ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

⇐ ПредыдущаяСтр 3 из 10Следующая ⇒

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

" Не держит центр, вещей распалась связь;

Анархия обрушилась на мир

И попраны невинности обряды,

Сомненьем души лучшие объяты".

Уильям Батлер Йейтс, " Второе Пришествие"

23 октября 1906 года.

Вторник.

Детектив Саймон Зиль.

ГЛАВА 1

Семьдесят первая улица, дом 171.

01: 30.

Несмотря на мои самые лучшие намерения — не говоря уже о превосходном французском жарком — я заснул от полного изнеможения.

Лежа на золотисто-зеленом пестром диване в середине трактата Моррисона " Преступление и его причины", я внезапно проснулся от яростного стука в дверь.

Я резко вскочил, отчего Моррисон рухнул на землю, а за ним последовала моя теперь уже пустая кофейная кружка.

Я нащупал свои видавшие виды карманные часы. Половина второго. В такое неприлично позднее время большинство людей предпочли бы звонить по телефону. Благодаря современному черному с медью телефону Строугера, установленному в моей новой квартире в прошлом месяце, со мной можно было связаться в любое время суток.

Конечно, во всём есть свои недостатки, но я уже начал ценить телефонные звонки гораздо сильнее, чем непрерывный стук в дверь, который разбудил меня сегодня.

Какого дьявола кто-то решил разбудить меня лично?

Я босиком подошел к двери по недавно покрытому лаком полу, который сейчас неприятно холодил голые стопы. Когда подошел ближе, стук прекратился, но вдруг настойчивый голос позвал меня по имени:

- Зиль! Открывай!

Я повернул замок и снял цепочку. В мерцающем свете газовых фонарей, стоявших вдоль коридора, узнал своего друга и коллегу-криминолога Алистера Синклера. Обычно уравновешенный и словоохотливый профессор, шатаясь, вошел в мою гостиную, рухнул на мой пестрый диван и беспомощно посмотрел на меня.

- Зиль, мне нужна твоя помощь, - сумел выдавить он, пока его не скрутил приступ кашля.

- Что случилось? - Закрыв дверь и заперев её на замок, я зажёг дополнительные масляные лампы в гостиной, а затем внимательно осмотрел Алистера в поисках травм, но ничего не заметил.

Ни разу за все время нашего знакомства я не видел Алистера в таком состоянии.

Его темные волосы, густо посеребренные сединой, не были гладко уложены; они стояли дыбом, как будто он несколько раз взъерошил их рукой. Дорогое кашемировое пальто было забрызгано грязью, а рукав - порван. Но больше всего меня беспокоило пустое выражение его голубых, смотрящих на меня глаз. Ясные, как лед, и всегда такие же холодные, его глаза обычно светились умом — но сегодня я видел в них лишь пустоту.

Я принёс ему стакан воды, который он взял, ничего не сказав.

Фонари мерцали - результат сквозняка, постоянно гулявшего по комнате, - и я поплотнее закутался в халат, а затем сел в мягкое зеленое кресло напротив Алистера.

Меня учили на работе, как нужно разговаривать в подобных случаях, поэтому, когда я спрашивал, что произошло, мой голос был тихим и спокойным. Но мой тон противоречил глубокой личной обеспокоенности - ибо то, что лишило Алистера привычного самообладания, должно быть поистине важным.

В первую минуту я подумал об Изабелле, вдовствующей невестке Алистера, которая помогала ему в его исследованиях мышления преступников — и которая занимала большую часть моих собственных мыслей, в чём я боялся признаться даже себе самому.

- Сегодня ночью был убит человек, - выдавил, наконец, Алистер, - тот, кого я когда-то считал одним из своих самых близких друзей.

- Мне жаль, - искренне произнес я.

Несколько мгновений мы молчали, пока он собирался с мыслями.

- Кто он?

- Хьюго Джексон. Он учился вместе со мной на юридическом факультете Гарварда, выпуск семьдесят седьмого года. - Алистер задумчиво улыбнулся. - Мы не разговаривали много лет, но когда-то были очень близки. Он даже был шафером на моей свадьбе.

- Вы поссорились?

Он покачал головой.

- Нет. Мы просто отдалились друг от друга. Завели разных друзей, разные интересы и стали видеться всё реже...

- Ты уверен, что это было убийство? - Теперь, окончательно проснувшись, я скрестил руки на груди и серьезно посмотрел на друга.

- Без сомнений. Его горло перерезано от уха до уха.

- Если вы не были близки, почему же ты узнал об этом одним из первых?

Давние отношения, которые не поддерживались много лет, не объясняли, почему он решил заняться этим делом. Или почему он был так расстроен.

- Наши жёны сблизились, и их дружба длилась долгие годы, даже когда наша собственная ослабла. Отчасти поэтому миссис Джексон сразу же позвонила мне.

- А вторая причина? - уточнил я, зная, что то, что Алистер не говорит, обычное важнее того, что уже сказал.

- Необычные обстоятельства, - Алистер инстинктивно понизил голос, хотя в комнате кроме нас никого не было. - Миссис Джексон нашла его в библиотеке; он лежал на столе в луже крови, - Алистер нахмурился и замолчал, погрузившись в свои собственные мысли.

- Продолжай, - не вытерпел я.

Он вернул мне стакан с водой.

- У тебя не найдётся чего-то покрепче, Зиль? Чтобы успокоить нервы?

Все, что у меня было, - это односолодовый виски " Талискер", который сам Алистер и подарил мне прошлым летом на день рождения — сувенир из недавней поездки на шотландский остров Скай.

Я щедро налил ему полстакана и сел ждать, когда он продолжит.

