ЧАСТЬ ВТОРАЯ 2 страница

Малвани присвистнул.

- Ничего себе! А почему они позвали тебя? - спросил он и сам же вскинул руку. - Нет, подожди, я сам догадаюсь. В этом замешан Алистер.

- Да, - признал я.

Алистер обладал талантом вмешиваться в самые противоречивые и запутанные дела. Хотя, честно говоря, во время нашего последнего расследования серии театральных убийств именно я привлек его к тому делу. Его понимание разума преступника не имело себе равных — и этим ресурсом я научился пользоваться, когда более традиционные методы расследования терпели неудачу.

- Алистер всегда оказывается в центре какого-нибудь противоречия. Как и ты, очевидно. - Малвани и бровью не повёл. - Сегодня утром мне уже звонили два раза: один раз - от заместителя комиссара Сондерса, второй - от самого комиссара Бингема.

Я бросил на него раздраженный взгляд.

- Значит, когда я пришёл, ты уже знал об убийстве судьи. И когда ты собирался мне рассказать?

- Извини, - грустно улыбнулся Малвани. - Я хотел услышать твою версию, а не то, что говорит большое начальство. Их главная забота - угроза крупного заговора анархистов. И ты будешь работать под началом самогó , - он ткнул указательным пальцем вверх.

- Ты имеешь в виду Бингема? - Я не поверил своим ушам. Это была сомнительная честь, поскольку с Бингемом, как известно, было очень трудно сработаться. Но я не мог отрицать тот факт, что это была редкая возможность поработать с главным офицером города.

Малвани выразился более прямо.

- Работа с Бингемом либо поднимет тебя в должности, либо полностью разрушит карьеру - а у тебя нет выбора. У тебя уже назначена с ним встреча сегодня на час дня.

Я смотрел на Малвани, пытаясь прийти в себя.

- Я знал, что Алистер планировал сделать мое участие официальным, - тихо произнёс я, - но не так же...

Малвани усмехнулся.

- Я уверен, что у твоего профессора есть немалое влияние. Но он не виноват в твоём нынешнем затруднительном положении. Тебе нужно благодарить за это вдову судьи.

- Но вчера вечером мы с ней едва обменялись парой слов, - нахмурился я.

- Значит, ты произвел на нее неизгладимое впечатление - или Алистер заручился ее просьбой. Я так понимаю, они знакомы.

- Алистер учился в юридическом факультете вместе с судьей Джексоном. С годами они отдалились друг от друга, но их жены продолжают дружить.

- Жена Алистера? - удивился Малвани. - Я считал, что они развелись.

- Не думаю, - покачал я головой.

Я мало что знал о бывшей жене Алистера, кроме того, что она теперь постоянно жила за границей — и жила с тех пор, как три года назад их сын Тедди погиб во время археологической экспедиции в Греции.

Хотя я не был посвящен в детали, но знал, что это не было редкостью: потеря ребенка часто вызывала непоправимые размолвки между родителями. Я также подозревал, что распутный образ жизни Алистера объяснялся этим же.

- А Девятнадцатый участок будет этим заниматься? - уточнил я.

- Пока нет. Комиссар надеется, что это будет простое дело, так как судье немало угрожали — и многие угрозы исходили от известных анархистов. Он считает, что при наличии достаточного количества задействованных в расследовании людей, убийца судьи — и любой анархистский заговор — будет легко раскрыть.

- Возможно.

- Не стоит начинать это дело с несогласия с комиссаром, - раздражённо буркнул Малвани. - Заканчивай это, Зиль. Тебя беспокоит что-то из того, что ты узнал вчера вечером? Или тебя ввела в заблуждение болтовня твоего профессора?

Я улыбнулся, зная, что Малвани никогда не нравились криминологические теории Алистера.

Алистер считал, что, если мы хотим задержать преступников быстрее, — и в конечном итоге помочь им реабилитироваться - нам нужно понять, почему они поступают определённым образом. Как только мы лучше разберемся в мышлении преступника, утверждал Алистер, тогда мы будем раскрывать преступления эффективнее — и в один прекрасный день остановим их полностью.

Но для прагматичного Малвани вопрос " почему? " не имел никакого значения; главное было убедиться, что преступник не сможет нанести новый удар. И он считал, что лучше всего это достигается тюремными решетками, а не образованием и пониманием.

