Александр БЛОК 7 страница

⇐ ПредыдущаяСтр 7 из 23Следующая ⇒

Мы отошли - и тяжко поднимали

Веселый флаг в ночные небеса,

Пока внизу боролись и кричали

Нестройные людские голоса.

И вот - заря последнего сознанья, -

Они кричат в неслыханной борьбе,

Шатается испытанное зданье,

Но обо мне - воздушный сон в Тебе.

Декабрь 1902

Она ждала и билась в смертной муке.

Уже маня, как зов издалека,

Туманные протягивались руки,

И к ним влеклась неверная рука.

И вдруг дохнул весенний ветер сонный,

Задул свечу, настала тишина,

И голос важный, голос благосклонный

Запел вверху, как тонкая струна.

Декабрь 1902

Запевающий сон, зацветающий цвет,

Исчезающий день, погасающий свет.

Открывая окно, увидал я сирень.

Это было весной - в улетающий день.

Раздышались цветы - и на темный карниз

Передвинулись тени ликующих риз.

Задыхалась тоска, занималась душа,

Распахнул я окно, трепеща и дрожа.

И не помню - откуда дохнула в лицо,

Запевая, сгарая, взошла на крыльцо.

Сентябри-декабрь 1902

Андрею Белому

Целый год не дрожало окно,

Не звенела тяжелая дверь;

Всё забылось - забылось давно,

И она отворилась теперь.

Суетились, поспешно крестясь...

Выносили серебряный гроб...

И старуха, за ручку держась,

Спотыкалась о снежный сугроб.

Равнодушные лица толпы,

Любопытных соседей набег...

И кругом протоптали тропы,

Осквернив целомудренный снег.

Но, ложась в снеговую постель,

Услыхал заключенный в гробу,

Как вдали запевала метель,

К небесам подымая трубу.

6 января 1903

Здесь ночь мертва. Слова мои дики.

Мигает красный призрак - заря.

На утро ввысь пущу мои крики,

Как белых птиц на встречу Царя.

Во сне и в яви - неразличимы

Заря и зарево - тишь и страх...

Мои безумья - мои херувимы...

Мой Страшный, мой Близкий - черный монах...

Рука или ветер шевелит лоскутья?

Костлявые пальцы - обрывки трав...

Зеленые очи горят на распутьи -

Там ветер треплет пустой рукав...

Закрыт один, или многие лики?

Ты знаешь? Ты видишь! Одежда пуста!..

До утра - без солнца - пущу мои крики,

Как черных птиц, на встречу Христа!

9 января 1903

Я к людям не выйду на встречу,

Испугаюсь хулы и похвал.

Пред Тобой Одною отвечу,

За то, что всю жизнь молчал.

Молчаливые мне понятны,

И люблю обращенных в слух:

За словами - сквозь гул невнятный

Просыпается светлый Дух.

Я выйду на праздник молчанья,

Моего не заметят лица.

Но во мне - потаенное знанье

О любви к Тебе без конца.

14 января 1903

В посланьях к земным владыкам

Говорил я о Вечной Надежде.

Они не поверили крикам,

И я не такой, как прежде.

Никому не открою ныне

Того, что рождается в мысли.

Пусть думают - я в пустыне

Блуждаю, томлюсь и числю.

Но, боже! какие посланья

Отныне шлю я Пречистой!

Мое роковое познанье

Углубилось в сумрак лучистый...

И только одна из мира

Отражается в каждом слоге...

Но она - участница пира

В твоем, о, боже! - чертоге.

27 января 1903

Здесь память волны святой

Осталась пенистым следом.

Беспечальный иду за Тобой -

Мне путь неизвестный ведом.

Когда и куда поведешь,

Не знаю, но нет сомнений,

Что погибла прежняя ложь,

И близится вихрь видений.

Когда настанет мой час,

И смолкнут любимые песни,

Здесь печально скажут: - Угас,

Но Там прозвучит: - Воскресни!

31 января 1903

Потемнели, поблекли залы.

Почернела решотка окна.

У дверей шептались вассалы:

- Королева, королева больна.

И король, нахмуривший брови,

Проходил без пажей и слуг.

И в каждом брошенном слове

Ловили смертный недуг.

У дверей затихнувшей спальни

Я плакал, сжимая кольцо.

Там - в конце галлереи дальней

Кто-то вторил, закрыв лицо.

