22 октября 19 страница

– Иногда, если знаешь имя демона, достаточно позвать его, и он ответит, – сказал Бериш, опираясь на произнесенную женщиной фразу, чтобы снова процитировать Майкла Ивановича.

Госпожа Иванович искоса взглянула на него.

– В какие игры вы играете, агент: бросаете вызов Богу или дьяволу?

– Дьявола переиграть не получится.

Оба замолчали, раздумывая, и женщина устремила на него усталый взгляд.

– Вы суеверны, госпожа Иванович?

– Что за вопрос?

Бериш хранил спокойствие.

– Не знаю, мне его задал ваш сын, и я не сумел ответить. Это последняя часть послания.

– Вы смеетесь надо мной… Все, что вы наговорили мне, этот рисунок… это не имеет отношения ко мне. Чего вы на самом деле хотите?

Бериш встал. Теперь он нависал над женщиной, которая подалась назад в своем инвалидном кресле.

– Видите ли… до того как прийти сюда сегодня утром, я не был уверен, что это имеет отношение к вам, но, когда вы открыли мне дверь, мои подозрения укрепились.

– Убирайтесь, – холодно проговорила женщина.

– Еще одну минуту. – Он прикинул, с чего бы начать. – Кайрус входил в жизнь своих жертв через телефонные разговоры.

– Кто такой Кайрус?

– Что, предпочитаете, чтобы я называл его Господином доброй ночи? Так или иначе, он звонил людям, доведенным до совершенного отчаяния, и

предлагал им нечто лучшее… Я задавался вопросом, однако, как у него получилось с Майклом… В шесть лет ребенок слишком мал, чтобы понимать, что для него лучше. Поэтому он должен был похитить мальчика. Но зачем так рисковать, если другие пропавшие без вести – «неспящие» – сами, добровольно предаются ему? У него, наверное, были веские причины…

– Вы бредите, – попыталась остановить его женщина. Но Бериш не сводил с нее глаз:

– У Майкла Ивановича врожденная особенность, известная под названием Situs inversus, вызывающая, в частности, серьезную сердечную патологию.

– Да, и что?

– Вы с мужем собирались развестись, отец Майкла готов был создать новую семью, в которой, скорее всего, не было места для больного сына. Но и вы не могли заботиться о нем, так? Думаю, в то время уже проявились первые симптомы серьезной болезни, которая в конце концов усадила вас в инвалидное кресло.

Женщина молчала, ошеломленная.

– Майкл требовал постоянного ухода. Без родителей, которые могли бы это обеспечить, он попал бы в приют – ибо кто захотел бы усыновить его с таким диагнозом? Кроме того, он нуждался в дорогостоящем лечении. Вы изучали медицину, вы могли слишком хорошо предвидеть, что будет дальше. При отсутствии необходимых денежных средств сколько лет протянул бы ваш мальчик?

Женщина тихо заплакала.

– Но вот однажды раздается телефонный звонок, звучит незнакомый голос. Мужчина на другом конце провода рассуждает здраво и завоевывает ваше доверие. Заставляет по-другому взглянуть на вещи, дарит надежду. Вы его не знаете, но вам кажется, что это – единственный друг, появившийся у вас за многие годы, и тут он задает вопрос: «Ты хочешь новой жизни… для твоего сына? »

Последняя фраза Бериша повисла в воздухе.

– И что вы решили, госпожа Иванович? То, что тогда считали правильным: дать Майклу хотя бы шанс… Вы отвели его в номер триста семнадцать отеля «Амбрус», дали ему снотворное и подождали, пока он заснет. Потом ушли, оставив его на той кровати и зная, что больше никогда его не увидите. А для всех выдумали историю с качелями.

Слезы обильно струились по лицу матери Майкла.

– Я глубоко вам сочувствую, госпожа Иванович, – сказал Бериш со

всей симпатией, на какую был способен. – Наверное, это было ужасно для матери.

Женщина поджала губы:

– Когда рискуешь потерять что-то одно, ты никак не можешь с этим смириться. Но когда можешь потерять все, вдруг понимаешь, что терять тебе нечего… И я рассчитывала, что скоро умру. Но вот, я до сих пор здесь.

Бериш хотел уйти, чувствуя, что его присутствие неуместно. Что он, бездетный, может понимать в подобной драме? А еще он солгал, чтобы оправдать свой приход.