Когда-то я был того же мнения, что и Малвани. Но время — не говоря уже о нескольких трудных делах - научило меня важности понимания врага, с которым мы столкнулись.

Я узнал, что поведение преступников на месте преступления раскрывает важную информацию — и иногда даже с большей ясностью, чем улики в общепринятом смысле.

В двух совершенно разных случаях я использовал учение Алистера, чтобы раскрыть жестокое преступление — и если я не был истинным сторонником криминологической теории, то, по крайней мере, считал ее одним из многих ценных инструментов, имеющихся в моем распоряжении.

Я узнал, что очень немногие люди — как бы хорошо они ни были образованы — имеют правильные ответы на все вопросы. Успех зависел от формулировки этих вопросов.

А в деле судьи Джексона у меня набралась уже целая гора вопросов.

Я кратко рассказал Малвани о месте преступления в доме судьи, поделившись всеми относящимися к делу подробностями о Библии и белой розе, найденными у тела судьи.

- Кроме того, на нотном листе, найденном среди писем с угрозами, также была нарисована роза. Я думаю, Алистер тоже её видел, - сказал я, - но скрывает то, что знает. - При этих словах у меня возникло неприятное ощущение внизу живота.

Малвани фыркнул.

- Ничего нового. - Он откинулся на спинку стула, разминая пальцы. - Почему бы тебе просто не спросить Алистера о символе, нарисованном в партитуре? Я не сомневаюсь, что он найдет этому какое-нибудь причудливое объяснение. И ты действительно считаешь, что эта роза важна?

- Возможно. Я пока не уверен.

Он провел ладонью по короткому ёжику волос.

- Послушай, не спорю, это дело будет довольно сложным с политической точки зрения. Но в качестве дела об убийстве, оно должно быть сокращено по минимуму. Этот судья председательствовал на самом противоречивом анархистском процессе, который Нью-Йорк видел с тех пор, как был убит президент Мак-Кинли[3]. Так что не нужно копать в этом деле глубже анархистов, - с отвращением произнёс капитан. - Они приезжают в эту страну, рассказывают о насилии и кровопролитии на родине. Но если им здесь так не нравится, почему бы им не вернуться туда, откуда они пришли?

Он немного помолчал, борясь со своими эмоциями. Малвани добился всего, поднимаясь с самых низов с нелёгким грузом — у него было одиннадцать братьев и сестер и овдовевшая мать, - и он не испытывал никакой симпатии к тем, кто только сидел и ныл о тяжкой доле и не готов был работать, засучив рукава.

- Я хочу сказать, - произнёс он, наклоняясь ко мне, - чтобы ты не отвлекался на какой-нибудь причудливый символ или странную Библию, которая, как тебе кажется, имеет отношение к делу. Эти предметы были подброшены туда человеком... анархистом. И тебе просто нужно его найти.

- Я знаю, что судью убил человек; я ни на секунду не забываю об этом. Но мы оба знаем, что зачастую самое простое решение оказывается самым неправильным.

Между нами возникла неловкая пауза. Как раз прошлой весной Малвани совершил такую ошибку — и это стало причиной единственного разногласия между нами за всю нашу десятилетнюю дружбу.

- Послушай, Зиль, - наконец сказал он, встретившись со мной взглядом, - я позвал тебя обратно в город, чтобы ты работал со мной, потому что ты обладаешь лучшими навыками и интуицией, чем любой другой детектив, которого я знаю. Сосредоточься на реальных угрозах, которые окружали судью — и которые продолжают окружать всех нас в этом городе. - Он широко развел руками. - Они называют себя анархистами. Что же это за люди, которые ценят свои идеи больше, чем человеческую жизнь? Они готовы подложить бомбу и лишить жизни невинного ребенка?

- Я не понимаю таких людей, как Дрейсон, - сказал я. - Но ты также знаешь, что они не все такие. Помнишь Сэмюэля Лизке из старого квартала? Он присоединился к анархистским кругам, чтобы бороться с коррумпированным правительством. Он был обыкновенным человеком, который хотел улучшить условия работы.

Выражение лица Малвани смягчилось.

- Сэм - один из самых порядочных людей.

Я помнил Сэма миролюбивым идеалистом. И я знал, что его любимым оружием всегда останутся слова, а не динамит, потому что он был мечтателем, а не деятелем.

- Проблема не в их идеях, а в их жестокости и убийствах. Если их идеи забирают человеческую жизнь, - произнёс Малвани, - то к чёрту такие идеи. Они ничем не отличаются от обычных убийц. И они заслужили то, что будет дальше.

