|
|||
Александр БЛОК 10 страницаПроснитесь, узнайте, что радость близка! Туда, где моря запевают о чуде, Туда направляется свет маяка!
- Он рыщет, он ищет веселых открытий И зорким лучом стережет буруны, И с часу на час ожидает прибытий Больших кораблей из далекой страны!
- Смотрите, как ширятся полосы света, Как радостен бег закипающих пен! Как море ликует! Вы слышите - где-то - За ночью, за бурей - взыванье сирен!
Казалось, вверху разметались одежды, Гремящую даль осенила рука... И мы пробуждались для новой надежды, Мы знали: нежданная Радость близка!..
А там - горизонт разбудили зарницы, Как будто, пылали вдали города, И к порту всю ночь, как багряные птицы, Летели, шипя и свистя, поезда.
Гудел океан, и лохмотьями пены Швырялись моря на стволы маяков. Протяжной мольбой завывали сирены: Там буря настигла суда рыбаков.
КОРАБЛИ ИДУТ
О, светоносные стебли морей, маяки! Ваш прожектор - цветок! Ваша почва - созданье волненья, Песчаные косы!
Ваши стебли, о, цвет океана, крепки, И силён электрический ток! И лучи обещают спасенье Там, где гибнут матросы!
Утро скажет: взгляни: утомленный работой, Ты найдешь в бурунах Обессиленный труп, Не спасенный твоею заботой,
С остывающим смехом на синих углах Искривившихся губ... Избежавший твоих светоносных лучей, Преступивший последний порог...
Невидим для очей, Через полог ночей На челе начертал примиряющий Рок: " Ничей".
Ты нам мстишь, электрический свет! Ты - не свет от зари, - ты мечта от земли, Но в туманные дни ты пронзаешь лучом Безначальный обман океана...
И надежней тебя нам товарища нет: Мы сквозь зимнюю вьюгу ведем корабли, Мы заморские тайны несем, Мы под игом ночного тумана...
Трюмы полны сокровищ! Отягченные мчатся суда!.. Пусть хранит от подводных чудовищ Электричество - наша звезда!
Через бурю, сквозь вьюгу - вперед! Электрический свет не умрет!
Океан дремал зеркальный, Злые бури отошли. В час закатный, в час хрустальный Показались корабли.
Шли, как сказочные феи, Вымпелами даль пестря. Тяжело согнулись реи, Наготове якоря.
Пели гимн багряным зорям, Вся горя, смеялась даль. С голубым прощальным морем Разлучаться было жаль.
А уж там - за той косою - Неожиданно светла, С затуманенной красою Их красавица ждала...
То - земля, о, дети страсти, Дети бурь, - она за вас! - Тяжело упали снасти. Весть ракетой понеслась.
РАССВЕТ
Тихо рассыпалась в небе ракета, Запад погас, и вздохнула земля. Стали на рейде и ждали рассвета, Ночь возвращенья мечте уделя.
Сумерки близятся. В утренней дрёме Что-то безмерно-печальное есть. Там - в океане - в земном водоеме - Бродит и плещет пугливая весть...
Белый, как белая птица, далеко Мерит и выси и глуби - и вдруг С первой стрелой, прилетевшей с востока, Сонный в морях пробуждается звук.
Смерть или жизнь тяготеет над морем - Весть о победе - в полете стрелы. Смертные мы и о солнце не спорим, Знаем, что время готовить хвалы.
Кто не проснулся при первом сияньи - Сумрачно помнит, что гимн отзвучал, Чует сквозь сон, что утратил познанье Ранних и светлых и мудрых начал...
Но с кораблей, испытавших ненастье, Весть о рассвете достигла земли; Буйные толпы, в предчувствии счастья, Вышли на берег встречать корабли.
Кто-то гирлянду цветочную бросил, Лодки помчались от пестрой земли. Сильные юноши сели у весел, Скромные девушки взяли рули.
Плыли и пели, и море пьянело... . . . . . . . . . . . . . . . .
16 декабря 1904
345. МОЕЙ МАТЕРИ
Помнишь думы? Они улетели. Отцвели завитки гиацинта. Мы провидели светлые цели В отдаленных краях лабиринта.