У дверей Несравненной Дамы

Я рыдал в плаще голубом.

И, шатаясь, вторил тот самый -

Незнакомец с бледным лицом.

4 февраля 1903

Старуха гадала у входа

О том, что было давно.

И вдруг над толпой народа

Со звоном открылось окно.

Шуршала за картой карта.

Чернела темная дверь.

И люди, полны азарта,

Хотели знать, - что теперь?

И никто не услышал звона -

Говорил какой-то болтун.

А там, в решотке балкона

Шатался и пел чугун.

Там треснули темные балки,

В окне разлетелось стекло.

И вдруг на лице гадалки

Заструилось - стало светло.

Но поздно узнавшие чары,

Увидавшие страшный лик,

Задыхались в дыму пожара,

Испуская пронзительный крик.

На обломках рухнувших зданий

Извивался красный червяк.

На брошенном месте гаданий

Кто-то встал - и развеял флаг.

13 февраля 1903

Погружался я в море клевера,

Окруженный сказками пчел.

Но ветер, зовущий с севера,

Мое детское сердце нашел.

Призывал на битву равнинную -

Побороться с дыханьем небес.

Показал мне дорогу пустынную,

Уходящую в темный лес.

Я иду по ней косогорами

И смотрю неустанно вперед,

Впереди с невинными взорами

Мое детское сердце идет.

Пусть глаза утомятся бессонные,

Запоет, заалеет пыль...

Мне цветы и пчелы влюбленные

Рассказали не сказку - быль.

18 февраля 1903

Зимний ветер играет терновником,

Задувает в окне свечу.

Ты ушла на свиданье с любовником.

Я один. Я прощу. Я молчу.

Ты не знаешь, кому ты молишься -

Он играет и шутит с тобой.

О терновник холодный уколешься,

Возвращаясь ночью домой.

Но, давно прислушавшись к счастию,

У окна я тебя подожду.

Ты ему отдаешься со страстию.

Всё равно. Я тайну блюду.

Всё, что в сердце твоем туманится,

Станет ясно в моей тишине.

И, когда он с тобой расстанется,

Ты признаешься только мне.

24 февраля 1903

Снова иду я над этой пустынной равниной.

Сердце в глухие сомненья укрыться не властно.

Что полюбил я в твоей красоте лебединой, -

Вечно прекрасно, но сердце несчастно.

Я не скрываю, что плачу, когда поклоняюсь,

Но, перейдя за черту человеческой речи,

Я и молчу, и в слезах на тебя улыбаюсь:

Проводы сердца - и новые встречи.

Снова нахмурилось небо, и будет ненастье.

Сердцу влюбленному негде укрыться от боли.

Так и счастливому страшно, что кончится счастье.

Так и свободный боится неволи.

22 февраля 1903

- Всё ли спокойно в народе?

- Нет. Император убит.

Кто-то о новой свободе

На площадях говорит.

- Все ли готовы подняться?

- Нет. Каменеют и ждут.

Кто-то велел дожидаться:

Бродят и песни поют.

- Кто же поставлен у власти?

- Власти не хочет народ.

Дремлют гражданские страсти:

Слышно, что кто-то идет.

- Кто ж он, народный смиритель?

- Темен и зол и свиреп:

Инок у входа в обитель

Видел его - и ослеп.

Он к неизведанным безднам

Гонит людей, как стада...

Посохом гонит железным...

- Боже! Бежим от Суда!

3 марта 1903

Дела свершились.

Дни сочтены.

Мы здесь молились

У сонной реки.

Там льды носились

В дни весны.

И дни забылись!

Как далеки!

Мой день свершенный

Кончил себя.

Мой дух обнаженный

Для всех поет.

Утомленный, влюбленный,

Я жду тебя,

Угрюмый, бессонный,

Холодный, как лед.

4 марта 1903

Мне снились веселые думы,

Мне снилось, что я не один...

Под утро проснулся от шума

И треска несущихся льдин.

Я думал о сбывшемся чуде...

А там, наточив топоры,

Веселые красные люди,

Смеясь, разводили костры:

Смолили тяжелые челны...

Река, распевая, несла

И синие льдины, и волны,

И тонкий обломок весла...

Пьяна от веселого шума,

Душа небывалым полна...

Со мною - весенняя дума,

Я знаю, что Ты не одна...