Она мне не мать.

Презрительные слова Майкла продолжали звучать у него в голове. Знал бы он, что эта женщина сделала для него, чего лишилась… Но может быть, сын это знал и поэтому судил так строго. Так или иначе, Бериш не мог слишком отвлекаться на жалость, поскольку не хотел покидать эту комнату, не получив всех ответов. И он продолжал:

– Как я уже говорил, Кайрус рисковал, желая заполучить ребенка, – ведь известно, что люди привязываются к пропавшим детям, считают родными тех, чьи фотографии красуются на пакетах с молоком, и не так-то легко отступаются… И если все-таки Кайрус решил этим пренебречь, да вдобавок оставить свидетельницу, которая всегда могла передумать и все рассказать в полиции… значит у него была на то веская причина.

Женщина замотала головой.

– Что он попросил у вас взамен, госпожа Иванович?

Мать Майкла опустила глаза на обложку журнала, где был нарисован большой четырехугольный дом:

– Не думала, что он вспомнит через столько времени… Понимаете, агент? Мой сын меня не забыл. Это здание находится как раз напротив садика, куда я его всегда водила гулять.

Невероятно, подумал Бериш, как в конце концов все сходится, замыкаясь в правильный круг. Садик с качелями, откуда пропал Майкл, тревога матери, рисунок, сделанный пироманом во время допроса. Спецагент поднял журнал с наброском здания и снова показал его женщине:

– Что здесь находится?

– Работая судмедэкспертом, я десять лет своей жизни провела в стенах этого морга, – призналась женщина.

Бериш подошел, положил ей руку на плечо:

– Вы не виноваты, что Майкл стал чудовищем. Но мы можем еще остановить того, кто сделал его таким… Что хотел получить от вас Кайрус

двадцать лет назад?

– Тело.

Он боялся, что не выдержит напряжения.

Оставалось немногое, только проверить, уточнить. И нужно рассказать Миле, она наверняка на работе. Посмотрев на факты ее глазами, Бериш убедился бы, что все верно, все так и есть.

Спецагент не мог усидеть спокойно на заднем сиденье такси, на котором ехал в Управление: адреналин бушевал в крови. Он решил не звонить Миле по сотовому – истина, которой он теперь обладал, должна быть изложена подробно, во всех деталях.

Потребовалось двадцать лет. И теперь, когда до цели рукой подать, Беришу не терпелось.

Тем временем он строил разные предположения. В одних было больше смысла, в других – меньше. Но Бериш был уверен, что в конце концов все детали головоломки встанут на свои места.

Творец великого обмана – Маг, Заклинатель душ, Господин доброй ночи, или Кайрус, – человек тонкого ума, без предрассудков.

Но его можно одолеть.

Спецагент остановил такси у площади с монументальным фонтаном, куда выходило здание федеральной полиции.

В зеркальных стеклах отражалось солнце погожего дня и ясное небо, прочерченное редкими белыми облачками. Пятница определенно была самым спокойным днем недели. Бериш не раз задумывался почему. Может, полицейские и преступники позволяли себе передышку перед сверхурочной работой в выходные. Но все-таки агенты сновали туда-сюда, входили и выходили.

Присоединившись к людскому потоку, Бериш направился к главному входу.

Но по пути заметил поворачивающиеся лица – как целый балет подсолнухов в погоне за солнечным лучом, все глаза обращались на него.

Коллеги, которые обычно его игнорировали, теперь глядели пристально, с каким-то странным выражением. Не было ничего непривычного в этих косых взглядах, только что холод в них сменился крайней степенью изумления.

Когда таких взглядов стало подозрительно много, Бериш

инстинктивно замедлил шаг, пытаясь понять, что происходит.

Кто-то что-то выкрикнул за его спиной, но он сначала не понял, к кому это относится. Стал оглядываться, оробев, как и все остальные.

– Стоять, Бериш, – снова раздался голос, на этот раз обращаясь именно к нему.

Спецагент обернулся и увидел, как Клаус Борис наступает на него, вытянув руки. Неужели правда целится в него из пистолета?

– Ни с места!

Бериш только успел поднять руки, как другие полицейские набросились на него и надели наручники.

В комнате для допросов сама тишина оборачивается пыткой.

