Александр БЛОК 8 страница

⇐ ПредыдущаяСтр 8 из 23Следующая ⇒

Дай-ка - забьемся в окно!

Скажешь ты, тихо подняв седины:

- Стукнуло где-то, дружок?

Дочка твоя, что румяней весны,

Скажет: - Там серый зверок.

1 ноября 1903

Крыльцо Ее, словно паперть.

Вхожу - и стихает гроза.

На столе - узорная скатерть.

Притаились в углу образа.

На лице Ее - нежный румянец,

Тишина озаренных теней.

В душе - кружащийся танец

Моих улетевших дней.

Я давно не встречаю румянца,

И заря моя - мутно тиха.

И в каждом кружении танца

Я вижу пламя греха.

Только в дар последним похмельям

Эта тихая радость дана.

Я пришел к ней с горьким весельем

Осушить мой кубок до дна.

1 ноября 1903

Облака небывалой услады -

Без конца их лазурная лень.

Уходи в снеговые громады

Розоватый приветствовать день.

Тишины снегового намека,

Успокоенных дум не буди...

Нежно-синие горы глубоко

Притаились в небесной груди.

Там до спора - сквозящая ласка,

До войны - только нежность твоя,

Без конца - безначальная сказка,

Рождество голубого ручья...

Невозможную сладость приемли,

О, изменник! Люблю и зову

Голубые приветствовать земли,

Жемчуговые сны наяву.

21 ноября 1903

М. А. Олениной Д'Альгейм

Темная, бледно-зеленая

Детская комнатка.

Нянюшка бродит сонная.

" Спи, мое дитятко".

В углу - лампадка зеленая.

От нее - золотые лучики.

Нянюшка над постелькой склоненная...

" Дай заверну твои ноженьки и рученьки".

Нянюшка села и задумалась.

Лучики побежали - три лучика.

" Нянюшка, о чем ты задумалась?

- Расскажи про святого мученика".

Три лучика. Один тоненький...

" Святой мученик, дитятко, преставился...

- Закрой глазки, мой мальчик сонненький.

Святой мученик от мученья избавился".

23 ноября 1903

295. ФАБРИКА

В соседнем доме окна жолты.

По вечерам - по вечерам

Скрипят задумчивые болты,

Подходят люди к воротам.

И глухо заперты ворота,

А на стене - а на стене

Недвижный кто-то, черный кто-то

Людей считает в тишине.

Я слышу всё с моей вершины:

Он медным голосом зовет

Согнуть измученные спины

Внизу собравшийся народ.

Они войдут и разбредутся,

Навалят на спины кули.

И в жолтых окнах засмеются,

Что этих нищих провели.

24 ноября 1903

Что с тобой - не знаю и не скрою -

Ты больна прозрачной белизной.

Милый друг, узнаешь, что с тобою,

Ты узнаешь будущей весной.

Ты поймешь, когда, в подушках лежа,

Ты не сможешь запрокинуть рук.

И тогда сойдет к тебе на ложе

Непрерывный, заунывный звук.

Тень лампадки вздрогнет - и встревожит,

Кто-то, отделившись от стены,

Подойдет - и медленно положит

Нежный саван снежной белизны.

5 декабря 1903

Мы шли на Лидо в час рассвета

Под сетью тонкого дождя.

Ты отошла, не дав ответа,

А я уснул, к волнам сойдя.

Я чутко спал, раскинув руки,

И слышал мерный плеск волны.

Манили страстной дрожью звуки,

В колдунью-птицу влюблены.

И чайка - птица, чайка - дева

Всё опускалась и плыла

В волнах влюбленного напева,

Которым ты во мне жила.

11 декабря 1903. С. -Петербург

Мне гадалка с морщинистым ликом

Ворожила под темным крыльцом.

Очарованный уличным криком,

Я бежал за мелькнувшим лицом.

Я бежал и угадывал лица,

На углах останавливал бег.

Предо мною ползла вереница

Нагруженных, скрипящих телег.

Проползала змеей меж домами -

Я не мог площадей перейти...

А оттуда взывало: - За нами!

Раздавалось: - Безумный! Прости!

Там - бессмертною волей томима,

Может быть, призывала Сама...

Я бежал переулками мимо -

И меня поглотили дома.

11 декабря 1903

Е. П. Иванову

Плачет ребенок Под лунным серпом

Тащится по полю путник горбатый.