Официальный приказ будет заключаться в том, чтобы выследить всех анархистов в городе — и я это прекрасно понимал. Однако наш убийца отказался от своего любимого анархистского оружия — динамита — в пользу ножа. Вполне возможно, что он посылал судье личные угрозы, а затем оставил двусмысленные символы Библии и белой розы рядом со своей работой. Возможно, эти действия имели какое-то значение в анархистском сообществе.

Малвани был прав. Угроза дальнейшего насилия была вполне реальной.

Я поднял голову и увидел, что Малвани смотрит на меня с сочувствием.

- Ты теперь в самой гуще событий. Дай мне знать, если я могу чем-то помочь.

Я ободряюще улыбнулся.

- Такой уникальной возможности больше не предвидится, правда? - Я посмотрел на часы. - Можешь ли ты организовать мне встречу с Дрейсоном в " Гробнице" до совещания у комиссара?

Глаза Малвани расширились.

- Ты хочешь поговорить с этим ублюдком прямо сейчас?

Я молча кивнул. Люди уже подозревали его в организации убийства из тюремной камеры — и прежде чем я начну разбираться с этим делом, мне нужно было увидеть его лично. И я хотел, чтобы со мной пошёл Алистер.

Всё было организовано в считанные минуты.

Я вышел от Малвани и направился в центр города, к " Гробнице" - в недра самого ада.

ГЛАВА 4

" Гробница", Центральная улица.

10: 30.

В Нью-Йорке не было места более отталкивающего, чем " Гробница" - городская тюрьма, где в одинокой подвальной камере содержался Эл Дрейсон.

Это было новое здание, построенное всего четыре года назад на том же месте, что и первоначальная тюрьма. На самом деле, с улицы она выглядела даже красиво — величественный французский замок, над которым возвышалась красивая каменная башенка.

Но для тех из нас, кто бывал внутри, даже самая причудливая внешность не имела никакого значения.

Несчастье тех, кто был заключен внутри, казалось, проникало в сами стены и становилось осязаемым — ещё прежде, чем такой посетитель, как я, входил с Центральной улицы через двадцатисантиметровую деревянную дверь, обитую железом.

Но на самом деле я ощущал не страдание, а запах немытых тел, рвоты, кала и мочи. Гнилостный запах был безошибочно узнаваем даже у самого входа.

Я вручил удостоверение и пропуск суровому охраннику, одетому во все черное. Он впустил меня, коротко кивнув и сказав лишь:

- Дженкинс вас отведёт.

Услышав его слова, с деревянного табурета поднялся, позвякивая большой связкой ключей, сгорбленный пожилой человек. Его голос был хриплым и дребезжащим.

- Идёмте.

Я последовал за ним сначала через главный зал, где содержались заключенные, осужденные за относительно незначительные преступления. " Гробница" была разделена по уровням, причем преступники размещались в соответствии с тяжестью их преступлений. Те, кто был здесь, на первом этаже, наслаждались относительным комфортом единственной дровяной печи в центре помещения. Большинство заключённых молча смотрели, как я проходил мимо — хотя с верхних уровней освистывания и крики не прекращались. Мудак. Ублюдок. Гомик.

За время моих визитов сюда я научился не обращать внимания на проклятия и обзывательства, так что слова, которые следовали за мной по коридору, были для меня пустым звуком.

А вот для чего мне нужно было собрать все силы, так это для подвала — места, отмеченного самыми жалкими условиями и предназначенного для самых мерзких преступников.

Когда я спустился по лестнице, то был ошеломлен прогорклым запахом гнили. " Гробница" была построена на болотах - наследие, из-за которого их пористый каменный фундамент находился в вечной сырости. И вот зловоние фекалий и мочи смешивалось с запахом сырости, что создавало отвратительную вонь, грозившую с каждым последующим шагом всё быстрее отправить меня в обморок.

Внутренности " Гробницы" были пригодны только для крыс - и одна из них, кстати, пробежала перед нами так близко, что Дженкинс едва не пнул ее ногой.

Дженкинс хихикнул - и от этого хриплого звука у меня по спине пробежал холодок сильнее, чем от зловонного запаха или от грызунов под ногами.

Когда мы были уже на полпути вниз, я услышал голоса из камер внизу. Алистер уже был здесь. Я попросил его дать мне пятнадцать минут наедине с Дрейсоном, прежде чем он присоединится ко мне; но я должен был догадаться, что он не дотерпит и придёт раньше.

