Любовь будет вечной. 5 страница

Глава 11.

«Все смешалось в доме Облонских… Кажется, так начинается легендарная «Анна Каренина» Толстого? Наверное, так…» - Виктория лениво раскачивалась в гамаке, и ее взгляд бессмысленно блуждал с одного предмета на другой, ни на чем долго не задерживаясь. Она размышляла.
«Вот и у меня на душе, как у тех Облонских, полнейший хаос. А что у них там произошло? Сейчас вспомню. Ах, да. Стива изменил Долли то ли с горничной, то ли с гувернанткой, черт его знает. Он утратил доверие жены, как-то уж очень не аккуратненько в этот раз все сделал, и сам уже, наверное, не рад тому, что сделал, а теперь вот мучается и боится потерять то, что плохо берег. Все мы, как тот Стива Облонский, что имеем, не храним, а потерявши плачем. Все нам чего-то кажется, чего-то хочется, чего-то не хватает, и пытаемся мы обмануть себя самих, а не получается. А я? А я, чем лучше? Да ни чем! Самая обычная, земная, а намечтала себе какие-то неземные страсти в райских кущах. А может быть все гораздо проще и выдумывать ничего не надо? Нужно только во время сказать себе стоп и остановиться. А ты готова к этому, Виктория? Жить, как все; думать, как все и не высовываться выше той планки, которую установило уверенное в своей правоте общество? И почему оно, это общество, собственно, так уверенно? Вот! Это правильный вопрос. А потому, наверное, что вся правота его базируется на догме, на заповедях господних, в которых сказано, что надо жить так-то, так-то и так-то, а вот так, и так, и вот эдак – это не хорошо, ай-яй-яй… - Вика улыбнулась и посмотрела на летнее, ясное и такое синее небо над головой.
- Да, мать! Занесло тебя в размышлениях. Замахнулась, выше некуда! Грешница ты, Виктория Владимировна, ой, грешница. Жаль, инквизиции сейчас нету, а то гореть бы тебе на костре, как инакомыслящей. Ох, да… - невесело вздохнула она.
« Но, тем не менее. Уж сама с собой я могу быть честной до конца? Да! Могу и буду. И что? Вот взять хотя бы Женьку, а помимо нее, сколько еще людей в мире живут и мучаются, только потому что, их душу поселили не туда, не в то тело. Я упускаю тех, для кого это всего лишь игра или дань моде, или экзотика, или распущенность, или любопытство. Но те, кто от рождения четко знал и знает, что ну, не девочка он совсем или абсолютно не мальчик, а совершенная противоположность, данная от природы. Им то, что делать? Жить и свято верить, что все происходящее с ними – это козни дьявола или господь Бог, заскучав от правильности и размеренности, решил, вот затейник, так мило пошутить именно над ними? И, отлаженная тысячелетиями система, время от времени, дает сбой, и рождаются такие, по сути, несчастные люди, которые не знают, почему они родились именно такими, и то же общество отворачивается от них, как от прокаженных, хотя они тоже люди, только не такие, иные. Странно все это и не понятно. Помнятся Стругацкие. Они написали грандиозную вещь и четко объяснили, что да, Богом быть трудно, чертовски, дьявольски трудно… И все Божественные теории, написанные и разработанные умами более совершенными, чем наши, не действуют на практике и разбиваются о стену инакомыслия, инакочувствия или просто потому, что недотягиваем мы до Божественного уровня, или настолько извращаем все его учения, что Бог, сидя у себя в офисе и созерцая нашу бурную жизнедеятельность, приходит в ужас и от бессилия опускает руки. А почему бы, собственно, и нет? Если люди сами придумали себе шикарную лазейку, под названием «Будем грешить и каяться, и Бог нас простит» и самое смешное, она работает и распрекрасно работает! Значит, возможно все, и нет в мире совершенства. Но, стремиться к нему надо, но это очень долгий и серьезный путь, на котором есть масса удобных, опять же, лазеек, за которые все цепляются и пользуются ими же. Но, как только появляется возможность выказать свою лояльность догме или якобы Божественным заповедям, все тут же устремляются и начинают тыкать тебя носом, и унижать, и презирать, только потому, что ты малость съехал с проторенной дорожки и чуть-чуть отличаешься от одинаковых, и потому очень понятных обществу людей. Не любят у нас «белых ворон», ой, как не любят. Вот она усредняющая, серенькая планка! Нужна она тебе, Вика? Ты хочешь быть такой же, как они? Ты хочешь напялить на себя карающую мантию и корчить из себя святошу, хотя таковой не являешься? Как можно судить человека, если он родился слепым, глухим, если он от рождения болеет СПИДом или у него сердце в другой стороне грудной клетки? Если он талантлив, красив, умен и его творениями восхищаются люди во всем мире, но любит он не противоположный пол, а представителей своего. Но мы, почему-то, судим! Не гласно, конечно, но, тем не менее. Вердикт всегда один и тот же: значит за что-то наказан, и слава Богу, что у нас все хорошо, и тьфу-тьфу-тьфу, на себе не показывают. И жалость, вперемешку с гадливостью и непонимание на грани отторжения… Вот оно, счастье. Хочется? Нет, такого не хочется, я хочу своего. Другого счастья. И не страшно тебе? Страшно. Очень страшно! Вот сижу и копаюсь в своей заскорузлости и правильности, и понимаю, что шоры, поставленные общественным мнением очень сложно снять, но я должна избавиться от них. Должна. И да пребудут со мной силы Света! » - она радостно, по-детски улыбнулась.