В роще хохочет над круглым горбом

Кто-то косматый, кривой и рогатый.

В поле дорога бледна от луны.

Бледные девушки прячутся в травы.

Руки, как травы, бледны и нежны.

Ветер колышет их влево и вправо.

Шепчет и клонится злак голубой.

Пляшет горбун под луною двурогой.

Кто-то зовет серебристой трубой.

Кто-то бежит озаренной дорогой.

Бледные девушки встали из трав.

Подняли руки к познанью, к молчанью.

Ухом к земле неподвижно припав,

Внемлет горбун ожиданью, дыханью.

В роще косматый беззвучно дрожит.

Месяц упал в озаренные злаки.

Плачет ребенок. И ветер молчит.

Близко труба. И не видно во мраке.

14 декабря 1903

Среди гостей ходил я в черном фраке.

Я руки жал. Я, улыбаясь, знал:

Пробьют часы. Мне будут делать знаки.

Поймут, что я кого-то увидал...

Ты подойдешь. Сожмешь мне больно руку.

Ты скажешь: " Брось. Ты возбуждаешь смех".

Но я пойму - по голосу, по звуку,

Что ты меня боишься больше всех...

Я закричу, беспомощный и бледный,

Вокруг себя бесцельно оглянусь.

Потом - очнусь у двери с ручной медной,

Увижу всех... и слабо улыбнусь.

18 декабря 1903

301. ИЗ ГАЗЕТ

Встала в сияньи. Крестила детей.

И дети увидели радостный сон.

Положила, до полу клонясь головой,

Последний земной поклон.

Коля проснулся. Радостно вздохнул,

Голубому сну еще рад наяву.

Прокатился и замер стеклянный гул:

Звенящая дверь хлопнула внизу.

Прошли часы. Приходил человек

С оловянной бляхой на теплой шапке.

Стучал и дожидался у двери человек.

Никто не открыл. Играли в прятки.

Были веселые морозные Святки.

Прятали мамин красный платок.

В платке уходила она по утрам.

Сегодня оставила дома платок:

Дети прятали его по углам.

Подкрались сумерки. Детские тени

Запрыгали на стене при свете фонарей.

Кто-то шел по лестнице, считая ступени.

Сосчитал. И заплакал. И постучал у дверей.

Дети прислушались. Отворили двери.

Толстая соседка принесла им щей.

Сказала: - Кушайте. Встала на колени

И, кланяясь, как мама, крестила детей.

Мамочке не больно, розовые детки.

Мамочка сама на рельсы легла.

Доброму человеку, толстой соседке,

Спасибо, спасибо. Мама не могла...

Мамочке хорошо. Мама умерла.

27 декабря 1903

302. СТАТУЯ

Лошадь влекли под уздцы на чугунный

Мост. Под копытом чернела вода.

Лошадь храпела, и воздух безлунный

Храп сохранял на мосту навсегда.

Песни воды и хрипящие звуки

Тут же вблизи расплывались в хаос.

Их раздирали незримые руки.

В черной воде отраженье неслось.

Мерный чугун отвечал однотонно.

Разность отпала. И вечность спала.

Черная ночь неподвижно, бездонно -

Лопнувший в бездну ремень увлекла.

Всё пребывало. Движенья, страданья -

Не было. Лошадь храпела навек.

И на узде в напряженьи молчанья

Вечно застывший висел человек.

28 декабря 1903

По берегу плелся больной человек.

С ним рядом ползла вереница телег.

В дымящийся город везли балаган,

Красивых цыганок и пьяных цыган.

И сыпали шутки, визжали с телег.

И рядом тащился с кульком человек.

Стонал и просил подвезти до села.

Цыганочка смуглую руку дала.

И он подбежал, ковыляя, как мог,

И бросил в телегу тяжелый кулек.

И сам надорвался, и пена у губ.

Цыганка в телегу взяла его труп.

С собой усадила в телегу рядком,

И мертвый качался и падал ничком.

И с песней свободы везла до села.

И мертвого мужа жене отдала.

28 декабря 1903

Ветер хрипит на мосту меж столбами,

Черная нить под снегами гудёт.

Чудо ползет под моими санями,

Чудо мне сверху поет и поет...

Всё мне, певучее, тяжко и трудно,

Песни твои, и снега, и костры...

Чудо, я сплю, я устал непробудно...