Но такое изуверство не бросается в глаза. Не запрещается никаким законом.

В том же помещении, где несколько часов назад держали Майкла Ивановича, сейчас заперли Саймона Бериша. В отличие от тех, кто до него прошел через эту комнату, Бериш знал, почему белые стены обиты звуконепроницаемым материалом. Принцип «безмолвной камеры», куда не допускается ни один звук. Отсутствие звуков организм компенсирует, создавая искусственные шумы: свист и звон в ушах. Проходит время, и ты уже не в силах различить, где реальные звуки, а где воображаемые.

Если долго держать человека в таких условиях, можно свести его с

ума.

Но Бериш знал, что до этого не дойдет. Поэтому воспользовался

тишиной, чтобы подумать.

Он не уставал задаваться вопросом, в чем же его обвиняют, но ничего не приходило на ум. И Бериш просто сидел и ждал, пока кто-нибудь займет место по другую сторону стола и наконец объяснит, в чем дело. Тем временем старался вести себя непринужденно, хотя и не нарочито развязно – чтобы предстать перед камерами видеонаблюдения, нацеленными на него с разных ракурсов, таким, как всегда. Хотя, скорее всего, за псевдозеркалом сейчас никого нет.

Он слишком хорошо владел техникой допроса и знал, что коллеги, прежде чем появиться, помаринуют его несколько часов. Нужно держаться. Нельзя попросить воды или позволения сходить в туалет, ибо всякая просьба расценивается как слабость. Чтобы доказать свою непричастность

к каким бы то ни было преступлениям, в которых его собираются обвинить, он должен спутать их планы.

Подозреваемый, который слишком волнуется или ведет себя слишком тихо, почти наверняка виновен. То же самое – если он без конца спрашивает, зачем его сюда привели. Слишком хладнокровный непременно расколется. Хранящий неколебимое спокойствие – кандидат на пожизненное заключение. Невиновные обычно ведут себя то так, то этак, то волнуются, то затихают. Но им все равно никто не верит. Лучше всего выказать полное безразличие.

Безразличие сбивает их с толку.

Только через три часа дверь отворилась. Вошли Клаус Борис и Судья, с папками наготове, настроенные весьма решительно.

– Агент Бериш, – объявила глава Управления, – у нас с инспектором Борисом имеется к тебе ряд вопросов.

– Раз вы их обдумывали так долго, дело, конечно, серьезное, – съязвил Бериш. Но на самом деле страх уже завладевал им.

– Ты приобрел достаточно опыта в ведении допросов, чтобы держать нас тут всю ночь, – сказал Борис. – Поэтому шутки в сторону: я очень надеюсь, что ты не станешь усложнять нам жизнь и пойдешь на сотрудничество.

– Иначе, Саймон, нам придется прервать нашу встречу и передать материалы дела прокурору. Уверяю тебя: их достаточно, чтобы выдвинуть обвинение.

Бериш со смехом протянул им руки:

– Тогда, простите, зачем мы здесь?

– Нам известно все, но я хочу дать тебе шанс заслужить снисхождение. – Шаттон наставила на него палец. – Где она?

Спецагент молчал попросту потому, что не знал, о чем речь.

– Что произошло этой ночью?

Бериш на мгновение подумал, что и в самом деле что-то натворил, забыв даже, что проспал всю ночь как бревно. Поэтому не говорил ни слова, в надежде, что его просветят.

Паре дознавателей это не понравилось, и Джоанна Шаттон подошла к нему справа, склонилась к самому уху. Бериш с некоторым отвращением почувствовал ее горячее дыхание и слишком сладкий запах духов.

– Какое отношение ты имеешь к исчезновению агента Васкес?

От этого вопроса Бериш похолодел. Не от самого факта, явившегося наконец моментом истины. Главным образом, оттого, что он не знал ответа.

– Мила пропала?

При виде столь непритворной тревоги Судья и Борис обменялись взглядами.

Заговорил Борис:

– Вчера вечером она ушла от матери расстроенная. Позднее мать позвонила ей домой, но никто не взял трубку. По сотовому она тоже не отвечает.

– Знаю, я сам звонил ей все утро, – вставил Бериш.

– Наверное, чтобы создать себе алиби, – тут же предположила Судья.

– Алиби для чего? – Бериш вспылил. – Вы ее хоть ищете? Ему не ответили.