«Слава Богу! Во истину, размышления о тебе, толкают человека на избранный путь! Только пути у всех разные, но в этом, наверное, и есть твоя правда. Кто мне посмеет сказать, что я не верю в Бога? Верю! Просто не в храме его надо искать, а в собственной душе. Вот я и нашла. Только, Витуся, дорогая, будь осторожнее и осмотрительнее. А то получится, что в поиске счастья с открытым забралом и сердцем, распахнутым для любви, ты как девочка-переросток будешь во всех появляющихся на твоем жизненном пути мужчинах и … не совсем мужчинах, видеть того единственного и неповторимого, который родился специально для тебя. А это уже не есть хорошо, помни еще и об этом ». Попытавшись разложить все по полочкам и уяснить для себя, то, что было не совсем понятным, Виктория с легким сердцем снова взглянула на синеву летнего неба и порадовалась ему.
«Наверное, за десяток веков ожидания, я жду, как в песне, какого-то знака от небес. Очень страшно ошибиться, страшно опоздать, а еще страшнее поторопиться и совершить глупость, которую дьявольски сложно будет исправить, не исковеркав жизни других людей. Надо быть предельно осторожной, …но, опять же, не переусердствовать и в этом. Черт! Как же все сложно-то! До чего же часто, в последнее время, то и дело случаются со мной какие-то нелепые, подозрительные происшествия, словно тот, кому надлежит ведать моей судьбой, мой личный ангел-хранитель, совсем одурел со скуки и принялся кудесить, каким-то дурацким образом, подкидывая мне задачки витиеватые и абсурдные. Вот ведь черт! ». Она вздохнула, решительно встала с зыбкого гамака и направилась к дому. Тетушка Соня хлопотала на кухне под аккомпанемент новостей, тревожной волной разносившейся на весь первый этаж. Она имела одно удивительное качество, так радующее Викторию, редкую ненавязчивость при столь бурной разговорчивости и чрезмерном любопытстве. Не спрашивая расстроенную и задумчивую племянницу ни о чем, она словно прочувствовала ее теперешнее настроение, молча посмотрела на нее и так же молча поставила перед ней тарелку с едой.
- А ну-ка отведай, Витуся, мою стряпню. И скажи, что это не пища Богов. А? Как оно? Вкусно?
- М-м-м. … Очень вкусно, теть Сонь. Просто божественно! – мгновенно увлекаясь процессом, промычала Вика.
- То-то же. Кушай, девочка моя, кушай. На сытый желудок все печали и невзгоды легче покажутся. Правда, правда. И жизнь веселей, а веселье удалей! – хитро подмигнула она Виктории, усаживаясь рядом. – Если ты жив, то это уже хорошо и тогда неразрешимых проблем не бывает. Все решаемо, если ты жив. Иначе и жить не стоит, таки я думаю.
- Ты и правда так думаешь? – удивленно спросила Вика, поднимая на тетку глаза. – Или пытаешься меня заболтать? А что, если и проблемы небанальные, и их решение никак не подгоняется под ответ? А если ответ вдруг находится, то решение совершенно не соответствует классическому правилу, принятому в … научных кругах? И что тогда? Нерадивый решальщик проблем зря остался в живых?
- Разумеется, я, как говорю, так и думаю. А для чего тогда нам голова? Наверное, не только для того, чтобы в нее есть, - усмехнулась она, лукаво глядя на племянницу. – А мозги? Серое вещество надо заставлять работать и не бояться его напрягать. А потом, у женщин есть одна замечательная вещь, которой нет у мужчин… - многозначительно проговорила она с надменностью в голосе.
- Я надеюсь, что ты говоришь про интуицию, тетя.
- Конечно, о ней я и говорю. И еще есть сердце и душа.
- Сердце и душа… - еле слышно произнесла Виктория. – Видишь ли, теть Сонь, разум, то бишь голова и мозги, иногда совсем не понимают сердце и душу. Вот в чем проблема.
- А что же интуиция?
- А интуиция в полной растерянности и забилась в угол от страха и непонимания, ведь разум совсем отказывается ладить с душой.
- А сердце?
- А оно разрывается на части и кровоточит.
- Да-а-а-а! Ну, что же, случай действительно тяжелый, как я и предполагала. Но! Он не безнадежен, - тетя встала и быстро подошла к плите, тут же усмиряя разбушевавшуюся кастрюльку.
- Не безнадежен? – крикнула Вика, глядя на ловкую повариху. – Тетя, ты меня удивляешь! Ты с такой легкостью говоришь это, словно приготовление твоего рагу и то заслуживает большего внимания, чем решение такого смешного вопроса.
- Иногда, так оно и есть, - любовно помешивая содержимое кастрюли, пропела тетушка.
- Вот, спасибо, тетка дорогая! - обиделась на нее Вика. – Не воображай, что ты одна такая умная и знающая. Не воображай! Я сама все прекрасно знаю и понимаю, не надо меня лечить и растолковывать, как младенцу. Мне и нужно-то было от тебя услышать только одну-единственную фразу и получить подтверждение своим мыслям.
