22 октября 22 страница

Эффект примерно такой же, как в Лимбе, в Зале Затерянных Шагов. Но лица, глядевшие на него со стен, принадлежали пропавшим из номера 317 отеля «Амбрус».

Живые, которым неведомо, что они живы. И мертвые, которые не могут умереть.

Грустные, как состарившиеся привидения. Усталые, оттого что слишком многое пришлось забывать.

Под этим скоплением взглядов Бериш различил силуэт тела, распростертого на раскладушке. Нечего и спрашивать, кто это. Он подбежал, взял ее за руку.

– Мила, – позвал вполголоса.

Никакой реакции. Он приложил ухо к ее губам, надеясь услышать дыхание или ощутить дуновение воздуха на коже. Но так переполошился, что не мог определить, жива ли она. Стал слушать сердце.

Оно билось, хотя и слабо.

Бериш хотел было возблагодарить Бога. Но потом увидел, во что ее превратили. Мила лежала в одном белье. Волосы пропитаны потом. На трусиках желтые пятна мочи. Губы потрескались от жажды. Много старых шрамов, но обнаженные руки покрыты свежими синяками, глубокими, гноящимися ранами.

Ей кололи наркотики в вену, подумал Бериш. Вводили в сон, похожий на кому.

Точно так же, как мужчину, которого она любила, – Бериш знал ту историю и различил зловещее уподобление. Перед тем как кануть в бездну своего больного подсознания, тот мужчина подарил ей Алису.

Но с Милой такого не случится: спецагент поклялся в этом скорее себе самому, чем ей.

Не думая об опасности, которая могла подстерегать его здесь, в доме, он взял Милу на руки, чтобы поскорее унести отсюда. Она почти ничего не весила. Обернувшись, увидел Сильвию. Та не спускала с него глаз.

– Хочешь, помогу? – предложила она.

От этой фразы – такой нормальной, осмысленной, здравой – его охватила дрожь, сильнее, нежели от прямой угрозы. Черты Сильвии не искажало безумие, в голосе не ощущалось злорадства.

– Серьезно, давай помогу снести ее вниз, – настаивала она.

– Не приближайся к ней, – приказал Бериш ледяным тоном.

При Сильвии не было оружия, она куталась в тот же самый халат.

Через двадцать лет эта женщина снова обманула его.

С Милой на руках Бериш продвигался вперед под взглядами пропавших, устремленными на него со стены и, казалось, подталкивавшими к люку. Когда он поравнялся с Сильвией, Беришу на мгновение показалось, что она хочет преградить путь. Они смерили друг друга взглядами, словно два незнакомца. Потом Сильвия отошла в сторону.

Бериш спускался по приставной лестнице, стараясь удерживать равновесие. Знал, что Сильвия по-прежнему смотрит на него. Но не обращал внимания. Прошел до конца, спустился на пол. Позади звучали шаги Сильвии: она следовала на расстоянии, как послушная девочка.

Монстр казался таким хрупким, таким человечным.

Перед тем как выйти на улицу, Бериш повернулся к ней. С губ спецагента сорвался вопрос:

– Сколько вас? Сильвия улыбнулась:

– Армада теней.

Едва Бериш переступил порог, как его ослепили проблесковые маячки. Коллеги-полицейские шеренгой выстроились перед домом. Но в них не ощущалось враждебности.

Бериш увидел, как Клаус Борис бежит навстречу и на лице его написана тревога.

– Как она? – Инспектор кивнул в сторону Милы.

– Ей нужна помощь, срочно.

Из-за спины инспектора показались медики с носилками. Санитар принял из рук Бериша бесчувственное тело. Тот отдал ему Милу, и последнее прикосновение было лаской. Ее погрузили в машину «скорой помощи», которая помчалась прочь с включенной сиреной.

– Спасибо, что позвонил, – сказал Клаус Борис.

Но Бериш его даже не слышал. И не видел, как коллеги надевают на Сильвию наручники и в молчании уводят прочь.

Саймон Бериш, полицейский-изгой, хотел только одного – исчезнуть.

Расшифровка записи телефонного разговора, состоявшегося в 23: 21 29 февраля .

Предмет: звонок на номер чрезвычайной службы , осуществленный ночным портье отеля «Амбрус». Оператор: Клайв Ирвинг.