Борис уселся за стол, по другую сторону:

– Скажи-ка, Бериш, как ты подключился к делу Кайруса? Спецагент призвал на помощь всю свою выдержку:

– Мила Васкес сама пришла ко мне. Я сотрудничал с ней начиная с той ночи, когда случился пожар в красном кирпичном доме. – Он содрогнулся при одном воспоминании о гнезде Кайруса.

Шаттон оперлась об угол стола:

– Ты там был? Почему же не объявился? Почему позволил, чтобы Васкес одна отвечала за происшедшее?

– Потому что Мила не хотела меня впутывать.

– И ты рассчитываешь, что мы тебе поверим? – Судья медленно покачала головой. – Ведь это ты напал на нее той ночью в доме из красного кирпича, так?

– Что?! – Бериш опешил.

– Ты завладел ее пистолетом и инсценировал нападение.

– В доме кто-то был, но скрылся. Ведь вы сами признали тот факт, что из дома можно выбраться через канализацию. – Бериш терял над собой контроль и знал, что это добром не кончится.

– Зачем же пачкаться в сточных трубах, когда можно сойти с парадного крыльца? – насмешливо хмыкнул Клаус Борис.

– Что вы имеете в виду?

– Ты уверен, что, если мы произведем обыск у тебя дома, там не найдется пистолет Милы?

– Почему вы прицепились к этому пистолету, не понимаю. Шаттон вздохнула:

– Потому что, видишь ли… Сегодня утром закончили исследовать место пожара. Тело человека не выдержало бы таких температур, тем более пластик и бумага. К металлам, однако, это не относится. А среди найденных металлических предметов нет пистолета Милы. Так где же он?

– Ребята, вам придется придумать историю покрепче, если вы и впрямь хотите пришить мне дело, – произнес Бериш насмешливо. – Иначе в один прекрасный вечер пятницы вы вляпаетесь по самое не могу.

Судья с Борисом снова переглянулись. У Бериша складывалось скверное впечатление, – похоже, на руках у них действительно что-то есть. Просто до поры до времени они ведут игру, дожидаясь подходящего момента, чтобы выложить козырь.

– В деле «неспящих» именно ты заплатил самую высокую цену, – начала Шаттон. – Я, Гуревич, даже Стефанопулос отделались легко и продолжали строить карьеру. Зато ты поддался чувству, совершал ошибку за ошибкой, пока все в Управлении не отвернулись от тебя.

– Мы оба знаем, как обстояло дело и за чью вину я расплачивался, – вызывающе бросил Бериш. – Ты просто пытаешься найти способ заставить меня замолчать.

Но Судья не сдавала позиций:

– Мне ни к чему твое молчание по поводу Гуревича. И мне не нужно прибегать к уловкам, чтобы прижать тебя к ногтю. Наоборот, то, что не тебя подкупили, и есть мотив…

Теперь Бериш по-настоящему испугался, но всячески старался этого не показывать:

– Мотив чего?

– Тяжело лишиться уважения коллег, – изрекла Судья с притворным сочувствием. – Терпеть от них оскорбления, слышать, как о тебе говорят гадости. И не за твоей спиной, а прямо в лицо. Это больно, особенно когда ты знаешь, что невиновен.

Куда Джоанна клонит? Бериш никак не мог понять, но нюхом чуял какой-то подвох.

– Кончается тем, что ты копишь обиду, даже думаешь, что заставишь их всех заплатить рано или поздно… – заключила Шаттон.

– Вы намекаете, что это я стою за всем происходящим? Что я организовал возвращение пропавших без вести и убийства?

– Ты смог их убедить, ибо, точно так же как они, всю жизнь терпел унижения. Основной твоей целью был Гуревич, а вместе с ним – весь корпус полиции. – Шаттон впала в неистовство. – Террористической организации нужна идеология, нужен план. И что может быть лучше, чем взять на прицел какую-то государственную структуру? Учреждение можно уничтожить вооруженным путем, но больше вреда принесет подрыв доверия. А ты имел зуб на Управление полиции.

Бериш не верил своим ушам:

– И как это связано с исчезновением Милы?

– Она обо всем догадалась, – вступил Борис. – С самого начала она была пешкой в твоих руках, ты завлек ее в тот домик из красного кирпича.

– Неправда.