Но когда мы с Дженкинсом добрались до нижнего этажа, оказалось, что Алистер общается вовсе не с Дрейсоном.

Алистер стоял перед камерой сухопарого мужчины с глубоко запавшими глазами. Мужчина был загипнотизирован словами Алистера — а может и самим Алистером.

Горячая ванна и несколько часов сна полностью восстановили самообладание Алистера; теперь он был одет в своей обычной безупречной манере: дорогой серый костюм из шерсти дополняло черное кашемировое пальто и пестрый шарф, а в руках у него был кожаный чемодан с латунными застёжками. Он делал пометки в блокноте в таком же кожаном переплете новой авторучкой " Уотерман" — той, что уже содержала внутри чернила.

Заключенный откровенно таращился на Алистера.

- Значит, все, что мне нужно сделать, это ответить на несколько вопросов, и вы поможете направить моё дело на новое судебное разбирательство? - недоверчиво уточнил он, но в глазах засветилась надежда.

- Я сделаю все, что смогу, - спокойно ответил Алистер. - Решение, конечно, останется за судьёй, но я могу вас заверить, что ваши доводы, по крайней мере, будут услышаны.

Заключённый издал хриплый смешок.

- Это просто причудливый способ сказать, что ты попытаешься, но ничего не гарантируешь. И всё же, это больше, чем то, что сделал в первый раз мой никчемный адвокат.

Алистер улыбнулся и что-то записал в блокнот.

- Мне лишь нужно еще раз проверить вашу историю, мистер...

- Хэйес. Роулин Хэйес.

Мужчина сжал грязными пальцами прутья решетки, отделявшей его от Алистера, и наклонился вперед.

- Спроси у любого в Файв-Поинтс[4], и тебе скажут: я не совершал никакого покушения на убийство. Потому что я никогда не пытался никого убить. - Его губы растянулись в широкой улыбке, открывшей рот, почти полностью лишенный зубов. - Если бы я захотел кого-то убить, покушением он бы не отделался.

Неудивительно, что он, казалось, не ел уже несколько месяцев: тюремная еда была не такой уж плохой, но у него просто-напросто не было, чем её жевать. Я не удивлюсь, если из-за плохого здоровья этот мужчина не доживёт до следующего разговора с Алистером.

Зловонный воздух и леденящая кровь сырость создавали плачевные условия жизни — такие, в которых даже здоровым людям было бы трудно выжить. А я подозревал, что Роулин Хэйес с самого начала не был воплощением здоровья.

Алистер, заметив мое присутствие, взглянул на меня и слегка кивнул, а затем снова повернулся к заключённому.

- Благодарю Вас, мистер Хэйес; обещаю, что взгляну на ваше дело.

Алистер повернулся ко мне, и даже в тусклом свете я заметила, что его щеки раскраснелись, несмотря на холод. Он был в своей стихии, почти не замечая нашего мрачного окружения - включая Дженкинса, охранника, который нависал над нами, стремясь поскорее увести нас дальше.

- Готовы двигаться дальше, мальчики? - спросил Дженкинс. - Не стоит застревать в таком месте.

По моему кивку он повел нас по коридору, который становился все темнее по мере приближения к концу. Именно здесь содержались преступники, приговоренные к одиночному заключению; в камерах без окон, за толстыми деревянными, обитыми железом дверями не было ни проблеска света, кроме слабого свечения фонаря Дженкинса.

Когда мы подошли к последней двери, Дженкинс достал большую связку ключей и, держа в левой руке толстенную дубинку, приготовился нанести удар, если потребуется, а правой открыл двойные замки на двери.

Дверь распахнулась, и мы увидели хрупкого худощавого мужчину с темной бородой и очками в проволочной оправе, одетого в стандартную тюремную серую робу. Он сидел в кресле, которое больше напоминало средневековое орудие пыток — его руки и ноги были закованы в кандалы, а грудь пересекал кожаный ремень. Я не видел такого уже много лет, но знал, что это: “смирительное кресло”, обычно приберегаемое в качестве сурового наказания за самые тяжкие преступления. Оно было настолько неудобно, что люди, прежде находившие в здравом уме, после слишком долгого пребывания в нём могли свихнуться.