- А я тебе, о чем и толкую, Вика? Если в твоих мозгах возник четкий план, продуманный до мелочей, а душа ему противится, значит план – дрянь, выбрось его и придумай другой. Если душа запела, и интуиция просто гонит тебя, как охотничьего пса гонит запах, значит вот это правильный план! Ведь мы же о сердце говорим? О сердце! А женское сердце, я скажу тебе, страшная вещь. И абсолютно не предсказуемая. А то, что касается материального и разумного, практичного и земного, тут он, этот план, не работает, конечно, - как ни в чем не бывало, продолжала свою мысль тетушка.
- Не хочу разумного и практичного, а также материального и земного, не хочу! – по буквам проговорила Виктория. – Все это уже было. И настолько оно мне опротивело, что даже думать не желаю об этом. Это не каприз избалованной девочки, тетя, нет. Это крик души, моей души и она другого хочет. И поэтому, я послушаюсь тебя и придумаю другой план, вот что я сделаю, тетя. А ты не будешь мне мешать. Ведь не будешь?
- Боже меня упаси от этого! – весело прыснула тетка и взглянула на племянницу. – Знаю уж! Строить планы ты мастерица. Главное, чтобы они потом по дому по ночам не бродили и меня не пугали. Поняла ли?
- Поняла, тетушка. Не будут. А остальное. Все это я и сама прекрасно знаю. Разум, сердце, душа, практичное и земное. Ты не сказала мне ничего нового, просто еще раз подтвердила мои мысли на этот счет, но есть еще кое-что… - Вика замолчала и задумалась.
- Что это кое-что, Витуся? Неужели есть в жизни что-то такое, чего я не испробовала и не пережила? – удивленно спросила тетя Соня.
- Есть, оказывается и такое, тетушка. Но об этом потом, - Виктория отодвинула от себя пустую тарелку. – Спасибо. И, правда, вкуснотища. Хочешь, я тебе помогу чем-нибудь? Давай посуду помою или еще что-нибудь сделаю. Давай…
- Угомонись ты, стрекоза. Сделает она. А я чем тогда заниматься буду? Иди лучше планы свои вынашивай или на речку сходи, искупайся. Нечего около меня сидеть с мечтательным видом. Давай иди, иди уже! - Вика засмеялась и обняла ее.
- И, правда, пойду на речку. Хочешь пойти со мной?
- Не хочу. Сейчас мой сериал будет. Какая речка, Вика? Давай иди, иди…

Глава 12.

Омытая речной водой и обласканная солнцем, она лежала на песке и наслаждалась тишиной, пронизанной естественными звуками природы, так радующие ее слух: птичьим многоголосьем, легким дуновением ветра, запахами леса и шелестом воды. Подставляя свое тело теплым лучам, она желала почувствовать на себе обжигающие взгляды той, ради кого сюда пришла, но ее не было. Виктория вновь и вновь вспоминала свои ощущения от прикосновений ее рук и губ, и ей становилось невыносимо жарко от своих мыслей. Ее кожа пылала и жаждала, чтобы ее пожар был потушен этими прохладными руками и успокоен нежностью губ. Она звала ее. Мысленно призывала, как вампир, зовущий свою жертву, чтобы утолить ее свою нестерпимую жажду. Только в отличии от кровососущих Виктории хотелось другого. Только женщина всегда поймет, что хочет другая женщина и это не всегда секс. Даже не секс совершенно, а какая-то магия взглядов, прикосновений, запахов, неприкрытая нежность и прекрасное осознание своего естества. Чтобы получить сказочные ощущения, провалиться в бездну удовлетворенности и вынырнуть оттуда воскресшей, как птица – Феникс, мужчины не нужны. И совершенно не нужно то, чем они так гордятся и носятся с ним, как с величайшим достоянием. Для продолжения рода человеческого, да, без сомнения. Но не более. Смешно, но некоторые им и пользоваться в совершенстве не умеют, и то, что в результате происходит, называется именно сатисфакция, но не любовь. Особенно, если этот мужчина не любимый…И особенно, если он любит тебя, как отражение своих желаний, своих чувств, своих амбиций, своего эго, а ты просто живой инструмент для их осуществлений. Любить без любви невозможно. Жить без любви невозможно. Иначе теряется весь смысл самой жизни, она становится в тягость и тянется бесконечно долго, не горит ярким факелом, а тлеет, как тусклая свечка – ни тепла от нее, ни света.
Каким-то внутренним чутьем Виктория почувствовала его приближение. Легкие шаги уже доносились до ее уха, она быстро поднялась и одним движением накинула тунику. Высохшие на солнце волосы собрала в хвост и безжалостно стянула тугой резинкой. Вот так будет лучше. Сергей Воронов бесшумно появился из-за кустов. Он был черен и мрачен, но едва его глаза коснулись Виктории, на его лице засияла улыбка.
- Вика, привет! – он шагнул к ней и заключил в объятия, сильные, мужские, медвежьи.