Чудо, ложись в снеговые бугры!

28 декабря 1903

Светлый сон, ты не обманешь,

Ляжешь в утренней росе,

Алой пылью тихо встанешь

На закатной полосе.

Солнце небо опояшет,

Вот и вечер - весь в огне.

Зайчик розовый запляшет

По цветочкам на стене.

На балконе, где алеют

Мхи старинных баллюстрад,

Деды дремлют и лелеют

Сны французских баррикад.

Мы внимаем ветхим дедам,

Будто статуям из ниш:

Сладко вспомнить за обедом

Старый пламенный Париж,

Протянув больную руку,

Сладко юным погрозить,

Сладко гладить кудри внуку,

О минувшем говорить.

И в алеющем закате

На балконе подремать,

В мягком стеганом халате

Перебраться на кровать...

Скажут: - Поздно, мы устали...

Разойдутся на заре.

Я с тобой останусь в зале,

Лучик ляжет на ковре.

Милый сон, вечерний лучик...

Тени бархатных ресниц...

В золотистых перьях тучек

Танец нежных вечерниц...

25 февраля 1904

Мой любимый, мой князь, мой жених,

Ты печален в цветистом лугу.

Павиликой средь нив золотых

Завилась я на том берегу.

Я ловлю твои сны налету

Бледно-белым прозрачным цветком.

Ты сомнешь меня в полном цвету

Белогрудым усталым конем.

Ах, бессмертье мое растопчи, -

Я огонь для тебя сберегу.

Робко пламя церковной свечи

У заутрени бледной зажгу.

В церкви станешь ты, бледен лицом,

И к царице небесной придешь, -

Колыхнусь восковым огоньком,

Дам почуять знакомую дрожь...

Над тобой - как свеча - я тиха.

Пред тобой - как цветок - я нежна.

Жду тебя, моего жениха,

Всё невеста - и вечно жена.

26 марта 1904

307-311. МОЛИТВЫ

Наш Арго!

Андреи Белый

Сторожим у входа в терем,

Верные рабы.

Страстно верим, выси мерим,

Вечно ждем трубы.

Вечно - завтра. У решотки

Каждый день и час

Славословит голос четкий

Одного из нас.

Воздух полон воздыхании,

Грозовых надежд,

Высь горит от несмыканий

Воспаленных вежд.

Ангел розовый укажет,

Скажет: - Вот она:

Бисер нижет, в нити вяжет -

Вечная Весна.

В светлый миг услышим звуки

Отходящих бурь.

Молча свяжем вместе руки,

Отлетим в лазурь.

2. УТРЕННЯЯ

До утра мы в комнатах спорим,

На рассвете один из нас

Выступает к розовым зорям -

Золотой приветствовать час.

Высоко он стоит над нами -

Тонкий профиль на бледной заре

За плечами его, за плечами -

Все поля и леса в серебре.

Так стоит в кругу серебристом,

Величав, милосерд и строг.

На челе его бледно-чистом

Мы читаем, что близок срок.

3. ВЕЧЕРНЯЯ

Солнце сходит на запад. Молчанье.

Задремала моя суета.

Окружающих мерно дыханье.

Впереди - огневая черта.

Я зову тебя, смертный товарищ!

Выходи! Расступайся, земля!

На золе прогремевших пожарищ

Я стою, мою жизнь утоля.

Приходи, мою сонь исповедай,

Причасти и уста оботри...

Утоли меня тихой победой

Распылавшейся алой зари.

4. НОЧНАЯ

Они Ее видят!

В. Брюсов

Тебе, Чей Сумрак был так ярок,

Чей Голос тихостью зовет, -

Приподними небесных арок

Всё опускающийся свод.

Мой час молитвенный недолог -

Заутра обуяет сон.

Еще звенит в душе осколок

Былых и будущих времен.

И в этот час, который краток,

Душой измученной зову:

Явись! продли еще остаток

Минут, мелькнувших наяву!

Тебе, Чья Тень давно трепещет

В закатно-розовой пыли!

Пред Кем томится и скрежещет

Суровый маг моей земли!

Тебя - племен последних Знамя,

Ты, Воскрешающая Тень!

Зову Тебя! Склонись над нами!

Нас ризой тихости одень!

5. НОЧНАЯ

Спи. Да будет твой сон спокоен.

Я молюсь. Я дыханью внемлю.