Нам казалось: мы кратко блуждали. Нет, мы прожили долгие жизни... Возвратились - и нас не узнали, И не встретили в милой отчизне.
И никто не спросил о Планете, Где мы близились к юности вечной... Пусть погибнут безумные дети За стезей ослепительно млечной!
Но в бесцельном, быть может, круженьи - Были мы, как избранники, нищи. И теперь возвратились в сомненьи В дорогое, родное жилище...
Так. Не жди изменений бесцельных. Не смущайся забвеньем. Не числи. Пусть к тебе - о краях запредельных Не придут и спокойные мысли.
Но, прекрасному прошлому радо, - Пусть о будущем сердце не плачет. Тихо ведаю: будет награда: Ослепительный Всадник прискачет.
4 декабря 1904
Все отошли. Шумите, сосны, Гуди, стальная полоса. Над одиноким веют вёсны И торжествуют небеса.
Я не забыл на пире хмельном Мою заветную свирель. Пошлю мечту о запредельном В Его святую колыбель...
Над ней синеет вечный полог, И слишком тонки кружева. Мечты пронзительный осколок Свободно примет синева.
Не о спасеньи, не о Слове... И мне ли - падшему в пыли? Но дым всходящих славословий Вернется в сад моей земли.
14 декабря 1904. У полотна Финл[яндской] ж. д.
Шли на приступ. Прямо в грудь Штык наточенный направлен. Кто-то крикнул: - Будь прославлен! Кто-то шепчет: - Не забудь!
Рядом пал, всплеснув руками, И над ним сомкнулась рать. Кто-то бьется под ногами, Кто - не время вспоминать...
Только в памяти веселой Где-то вспыхнула свеча. И прошли, стопой тяжелой Тело теплое топча...
Ведь никто не встретит старость - Смерть летит из уст в уста... Высоко пылает ярость, Даль кровавая пуста...
Что же! громче будет скрежет, Слаще боль и ярче смерть! И потом - земля разнежит Перепуганную твердь.
Январь 1905
Вот на тучах пожелтелых Отблеск матовой свечи. Пробежали в космах белых Черной ночи трубачи.
Пронеслась, бесшумно рея, Птицы траурной фата. В глуби меркнущей аллеи Зароилась чернота.
Разметались в тучах пятна, Заломились руки Дня. Бездыханный, необъятный Истлевает без огня.
Кто там встанет с мертвым глазом И серебряным мечом? Невидимкам черномазым Кто там будет трубачом?
28 мая 1905
349. ВЛЮБЛЕННОСТЬ
Королевна жила на высокой горе, И над башней дымились прозрачные сны облаков. Темный рыцарь в тяжелой кольчуге шептал о любви на заре, В те часы, когда Рейн выступал из своих берегов.
Над зелеными рвами текла, розовея, весна. Непомерность ждала в синевах отдаленной черты. И влюбленность звала - не дала отойти от окна, Не смотреть в роковые черты, оторваться от светлой мечты.
- Подними эту розу, шепнула - и ветер донес Тишину улетающих лат, бездыханный ответ. - В синем утреннем небе найдешь Купину расцветающих роз, Он шепнул, и сверкнул, и взлетел, и она полетела во след.
И за облаком плыло и пело мерцание тьмы. И влюбленность в погоне забыла, забыла свой щит. И она, окрылясь, полетела из отчей тюрьмы - На воздушном пути королевна полет свой стремит.
Уж в стремнинах туман, и рога созывают стада, И заветная мгла протянула плащи и скрестила мечи, И вечернюю грусть тишиной отражает вода, И над лесом погасли лучи.
Не смолкает вдали властелинов борьба, Распри дедов над ширью земель. Но различна Судьба: здесь - мечтанье раба, Там - воздушной Влюбленности хмель.
И в воздушный покров улетела на зов Навсегда... О, Влюбленность! Ты строже Судьбы! Повелительней древних законов отцов! Слаще звука военной трубы!
3 июня 1905
Она веселой невестой была. Но смерть пришла. Она умерла.
И старая мать погребла ее тут. Но церковь упала в зацветший пруд.