Примечание. Этот звонок был сделан за тридцать лет до настоящих событий.

Оператор: Полиция, говорите.

Портье (взволнованный голос): Я звоню из отеля «Амбрус», я – портье. В одном из наших номеров – мертвая женщина.

Оператор: Какова причина смерти?

Портье: У нее все тело в ранах и порезах, ее убили.

Оператор: Вам известно, кто это сделал?

Портье: Нет, понятия не имею.

Оператор: Хорошо. Виновник происшествия еще может находиться внутри отеля?

Портье: …

Оператор: Сэр, вы слышали мой вопрос?

Портье: Да, слышал.

Оператор: В таком случае в состоянии ли вы дать на него ответ?

Портье: В комнате была девочка, она открыла нам дверь, когда мы прибежали на крики.

Оператор: Вы не ответили на мой вопрос.

Портье: Послушайте, со всем моим уважением… но вы поняли, что я вам сейчас сказал? Номер триста семнадцать был заперт изнутри, когда мы явились.

Оператор: Понял, срочно вызываю патруль. Конец записи.

Он купил цветы.

Проведя десять дней в палате интенсивной терапии и еще десять – на нормальном больничном режиме, Мила готовилась к выписке.

Бериш не хотел упустить момент. Он навещал ее почти каждый день. По ночам приникал к стеклу отделения реанимации, следя за малейшими движениями тела, погруженного в сон. Он был там, когда врачи вывели ее из фармакологической комы, последовавшей за комой, обусловленной мощными наркотиками, которые кололи ей во время краткого заточения. Миле грозила серьезная опасность, поскольку опиаты подавляли дыхание и без кислородной подушки она медленно умирала.

Но врачам удалось ее спасти. Анализы показали, что кислородное голодание не причинило особого вреда.

У Милы пока еще были нарушены моторные функции – особенно плохо двигалась одна нога. Но в остальном она себя чувствовала неплохо.

После того как она очнулась и ее перевели в обычную палату, Бериш стал приходить реже. Не хотел сталкиваться с представителями городских властей и важными шишками из Управления, которые сменяли друг друга у изголовья новоиспеченной героини, возведенной на алтарь СМИ.

История Кайруса вышла в свет и наделала шуму.

Единственным, кто ничего на этом не заработал, был именно спецагент Бериш. Но, вообще говоря, то, что он все еще оставался фигурой, неудобной для федеральной полиции, спасало Бериша от многих неприятностей. Например, торчать, наподобие марионетки или ручной макаки, перед микрофонами и объективами.

То, что его до сих пор воспринимали как изгоя, имело в конечном счете свои преимущества.

И все-таки кое-что изменилось. В китайской забегаловке ни один из коллег уже не задевал его. Мало того, пару дней назад кто-то с ним даже поздоровался. Это все мелочи, понятное дело. Пусть в действительности подкупили Гуревича, Бериш в их глазах никогда не будет до конца оправдан. Но сейчас, по крайней мере, он мог войти в заведение с уверенностью, что ему дадут спокойно позавтракать.

Направляясь к входу в больницу, Бериш чувствовал, насколько он выглядит смешным с букетом гладиолусов в руках. Он поддался на уговоры продавца в цветочном магазине, но теперь не был уверен, что такое подношение Миле подойдет. В ней не было ничего по-настоящему

женственного. Не то чтобы она была мужеподобна, нет, но от природы диковата. Именно это и привлекало Бериша.

Подойдя к стеклянной двери, открывающейся автоматически, спецагент заметил огромную пепельницу в зоне для курильщиков и сунул туда букет.

Потом вошел.

Миле выделили отдельную палату в крыле, охраняемом силами правопорядка. Бериш явился в особо торжественный момент. В коридоре располагался целый эскорт, сопроводивший кого-то в палату.

Спецагент узнал Клауса Бориса, который накануне вечером позвонил ему домой и позвал сюда, а теперь шел навстречу, в знак дружбы протягивая руку.

– Как она сегодня? – спросил Бериш, отвечая на рукопожатие.

– Определенно сегодня лучше, чем вчера. А завтра будет еще лучше. Спецагент показал на дверь:

– Пойдем?

– Меня в этот раз не пригласили на торжество. – Инспектор протянул ему желтую папку. – Ты, похоже, будешь там единственным парнем. Удачи.