Судья сделала вид, будто взвешивает его ответ:

– Ты манипулировал агентом Васкес, заставил ее поверить, что ты с ней сотрудничаешь. Все только затем, чтобы она не доложила по начальству.

– Подумай: какая выгодная позиция, чтобы наблюдать за ходом следствия, – поддержал Борис. – Оставаясь невидимым, вне зоны активных действий.

– Но когда Васкес все поняла, ты ее ликвидировал.

– Что?

– Я слышал, как вы вчера бурно ссорились в коридоре, – с полной убежденностью заявил инспектор.

– Ссора ничего не доказывает, – возразил Бериш столь же убежденно.

– Верно, не доказывает. – Судья хранила спокойствие. – Но есть свидетель, который видел, как ты уводил ее из дому прошлой ночью.

Первое, что подумал спецагент, – это неправда, они блефуют.

– И кто этот свидетель? – с вызовом спросил он.

– Капитан Стефанопулос.

У них на руках ничего нет.

Бериш опять сидел один в комнате для допросов и повторял про себя, что Шаттон и Борис наскоро состряпали обвинение в надежде, что он расколется. И чтобы именно Стеф? Зачем капитану так подставлять его?

На мгновение он испугался, что ему не говорят всей правды о Миле и что с ней случилось нечто ужасное. Но быстро успокоился, ведь им было бы выгодно сразу предъявить обвинение в… Слово «убийство» он не хотел произносить даже мысленно. Он пытался обдумать, что же на самом деле произошло, но отступался, не в силах вообразить худшее.

Однако теперь возникли другие насущные потребности. Попить, сходить в уборную. Стратегия безразличия не сработала, поскольку его до сих пор держали тут.

К этому часу прокурор наверняка уже сформулировал обвинение, думал Бериш. И скоро его отведут в камеру.

Кстати, а который час? В комнате для допросов часов не было, чтобы запутать подозреваемого, заставить его потерять ощущение времени. Его собственные забрали в момент задержания вместе с пистолетом и удостоверением. Но, произведя в уме несложный расчет, Бериш решил, что сейчас чуть больше восьми.

А ведь как прекрасно начинался день. Визит к матери Майкла Ивановича, возможно, предоставил ему ключ ко всему делу, но парадоксальным образом в данный момент он не мог этот ключ применить. Он даже подумал было предложить Судье и Борису обмен информацией, но что бы он попросил у них? Они ни за что бы его не выпустили.

И даже вряд ли поверили бы.

Единственная надежда – заронить в голову Шаттон мысль, что она может выгадать на этом. Бериш хорошо ее изучил: она примет любые условия, только чтобы на ней не висела вина Гуревича. Но для этого нужно сделать так, чтобы Джоанна выступила в выигрышной роли, одержала верх: пусть все думают, что именно ей удалось через двадцать лет раскрыть тайну Кайруса и «неспящих». Бериш был уверен, что журналисты уже что- то пронюхали и вскоре дело окажется в центре внимания публики.

Вряд ли у них получится долго держать информацию под спудом. Вдруг Бериш заметил, как дверь в комнату для допросов открывается,

и тут же выпрямился на стуле. Похоже, его противники возвращаются. Так, пытаясь справиться с жаждой и потребностью помочиться, он приготовился ко второму раунду, молясь только, чтобы ему удалось продержаться как можно дольше.

Но в дверь вошел, пятясь, какой-то тип в синем спортивном костюме с эмблемой федеральной полиции и в бейсболке с козырьком, надвинутым на глаза. Бериш мгновенно насторожился: если человеку потребовалась такая маскировка, вряд ли он пришел с дружескими намерениями.

Спецагент вскочил, больше ему ничего не оставалось. Вошедший обернулся. То был Стефанопулос.

Капитан тотчас закрыл за собой дверь. Бериш воззрился на него в недоумении.

– У нас мало времени, – быстро проговорил Стеф, снимая бейсболку.

– Что тебе здесь нужно? Разве не ты меня подставил?

– Я, – с легкостью признался тот. – Извини, но так было надо. Бериш не мог в это поверить, ярость закипала в нем.

– Надо?