Над зыбью самых глубоких мест Плывет один неподвижный крест.
Миновали сотни и сотни лет, А в старом доме юности нет.
И в доме, уставшем юности ждать, Одна осталась старая мать.
Старуха вдевает нити в иглу. Тени нитей дрожат на светлом полу.
Тихо, как будет. Светло, как было. И счет годин старуха забыла.
Как мир, стара, как лунь, седа. Никогда не умрет, никогда, никогда...
А вдоль комодов, вдоль старых кресел Мушиный танец всё так же весел,
И красные нити лежат на полу, И мышь щекочет обои в углу.
В зеркальной глуби - еще покой С такой же старухой, как лунь, седой,
И те же нити, и те же мыши, И тот же образ смотрит из ниши -
В окладе темном - темней пруда, Со взором скромным - всегда, всегда...
Давно потухший взгляд безучастный, Клубок из нитей веселый, красный...
И глубже, и глубже покоев ряд, И в окна смотрит всё тот же сад,
Зеленый, как мир; высокий, как ночь; Нежный, как отошедшая дочь...
- Вернись, вернись. Нить не хочет тлеть. - Дай мне спокойно умереть.
3 июня 1905
Г. Чулкову
Не строй жилищ у речных излучин, Где шумной жизни заметен рост, Поверь, конец всегда однозвучен, Никому не понятен и торжественно прост.
Твоя участь тиха, как рассказ вечерний, И душой одинокой ему покорись. Ты иди себе, молча, к какой хочешь вечерне, Где душа твоя просит, там молись.
Кто придет к тебе, будь он, как ангел, светел, Ты прими его просто, будто видел во сне, И молчи без конца, чтоб никто не заметил, Кто сидел на скамье, промелькнул в окне.
И никто не узнает, о чем молчанье, И о чем спокойных дум простота. Да. Она придет. Забелеет сиянье. Без вины прижмет к устам уста.
Июнь 1905
Потеха! Рокочет труба, Кривляются белые рожи, И видит на флаге прохожий Огромную надпись: " Судьба".
Палатка. Разбросаны карты. Гадалка, смуглее июльского дня, Бормочет, монетой звеня, Слова слаще звуков Моцарта.
Кругом - возрастающий крик, Свистки и нечистые речи, И ярмарки гулу - далече В полях отвечает зеленый двойник.
В палатке всё шепчет и шепчет, И скоро сливаются звуки, И быстрые смуглые руки Впиваются крепче и крепче...
Гаданье! Мгновенье! Мечта!.. И, быстро поднявшись, презрительным жестом Встряхнула одеждой над проклятым местом, Гадает... и шепчут уста.
И вновь завывает труба, И в памяти пыльной взвиваются речи, И руки... и плечи... И быстрая надпись: " Судьба"!
Июль 1905
353. БАЛАГАНЧИК
Вот открыт балаганчик Для веселых и славных детей, Смотрят девочка и мальчик На дам, королей и чертей. И звучит эта адская музыка, Завывает унылый смычок. Страшный чорт ухватил карапузика, И стекает клюквенный сок.
МАЛЬЧИК
Он спасется от черного гнева Мановением белой руки. Посмотри: огоньки Приближаются слева... Видишь факелы? видишь дымки? Это, верно, сама королева...
ДЕВОЧКА
Ах, нет, зачем ты дразнишь меня? Это - адская свита... Королева - та ходит средь белого дня, Вся гирляндами роз перевита, И шлейф ее носит, мечами звеня, Вздыхающих рыцарей свита.
Вдруг паяц перегнулся за рампу И кричит: - Помогите! Истекаю я клюквенным соком! Забинтован тряпицей! На голове моей - картонный шлем! А в руке - деревянный меч!
Заплакали девочка и мальчик, И закрылся веселый балаганчик.
Июль 1945
354. ПОЭТ
Сидят у окошка с папой. Над берегом вьются галки.
- Дождик, дождик! Скорей закапай! У меня есть зонтик на палке!
- Там - весна. А ты - зимняя пленница, Бедная девочка в розовом капоре... Видишь, море за окнами пенится? Полетим с тобой, дочка, за море.