11 марта 1903

Отворяются двери - там мерцанья,

И за ярким окошком - виденья.

Не знаю - и не скрою незнанья,

Но усну - и потекут сновиденья.

В тихом воздухе - тающее, знающее...

Там что-то притаилось и смеется.

Что смеется? Мое ли, вздыхающее,

Мое ли сердце радостно бьется?

Весна ли за окнами - розовая, сонная?

Или это Ясная мне улыбается?

Или только мое сердце влюбленное?

Или только кажется? Или всё узнается?

11 марта 1903

Я вырезал посох из дуба

Под ласковый шопот вьюги.

Одежды бедны и грубы,

О, как недостойны подруги!

Но найду, и нищий, дорогу,

Выходи, морозное солнце!

Проброжу весь день, ради бога,

Ввечеру постучусь в оконце...

И откроет белой рукою

Потайную дверь предо мною

Молодая, с золотой косою,

С ясной, открытой душою.

Месяц и звезды в косах...

- Входи, мой царевич приветный...

И бедный дубовый посох

Заблестит слезой самоцветной...

25 марта 1903

С. Соловьеву

У забытых могил пробивалась трава.

Мы забыли вчера... И забыли слова...

И настала кругом тишина...

Этой смертью отшедших, сгоревших дотла,

Разве Ты не жива? Разве Ты не светла?

Разве сердце Твое - не весна?

Только здесь и дышать, у подножья могил,

Где когда-то я нежные песни сложил

О свиданьи, быть-может, с Тобой...

Где впервые в мои восковые черты

Отдаленною жизнью повеяла Ты,

Пробиваясь могильной травой...

1 апреля 1903

269. А. М. ДОБРОЛЮБОВ

A. M. D. своею кровью

Начертал он на щите.

Пушкин

Из городского тумана,

Посохом землю чертя,

Холодно, странно и рано

Вышло больное дитя.

Будто играющий в жмурки

С Вечностью - мальчик больной,

Странствуя, чертит фигурки

И призывает на бой.

Голос и дерзок и тонок,

Замысел - детски-высок.

Слабый и хилый ребенок

В ручке несет стебелек.

Стебель вселенского дела

Гладит и кличет: - Молись!

Вкруг исхудалого тела

Стебли цветов завились...

Вот поднимаются выше -

Скоро уйдут в небосвод...

Голос всё тише, всё тише...

Скоро заплачет - поймет.

10 апреля 1903

У берега зеленого на малой могиле

В праздник Благовещенья пели псалом.

Белые священники с улыбкой хоронили

Маленькую девочку в платье голубом.

Все они - помощью вышнего веления -

В крове бога небесного отца расцвели

И тихонько возносили к небу курения,

Будто не с кадильницы, а с зеленой земли.

24 апреля 1903

Я был весь в пестрых лоскутьях,

Белый, красный, в безобразной маске.

Хохотал и кривлялся на распутьях,

И рассказывал шуточные сказки.

Развертывал длинные сказанья

Бессвязно, и долго, и звонко -

О стариках, и о странах без названья,

И о девушке с глазами ребенка.

Кто-то долго, бессмысленно смеялся,

И кому-то становилось больно.

И когда я внезапно сбивался,

Из толпы кричали: " Довольно! "

Апрель 1903

По городу бегал черный человек.

Гасил он фонарики, карабкаясь на лестницу.

Медленный, белый подходил рассвет,

Вместе с человеком взбирался на лестницу.

Там, где были тихие, мягкие тени -

Желтые полоски вечерних фонарей -

Утренние сумерки легли на ступени,

Забрались в занавески, в щели дверей.

Ах, какой бледный город на заре!

Черный человечек плачет на дворе.

Апрель 1903

Просыпаюсь я - ив поле туманно,

Но с моей вышки - на солнце укажу.

И пробуждение мое безжеланно,

Как девушка, которой я служу.

Когда я в сумерки проходил по дороге,

Заприметился в окошке красный огонек.

Розовая девушка встала на пороге

И сказала мне, что я красив и высок.

В этом вся моя сказка, добрые люди.

Мне больше не надо от вас ничего:

Я никогда не мечтал о чуде -

И вы успокойтесь - и забудьте про него.

2 мая 1903

На Вас было черное закрытое платье.

Вы никогда не поднимали глаз.

Только на груди, может-быть, над распятьем,

Вздыхал иногда и шевелился газ.