«А что ты хотела? Он уже считает, что ночь, проведенная с тобой, дает ему право собственности. По сути, так оно и есть, но только я решаю, с кем я провожу свои ночи. Та ночь – это мой каприз и тонкая игра. И мои иллюзии. Ладно, посмотрим. Странно… Я все равно чувствую в своей душе и своем теле отклик на его близость и его прикосновения. Мне не неприятно, но и не противно. Волшебства не получилось, но магия присутствует. Но, не этих рук я хочу. Совсем не этих. Ах, Вика, Вика… Легкомысленное и ветреное создание! Теперь надо очень аккуратненько действовать разумом и расчетом. Вспоминай, что на этот счет говорит искусство любовной страсти? Правильно построенная любовь заканчивается не смертью, а утонченным финалом, так чтобы у обоих потом остались красивые воспоминания. Не дай этому чувству умереть, а срежь его, как цветок. Это немного больно, но зато потом не остается ни обиды, ни горечи, ни сожаления. Вот так, Сережа. Я сыграю финал безупречно».
- О чем ты думаешь, Вика? - отстраняясь от нее и заглядывая ей в глаза, спросил Сергей.
- О тебе, Сережа. Зачем ты пришел? – холодно сказала она и отступила на шаг назад.
- Я искал тебя, чтобы извиниться за вчерашнее недоразумение. То, что произошло… И мои родители и сестра… В общем, не такого я хотел, Вика, - он снова помрачнел и в его черных глазах появился влажный блеск. – Прости их, слышишь? Пожалуйста!
- Я все понимаю и уже не сержусь. Только я удивляюсь, почему ты мне не сказал об этом … об этой… о реалиях вашей семьи? Я, по крайней мере, была бы внутренне готова и не выглядела такой идиоткой, Сережа. И потом, как мне кажется, вы сами придаете такое огромное значение Женькиной… особенности и уделяете этому преувеличенное внимание, так что ее реакция на все происходящее выглядела, в данной ситуации, адекватной и нормальной. Самая лучшая защита – это, конечно, нападение. Вот она и защищалась, как могла. Или, может быть, были такие прецеденты, что она действительно… уводила, так сказать, у тебя девушек?
- Прости и за это, Вика. Женька? Нет, она вполне нормальная, ну, если исключить эту ненормальность в любви к себе подобным…к девушкам, я имел в виду. Она с детства такая и мы уже, собственно, привыкли и смирились с этим. Она никогда не позволяла себе ничего подобного по отношению к моим девушкам.
- Да? Оставалась совершенно равнодушна к ним? Может быть, девушки были так себе? На которых внимания обращать и не стоило? – спокойно, даже флегматично, спросила Виктория.
- Ну, перестань, Вика. Конечно, по сравнению с тобой, мои девушки, которых, кстати было не так уж и много, были совсем другие.
- Правда? А немного – это сколько? А другие - это, какие? – таким же тоном продолжала она.
- Вика! Виктория! Ты смеешься надо мной? Издеваешься? Перестань, слышишь? Ты необыкновенная… Ты… нереальная… - он осторожно и нежно привлек ее к себе. Его голос изменился, и в нем появились бархатные, обволакивающие нотки, от которых у Вики похолодели пальцы и сердце пропустило удар. «Вот ведь черт! Боюсь, что здесь не обошлось без чего-то дьявольского. Какие-нибудь пра-пра-бабушки – ведуньи, колдуньи. Или Господь Бог и родители так щедро одарили его, а он много и усердно практиковался в амплуа змея-искусителя, что происки гетеры – недоучки его только забавляют и раззадоривают? Как–то уж очень ловко он умеет плести паучьи сети и заманивать туда доверчивых мух. Я не позволю ему меня переиграть. Хотя вот сейчас, у меня возникло омерзительное ощущение… Такое противное… И гадкое… А вдруг он раскусит все мои ухищрения и не отпустит от себя? Есть у них в семье, особенно у младших отпрысков, что-то необъяснимо притягательное, вызывающее одновременно и страх, и желание, и опасность».
- Я тебя вымечтал. И ты пришла ко мне, как Афродита из морской пены… - в самое ухо шептал он, и хриплые нотки в его голосе сводили с ума Вику.
- А ты уверен, что это была Афродита? Может быть все-таки Венера? – сделав над собой усилие, парировала она.
- Венера? Это у которой оторваны руки? Вряд ли я стал бы мечтать о таком кошмаре, - заразительно засмеялся Сергей и уверенно, с нарастающей страстью, стал гладить Виктории руки, спину, все сильнее прижимая ее к себе и продолжая обволакивать сладким ядом своего чарующего голоса, шептал ей: - Ты моя русалка… Таких, как ты нет больше во всем мире…
- Сережа, остановись. Иначе я подумаю, что список твоих девушек зашкаливает все мыслимые и немыслимые рейтинги. Про весь мир, ты как-то смело замахнулся, - рассмеялась Виктория, освобождаясь из его цепких рук. – Ладно, предположим, я уже имею представление о себе и о твоих девушках. Если перетряхнуть весь мир, то там я думаю, попадутся ничего себе экземплярчики! И они не заинтересовали Женьку? Быть такого не может.
- Прости меня, но я не хочу наедине с тобой разговаривать о сестре, Вика. Она – такая, какая есть, может в этом ее беда, а может счастье – не мне судить, не имею ни малейшего представления об этом. Просто все люди, чтобы там не говорили они о себе, что мужчины, что женщины – все одинаковы. Любопытство и похоть... Распущенность и кокетство… Я наблюдал за ее поведением в присутствии моих девушек. Она была безупречна. Полное игнорирование и спокойствие по отношению к ним. Абсолютно ничего не было сделано с ее стороны. Ничего! Но они, когда узнавали через какое-то время либо от меня, либо от родителей или от нее самой о ее ориентации, преображались просто на глазах. Ты не поверишь, они начинали раздувать перья и кокетничать с ней, как с мужчиной. Смешно сказать, она своим спокойствием и равнодушием доводила их до каких-то идиотских поступков, якобы случайных ситуаций, когда они чуть ли не сами лезли к ней в постель, а она гнала их куда подальше, практически матюгами.