На Эле Дрейсоне не было живого места. Вся левая сторона его лица и носа была покрыта коркой засохшей крови, глаз заплыл и уже не открывался. Даже при слабом освещении на его предплечьях и плечах виднелись синяки различной давности — и синие, и фиолетовые, и желтые.

Дрейсон никак не отреагировал на наше появление. Голова его склонилась вправо, но здоровый глаз оставался закрытым.

- Это неприемлемо, - резко произнёс Алистер и повернулся к Дженкинсу. Алистер всегда подвергал критике использование подобных устройств в любой тюрьме и для любого преступника - даже для такого детоубийцы, как Дрейсон. - Никакие грехи не оправдывают такое издевательство над человеком.

Глядя на Дрейсона, я должен был признать, что согласен с Алистером. Никогда не признавал тактику " око за око".

Дрейсон уже был заперт в этом зловонном месте, и его наверняка ждал электрический стул. Это само по себе уже было достаточно суровым наказанием.

Но Дженкинс только усмехнулся.

- Не надо винить нас; не мы избиваем его каждый день, а толпа снаружи. Они собираются у здания и поджидают, когда он вернется сюда из зала суда.

- И ваши люди не могут удержать их на безопасном расстоянии? - поинтересовался Алистер.

- Их не очень много. И все они ненавидят Дрейсона.

- А как же смирительное кресло? - спросил я.

Дженкинс пожал плечами:

- Вчера вечером он жаловался на свою камеру. Сказал, что ему надоело жить в собственных экскрементах, и пригрозил, что начнёт бросать в нас, тюремщиков, своё дерьмо.

Алистер выпрямился и сурово посмотрел на Дженкинса.

- Мы не можем разговаривать с ним в таком виде. Вам придется его развязать.

Дженкинс посмотрел на меня.

- Этот человек может обладать важной информацией, - сказал я. - Мы хотели бы поговорить с ним свободно, без оков. - Я закусил губу, надеясь, что поступаю правильно.

Дженкинс нахмурился, но снял висящий на стене ключ - а затем протянул его мне.

- Тогда делайте это сами. Я и пальцем не притронусь к такому подонку, как он.

Сжимая ключи в руке, я шагнул ближе к Дрейсону. Я старался дышать ртом, пытаясь избежать отвратительного запаха, исходящего от его тела. К нему не подходили уже несколько часов, и он помочился под себя — и, вероятно, не один раз. Он даже не пытался открыть глаза.

Прежде чем прикоснуться к нему, я заговорил, словно он мог меня понять.

- Меня зовут детектив Зиль, и я хочу задать вам несколько вопросов. Но сначала я собираюсь отстегнуть эти путы, начиная с того, что у вас на груди.

Я расстегнул кожаный ремень, который туго обтягивал верхнюю часть его туловища. В тот момент, как давление на грудную клетку ослабло, Дрейсон захрипел, а затем сделал несколько неровных вдохов, пытаясь наверстать то количество воздуха, которое он не мог вдохнуть раньше.

- А теперь ноги, - сказал я и наклонился, чтобы расстегнуть железные цепи у основания стула.

На какую-то долю секунды я испугался, что он ударит меня, но он просто распрямил затёкшие ноги.

- И руки. - Я обошёл вокруг кресла, наклонился и расстегнул замок на цепи, связывающей его руки.

Только я собрался встать и снова обойти его, как его жилистые пальцы сжали мою правую руку - так сильно, что я поморщился от боли. Она уже давно висела безвольно, почти бесполезная, и постоянно болела - особенно в сырости или холоде. Так было со дня катастрофы парохода " Генерал Слокам", когда я бросился спасти как можно больше жертв, и заработал травму, которая стала постоянным напоминанием о том дне. Но и без этого я не забывал о том крушении ни на секунду.

Я резко повернул голову в сторону двери. Дженкинс, похоже, оставил нас наедине с Дрейсоном, расплачиваться за нашу собственную глупость.

- Отпусти меня. - Мой голос прозвучал громко и угрожающе, и я резко ударил его левым кулаком в висок.

Дрейсон поморщился от боли, но его хватка на моей правой руке стала еще крепче. Я снова ударил его, на этот раз левым локтем.

- Кто ты такой, чтобы говорить мне, что делать? - прошипел Дрейсон.

- Я тот, кто имеет полномочия высвободить тебя из этого пыточного кресла. Но если ты сейчас же не отпустишь мою руку, я не стану за тебя заступаться.