Алистер поболтал в стакане золотисто-коричневый напиток, больше наслаждаясь его ароматом, нежели вкусом.

- Рядом с его телом лежала Библия — не семейная Библия, а та, которую его жена никогда раньше не видела. И правая рука моего друга покоилась на ней, - сказал он, наконец.

Я попытался представить описанную Алистером картину.

- Будто он приносит присягу в суде?

- Да, - кивнул Алистер. - Мой друг был судьёй.

- Но ведь судьи чаще заслушивают чужие присяги, чем приносят собственные?

- Именно. - Он многозначительно посмотрел на меня. - А поскольку это была Библия, незнакомая его жене, мы можем предположить, что убийца принес ее с собой на место преступления.

Дрожащими руками Алистер поставил на стол стакан с виски.

Я наклонился ближе, начиная по-настоящему волноваться. Никогда ещё не видел своего друга таким встревоженным.

- Мы обсуждаем место преступления, - напомнил я ему, - которое никто из нас в действительности не видел. Но ты уже уверен, что это важная деталь?

- А ты как думаешь, Зиль? - взорвался он, но я видел, что эта вспышка больше обусловлена скорбью, нежели злостью. - Неужели наша совместная работа за последний год не смогла убедить тебя в важности поведения преступника на месте преступления?

Он был прав: прошел почти год со времени дела Фромли, когда он впервые вошёл в мой кабинет и объявил, что может использовать свои знания мышления преступника, чтобы помочь мне раскрыть жестокое убийство. Конечно, Алистер был не во всем прав. Но, как сказал бы он сам, знание преступного ума — это не только наука, но и искусство, и я никогда не сомневался, что он понимает в преступном поведении больше, чем я когда-либо мог предположить.

Алистер покачал головой.

- И ещё кое-что: у его руки положили белую розу.

- Белую розу? Как у невесты?

Мой друг серьёзно кивнул.

- Знаю. В это время года их трудно достать.

- Цвет чистоты и невинности, - добавил я, думая о невестах, которых видел с такими розами в день их свадьбы.

- Не всегда. - Алистер сделал паузу. - В некоторых странах это цвет смерти, и обычно он ассоциируется с предательством. Во время Войны роз[1] белую розу дарили предателям, которые нарушили своё слово. Он предупреждала их, что смерть неминуемо их настигнет.

- Так ты думаешь..?

- Я не знаю, что думать, - перебил он меня. - Но я хочу, чтобы ты занимался этим делом.

- И где был убит судья Джексон? - с сомнением уточнил я.

- На Грамерси-парк.

- Это территория Тринадцатого участка; не моя юрисдикция.

Я сейчас работал детективом в Девятнадцатом участке под началом моего давнего друга капитана Малвани.

- Раньше ты помогал другим участкам.

- Наш новый комиссар - приверженец протокола. - Комиссар полиции Теодор Бингем не желал и слышать, чтобы офицеры работали вне пределов своих участков, не получив особых распоряжений от него лично.

- Я могу сделать необходимые звонки, - сказал Алистер, вставая и пересекая комнату к моему телефону. - Я вызываю такси?

Я кивнул, и он поднял трубку.

- Оператор? Да, наберите, пожалуйста, Колумбийский университет, номер двадцать три - восемьдесят.

Пока соединение устанавливалось, он снова повернулся ко мне:

- Мой друг был выдающимся человеком. Ваши полицейские будут находиться под значительным давлением, чтобы быстрее раскрыть его убийство.

Я, несомненно, собирался сейчас ехать с ним в центр города.

Я уже встал и направился в свою спальню, чтобы переодеться, но его упоминание о полицейском начальстве пробудило какие-то воспоминания.

- Как, говоришь, звали судью?

- Джексон. Судья Хьюго Джексон.

Я нахмурился, пытаясь вспомнить, где именно слышал это имя, а затем резко повернулся к Алистеру.

- А это не тот же самый судья, который ведёт дело Дрейсона?

- Именно. - Алистер поднял палец и снова заговорил в телефонную трубку. - " Транспорт Нью-Йорка"? Да, мне нужен электромобиль на угол Семьдесят первой и Бродвея, пожалуйста.

Затем он повесил трубку и мрачно посмотрел на меня.

- Сегодня присяжные должны были закончить совещаться. А теперь? Есть большая вероятность, что судебное разбирательство объявят недействительным.

Это все меняло. Смерть — а точнее, убийство, — судьи, председательствовавшего на самом противоречивом процессе, который город видел за многие годы, вызвала бы самые страшные волнения, какие только можно себе представить.

Как и все, я с большим интересом следил за процессом — особенно потому, что знал таких людей, как Эл Дрейсон. Они росли и процветали в моем родном Нижнем Ист-Сайде, где новые иммигранты, уставшие от лишений в своей " приемной" стране, сочувствовали тем, кто отстаивал их права. Большинство из них были идеалистами, которые хотели только лучших условий труда и жизни.

Но я видел, как глаза некоторых мужчин вспыхивали страстью, когда они обсуждали свое дело, загораясь энтузиазмом, который я не мог понять. Особенно, когда их разговоры перескакивали на оружие и взрывчатку. Когда они не проявляли никакого уважения к человеческим жизням, которые уничтожали.

Бессмысленно бороться с одной несправедливостью, создавая другую.

Я понимал, какую преданность и самопожертвование люди могут испытывать к другому человеку. По моему опыту, даже самые высокие идеалы часто искажались ради личной выгоды и амбиций.

Из этого редко выходило что-то хорошее. А вот плохое и порочное - постоянно.

⇐ Предыдущая 1 234 5 6 7 8 9 10 Следующая ⇒