- Забавно, - задумчиво сказала Виктория. – Я могу ей только посочувствовать. Бедная девочка! Быть для всех средним родом – этого врагу не пожелаешь. Женщинам интересно узнать, чем она отличается от мужчин. Им в какой-то мере проще. Помочь застегнуть бюстгальтер, попросить намазать кремом, всякие бани и сауны. Любопытство. Теперь я понимаю, о чем она говорила. А мужчины? Уму не постижимо. Тем более, как я поняла в ее ситуации, это непреемлимо, в силу…, ну, не важно. Могу себе представить ее жизнь. Прости, я не должна была спрашивать это у тебя, - она через силу, словно извиняясь, улыбнулась Сергею, и он так же неуверенно улыбнулся ей в ответ.
- А я не должен был говорить тебе этого, Виктория. Но, раз ты спросила… Ладно, давай забудем?
- Давай! Но, прежде, можно я спрошу у тебя. Ты говоришь, что Женя всегда была спокойна и сдержана в таких ситуациях, но почему-то она накинулась на меня с обвинениями и нападками, как коршун на цыпленка? Я ведь ее ничем не обидела, Сережа?
- Ничем. Совершенно ничем. Поэтому я так удивился, когда она устроила это представление на шашлыках, но еще и до твоего появления у нас произошла ссора. Поэтому и отец вел себя таким образом. В общем, все произошло из рук вон плохо, Вика.
- Какая ссора? О чем ты?
- Когда я сказал домашним, ну, что ты приглашена мною на семейный обед… ужин, неважно, и живописал твое спасение из реки. В общем, она устроила скандал и заявила, что не желает видеть всяких спасенных соседок, будь они хоть единственные живые люди на всей планете, - извиняющимся тоном продолжал Сергей. – Папа предложил ей не спускаться из комнаты и не портить себе настроение твоим присутствием, на что она согласилась и все были довольны. Но что-то пошло не так, пока я был у тебя, они снова поругались, и получилось, как получилось, Вика.
- Боже! Чем я ей так не угодила? Ведь нельзя же, совершенно не видя и не зная человека, так… невзлюбить его?
- Хм! – произнес Сергей с непонятной интонацией. – Давай больше не будем об этом?
- Да, конечно. Мы же уже договорились.
- Вика… - еле слышно проговорил он и с силой прижал ее к себе. – Думай обо мне, слышишь? Ты особенная. Ты моя. Я чувствую это, Вика. Я верю, я знаю, что у тебя достаточно ума и сил, чтобы не уподобиться любопытным и испорченным курицам… - он отравлял ее своим сводящим с ума голосом, бархатным, терпким, и Виктория упивалась им, словно ядом. Он запрокинул ее голову и страстно, словно это был последний поцелуй в его жизни, впился ей в губы. «Боже! Что-то не так. Я не хочу это к нему чувствовать. Не хочу». Но, он как будто бы прочитал ее мысли, и решил избавиться от них. Его губы становились все требовательнее, и Виктория совсем потеряла голову, отвечая своими губами на их напор. Вдруг, гулкий раскат грома, как выстрел, заставил ее вздрогнуть и придти в себя. Она вынырнула из дурмана, как из глубокого колодца и увидела глаза Сергея. Они были чернее ночи и так же бездонны, как страшные омуты, которые затягивают в себя свою добычу. И ей внезапно стало страшно, несказанно страшно. Порыв ветра с силой налетел на нее и взбил вверх легкую, невесомую тунику, она поймала ее и чтобы удержать и, главное, чтобы успокоить часто забившееся сердце, обхватила себя руками.
- Что это? Идет гроза? – ошеломленно спросила Виктория, оглядывая пока еще чистое небо.
- Гроза. Как знак с небес… - загадочно прошептал Сергей, нежно целуя ее в висок. – Пойдем, я провожу тебя домой. Смотри, вон она идет с северо-востока. Ветер поднялся, сейчас она быстро добежит и до нас.
- Что? – Вика смотрела на него и ничего не понимала. Это она сегодня ждала знака с небес и просила об этом Бога. «Не может быть. Ничего не понимаю. Почему-то мне в последнее время кажется, что ангелы больше не живут, и нет ничего вокруг ангельского. А прет откуда-то дьявольская наглая и бесцеремонная сущность, сметая все на своем пути».
- Пойдем, пойдем… - манил ее Сергей, протягивая руку.
- Нет, Сережа. Не надо меня провожать. Я сама.
- Вика? Что случилось? Я чем-то обидел тебя? – он мгновенно оказался рядом и обнял ее за плечи. – Ты вся дрожишь, Вика! И руки у тебя ледяные. Бог, ты мой! – он подхватил ее на руки, как ребенка и понес домой. Он тревожно смотрел на ее испуганное, холодное лицо и ничего не понимал. «Господи, что не так? Что произошло? Она была такая… своя, такая открытая, такая нежная, потом страстная и жадная, как голодная волчица, а потом… Закрылась, как устрица в раковине. Чем я ее напугал так, что она вся трясется от страха и смотрит на меня, как будто у меня внезапно выросли рога на голове, как у черта». - Вика? - тихо сказал он и остановился. – Если я, может быть сам того не желая, напугал тебя чем-то или расстроил – прости.