– Мы должны еще уточнить некоторые сведения, – говорила Джоанна Шаттон. Судья сидела на одной из двух нешироких коек, закинув ногу на ногу и повернувшись боком, чтобы продемонстрировать шелковые чулки. Ее «Шанелью № 5» пропахла вся палата.

Мила занимала другую кровать, но уже не лежала. Бледная, с запавшими глазами, она оделась в спортивный костюм с капюшоном, но еще не обулась и болтала босыми ногами. Она сидела прямо, но упиралась в матрас обеими руками, а рядом стоял костыль. Чуть поодаль лежал мешок с вещами, которые она должна была захватить с собой домой.

– Ну же, Саймон, подойди ближе.

Судья вроде бы обращалась к нему доверительно, как в те времена, когда они были друзьями.

Бериш вышел на середину комнаты, сжимая в руке желтую папку. Мила молча одарила его улыбкой. Это она попросила о встрече. Спецагент надеялся, что из этого выйдет что-то хорошее.

– Я как раз вводила ее в курс дела, – сообщила Шаттон и тут же продолжила: – Как я уже сказала, Роджера Валина, Эрика Винченти и Андре Гарсия найти не удается. Мы подозреваем, что другие последователи культа предоставляют им поддержку и укрытие.

Бериша порадовало, что в высших эшелонах Управления больше не цепляются за идиотскую версию о терроризме.

– Как мы знаем, Надя Ниверман и Диана Мюллер мертвы, – рассказывала Шаттон. – Майкл Иванович находится в психиатрической лечебнице: его признали умалишенным. И наконец, проповедница, которая нам известна как Сильвия, сидит в тюрьме, замкнувшись в совершенном молчании.

Бериш заметил на лице Милы тень беспокойства.

– Зато теперь вы знаете, сколько еще пропавших без вести примкнули к культу, – робко подала голос агент Васкес.

– На стенах чердака, где вас держали, много фотографий, – признала Судья.

Мила кивнула.

– Тем не менее еще остаются спорные моменты. – Шаттон посмотрела на Бериша, призывая его в свидетели.

– Значит, это правда: Стефанопулос покончил с собой. – Агенту Васкес все еще с трудом в это верилось.

Бериш понимал ее:

– Он это сделал на моих глазах, вначале очистив совесть. Все хотят поговорить с Беришем, напомнил он себе.

– Стеф чувствовал свою долю ответственности за то, что совершила Сильвия. Но для него было проще написать адрес на листке бумаги и доверить мне разгадку тайны, чем признать собственную вину.

– Значит, их и вправду было двое… – Мила задумалась, недоверчиво покачивая головой.

Джоанна воспользовалась этим, чтобы обменяться быстрым взглядом со спецагентом, потом посмотрела на часы:

– Через сорок минут у меня встреча с мэром Рошем: пора идти. Если не возражаете, Васкес, Бериш изложит вам все до конца и ответит на все ваши вопросы. – Судья протянула ей руку, унизанную кольцами, с покрытыми лаком ногтями. – Поправляйтесь, дорогая. Вы нам нужны.

Шаттон вышла, больше не взглянув на Бериша. Дверь закрылась, и они остались вдвоем.

Мила только сейчас заметила желтую папку в руках у Бериша:

– Что это?

– Погоди, – начал он чуть ли не торжественным тоном и уселся рядом с ней. – Начнем все сначала…

– Помнишь, что я говорил тебе о Теории зла?

– Что добро и зло нераздельны, они сосуществуют, смешиваются.

– Вот именно. Добро в этой истории представляет Стефанопулос. Как ты уже знаешь, лет двадцать тому назад капитан решил использовать ресурсы программы защиты свидетелей, чтобы помогать людям исчезнуть. Людям, которые, по его мнению, заслуживали второго шанса. Он считал, что все свои проблемы они решат, начав с нуля… Он предоставлял им новые документы, деньги, достаточные для построения новой жизни, возможность поселиться в месте, где никто никогда не узнает об их прошлых грехах.

– Стеф был славным человеком, – бросилась Мила на его защиту, словно малейшее подозрение в адрес старого капитана ранило ее.