При этих словах хватка, похожая на железные тиски, ослабла, и я высвободил свою ноющую руку и потёр её, подходя ближе к Алистеру.

Глаза Дрейсона следили за каждым моим движением, и в них я видел стальную решимость и холодный расчет.

- Ты сказал, что ты - детектив? Зачем ты здесь?

- У меня есть к тебе несколько вопросов по поводу убийства судьи Джексона.

- А он тоже детектив? - кивнул Дрейсон на Алистера.

- Он - профессор криминологии, и он помогает мне в этом деле, - ответил я.

Губы Дрейсона скривились в издевательской усмешке.

- Вот это да! Меня впервые допрашивает профессор. - Он побарабанил пальцами по колену. - А криминология интересуется моим делом - или лично мной? - обратился он к Алистеру.

- Меня интересует, что привлекает вас в вашем деле, - сказал Алистер, решив не обижаться. Он явно хотел заручиться поддержкой Дрейсона — как для сегодняшних целей, так и для будущих. Я знал, что вопрос “почему? ” укоренился в Алистере и превращается в настоящую одержимость, если ответ ускользает.

- Если вы воспользуетесь своим влиянием для просвещения масс, - сказал Дрейсон с хитрой ухмылкой, - я отвечу на любой ваш вопрос.

- О да, - просиял Алистер. - Просвещение всегда являлось ответом практически на любой вопрос, не так ли? Я часто...

Мне пришлось его прервать. От зловонного воздуха у меня кружилась голова, и сейчас я не мог вытерпеть рассуждения Алистера.

- Во-первых, - обратился я к Дрейсону. - Мы так понимаем, ты русский?

- Да, - ответил он, - я приехал из Гданьска. Моя семья перебралась сюда, чтобы спастись от погромов — и в Америке мы попали в ад, который мог бы соперничать с тем, который, как нам казалось, мы оставили позади.

Я с трудом сглотнул и прикусил язык. Я читал об ужасах погромов, и с какой бы несправедливостью Дрейсон ни столкнулся здесь, это было ничто по сравнению с насилием, совершенным казаками. В этом я был совершенно уверен.

- По достижении совершеннолетия ты присоединился к анархистскому движению. Я полагаю, что теперь вы - вместе с мисс Голдман[5] — возглавляете их Нью-Йоркскую организацию.

Дрейсон сплюнул на пол.

- Никаких " вместе с Эммой Голдман". Лидер - я, и был им с тех пор, как слабак Беркман угодил в тюрьму. Ничьи полномочия не могут быть выше моих. Ни Багинского[6], ни Эббота[7], ни самой Голдман.

- Какова ваша цель как их лидера? - спросил Алистер.

Я знал, что делает Алистер: прежде чем спросить Дрейсона конкретно о судье, он устанавливал взаимопонимание и поддерживал разговор, чтобы мужчине было комфортнее с нами общаться.

Дрейсон посмотрел на нас, как на сумасшедших.

- Справедливость, конечно же. Мы работаем над тем, чтобы защитить трудящихся от эксплуатации со стороны капиталистического правительства. Видите ли, - сказал он, наклонившись так близко, что я отпрянул от его отвратительного запаха, - мы все приехали в эту страну за возможностями. Мы слышали, что Америка - это страна возможностей. Но мы приехали сюда - и не нашли никакой работы. Ничего такого, что обеспечило бы нам прожиточный минимум и позволило содержать наши семьи. Поэтому каждое наше действие направлено на то, чтобы привлечь внимание общественности к бедственному положению трудящихся.

Он ударил кулаком по спинке кресла и посмотрел на нас с яростью.

- Всё, чего я хочу, - это научить людей видеть несправедливость, к которой они слепы. Поэтому мы рассказываем им о переполненных квартирах, где мы живем в отвратительных условиях. Мы открываем наши двери и позволяем Якобу Риису[8] сделать фотографии. Мы показываем другим журналистам фабрики, где мы трудимся долгие часы за недостаточную плату — в то время как капиталистическая мразь зарабатывает состояние на нашем поте. Но все это не имеет никакого эффекта. Правительство, банки и фабрики продолжают эксплуатировать нас всех. Мы делаем вид, что в Соединенных Штатах есть демократия, но только голосом обладают лишь богачи.

- Но вы же подложили бомбу, - сказал Алистер. - Вы забрали невинные жизни. Это совсем не то же самое, что просить мир обратить внимание на несправедливость, от которой вы страдаете.