Я грущу, как заоблачный воин,

Уронивший панцырь на землю.

Бесконечно легко мое бремя.

Тяжелы только эти миги.

Всё снесет золотое время:

Мои цепи, думы и книги.

Кто бунтует, - в том сердце щедро

Но безмерно прав молчаливый.

Я томлюсь у Ливанского кедра,

Ты - в тени под мирной оливой.

Я безумец! Мне в сердце вонзили

Красноватый уголь пророка!

Ветви мира тебя осенили...

Непробудная... Спи до срока.

Март-апрель 1904

Дали слепы, дни безгневны,

Сомкнуты уста.

В непробудном сне царевны,

Синева пуста.

Были дни - над теремами

Пламенел закат.

Нежно белыми словами

Кликал брата брат.

Брата брат из дальних келий

Извещал: Хвала!

Где-то голуби звенели,

Расплескав крыла.

С золотистых ульев пчелы

Приносили мед.

Наполнял весельем долы

Праздничный народ.

В пестрых бусах, в алых лентах

Девушки цвели...

Кто там скачет в позументах

В голубой пыли?

Всадник в битвенном наряде,

В золотой парче,

Светлых кудрей бьются пряди,

Искры на мече,

Белый конь, как цвет вишневый...

Блещут стремена...

На кафтан его парчевый

Пролилась весна -

Пролилась - он сгинет в тучах,

Вспыхнет за холмом.

На зеленых встанет кручах

В блеске заревом,

Где-то перьями промашет,

Крикнет: берегись!

На коне селом пропляшет,

К ночи канет ввысь...

Ночью девушкам приснится,

Прилетит из туч

Конь - мгновенная зарница,

Всадник - беглый луч...

И, как луч, пройдет в прохладу

Узкого окна,

И Царевна, гостю рада,

Встанет с ложа сна...

Или, в злые дни ненастий,

Глянет в сонный пруд,

И его, дрожа от страсти,

Руки заплетут.

И потом обманут - вскинут

Руки к серебру,

Рыбьим плёсом отодвинут

В струйную игру...

И душа, летя на север

Золотой пчелой,

В алый сон, в медовый клевер

Ляжет на покой...

И опять в венках и росах

Запоет мечта,

Засверкает на откосах

Золото щита,

И поднимет щит девица,

И опять вдали

Всадник встанет, конь вздыбится

В голубой пыли...

Будут вёсны в вечной смене

И падений гнёт.

Вихрь, исполненный видений -

Голубиный лет...

Что мгновенные бессилья?

Время - легкий дым...

Мы опять расплещем крылья,

Снова отлетим!

И опять, в безумной смене

Рассекая твердь,

Встретим новый вихрь видений,

Встретим жизнь и смерть!

Апрель-май 1904. С. Шахматово

В час, когда пьянеют нарциссы,

И театр в закатном огне,

В полутень последней кулисы

Кто-то ходит вздыхать обо мне...

Арлекин, забывший о роли?

Ты, моя тихоокая лань?

Ветерок, приносящий с поля

Дуновений легкую дань?

Я, паяц, у блестящей рампы

Возникаю в открытый люк.

Это - бездна смотрит сквозь лампы -

Ненасытно-жадный паук.

И, пока пьянеют нарциссы,

Я кривляюсь, крутясь и звеня...

Но в тени последней кулисы

Кто-то плачет, жалея меня.

Нежный друг с голубым туманом,

Убаюкан качелью снов.

Сиротливо приникший к ранам

Легкоперстный запах цветов.

26 мая 1904. С. Шахматово

Вот он - ряд гробовых ступеней.

И меж нас - никого. Мы вдвоем.

Спи ты, нежная спутница дней,

Залитых небывалым лучом.

Ты покоишься в белом гробу.

Ты с улыбкой зовешь: не буди.

Золотистые пряди на лбу.

Золотой образок на груди.

Я отпраздновал светлую смерть,

Прикоснувшись к руке восковой.

Остальное - бездонная твердь

Схоронила во мгле голубой.

Спи - твой отдых никто не прервет.

Мы - окрай неизвестных дорог.

Всю ненастную ночь напролет

Здесь горит осиянный чертог.

18 июня 1904. С. Шахматово

КНИГА ВТОРАЯ

(1904-1908)

315. ВСТУПЛЕНИЕ

Ты в поля отошла без возврата.