- А за морем есть мама? - Нет.
- А где мама? - Умерла. - Что это значит?
- Это значит: вон идет глупый поэт: Он вечно о чем-то плачет.
- О чем? - О розовом капоре.
- Так у него нет мамы?
- Есть. Только ему нипочем: Ему хочется за море, Где живет Прекрасная Дама.
- А эта Дама - добрая? - Да.
- Так зачем же она не приходит?
- Она не придет никогда: Она не ездит на пароходе.
Подошла ночка, Кончился разговор папы с дочкой.
Июль 1905
355. У МОРЯ
Стоит полукруг зари. Скоро солнце совсем уйдет. - Смотри, папа, смотри, Какой к нам корабль плывет!
- Ах, дочка, лучше бы нам Уйти от берега прочь... Смотри: он несет по волнам Нам светлым - темную ночь...
- Нет, папа, взгляни разок, Какой на нем пестрый флаг! Ах, как его голос высок! Ах, как освещен маяк!
- Дочка, то сирена поет. Берегись, пойдем-ка домой... Смотри: уж туман ползет: Корабль стал совсем голубой.
Но дочка плачет навзрыд, Глубь морская ее манит, И хочет пуститься вплавь, Чтобы сон обратился в явь.
Июль 1905
356. МОЕЙ МАТЕРИ
Тихо. И будет всё тише. Флаг бесполезный опущен. Только флюгарка на крыше Сладко поет о грядущем.
Ветром в полнебе раскинут, Дымом и солнцем взволнован, Бедный петух очарован, В синюю глубь опрокинут.
В круге окна слухового Лик мой, как нимбом, украшен. Профиль лица воскового Правилен, прост и нестрашен.
Смолы пахучие жарки, Дали извечно туманны... Сладки мне песни флюгарки: Пой, петушок оловянный!
Июль 1905
Старость мертвая бродит вокруг, В зеленях утонула дорожка. Я пилю наверху полукруг - Я пилю слуховое окошко.
Чую дали - и капли смолы Проступают в сосновые жилки. Прорываются визги пилы, И летят золотые опилки.
Вот последний свистящий раскол - И дощечка летит в неизвестность... В остром запахе тающих смол Подо мной распахнулась окрестность.
Всё закатное небо - в дреме, Удлиняются дольние тени, И на розовой гаснет корме Уплывающий кормщик весенний...
Вот, мы с ним уплываем во тьму, И корабль исчезает летучий... Вот и кормщик - звездою падучей До свиданья!.. летит за корму...
Июль 1905
В туманах, над сверканьем рос, Безжалостный, святой и мудрый, Я в старом парке дедов рос, И солнце золотило кудри.
Не погасал лесной пожар, Но, гарью солнечной влекомый, Стрелой бросался я в угар, Целуя воздух незнакомый.
И проходили сонмы лиц, Всегда чужих и вечно взрослых, Но я любил взлетанье птиц, И лодку, и на лодке весла.
Я уплывал один в затон Бездонной заводи и мутной, Где утлый остров окружен Стеною ельника уютной.
И там в развесистую ель Я доску клал и с нею реял, И таяла моя качель, И сонный ветер тихо веял.
И было как на Рождестве, Когда игра давалась даром, А жизнь всходила синим паром К сусально-звездной синеве.
Июль 1905
359. ОСЕННЯЯ ВОЛЯ
Выхожу я в путь, открытый взорам, Ветер гнет упругие кусты, Битый камень лег по косогорам, Желтой глины скудные пласты.
Разгулялась осень в мокрых долах, Обнажила кладбища земли, Но густых рябин в проезжих селах Красный цвет зареет издали.
Вот оно, мое веселье, пляшет И звенит, звенит, в кустах пропав! И вдали, вдали призывно машет Твой узорный, твой цветной рукав.
Кто взманил меня на путь знакомый, Усмехнулся мне в окно тюрьмы? Или - каменным путем влекомый Нищий, распевающий псалмы?
Нет, иду я в путь никем не званый, И земля да будет мне легка! Буду слушать голос Руси пьяной, Отдыхать под крышей кабака.