Дрейсон пожал плечами:

- Не совсем так. Никто нас не слушал, поэтому мы были вынуждены перейти к следующему этапу: ограниченному нападению на худших капиталистических преступников. Таких людей, как Карнеги и Вандербильты. На этот раз это принесло мало пользы, и теперь мы должны принять ещё более безжалостные попытки - действия, которые заставят мир обратить на нас внимание.

- Что ты имеешь в виду? - уточнил я осторожно.

- Мы направили многочисленные предупреждения правительству и промышленным предприятиям, но те их проигнорировали. Мы старались быть осторожными, чтобы не причинить вред простым гражданам. Но такие мягкие методы не работают.

Он наклонился вперёд и ухмыльнулся, и я еле сдержался, чтобы не отшатнуться.

- В нашей стране полно глупых людей, детектив. Они не учатся. Если мир не начнет действовать сейчас, мы будем вынуждены пойти по этому пути без возврата.

- Это значит, что вы убьёте еще больше невинных людей, - с горечью сказал я. - Сначала, ребенка. А теперь судью Джексона.

Дрейсон сжал кулаки.

- Ребенок стал мучеником за наше дело. Но я не имел никакого отношения к убийству этого судьи, хотя он, возможно, и заслужил смерти за поддержку капиталистической политики, которая причинила нам столько проблем.

- " Этого судьи"? - переспросила я, и мой голос дрогнул от гнева. - Судья Джексон был твоим судьей. Ты смотрел на него каждый день в течение последних двух месяцев. Он был судьей, который приговорил бы тебя к смерти. Ты же сам сказал, что твоя власть в анархистском движении Нью-Йорка абсолютна. Любой из твоих последователей подчинился бы твоему приказу.

- Он умер не от моей руки. - Дрейсон улыбнулся. - Ты действительно думаешь, что смерть одного человека что-то для нас решит?

В тот момент я понял, что он будет говорить одно и то же, водить нас кругами, пока мы его слушаем. Ему нравилось разглагольствовать о своей пропаганде, и он получал извращенное удовольствие, не давая нам ни капли реальной информации.

- Расскажи нам правду о судье Джексоне, - не смог сдержаться я. - Нам нужно имя. Имя того, кто преследовал судью и убил его прошлым вечером — как раз перед тем, как твоё дело передали присяжным.

Дрейсон закрыл глаза и ничего не ответил. Несколько мгновений мы с Алистером молчали, не готовые сдаться и уйти с пустыми руками.

- Неужели вам все равно, каким вас видит мир, мистер Дрейсон? - спросил, наконец, Алистер. - Вас казнят, заклеймят как детоубийцу. Если бы вы поговорили с нами... сказали нам правду... мы могли бы помочь вам добиться чего-то лучшего.

- Мистер Синклер, - сказал Дрейсон, открывая глаза и складывая руки на груди. - Вы должны помнить: красота - в глазах смотрящего. Для угнетенных трудящихся я - Спаситель. Давид, сражающийся с капиталистическим Голиафом за права народа. Если я должен стать мучеником со стороны моих угнетателей, то что я могу сделать?

- Ничего, - с горечью ответил я. - Здесь мы явно ничего не можем сделать. - Я повернулся к Алистеру и звякнул ключами от камеры Дрейсона. - Идём. Мы провели достаточно времени в этом богом забытом месте.

И вот, несмотря на раздраженный взгляд Алистера и его очевидную готовность продолжать разговор с Элом Дрейсоном, я встал и вышел из комнаты.

* * *

Я подождал, пока мы отойдем подальше — не только от здания " Гробницы", но даже от её тени, - прежде чем спросить Алистера:

- Что думаешь?

- Он - не наш убийца. - В голосе Алистера не было ни капли сомнения.

- Но он убийца. И он, безусловно, выиграет от ненадлежащего судебного разбирательства, которым, вероятно, объявят этот процесс, хотя ещё пару дней назад обвинительный приговор был почти гарантирован.

- Присяжные - это джокер, и никогда не знаешь, как он себя поведёт. Но причина, по которой я убежден, что Дрейсон не играл никакой роли в убийстве судьи, кроется не в этом. Вот, - сказал он, указывая на скамейку возле небольшой зеленой лужайки напротив мэрии, - давай присядем на минутку.

⇐ Предыдущая 1 2 3 456 7 8 9 10 Следующая ⇒