– Он думал, что оказывает благодеяние, но воспринимал реальность в искаженном виде, и это усугублялось с годами. – Бериш побоялся сказать, что, возможно, в психике Стефа произошли какие-то нарушения, но смысл был такой. – Думаю, в конце он сам явился жертвой превосходящей силы. В самом деле, когда он понял, что система, созданная им, дает сбои, он ведь не явился к нам и не рассказал правду. Тем временем такие, как Валин и Винченти, могли беспрепятственно убивать. Единственным конкретным действием, которое Стеф предпринял, чтобы остановить эту эскалацию смерти, было свести нас с тобою, направив тебя ко мне.

Мила вздохнула, соглашаясь с ним:

– Стеф хотел, чтобы мы распутали дело, поскольку он и сам не знал, что в действительности происходит.

– Чтобы убедиться, пошел за нами в гнездо Кайруса. Когда мы его обнаружили, устроил пожар, чтобы замести следы.

Агент Васкес сначала устремила на Бериша вопросительный взгляд, затем все-таки спросила прямо:

– Чего не предусмотрел Стеф много лет назад?

– Толика зла проникла в его филантропический план. Опять-таки Теория зла. – Бериш сделал паузу. – Два проповедника: один творит добро, другой – зло. И злодейка в этой истории – Сильвия. – Беришу все еще нелегко было произносить ее имя. – Стеф выбирает ее ключевой свидетельницей, чтобы доказать существование Кайруса и запутать следствие. Но Сильвия – не та, кем кажется. Она не только воспитала пиромана из приемного сына, но и воспользовалась людьми, которым Стеф

помог исчезнуть. Она была его тенью, действовала за его спиной, без его ведома. Вступала в контакт с теми, кому капитан, как ему казалось, помогал. Ей удалось приобщить их к культу, потому что – и в этом главная ошибка Стефа – недостаточно предоставить новый шанс тем, кто не сумел распорядиться жизнью. Люди, влачившие жалкое существование: можно было предвидеть, что они не справятся и с новой ситуацией, продолжая копить обиду, подогревать в себе ненависть. В конечном итоге перемены для них оказались всего лишь болезненным крушением иллюзий.

– И Сильвии удалось предложить себя в качестве проводника: получалось, что Стеф как будто вербует людей для нее, – заключила Мила. – Эта женщина и капитан были связаны с самого начала. Но как они познакомились?

Бериш перевел дух:

– В триста семнадцатом номере отеля «Амбрус». Мила недоверчиво подняла брови.

– Во время нашего первого визита портье говорил нам о кровавой драме, разыгравшейся там тридцать лет назад. Мы не обратили внимания, ведь это произошло за десять лет до того, как начали исчезать «неспящие». И мы ошиблись.

– Что же произошло в триста семнадцатом номере за десять лет до Кайруса? – спросила Мила после некоторого колебания.

– Убийство. – Бериш старался не показать, как близко к сердцу он принимает эту историю. – Отель тогда только-только открылся. И вот ночью женщину зарезали ножом. Но всеобщее внимание привлекло и вызвало некоторый ажиотаж то, что при убийстве присутствовала ее дочка: девочка спаслась от ярости убийцы, спрятавшись под кроватью.

– Сильвия. – Это имя невольно сорвалось у нее с языка. Бериш кивнул, подтверждая ее догадку:

– Поскольку девочка могла опознать преступника, ее тут же включили в программу защиты свидетелей. Стеф лично занялся ею.

Эти откровения поразили Милу.

– Убийцу так и не нашли?

– Нет, не нашли, – покачал головой Бериш. – Но это еще не все: одна деталь выбивается из общей картины… Кто-то услышал крики женщины, но, когда подоспела помощь, дверь оказалась заперта изнутри.

– Может быть, дочка… – Мила не закончила фразу.

– Кто знает. Может быть, девочка закрыла дверь, когда убийца сбежал, боясь, что он вернется и расправится с ней, – страх заставляет делать странные вещи. Так или иначе, полиция не сочла ее виновной: орудие

убийства так и не было найдено, и судмедэксперт установил, что, имея в виду глубину обнаруженных на теле ран, маловероятно, чтобы десятилетняя девочка обладала достаточной силой, чтобы их нанести.

Казалось, это все, но по выражению лица Бериша Мила догадалась, что он просто боится продолжать.

– Есть что-то еще, правда?