- Я не знаю, Сережа. Ты меня напугал и расстроил, но не важно. Не это важно, - как-то странно прошептала она, стараясь не смотреть ему в глаза.
- То есть, как это не важно? Вика? Как не важно? А что важно, объясни мне, я не очень понимаю, что значат твои слова?
- Я хочу домой. Сейчас. Отпусти меня, я дойду сама. Сережа, пожалуйста.
Сергей молча опустил ее на землю, продолжая пристально смотреть на нее. Он видел только ее безжизненное, потерянное лицо и потухший взгляд, и это было невыносимо.
- Конечно, я не буду силой удерживать тебя. Ты свободна, Вика, и можешь уйти. Но, я хочу сказать тебе… Черт! Я не знаю, что произошло здесь и сейчас, но я просто чувствую, понимаешь, чувствую всей кожей. Что-то раздирает тебя на части, терзает и мучает, но я не хочу быть тому причиной. Не хочу! Я напугал тебя. Наверное. Возможно, своей прямотой, горячностью, напором и … быстротой. Прости меня, я обычно совсем не такой. Но, когда я увидел тебя… Знаешь, есть такая фраза – сердце екнуло, так вот, оно не просто екнуло, оно чуть не вылетело из груди. Такого со мной еще никогда не было, мне не с чем сравнивать, но как только это произошло, я понял – вот она, та, с которой я смогу быть рядом всю свою жизнь и ни о чем не сожалеть, быть счастливым, быть сильным и свернуть горы, потому что она со мной. Возможно, все это смешно и нелепо, но это действительно так, - он говорил, и Виктория ощущала, как лед и страх, закравшиеся в душу и испугавшие ее, постепенно таяли и отступали. – Есть еще одна смешная деталь. Видишь ли, не знаю, почему и отчего, но у меня такое своеобразное обоняние. Очень тонкое и избирательное, такое, что любые запахи имеют для меня значение.
-Что? Запахи? – Вика как-то очень неуверенно и неуютно почувствовала себя от такого заявления.
- О-о-о-о! Прошу не пугайся! Я не вампир и не оборотень, и в эти сказки не верю и тебе не советую. Но, я действительно, обладаю очень чутким носом. Так вот, твой запах, запах тела, волос, ну, не знаю, просто то, как ты вся пахнешь – это сводит меня с ума. Это мой запах… Я вынюхал тебя, - хрипло засмеялся он, и взглянул на Викторию первый раз за все время разговора. Его глаза, недавно так напугавшие Вику своей чернотой и бездонностью, сейчас сияли и искрились теплотой и нежностью.
- Мне двадцать восемь лет, Вика. Уже не зеленый юнец. Какой-то жизненный опыт за плечами уже есть. У меня были девушки, женщины. Я жил. Записным ловеласом я, к счастью, не стал, но в женщинах, думаю, разбираться чуть-чуть научился. Я учился, строил карьеру и бизнес, много путешествовал, но за всем за этим, ни разу в жизни такого, как сейчас, со мной не происходило. А я этого хотел и ждал. Я тебя вымечтал и выхотел, Виктория. И пусть все произошло так … неожиданно и быстро, но я счастлив и хочу, чтобы ты … не чувствовала себя обязанной. Ничего не боялась и не надумывала себе всякую чушь. Я не буду больше давить на тебя, - он взял ее ладонь в свою большую, теплую руку и неуверенно посмотрел ей в глаза. – Только знай, я чувствую и ощущаю, я волную тебя, и тебя точно также влечет ко мне. Мы созданы друг для друга, как две половинки одного целого. Просто время пока не на моей стороне. Слишком мало времени. Чудовищно мало, - он молниеносно привлек ее к себе и быстро поцеловал в губы. – Ты по-прежнему хочешь домой?
- Во время грозы хотелось бы оказаться там, где сухо и тепло. Так что, домой я хочу по-прежнему и, пожалуй, бежать со всех ног надо уже сейчас, иначе не успею, - усмехнулась она.
- Уверена, что провожать тебя не надо?
- Сережа! Ну, конечно.
- Ну, тогда, беги, Вика… - гулкие раскаты грома заглушили его голос. Виктория сделала страшные глаза и пулей полетела между деревьями, на ходу ловя летящую впереди нее тунику. Сергей громко засмеялся и махнул на прощанье рукой. Как только беглянка совсем потерялась из виду, он медленно повернулся к реке и недобрым, хищным взглядом, словно прочесывая каждый куст и каждое дерево, посмотрел на противоположный берег.
- Ты тоже, как и я не боишься промокнуть.
Ветер становился все сильнее и порывистее, мощнее и злее, уверенно неся на своих крыльях черную грозовую тучу с яркими сполохами молний. И было совершенно не понятно добрый это знак небес или страшное предостережение.

Глава 13.

- Что-то погода совсем испортилась. Слышишь, как грохочет! Хорошо, что ты уже дома, а то я переживала, как бы ты в грозу не попала, девочка моя. Посмотри, все небо черное. Ой, чувствую я, сейчас как вдарит – мало не покажется! Не люблю такие грозы. Зловещие они. Как дурное предзнаменование. Все время ждешь чего-то нехорошего от них… - говорила словоохотливая тетушка. – Пойду Прохора на двор приведу, а то страшно ему там, в будке сидеть в такое светопреставление. Как громыхает-то!