– Послушай. – Стеф взял его за плечи. – Они решили пришить тебе

дело еще до того, как Мила исчезла. Ты подходил как нельзя лучше: полицейский, затаивший обиду, встает во главе террористической организации. Им не пришлось бы вытаскивать на свет божий историю двадцатилетней давности, разве что ту ее часть, которая касается тебя и Сильвии, чтобы все увидели, насколько на тебя нельзя положиться.

– Но твои показания – улика, которой им недоставало.

– Да, но когда я от них откажусь, обвинение зашатается, и придется поведать об этом СМИ.

Бериш задумался. Неплохой план. Конечно, если Стеф готов отказаться от показаний. И тут он вспомнил о множестве телекамер, нацеленных на них:

– На нас сейчас смотрят, а ты только что признался…

– Не волнуйся, – поспешил успокоить его Стеф. – Все сейчас на совещании, которое ведет Судья, и в любом случае я отключил систему видеонаблюдения. Перейдем ко второй причине, по которой я пришел…

Бериш не знал, чего еще ожидать. В глазах Стефа отразилась тревога.

– Когда они узнают, как все было на самом деле, ее перестанут искать.

– Что? О чем ты говоришь?

– Как ты сам знаешь, в случае исчезновения протокол составляют только по истечении тридцати шести часов с того момента, как субъекта видели в последний раз. Для полицейского этот интервал сокращается до двадцати четырех часов, но и этот срок для нее слишком долгий.

– Не понимаю, о чем ты.

– После того как мать Милы сегодня утром заявила об исчезновении, наши поехали к ней домой, проверить. «Хендай» до сих пор припаркован у здания. На двери нет следов взлома, но это ничего не значит. Она оставила телефон, ключи и даже запасной пистолет, который всегда носила с собой, потеряв табельное оружие во время пожара.

Бериш начинал понимать:

– Если предположить, что имело место преступление, незачем ждать сутки. И ты обвинил меня в похищении, чтобы ускорить розыск.

– Чтобы дать ей шанс, – поправил капитан, оправдываясь. – Ты все равно уже погорел, тебя вот-вот должны были схватить по обвинению в терроризме.

Спецагент посмотрел в глаза своему бывшему начальнику:

– Ты думаешь, что она это сделала, правда? Считаешь, что она исчезла добровольно…

Стеф выглядел удрученным:

– Не знаю, может, кто-то похитил ее, а потом вернул вещи в квартиру, чтобы мы подумали, будто она сама решила исчезнуть. Но я тебе уже как- то говорил: Мила склонна переступать черту. Словно что-то в ней ее толкает к саморазрушению; как бабочка летит на огонь, так и она стремится к опасности.

Бериш попробовал рассуждать:

– По словам Шаттон и Бориса, вчера вечером она вышла расстроенная из дома, где живет ее дочь.

Возможно, причина исчезновения как-то связана с дочерью. Что-то давно назревавшее прорвалось наружу. Бериш вспомнил, что говорила мать Майкла Ивановича: «Когда рискуешь потерять что-то одно, ты никак не можешь с этим смириться. Но когда можешь потерять все, вдруг понимаешь, что терять тебе нечего».

Спецагент понял, что именно в зазор между «всем» и «чем-то одним» и может внедриться Кайрус.

– Думаю, Мила хотела взглянуть собственными глазами, что там, во тьме, – с уверенностью заявил Стеф. – Но во тьме есть только тьма.

Бериш понял, что пора принимать решение. Времени терять нельзя. И он решился:

– Я знаю, кто такой Кайрус.

Капитан был не в силах произнести ни слова. Побледнел так, будто с ним вот-вот случится сердечный приступ.

– Пока я не могу сказать больше, – продолжал Бериш. – Но ты должен помочь мне выбраться отсюда.

Капитан вышел и через несколько минут вернулся с удостоверением Бериша и парой наручников. Спецагент не попросил, чтобы ему вернули пистолет, – когда объявляют охоту на человека, есть разница, вооружен беглец или же нет, и он не хотел предоставлять коллегам лишний повод стрелять в него на поражение.

– Зачем тебе удостоверение? – спросил Стеф, отдавая ему вещи.

– Чтобы попасть в одно место. – Больше ничего не прибавив, он застегнул на себе наручники.

Стеф взял его за руку, и они вместе вышли в коридор.

Караульные смотрели на них с изумлением, недоуменно. Капитан прошел мимо, не обращая внимания, как сделал бы любой офицер, отвечающий за свои действия. Даже приказал одному из караульных помочь сопроводить заключенного в туалет.