– Да. – Помрачнев, агент по специальным поручениям протянул ей желтую папку.

Мила долго вглядывалась в нее.

– Не волнуйся так, – успокоил ее Бериш.

Наконец она открыла папку. Там лежала только одна фотография.

– Ее сделали на месте убийства, – объяснил Бериш.

Мила узнала 317-й номер – темно-красные обои, палас того же цвета, но украшенный к тому же гигантскими синими цветами. Постель точно такая, как она помнила. На стене висит распятие, на одной из тумбочек видна Библия. Не ощущается тусклой, изношенной ауры прошлого, к моменту, когда был сделан снимок, очень немногие клиенты ходили по этому паласу и спали под этими простынями. Все казалось еще новым, не траченным прошедшими годами. На пороге выстроился персонал отеля: чернокожий посыльный, на котором была ливрея в белую и бордовую полоску, и пара горничных в наколках и белоснежных передничках. Фотография изображала вполне приличное заведение: отель «Амбрус» еще не превратился в место для случайных или секретных встреч.

Как и сказал Бериш, речь шла о сцене преступления, поэтому там присутствовали полицейские и эксперты-криминалисты, занятые каждый своим делом. Убитая лежала на постели, с ног до головы покрытая простыней, пропитанной кровью. Чуть поодаль девочка лет десяти, вся в слезах, прижималась к женщине-полицейской, которая собиралась увести ее из комнаты. Должно быть, девочка – это Сильвия. Рядом – молодой Стефанопулос, видимо, препоручал малышку заботам коллеги.

Мила продолжала изучать фотографию. Все были либо поглощены работой, либо потрясены ужасным видом трупа на постели.

Только один человек смотрел прямо в объектив.

Он стоял в углу комнаты и получился на фотографии с самого края: в руке он сжимал латунную грушу, к которой был подвешен ключ от номера

317. На нем была темно-красная ливрея гостиничного портье. На губах легкая тень улыбки. Человек, позировавший для снимка, был Подсказчик.

Мила не отводила от него глаз. Бериш взял ее за руку:

– Почему ты пошла в отель «Амбрус»? Зачем приняла снотворное, которое тебе оставили на тумбочке?

Мила оторвала взгляд от фотографии:

– Потому что я прихожу из тьмы и во тьму каждый раз должна возвращаться.

– Что ты этим хочешь сказать, Мила? Я не понимаю. Мила пристально взглянула на него:

– Что тут понимать? Он это знает, он знаком со мной. Спецагент догадался, что она имеет в виду Подсказчика.

– Он знал, что я это сделаю: призыв был всегда слишком громким, искушение – до боли непреодолимым. – Она помолчала. – И если ты этого не понимаешь…

Она не закончила фразу, но Бериш уловил ее смысл. Он не сможет быть рядом с ней, не осознав причин, по которым ее всегда влечет к неведомому.

Но Мила добавила, будто ему в утешение:

– Я встретилась с ним всего один раз, семь лет назад. Слова, которые он мне сказал, глубоко запечатлелись в душе. Что-то вроде пророчества. Или же он просто пытался угадать. Честно говоря, не думаю, чтобы тут были какие-то злые чары. И в нашем случае – то же самое. Ведь, как ты и говорил, всегда нужно искать разумное объяснение. – Мила сунула фотографию в папку. – Он ничем не отличается от других людей: ест, спит, имеет те же потребности. У него есть слабости, он может умереть. Мы просто должны его поймать. Остальное – бесполезные, злокозненные фантазии.

Последнее соображение сняло камень у Бериша с души.

– Ты совсем ничего не помнишь о тех днях, которые провела в заточении на чердаке у Сильвии?

– Я уже говорила, что все время спала, – ответила Мила, протягивая ему папку с фотографией. – У меня все хорошо, – улыбнулась она, чтобы ободрить друга. – Сейчас я хочу одного – пойти к дочери.

Бериш кивнул и направился к двери.

– Саймон, – окликнула Мила. Он обернулся.

– Спасибо.

22 октября

Ее мать вот-вот должна была вернуться домой.

Чтобы встретить ее наилучшим образом, бабушка велела надеть самое

красивое платье – синее бархатное, и к нему туфельки, начищенные до блеска. Но платье Алисе не нравилось. Стоило сесть, как оно задиралось до самой талии, и приходилось то и дело его одергивать. И поиграть не поиграешь, потому что Инес каждую минуту ее предупреждает, чтобы не запачкалась.