У Вас был голос серебристо-утомленный.

Ваша речь была таинственно проста.

Кто-то Сильный и Знающий, может-быть Влюбленный

В Свое Создание, замкнул Вам уста.

Кто был он - не знаю - никогда не узнаю,

Но к нему моя ревность, и страх мой к нему.

Ревную к божеству, кому песни слагаю,

Но песни слагаю - я не знаю, кому.

15 мая 1903. Петербург

Когда я стал дряхлеть и стынуть,

Поэт, привыкший к сединам,

Мне захотелось отодвинуть

Конец, сужденный старикам.

И я опять, больной и хилый,

Ищу счастливую звезду.

Какой-то образ, прежде милый,

Мне снится в старческом бреду.

Быть может, память изменила,

Но я не верю в эту ложь,

И ничего не пробудила

Сия пленительная дрожь.

Все эти россказни далече -

Они пленяли с юных лет,

Но старость мне согнула плечи,

И мне смешно, что я поэт...

Устал я верить жалким книгам

Таких же розовых глупцов!

Проклятье снам! Проклятье мигам

Моих пророческих стихов!

Наедине с самим собою

Дряхлею, сохну, душит злость,

И я морщинистой рукою

С усильем поднимаю трость...

Кому поверить? С кем мириться?

Врачи, поэты и попы...

Ах, еслиб мог я научиться

Бессмертной пошлости толпы!

4 июня 1903. Bad Nauheim

Скрипка стонет под горой.

В сонном парке вечер длинный,

Вечер длинный - Лик Невинный,

Образ девушки со мной.

Скрипки сгон неутомимый

Напевает мне: Живи...

Образ девушки любимой -

Повесть ласковой любви.

Июнь 1903. Bad Nauheim

Ей было пятнадцать лет. Но по стуку

Сердца - невестой быть мне могла.

Когда я, смеясь, предложил ей руку,

Она засмеялась и ушла.

Это было давно. С тех пор проходили

Никому неизвестные годы и сроки.

Мы редко встречались и мало говорили,

Но молчанья были глубоки.

И зимней ночью, верен сновиденью,

Я вышел из людных и ярких зал,

Где душные маски улыбались пенью,

Где я ее глазами жадно провожал.

И она вышла за мной, покорная,

Сама не ведая, что будет через миг.

И видела лишь ночь городская, черная,

Как прошли и скрылись: невеста и жених.

И в день морозный, солнечный красный -

Мы встретились в храме - в глубокой тишине:

Мы поняли, что годы молчанья были ясны,

И то, что свершилось, - свершилось в вышине.

Этой повестью долгих, блаженных исканий

Полна моя душная, песенная грудь.

Из этих песен создал я зданье,

А другие песни - спою когда-нибудь.

16 июня 1903. Bad Nauheim

День был нежно-серый, серый, как тоска.

Вечер стал матовый, как женская рука.

В комнатах вечерних прятали сердца,

Усталые от нежной тоски без конца.

Пожимали руки, избегали встреч,

Укрывали смехи белизною плеч.

Длинный вырез платья, платье, как змея,

В сумерках белее платья чешуя.

Над скатертью в столовой наклонились ниц,

Касаясь прическами пылающих лиц.

Стуки сердца чаще, напряженней взгляд,

В мыслях - он, глубокий, нежный, душный сад.

И молча, как по знаку, двинулись вниз.

На ступеньках шорох белых женских риз.

Молча потонули в саду без следа.

Небо тихо вспыхнуло заревом стыда.

Может быть, скатилась красная звезда.

Июнь 1903. Bad Nauheim

Пристань безмолвна. Земля близка.

Земли не видно. Ночь глубока.

Стою на серых мокрых досках.

Буря хохочет в седых кудрях.

И слышу, слышу, будто кричу:

Поставьте в море на камне свечу!

Когда пристанет челнок жены,

Мы будем вместе с ней спасены!

И страшно, и тяжко в мокрый песок

Бьют волны, шлют волны седой намек...

Она далеко. Ответа нет.

Проклятое море, дай мне ответ!

Далеко, там камень! Там ставьте свечу!

И сам не знаю, я ли кричу.

Июль 1903. С. Шахматово

Я - меч, заостренный с обеих сторон.

Я правлю, архангел, Ее Судьбой.

В щите моем камень зеленый зажжен.

Зажжен не мной, - господней рукой.

