освежить все в памяти.

– А гермы тут есть? Они же тоже должны быть. И, может, еще квадди. И эти водоплавающие люди. И жители тяжелых миров.

– Наверное, Эйрелу недоставало натурщиков всех видов. Консул Вермийон сюда тогда еще не приехал. – Вызвался бы бетанец-герм позировать, если бы она ему намекнула на такую возможность? Наверное, да. Теперь уже поздно, поздно для всего…

На следующем наброске в папке были они с Оливером, вместе и явно в постели. Это было бы сложновато объяснить мальчику. Корделия извлекла из папки несколько рисунков, изображающих ее саму, Оливера и еще нескольких людей – все, несомненно, одетые – и подсунула их внуку для отвлечения, а сама тем временем украдкой припрятала оставшийся компромат. Когда-нибудь он получит в наследство и это – она вовсе не собиралась ничего уничтожать, – но пока рано.

– А можно я возьму тот, где ты на яхте?

Она посмотрела.

– К нему есть парный. – На нем Оливер без рубашки стоял у румпеля яхты и смотрел в воду. – Они должны лежат

ь вместе. – «Именно так». – Как насчет вон того?

– А здесь ты в мамином саду? Ладно. – Замена внука устроила. Корделия украдкой вздохнула от облегчения.

Будь Саша воспитан как бетанский ребенок, стала бы она от него скрывать эти рисунки? Ну, разве что некоторые. Эйрел, когда рисовал карикатуры, порой демонстрировал весьма сомнительный юмор, а в серьезных вещах это проявлялось еще сильней: иногда это были воспоминания, иногда – воображение. Что, впрочем, часто оказывалось полезным. Корделия сама сейчас не знала, плакать ей или смеяться, глядя на эти рисунки. Она села, отвернувшись от внука, пока не справилась с лицом и не спрятала все остальное в пещеру хрупких воспоминаний. Пусть лежат там в темноте, пока об эти осколки еще можно пораниться.

– Но самого дедушки на рисунках нет, – заметил Алекс.

– Да, к сожалению. Хотя… в каком-то смысле, он есть на всех рисунках. Взглянуть на него с этой стороны мало кому удавалось.

– Ха! – нахмурился мальчик.

– А какой из них тебе больше всех приглянулся? – спросила она, возвращая разговор к выбранным рисункам. К ее удивлению, Саша показал не на портрет, а на большой архитектурный эскиз особняка Форкосиганов в Форбарр-Султане.

– Интересно. И почему? – Не соскучился ли мальчик по дому?

Он шевельнул пальцем, словно нащупывая какой-то инструмент.

– На нем… тут больше всего.

Корделия посмотрела на лист еще раз. Неожиданно он оказался совсем недавним, нарисован здесь, на Зергияре – предположительно, некая комбинация воспоминаний и визуальных референсов. Чтобы разглядеть все детали, понадобилась бы лупа, – сейчас она вспомнила, что Эйрел пользовался лупой, когда прорисовывал детали в своих композициях, но при этом рисунок вовсе не воспринимался как машинный. Может, это не Саша тоскует по дому, а тосковал кое-кто другой?

– Я думаю, ты совершенно прав, малыш.

⇐ Предыдущая 8 9 10 11 121314 15 16 17 Следующая ⇒