Не платье, а сущее наказание.

Бабушка говорила, что этот день – особый, что Мила пережила тяжелый период, и теперь они должны быть рядом. Алиса согласилась подыграть, ей и в голову не приходило, что это повлечет за собой коренные перемены, – никто ей ничего не сказал, никто не спросил ее мнения. Инес собрала кое-какие вещички, сообщив, что она переедет к маме, что Мила хочет немного побыть с ней.

На данный момент ей разрешили взять с собой всего три игрушки. Выбирать было тяжело, ведь кукла с рыжими волосами – ее любимая – входила в троицу без вариантов, и приходилось принимать решение относительно всех остальных кукол, и пупсиков, и медвежат, да так, чтобы никого не обидеть.

Кто уложит их спать здесь, в ее комнатке в бабушкином доме? И как сама Алиса без них обойдется, не станет ли по ним скучать?

К счастью, оставался Хич. Полицейский по имени Саймон не забрал его обратно, хотя в конце концов и не отправился в место, куда с собаками, как он говорил, не пускают. Саймон приходил каждый день, и они вместе гуляли в парке. Алиса знала, что рано или поздно ее дружок вернется к настоящему хозяину, но надеялась, что ей разрешат еще немного подержать его у себя.

Саймон говорил, что Хич останется с ней, пока не научит ее не рисковать понапрасну и распознавать опасность, таящуюся среди обычных вещей. Когда Алиса все это усвоит, он заберет пса.

Саймон ей нравился. Особенно нравилось, как он с ней обходился. Никогда не говорил, что надо делать, а дожидался, пока она это сама поймет.

У взрослых никогда не хватает терпения, думала Алиса. Но Саймон другой. Он тоже расспрашивал о Мисс. Но, задавая вопросы, не смотрел на Алису так, будто она в чем-то провинилась.

Алиса рассказала, что Мисс попадала в дом, открывая дверь запасным ключом, спрятанным под горшком с бегониями.

Все случилось из-за куклы с рыжими волосами.

Алиса взяла ее с собой в школу, спрятав в рюкзачке. Учительница запрещала приносить игрушки в класс, но для Алисы эта кукла – не

игрушка, а лучшая подруга: большая разница.

Но потом случилась ужасная вещь.

Весь день Алиса была так занята, что совсем забыла о ней. И вот после уроков, возвращаясь домой в школьном автобусе, вдруг обнаружила, что рыжеволосая кукла пропала.

Охваченная паникой, девочка не знала, что делать. Даже бабушке нельзя сказать – та непременно станет ругаться. Ей пришло в голову вручить Миле фотографию куклы, ведь Инес как-то рассказывала, что мама ищет людей, пропавших без вести.

Алиса была уверена, что мама и куклу найдет.

Но Мила в тот вечер не пришла. И Алиса не могла заснуть, все думала, где сейчас ее дорогая подружка – совсем одна, на улице: ей холодно и наверняка страшно.

Беспокойно ворочаясь на постели, Алиса вдруг почувствовала, как чья-то рука легла ей на лоб. Вначале она подумала, что это Мила, что ее молитвы были услышаны. Но, открыв глаза, увидела, что на ее постели сидит другая женщина. Алису всегда ругали за то, что она не замечает опасности, но на этот раз бояться было явно нечего, еще и потому, что незнакомка держала в руках ее рыжеволосую подругу.

Женщина пришла, чтобы вернуть куклу.

– Как тебя зовут? – спросила Алиса.

– У меня нет имени.

Так девочка стала называть ее просто «Мисс».

Вернув ей то, что она считала потерянным навсегда, женщина спросила, можно ли ей приходить время от времени, будет ли это Алисе приятно. Алиса ответила «да». Мисс приходила не каждый вечер, только время от времени. Спрашивала, как дела в школе, во что она играет. Всегда была такая милая. Алиса задумывалась, не нарушает ли она одно из правил, установленных бабушкой: никогда не разговаривать с посторонними. Но если Мисс приходит в дом, ее уже нельзя считать посторонней.

Тут Саймон согласился с ней. Алиса не зря ему доверяла. И все-таки одну тайну так ему и не открыла.