Да святится Имя Твое!

Снова красные копья заката

Протянули ко мне острие.

Лишь к Твоей золотой свирели

В черный день устами прильну.

Если все мольбы отзвенели,

Угнетенный, в поле усну.

Ты пройдешь в золотой порфире -

Уж не мне глаза разомкнуть.

Дай вздохнуть в этом сонном мире,

Целовать излученный путь...

О, исторгни ржавую душу!

Со святыми меня упокой,

Ты, Держащая море и сушу

Неподвижно тонкой Рукой!

16 апреля 1905

ПУЗЫРИ ЗЕМЛИ

Земля, как и вода, содержит газы,

И это были пузыри земли.

Макбет

На перекрестке,

Где даль поставила,

В печальном весельи встречаю весну.

На земле еще жесткой

Пробивается первая травка.

И в кружеве березки -

Далеко - глубоко -

Лиловые скаты оврага.

Она взманила,

Земля пустынная!

На западе, рдея от холода,

Солнце, как медный шлем воина,

Обращенного ликом печальным

К иным горизонтам,

К иным временам...

И шишак - золотое облако -

Тянет ввысь белыми перьями

Над дерзкой красою

Лохмотий вечерних моих!

И жалкие крылья мои -

Крылья вороньего пугала -

Пламенеют, как солнечный шлем,

Отблеском вечера...

Отблеском счастия...

И кресты - и далекие окна -

И вершины зубчатого леса -

Всё дышит ленивым

И белым размером

Весны.

5 мая 1904

317. БОЛОТНЫЕ ЧЕРТЕНЯТКИ

А. М. Ремизову

Я прогнал тебя кнутом

В полдень сквозь кусты,

Чтоб дождаться здесь вдвоем

Тихой пустоты.

Вот - сидим с тобой на мху

Посреди болот.

Третий - месяц наверху -

Искривил свой рот.

Я, как ты, дитя дубрав,

Лик мой также стерт.

Тише вод и ниже трав -

Захудалый чорт.

На дурацком колпаке

Бубенец разлук.

За плечами - вдалеке -

Сеть речных излук...

И сидим мы, дурачки, -

Нежить, немочь вод.

Зеленеют колпачки

Задом наперед.

Зачумленный сон воды,

Ржавчина волны...

Мы - забытые следы

Чьей-то глубины...

Январь 1905

Я живу в отдаленном скиту

В дни, когда опадают листы.

Выхожу - и стою на мосту,

И смотрю на речные цветы.

Вот - предчувствие белой зимы:

Тишина колокольных высот...

Та, что нынче читала псалмы, -

Та монахиня, верно, умрет.

Безначально свободная ширь,

Слишком радостной вестью дыша,

Подошла - и покрыла Псалтирь,

И в страницах осталась душа.

Как свеча, догорала она,

Вкруг лица улыбалась печаль.

Долетали слова от окна,

Но сквозила за окнами даль...

Уплывали два белых цветка -

Эта легкая матовость рук...

Мне прозрачная дева близка

В золотистую осень разлук...

Но живу я в далеком скиту

И не знаю для счастья границ.

Тишиной провожаю мечту.

И мечта воздвигает Царицу.

Январь 1905

319. ТВАРИ ВЕСЕННИЕ

(из альбома " Kindisch" [6] т. н. гиппиус)

Золотисты лица купальниц.

Их стебель влажен.

Это вышли молчальницы

Поступью важной

В лесные душистые скважины.

Там, где проталины,

Молчать повелело,

И весной непомерной взлелеяны

Поседелых туманов развалины.

Окрестности мхами завалены.

Волосы ночи натянуты туго на срубы

И пни.

Мы в листве и в тени

Издали начинаем вникать в отдаленные трубы.

Приближаются новые дни.

Но пока мы одни,

И молчаливо открыты бескровные губы.

Чуда! о, чуда!

Тихонько дым

Поднимается с пруда...

Мы еще помолчим.

Утро сонной тропою пустило стрелу,

Но одна - на руке опрокинутой в высь

Ладонью в стволистую мглу -

Светляка подняла... Оглянись:

Где ты скроешь зеленого света ночную иглу?

Нет, светись,

Светлячок, молчаливой понятный!

Кусочек света,

Клочочек рассвета...

Будет вам день беззакатный!

С ночкой вы не радели -

Вот и всё ушло...