- Иди, иди, теть Сонь, - рассеяно пробормотала Виктория. – Дурное предзнаменование, говоришь? Зловещее предостережение. Не зря у меня сегодня на душе не спокойно, словно кошки скребут.
- Что говоришь-то, Витуська? – оглянулась на нее тетушка, открывая двери на веранду.
- Так, ничего.
Как только за теткой закрылась дверь, Виктория вскочила с кресла и быстрыми шагами стала подниматься к себе на второй этаж. Закрыв дверь в комнату, она прислонилась к ней спиной и замерла. Сердце, как сумасшедшее, колотилось где-то в горле. Она почувствовала, что сейчас может упасть. В глазах потемнело, голова закружилась и Вика, стараясь быть одновременно и быстрой и осторожной, приблизилась к постели и как подкошенная свалилась на нее. «Как же мне нехорошо! » - мелькнула ее последняя мысль, и Виктория провалилась в темноту. Как когда-то она услышала голос. Он не звал ее, не манил, он просто звучал и это звучание было, как песня: «…. Вначале существовал лишь вечный, безграничный, темный Хаос. В нем заключался источник жизни мира. Все возникло из безграничного Хаоса - весь мир и бессмертные боги. Из Хаоса произошла и богиня Земля - Гея. Широко раскинулась она, могучая, дающая жизнь всему, что живет и растет на ней. Далеко же под Землей, так далеко, как далеко от нас необъятное, светлое небо, в неизмеримой глубине родился мрачный Тартар - ужасная бездна, полная вечной тьмы. Из Хаоса, источника жизни, родилась и могучая сила, все оживляющая Любовь - Эрос. Начал создаваться мир. Безграничный Хаос породил Вечный Мрак - Эреб и темную Ночь - Нюкту. А от Ночи и Мрака произошли вечный Свет - Эфир и радостный светлый День - Гемера. Свет разлился по миру, и стали сменять друг друга ночь и день. Могучая, благодатная Земля породила беспредельное голубое Небо - Урана, и раскинулось Небо над Землей. Гордо поднялись к нему высокие Горы, рожденные Землей, и широко разлилось вечно шумящее Море.
Матерью-Землей рождены Небо, Горы и Море, и нет у них отца. Уран - Небо - воцарился в мире. Он взял себе в жены благодатную Землю. Шесть сыновей и шесть дочерей - могучих, грозных титанов - было у Урана и Геи. Сын титана Кроноса и Реи - могучий Верховный Бог неба, грома и молнии, Верховный блюститель справедливости и покровитель молящих и странников, Зевс. Он распределяет добро и зло на земле, а иногда сам устраивает судьбы людей. Он может предвидеть будущее. Он возвещает предначертания судьбы с помощью сновидений, а также грома и молний. Он явился к тебе, и он тебе поможет… Его дочь – Афродита, просила за тебя. Она и сама гетера, и блудница, и несчастные возлюбленные расстраивают ее и печалят…». Словно от толчка, а может от сильного удара грома, Виктория также внезапно очнулась и неуверенно села на кровати. Она протерла глаза, как после многочасового сна и замотала головой.
- Вот ведь, черт! Оказывается, совсем неплохо иметь связи наверху. Только вот плохо одно, говорят же, на Бога надейся, да и сам не плошай. Как бы мне не оплошать? И при этом, очень хотелось бы, не ощущать себя умалишенной. А пока у меня такое ощущение все-таки присутствует.
Она медленно встала и подошла к окну. За окном царило буйство природы или лишь вечный, безграничный, темный Хаос, если выражаться языком высокопарным.
- Дождь льет, как из ведра! – прокричала снизу тетушка.
- Такое определение подходит больше и менее выспренно, и опять же, в духе времени, - еле слышно прокомментировала теткино высказывание Вика. – Тетя, ты ухватила самую суть происходящего! – громко крикнула она и подошла к зеркалу.
- Хороший хозяин собаку на улицу в такую погоду не выгонит, вот как поливает! – радостно сообщила снизу тетка. – Не пойму, едет кто-то или мне кажется? Вика, слышишь, вроде как, кто-то едет к нам. Пойду, посмотрю с веранды, что ли…- и тетушка прытко выскочила за дверь.
- Ой, ну, конечно же, кто-то едет. Зря, что ли Афродита унижалась перед Зевсом. Кто-то непременно должен приехать. Вот только кто, хотелось бы мне знать?
Она оглядела себя в зеркале, поправила выбившиеся прядки из прически, поправила джинсы и тихо произнесла:
- О, Зевс – громовержец, надеюсь, что ты услышал и правильно понял свою пенорожденную дочь Афродиту. Прошу тебя, смилуйся надо мной. Даже ей ты подобрал в мужья, вседержатель, страшного хромоногого Гефеста, которого ничего кроме наковальни не интересовало, даже твоя красавица и затейница дочь. Но, ты искупил свою вину, подослав ей прекрасного Ареса, которого не любил никто из людей и богов. Прошу тебя, пусть будет сразу Арес. Гефест у меня уже был, - сквозь гром, шум дождя и буйство непогоды Виктория услышала рев мотора мотоцикла. – О, Афродита, богиня любви и красоты, тебя молю… Ты всех превосходишь в искусстве любовной страсти и владеешь древним фетишем – магическим поясом, в котором заключены любовь, желания, слова обольщения. Его ты одолжила Гере, когда она соблазнила твоего отца Зевса. Тебя боготворила Сапфо и писала оды в твою честь. Помоги мне, златокудрая Афродита! Помоги!