Ему непомерность мою вручу,

Когда отыду на вечный сон.

Ей в мире оставлю мою свечу,

Оставлю мой камень, мой здешний звон.

Поставлю на страже звенящий стих.

Зеленый камень Ей в сердце зажгу.

И камень будет Ей друг и жених,

И Ей не солжет, как я не лгу.

Июль 1903

281. ДВОЙНИК

Вот моя песня - тебе, Коломбина.

Это - угрюмых созвездий печать:

Только в наряде шута-Арлекина

Песни такие умею слагать.

Двое - мы тащимся вдоль по базару,

Оба - в звенящем наряде шутов.

Эй, полюбуйтесь на глупую пару,

Слушайте звон удалых бубенцов!

Мимо идут, говоря: - Ты, прохожий,

- Точно такой же, как я, как другой;

Следом идет на тебя непохожий

Сгорбленный нищий с сумой и клюкой.

Кто, проходя, удостоит нас взора?

Кто угадает, что мы с ним - вдвоем?

Дряхлый старик повторяет мне: - Скоро.

Я повторяю: - Пойдем же, пойдем.

Если прохожий глядит равнодушно,

Он улыбается; я трепещу;

Злобно кричу я: - Мне скучно! Мне душно!

Он повторяет: - Иди. Не пущу.

Там, где на улицу, в звонкую давку

Взглянет и спрячется розовый лик, -

Там мы войдем в многолюдную лавку, -

Я - Арлекин, и за мною - старик.

О, если только заметят, заметят,

Взглянут в глаза мне за пестрый наряд! -

Может быть, рядом со мной они встретят

Мой же - лукавый, смеющийся взгляд!

Там - голубое окно Коломбины,

Розовый вечер, уснувший карниз...

В смертном весельи - мы два Арлекина -

Юный и старый - сплелись, обнялись!..

О, разделите! Вы видите сами:

Те же глаза, хоть различен наряд!..

Старый - он тупо глумится над вами,

Юный - он нежно вам преданный брат!

Та, что в окне, - розовей навечерий,

Та, что вверху, - ослепительней дня!

Там Коломбина! О, люди! О, звери!

Будьте, как дети. Поймите меня.

30 июля 1903. С. Шахматово

Над этой осенью - во всем

Ты прошумела и устала.

Но я вблизи - стою с мечом,

Спустив до времени забрало.

Души кипящий гнев смири,

Как я проклятую отвагу.

Остался красный зов зари

И верность голубому стягу.

На верном мы стоим пути,

Избегли плена не впервые.

Веди меня. Чтоб всё пройти,

Нам нужны силы неземные.

11 августа 1903. С. Шахматово

283. ВЕРБНАЯ СУББОТА

Вечерние люди уходят в дома.

Над городом синяя ночь зажжена.

Боярышни тихо идут в терема.

По улице веет, гуляет весна.

На улице праздник, на улице свет,

И свечки, и вербы встречают зарю.

Дремотная сонь, неуловленный бред -

Заморские гости приснились царю...

Приснились боярам... - Проснитесь, мы тут...

Боярышня сонно склонилась во мгле...

Там тени идут и виденья плывут...

Что было на небе - теперь на земле...

Весеннее утро. Задумчивый сон.

Влюбленные гости заморских племен

И, может-быть, поздних, веселых времен.

Прозрачная тучка. Жемчужный узор.

Там было свиданье. Там был разговор...

И к утру лишь бледной рукой отперлась,

И розовой зорькой душа занялась.

1 сентября 1903. С. -Петербург

Мой месяц в царственном зените.

Ночной свободой захлебнусь

И там - в серебряные нити

В избытке счастья завернусь.

На встречу страстному безволью

И только будущей Заре -

Киваю синему раздолью,

Ныряю в темном серебре!..

На площадях столицы душной

Слепые люди говорят:

- Что над землею? Шар воздушный.

Что под луной? Аэростат.

А я - серебряной пустыней

Несусь в пылающем бреду,

И в складки ризы темносиней

Укрыл Любимую Звезду.

1 октября 1903

Возвратилась в полночь. До утра

Подходила к синим окнам зала.

Где была? - Ушла и не сказала.

Неужели мне пора?

Беспокойно я брожу по зале...

В этих окнах есть намек.

Эти двери мне всю ночь бросали

Скрипы, тени, может быть, упрек?