Ночку вы не жалели -

И становится слишком светло

Будете маяться, каяться,

И кусаться, и лаяться,

Вы, зеленые, крепкие, малые,

Твари милые, небывалые.

Туман клубится, проносится

По седым прудам.

Скоро каждый чортик запросится

Ко Святым Местам.

19 февраля 1905

320. БОЛОТНЫЙ ПОПИК

На весенней проталинке

За вечерней молитвою - маленький

Попик болотный виднеется.

Ветхая ряска над кочкой

Чернеется

Чуть заметною точкой.

И в безбурности зорь красноватых

Не видать чертенят бесноватых,

Но вечерняя прелесть

Увила вкруг него свои тонкие руки...

Предзакатные звуки,

Легкий шелест.

Тихонько он молится,

Улыбается, клонится,

Приподняв свою шляпу.

И лягушке хромой, ковыляющей,

Травою исцеляющей

Перевяжет болящую лапу.

Перекрестит и пустит гулять:

- Вот, ступай в родимую гать.

Душа моя рада

Всякому гаду

И всякому зверю

И о всякой вере.

И тихонько молится,

Приподняв свою шляпу,

За стебель, что клонится,

За больную звериную лапу,

И за римского папу. -

Не бойся пучины тряской -

Спасет тебя черная ряска.

17 апреля 1905

На весеннем пути в теремок

Перелетный вспорхнул ветерок,

Прозвенел золотой голосок.

Постояла она у крыльца,

Поискала дверного кольца,

И поднять не посмела лица.

И ушла в синеватую даль,

Где дымилась весенняя таль,

Где кружилась над лесом печаль.

Там - в березовом дальнем кругу -

Старикашка сгибал из березы дугу

И приметил ее на лугу.

Закричал и запрыгал на пне:

- Ты, красавица, верно - ко мне!

Стосковалась в своей тишине!

За корявые пальцы взялась,

С бородою зеленой сплелась

И с туманом лесным поднялась.

Так тоскуют они об одном,

Так летают они вечерком,

Так венчалась весна с колдуном.

24 апреля 1905

Полюби эту вечность болот:

Никогда не иссякнет их мощь.

Этот злак, что сгорел, - не умрет.

Этот куст - без истления - тощ.

Эти ржавые кочки и пни

Знают твой отдыхающий плен.

Неизменно предвечны они, -

Ты пред Вечностью полон измен.

Одинокая участь светла.

Безначальная доля свята.

Это Вечность Сама снизошла

И навеки замкнула уста.

3 июня 1905

Белый конь чуть ступает усталой ногой,

Где бескрайная зыбь залегла.

Мне болотная схима - желанный покой,

Будь ночлегом, зеленая мгла!

Алой ленты Твоей надо мной полоса,

Бьется в ноги коня змеевик,

На горе безмятежно поют голоса,

Всё о том, как закат Твой велик.

Закатилась Ты с мертвым Твоим женихом,

С палачом раскаленной земли.

Но сквозь ели прощальный Твой луч мне знаком,

Тишина Твоя дремлет вдали.

Я с Тобой - навсегда, не уйду никогда,

И осеннюю волю отдам.

В этих впадинах тихая дремлет вода,

Запирая ворота безумным ключам.

О, Владычица дней! алой лентой Твоей

Окружила Ты бледно-лазоревый свод!

Знаю, ведаю ласку Подруги моей -

Старину озаренных болот.

3 июня 1905. Новоселки

Болото - глубокая впадина

Огромного ока земли.

Он плакал так долго,

Что в слезах изошло его око

И чахлой травой поросло.

Но сквозь травы и злаки

И белый пух смеженных ресниц

Пробегает зеленая искра,

Чтобы снова погаснуть в болоте.

И тогда говорят в деревнях

Неизвестно откуда пришедшие

Колдуны и косматые ведьмы:

- Это шутит над вами болото.

Это манит вас темная сила.

И, когда они так говорят,

Старики осеняются знаменьем крестным,

Пожилые - смеются,

А у девушек - ясно видны

За плечами белые крылья.

3 июня 1905

325. СТАРУШКА И ЧЕРТЕНЯТА

Григорию Е.

Побывала старушка у Троицы

И всё дальше идет, на восток.

Вот сидит возле белой околицы,

⇐ Предыдущая 3 4 5 6 789 10 11 12 Следующая ⇒