Она дала Мисс обещание, положив руку на сердце. Это случилось в последний раз, когда та приходила. А все знают, что, когда обещаешь, положив руку на сердце, такое обещание нарушить нельзя. Один одноклассник рассказывал, что его двоюродный брат знал одного мальчика, который не исполнил торжественной клятвы и после этого навсегда пропал. Никто не знает, что с ним случилось, и родители до сих пор его ищут.

Алиса вовсе не хотела исчезнуть навсегда. Поэтому только Мисс могла

освободить ее от клятвы.

И все-таки, когда Мила, вернувшись из больницы, отвезла девочку в свою квартиру, у той возникло искушение выложить все. Но мама обняла ее. Она этого никогда не делала. И теперь вдруг прижала к себе, но Алиса не почувствовала от ее тела никакого тепла. Очень странно. Бабушка обнимала ее совсем не так. Что-то в этом было… неправильное.

Потом Мила показала ей новый дом, в котором она будет жить. Везде полно книг, так что трудно ходить из комнаты в комнату, – даже в ванной книги.

Тем вечером они вместе поужинали. Мать приготовила макароны с фрикадельками – совсем невкусно. Алиса ничего не сказала, а Хич, тот наворачивал за милую душу. Мила вела себя не так, как обычно, – к примеру, стояла в дверях ванной и смотрела, как Алиса чистит зубы. Потом пес устроился в кресле, а они пошли спать. Кровать была слишком узкая для двоих, и подушки не такие мягкие, как нравилось Алисе. Погасив свет, лежали молча. Но Алиса знала, что мама тоже не спит. И мало-помалу стала придвигаться к ней. Потом Мила протянула руки, прижала ее к себе.

И на этот раз все было правильно.

Алиса свернулась клубочком, положила голову маме на плечо. А Мила стала гладить ее по длинным пепельным волосам. Движения постепенно замедлялись. Дыхание выровнялось, Алиса поняла, что мама проваливается в сон. А ей самой было никак не заснуть. Мила пошевелилась, что-то сказала. Но это сны говорили в ней. Алиса опять подумала о тайне, которую ей доверила Мисс.

– Один особенный человек хочет с тобой познакомиться.

– И кто он такой?

– Он может исполнить любое твое желание.

– Какое угодно?

– Какое угодно.

Алиса не была уверена, что это правда. Но хотела верить. Есть один способ узнать. Следовать наставлениям, которые Госпожа доброй ночи заставила ее выучить наизусть. Так, девочка выскользнула из объятий заснувшей матери и, ступая босыми ножками по холодному полу, направилась к подоконнику.

За окном, прямо перед ней, красовался огромный рекламный щит, с которого улыбалась пара великанов. Потом Алиса посмотрела вниз и увидела его. Мисс была права. Он стоял там, подняв голову, и глядел на ее окно. Ждал ее. Ветер гонял по переулку пыль и всякий мусор, вертел, подбрасывал в воздух, швырял о стены. Клочок бумаги вился возле ног

стоявшего, словно маленький призрак, требующий внимания.

Алиса помахала ему рукой. Бродяга улыбнулся в ответ.

Тюрьма Пенитенциарный округ № 45

Рапорт директора д-ра Джонатана Стерна 25 октября с. г.

В канцелярию генерального прокурора Бертрана Оуэна

Тема: КОНФИДЕНЦИАЛЬНО

Уважаемый господин Оуэн!

Отвечая на ваш запрос по поводу регулярной передачи информации о заключенной GZ-997/11, сообщаю, что Сильвия попрежнему содержится в режиме одиночного заключения. Она не общается с персоналом тюрьмы и большую часть времени спит. Должен также отметить, что своим поведением она ни в коей мере не нарушает распорядок и не высказывает никаких претензий.

Тем не менее должен уведомить вас, что несколько дней назад она приобрела весьма странную привычку.

Она постоянно протирает и чистит все, к чему прикасается, собирает с подушки или из умывальника все выпавшие волоски, до блеска начищает столовые приборы и унитаз всякий раз после их использования.

В других обстоятельствах у нас возникли бы законные подозрения, что такая маниакальная чистоплотность призвана помешать нам заполучить органический материал для анализа ДНК.

⇐ Предыдущая 14 15 16 17 18 19 20 212223 Следующая ⇒