Звук мотора затих, и с веранды доносились голоса. Виктория стояла не жива, не мертва, прислонившись к косяку двери, и ждала. Дверь с веранды открылась резко и одним движением. Вика вздрогнула и закрыла глаза.
- Проходи, проходи Женечка! Господи, ты вся промокла! Вика! Неси полотенце живее…
Виктория распахнула глаза и, схватив свой банный халат, буквально слетела с лестницы в прихожую.
- О, господи! Женька? Что случилось? Ты вся до нитки промокла. Надевай скорее! – она накинула на гостью большой, пушистый халат и накинула капюшон на голову Жене. – Черт! Сейчас я приготовлю одежду. Иди, поднимайся наверх, здесь моя комната. Вот смотри: джинсы, футболка, носки, думаю, все налезет. Переодевайся живее и вытирайся насухо. Я пойду, поставлю чайник. Тетя, у нас варенье есть малиновое? – прокричала Вика и побежала вниз на кухню.
- У нас все есть! И варенье тоже! – ответила обиженно тетушка.
- Где оно? Где оно спрятано?
- Нигде оно не спрятано, а поставлено туда, где ему и следует быть. Вот сюда.
- Да, перестаньте вы, пожалуйста, так хлопотать и носиться, – кричала им сверху Женька, быстро вытираясь и переодеваясь в сухое. – Я никогда не болею и малиновое варенье терпеть не могу.
- У меня особенное варенье, Женечка, и чай особенный, с травками. Давай спускайся, и будем чай пить да вареньем закусывать.
Нечаянная гостья спустилась вниз и по-свойски уселась на диванчик. Виктория подсела к ней и тихо спросила:
- Женя, что случилось?
- Ничего страшного не случилось, успокойся. Просто я не очень рассчитала время, вот и попала в ливень. Это не страшно. Я промокнуть не боюсь, - улыбнулась она и потянулась за дымящейся чашкой. – И грозы не боюсь тоже. Можно я чаю выпью, у Софии Александровы божественный чай, а потом и поговорим.
- Ой, ну конечно. Прости, я тебя заговорила. Пей, – Вика рассеяно взяла свою чашку и поднесла ко рту. Вдруг, она неожиданно для всех, улыбнулась, и ее глаза засияли от восторга.
- София Александровна, вы уверены, что ваш чай надо пить, а не нюхать? – серьезно проговорила Женя, глядя на светящуюся Викторию.
- До этого момента я была уверена стопроцентно, Женя. Но, все течет, все меняется, возможно, у моего чая есть какие-то неизученные терапевтические нюансы, о которых я не догадывалась? - все компетентно обосновала тетушка.
- Возможно, возможно! - в тон ей отвечала Женя. – А как вы считаете, Виктория?
- А я не считаю. Я варенье ем, - ответила Вика и снова улыбнулась.
- Замечательный разговор. Этакий светский раут. Сижу и наслаждаюсь изысканным обществом интересных людей, которые трескают варенье и гостям не предлагают.
- Ты же не любишь варенье?
- Ну, хоть попробовать дай. А то оно так стремительно исчезает из вазочки, что прямо завидно становиться.
- Вика!
- Тетушка!
- Женя! А ну-ка, забирай у нее. Нельзя так много малины есть. Это все же, лекарство. А то она сегодня прибежала с реки, перед самой грозой, холодная, как ледышка и колотит ее всю, и трясет, как в лихорадке. Спрашиваю – вода, поди холодная? Молчит. А у самой зубы стучат от холода.
- Вика, это правда? - странно посмотрела на нее Женя.
- Правда, правда! Я знаю, о чем говорю! Еще заболеть ей не хватало посреди лета… и Москву уехать, - расстроено произнесла София Александровна. – А мне одной уже не так весело, как с ней, со стрекозой моей.
- Тетушка, не заболею я. Я очень-очень редко болею. А летом вообще никогда. Нам надо Женьку от простуды спасать, а не меня.
- Меня тоже не надо.
- Господи, какие вокруг все закаленные! Моржи прямо! Напились чаю с малиной, вот и идите теперь под одеяло, потейте.
- Фу, тетя! Не хотим потеть! – звонко засмеялась Вика и состроила смешную физиономию. – Мы телевизор будем смотреть в комнате и сплетничать. Хочешь, я помогу тебе все убрать?
- Ой, я хочу, чтобы вы здоровые были. Иди уже, Виктория, иди. Плед верблюжий возьми у меня в комнате в тумбе. Слышишь?
- Слышу! Уже беру! – кричала ей Вика сверху.
- Вот это, правильно! Какая все же страшная гроза, подумать только! Все гремит, все грохочет! Когда хоть и кончится, не понятно? Пойду Прохора проведаю, как он там один-одинешенек… - стук двери гулко разнесся по дому. Тетушка не любила мешать никому, даже двум сплетницам, у которых было много о чем поговорить и без нее.

⇐ Предыдущая 1 2 3 456 7 8 9 Следующая ⇒