Запою ли про свою удачу, Как я молодость сгубил в хмелю... Над печалью нив твоих заплачу, Твой простор навеки полюблю...
Много нас - свободных, юных, статных - Умирает, не любя... Приюти ты в далях необъятных! Как и жить и плакать без тебя!
Июль 1905. Рогачевское шоссе
Не мани меня ты, воля, Не зови в поля! Пировать нам вместе что ли, Матушка-земля? Кудри ветром растрепала Ты издалека, Но меня благословляла Белая рука... Я крестом касался персти, Целовал твой прах, Нам не жить с тобою вместе В радостных полях! Лишь на миг в воздушном мире Оглянись, взгляну, Как земля в зеленом пире Празднует весну, - И пойду путем-дорогой, Тягостным путем - Жить с моей душой убогой Нищим бедняком.
Июль 1905
Оставь меня в моей дали. Я неизменен. Я невинен. Но темный берег так пустынен, А в море ходят корабли.
Порою близок парус встречный, И зажигается мечта; И вот, над ширью бесконечной Душа чудесным занята.
Но даль пустынна и спокойна - И я всё тот же - у руля, И я пою, всё так же стройно, Мечту родного корабля.
Оставь же парус воли бурной Чужой, а не твоей судьбе: Еще не раз в тиши лазурной Я буду плакать о тебе.
Август 1905
Девушка пела в церковном хоре О всех усталых в чужом краю, О всех кораблях, ушедших в море, О всех, забывших радость свою.
Так пел ее голос, летящий в купол, И луч сиял на белом плече, И каждый из мрака смотрел и слушал, Как белое платье пело в луче.
И всем казалось, что радость будет, Что в тихой заводи все корабли, Что на чужбине усталые люди Светлую жизнь себе обрели.
И голос был сладок, и луч был тонок, И только высоко, у Царских Врат, Причастный Тайнам, - плакал ребенок О том, что никто не придет назад.
Август 1905
В лапах косматых и страшных Колдун укачал весну. Вспомнили дети о снах вчерашних, Отошли тихонько ко сну.
Мама крестила рукой усталой, Никому не взглянула в глаза. На закате полоской алой Покатилась к земле слеза.
- Мама, красивая мама, не плачь ты! Золотую птицу мы увидим во сне. Всю вчерашнюю ночь она пела с мачты, А корабль уплывал к весне.
Он плыл и качался, плыл и качался, А бедный матросик смотрел на юг: Он друга оставил и в слезах надрывался, Верно, есть у тебя печальный друг?
- Милая девочка, спи, не тревожься, Ты сегодня другое увидишь во сне. Ты к вчерашнему сну никогда не вернешься: Одно и то же снится лишь мне...
Август 1905
Там, в ночной завывающей стуже, В поле звезд отыскал я кольцо. Вот лицо возникает из кружев, Возникает из кружев лицо.
Вот плывут ее вьюжные трели, Звезды светлые шлейфом влача, И взлетающий бубен метели, Бубенцами призывно бренча.
С легким треском рассыпался веер, - Ах, что значит - не пить и не есть! Но в глазах, обращенных на север, Мне холодному - жгучая весть...
И над мигом свивая покровы, Вся окутана звездами вьюг, Уплываешь ты в сумрак снеговый, Мой от века загаданный друг.
Август 1905
Утихает светлый ветер, Наступает серый вечер, Ворон канул на сосну, Тронул сонную струну.
В стороне чужой и темной Как ты вспомнишь обо мне? О моей любови скромной Закручинишься ль во сне?
Пусть душа твоя мгновенна - Над тобою неизменна Гордость юная твоя, Верность женская моя.
Не гони летящий мимо Призрак легкий и простой, Если будешь, мой любимый, Счастлив с девушкой другой...
Ну, так с богом! Вечер близок, Быстрый лет касаток низок, Надвигается гроза, Ночь глядит в твои глаза.
21 августа 1905
В голубой далекой спаленке Твой ребенок опочил. Тихо вылез карлик маленький И часы остановил.
Всё, как было. Только странная Воцарилась тишина. И в окне твоем - туманная Только улица страшна.