Поскольку Бериш за много часов ни разу никуда не просился, это

казалось в порядке вещей.

Идя по коридору, они оглядывались по сторонам, надеясь не наткнуться на Клауса Бориса или на кого-нибудь из приспешников Шаттон. Дойдя до туалета, предназначенного для арестованных или задержанных, Стеф миновал его.

– Куда вы, сэр? – спросил сопровождавший их караульный. Стеф обернулся, искоса взглянул на него:

– Пока не будут доказаны обвинения, я не допущу, чтобы один из наших ссал в уборной для задержанных.

И они направились в туалет для полицейских, где не было решеток на окнах. Когда пришли, Стеф оставил на страже агента, которого прихватил с собой, а сам вошел вместе с Беришем.

– Выжду пять минут, потом забью тревогу. – Он указал на окно. – Ты успеешь добраться до Лимба. Там есть запасной выход, позади здания. – Он вручил Беришу ключи от офиса, от своего дома и от «фольксвагена». – Машина припаркована рядом с китайской забегаловкой.

– Ты должен пойти ко мне и забрать Хича, – сказал Бериш. – Он целый день один, бедняга. Его нужно напоить, выгулять.

– Не волнуйся, – успокоил его капитан. – Сразу и пойду.

– Спасибо.

– Я тебя впутал в эту историю, поэтому не за что благодарить. – Сняв с Бериша наручники, Стеф надел ему на голову бейсболку с козырьком. – Найди Кайруса, а потом отыщи Милу.

Сидя в темноте, Бериш прислушивался к отдаленному завыванию сирен.

За ним гнались – на него устроили облаву. Оставаться в доме Стефанопулоса было небезопасно. Скоро коллеги доберутся и сюда. Правда, не сразу. Пока они слишком заняты охотой в других местах. Но эту квартиру преследователи не обойдут стороной, если учесть, что капитан практически упустил заключенного, позволил ему уйти прямо у себя из-под носа.

Их, конечно, заинтересует, с какой стати ключевой свидетель отправился навестить обвиняемого в комнате для допросов. Возможно, они почуют неладное и возьмут Стефа в оборот. Но тот не заговорит, как бы ему ни угрожали.

В данный момент Бериш имел некоторую фору.

Он сидел, выпрямив спину, глядя прямо перед собой, вольготно сложив на коленях руки, теребящие удостоверение.

Не просто документ, а ключ, дающий доступ к царству мертвых. Бериш посмотрел на часы. Полночь миновала. Он поднялся с места:

теперь можно идти.

Припарковав «фольксваген» Стефа, он огляделся.

Прямоугольный пятиэтажный дом с рядом эркеров наверху. Высокий портик и множество окон. Но, в отличие от рисунка Майкла Ивановича, ни за одним из них не видно человеческой фигуры.

Но человек, которого он ищет, – там, внутри.

Муниципальный морг – грубый монолит из бетона, окруженный пустотой. Все самое важное и значимое находится под землей.

Иногда надо спуститься в глубины ада, чтобы узнать правду о себе.

Молодой ученик Кайруса был прав. В самом деле, Бериша интересовал последний подземный уровень.

Он вошел через главный вход и приблизился к посту охраны. Дежурный был поглощен какой-то телеигрой: смех и аплодисменты зрителей гулким эхом отдавались в подъезде.

Бериш постучал по стеклу. Охранник, не ожидавший визита в столь поздний час, встрепенулся:

– Что вам нужно?

Спецагент показал удостоверение:

– Я пришел провести опознание.

– Нельзя подождать до утра?

Бериш, не произнося ни слова, смерил его уничтожающим взглядом.

Через пару секунд охранник сдался.

И позвонил, чтобы предупредить коллегу, что к нему спускается гость.

Зал номер 13 – Дантов круг, где пребывают «спящие».

Пока стальная кабина медленно скользила вниз, Саймон Бериш задавался вопросом, был ли нарочно избран такой номер.

«Вы суеверны, агент? » – спрашивал Майкл Иванович.

Обычно в отелях и в небоскребах не бывает тринадцатых номеров и тринадцатых этажей. Но здесь номер комнаты не исключили.

⇐ Предыдущая 14 15 16 17 181920 21 22 23 Следующая ⇒