Завтра я уйду к себе в ту пору,

Как она придет ко мне рыдать.

Опущу белеющую штору,

Занавешу пологом кровать.

Лягу, робкий, улыбаясь мигу,

И один, вкусив последний хлеб,

Загляжусь в таинственную книгу

Совершившихся судеб.

9 октября 1903

Андрею Белому

Я бежал и спотыкался,

Обливался кровью, бился

Об утесы, поднимался,

На бегу опять молился.

И внезапно повеяло холодом.

Впереди покраснела заря.

Кто-то звонким, взывающим молотом

Воздвигал столпы алтаря.

На черте горизонта пугающей,

Где скончалась внезапно земля,

Мне почудился ты - умирающий,

Истекающий кровью, как я.

Неужели и ты отступаешь?

Неужели я стал одинок?

Или ты, испытуя, мигаешь,

Будто в поле кровавый платок?

О, я увидел его, несчастный,

Увидел красный платок полей...

Заря ли кинула клич свой красный?

Во мне ли грянула мысль о Ней?

То - заря бесконечного холода,

Что послала мне сладкий намек...

Что рассыпала красное золото,

Разостлала кровавый платок.

Из огня душа твоя скована

И вселенской мечте предана.

Непомерной мечтой взволнована -

Угадать Ее Имена.

18 октября 1903

Иммануил Кант

Сижу за ширмой. У меня

Такие крохотные ножки...

Такие ручки у меня,

Такое темное окошко...

Тепло и темно. Я гашу

Свечу, которую приносят,

Но благодарность приношу...

Меня давно развлечься просят,

Но эти ручки... Я влюблен

В мою морщинистую кожу...

Могу увидеть сладкий сон,

Но я себя не потревожу:

Не потревожу забытья,

Вот этих бликов на окошке...

И ручки скрещиваю я,

И также скрещиваю ножки.

Сижу за ширмой. Здесь тепло.

Здесь кто-то есть. Не надо свечки.

Глаза бездонны, как стекло.

На ручке сморщенной - колечки.

18 октября 1903

... И снова подхожу к окну,

Влюблен в мерцающую сагу.

Недолго слушать тишину:

Изнеможенный, снова лягу.

Я на покой ушел от дня,

И сон гоню, чтоб длить молчанье...

Днем никому не жаль меня, -

Мне ночью жаль мое страданье...

Оно в бессонной тишине

Мне льет торжественные муки.

И кто-то милый, близкий мне

Сжимает жалобные руки...

26 октября 1903

Когда я уйду на покой от времен,

Уйду от хулы и похвал,

Ты вспомни ту нежность, тот ласковый сон,

Которым я цвел и дышал.

Я знаю, не вспомнишь Ты, Светлая, зла,

Которое билось во мне,

Когда подходила Ты, стройно-бела,

Как лебедь, к моей глубине.

Не я возмущал Твою гордую лень -

То чуждая сила его.

Холодная туча смущала мой день, -

Твой день был светлей моего.

Ты вспомнишь, когда я уйду на покой,

Исчезну за синей чертой, -

Одну только песню, что пел я с Тобой,

Что Ты повторяла за мной.

1 ноября 1903

Андрею Белому

Так. Я знал. И ты задул

Яркий факел, изнывая

В дымной мгле.

В бездне - мрак, а в небе - гул.

Милый друг! Звезда иная

Нам открылась на земле.

Неразлучно - будем оба

Клятву Вечности нести.

Поздно встретимся у гроба

На серебряном пути.

Там - сжимающему руки

Руку нежную сожму.

Молчаливому от муки

Шею крепко обниму.

Так. Я слышал весть о новом!

Маска траурной души!

В Оный День - знакомым словом

Снова сердце оглуши!

И тогда - в гремящей сфере

Небывалого огня -

Светлый меч нам вскроет двери

Ослепительного Дня.

1 ноября 1903

Ты у камина, склонив седины,

Слушаешь сказки в стихах

Мы за тобою - незримые сны -

Чертим узор на стенах.

Дочь твоя - в креслах - весны розовей,

Строже вечерних теней.

Мы никогда не стучали при ней,

Мы не шалили при ней.

Как у тебя хорошо и светло -

Нам за стеною темно...

Дай пошалим, постучимся в стекло,

⇐ Предыдущая 2 3 4 5 678 9 10 11 Следующая ⇒