Словно что-то недосказано, Что всегда звучит, всегда... Нить какая-то развязана, Сочетавшая года.
И прошла ты, сонно-белая, Вдоль по комнатам одна. Опустила, вся несмелая, Штору синего окна.
И потом, едва заметная, Тонкий полог подняла. И, как время безрассветная, Шевелясь, поникла мгла.
Стало тихо в дальней спаленке - Синий сумрак и покой, Оттого, что карлик маленький Держит маятник рукой.
4 октября 1905
Евгению Иванову
Вот Он - Христос - в цепях и розах - За решеткой моей тюрьмы. Вот Агнец Кроткий в белых ризах Пришел и смотрит в окно тюрьмы.
В простом окладе синего неба Его икона смотрит в окно. Убогий художник создал небо. Но Лик и синее небо - одно.
Единый, Светлый, немного грустный - За Ним восходит хлебный злак, На пригорке лежит огород капустный, И березки и елки бегут в овраг.
И всё так близко и так далёко, Что, стоя рядом, достичь нельзя, И не постигнешь синего Ока, Пока не станешь сам, как стезя...
Пока такой же нищий не будешь, Не ляжешь, истоптан, в глухой овраг, Обо всем не забудешь, и всего не разлюбишь, И не поблекнешь, как мертвый злак.
10 октября 1905
Так. Неизменно всё, как было. Я в старом ласковом бреду. Ты для меня остановила Времен живую череду.
И я пришел, плющом венчанный, Как в юности, - к истокам рек. И над водой, за мглой туманной, Мне улыбнулся тот же брег.
И те же явственные звуки Меня зовут из камыша. И те же матовые руки Провидит вещая душа.
Как будто, время позабыло И ничего не унесло, И неизменным сохранило Певучей юности русло.
И так же вечен я и мирен, Как был давно в годину сна. И тяжким золотом кумирен Моя душа убелена.
10 октября 1905
Прискакала дикой степью На вспененном скакуне. - Долго ль будешь лязгать цепью? Выходи плясать ко мне!
Рукавом в окно мне машет, Красным криком зажжена, Так и манит, так и пляшет, И ласкает скакуна.
- А, не хочешь! Ну, так с богом! Пыль клубами завилась... По тропам и по дорогам В чистом поле понеслась...
Не меня ты любишь, Млада, Дикой вольности сестра! Любишь краденые клады, Полуночный свист костра!
И в степях, среди тумана, Ты страшна своей красой - Разметавшейся у стана Рыжей спутанной косой.
31 октября 1905
370. БРЕД
Я знаю, ты близкая мне... Больному так нужен покой... Прильнувши к седой старине, Торжественно брежу во сне...
С тобою, мой свет, говорю... Пьяни, весели меня, боль! - Ты мне обещаешь зарю? Нет, с этой свечой догорю!
Так слушай, как память остра, - Недаром я в смертном бреду... Вчера еще были, вчера Заветные лес и гора...
Я Белую Деву искал - Ты слышишь? Ты веришь? Ты спишь? Я Древнюю Деву искал, И рог мой раскатом звучал.
Вот иней мне кудри покрыл, Дыханье спирала зима... И ветер мне очи слепил, И рог мой неверно трубил...
Но слушай, как слушал тогда Я голос пронзительных вьюг! Что было со мной в те года, - Тому не бывать никогда!..
Я твердой стопою всхожу - О, слушай предсмертный завет!.. В последний тебе расскажу: Я Белую Деву бужу!
Вот спит Она в облаке мглы На темной вершине скалы, И звонко взывают орлы, Свои расточая хвалы...
Как странен мой траурный бред! То - бред обнищалой души... Ты, свет мой, - единственный свет. Другой - в этом трауре нет.
Уютны мне черные сны. В них память свежеет моя: В виденьях седой старины, Бывалой, знакомой страны...
Мы были, - но мы отошли, И помню я звук похорон: Как гроб мой тяжелый несли, Как сыпались комья земли.
4 ноября 1905
371. СКАЗКА О ПЕТУХЕ И СТАРУШКЕ
Петуха упустила старушка,
|
|||
|