Chapter 5

У Ребекки на голове синий апельсин в разрезе. У остальных тоже плюшевые фрукты: ананас, киви, арбуз и виноград. А еще шестая участница в ростовом костюме банана. На сцене творится фруктовая вакханалия. Дамы ко всему прочему записали кавер на «Red Flavour» и липсинкуют под него. Из динамиков льются не изысканные голоса Red Velvet, а писклявый вокал Blue Latex. Одна Ребекка своим голосом поет, и делает это хорошо. Кажется, немного изменили текст, теперь он слышится как набор фруктовых эвфемизмов. Дамы больше разыгрывают сценку с бананом, чем танцуют, хотя на припеве повторяют оригинальные движения. Лучше всех двигается банан. Но Ребекка выгрызает лидерство, на последних нотах плавно спустившись на шпагат.

Дороти активно хлопает и свистит, выражая поддержку. С ведущими на сцене остается Ребекка, снявшая апельсин, и тоже берет микрофон.

— Киски, как настроение?! — кричит она.

Люди отвечают не очень шумно. Но Ребекку как будто бы это не заботит.

— Я рада, что дрэг шоу второй год появляется на прайде. Нам безумно приятно быть частью этого праздника и дарить вам веселье и радость. Как одна из организаторов, хочу поблагодарить всех, кто пришел, кто подавал заявки на участие, кто помогает нам за кулисами, спасибо всем волонтерам. Без всех вас прайда бы не состоялось.

Ребекка делает традиционный поклон под одобрительные аплодисменты. Ведущие объявляют следующего гостя.

К Дороти пробираются Няньчжэнь и Дик.

— Тао, ты настоящий «дик», — говорит Дороти, прежде чем они сами с ней заговорят.

— Оскорблять-то за что? — недоумевает Дик.

— Меня смущал тот факт, что Бэкхён стеснялся петь при тебе. Я еще думала, ну вы же вроде как друзья, что не так? А ты натуральный мудак.

— Да что я сделал-то? Это вы, два дебила, не умеете выстраивать общение, — вспыхивает Дик, распугивая окружающих криком.

— Мы да, мы дебилы, я-то точно, по крайней мере, — складывает руки на груди Дороти. — Я была уверена, что моя ориентация ясна, а вы двое, как знающие люди, могли поправить Бэкхёна, когда заметили, что он введен в заблуждение. А сейчас меня за сценой ждет злая фурия, которая с удовольствием оторвет мне яйца после выступления. Я боюсь перед ней показываться.

— Если ты не пойдешь, Ребекка тебя прикончит, — возражает Дик. — Она знает твое больное место — тайну ориентации. Может расклеить у твоего дома листовки или еще что похуже.

— Я уже проходила такое, — горько усмехается Дороти. — Как-то пережила. А ты что молчишь, Ву-как-тебя-там?

Няньчжэнь ковыряет землю носком ботинка.

— Дик не виноват, это я предложил поспорить, когда до вас дойдет, — сознается он.

Дороти цепенеет, и на ее место возвращается Чанёль. Он делает глубокий вздох, зажмуривается и медленно через нос выдыхает.

— Хочешь сказать, что я был для вас цирковой зверушкой? Что за мной так интересно наблюдать и даже делать ставки? — сквозь зубы цедит он, возвращая свой нормальный голос. — Что все мои мучения были для того, чтобы вы поржали? Я для тебя посмешище?

— Нет, конечно…

— Кристина, я тебе верил, — по слогам произносит Чанёль. — Ты мой единственный друг, который знает все, что у меня на душе, а я для тебя клоун? Как ты можешь, зная, что меня травили из-за ориентации?

— Я не имела ничего такого…

— Я теперь прекрасно понимаю, почему Бэкхён плохо пел, когда Тао была за стенкой. Он тоже не хочет быть нечаянным клоуном.

— Да послушай! — влезает Дик.

— Нет, даже не буду пытаться. Оставьте меня. Сейчас явно не тот момент, когда стоит разговаривать по душам.

Выплеснув желчь, Чанёль отходит к ограждению подышать в одиночестве. Нужно прийти в себя и снова войти в Дороти. Погорячился он или нет, подумает потом. Снова бы поговорить с тетушками, да там очередь. За ограждением видны транспаранты протестующих против прайда. Лозунги не выходят за банальные «однополая любовь — это грех», «разврат ведет в ад», «убережем детей от сатанистов». Это настолько глупо, что даже не вызывает неприязнь.

Приведя себя в порядок, Дороти снова возвращается в толпу. Танцевать под выступление артиста не хочется, она медленно продвигается в сторону закулисья. Дороти замечает палатку с желтым крестом. Это явно не скорая помощь дежурит. Она пробирается поближе, но тут же прячется за какого-то парня, увидев, как к палатке подходит Ребекка, переодевшая платье. С ней обнимаются женщины, и из недр шатра выходит пожилой мужчина в черной рясе с деревянными четками в руках. Он осеняет Ребекку распятием, она целует ему руку. Дороти теряет челюсть от увиденного. Там, за оградой стоят христианские активисты, протестуют против лгбт, а на прайде работает пастор и мило общается с геями и лесбиянками. Что происходит? Почему Ребекка с ними… Дороти вспоминает крест у нее в квартире, которому не придала особого значения. Вот это неожиданный поворот. Нужно спросить, как так вышло. В любом случае, три часа неминуемо приближаются, у Дороти нет выбора, да и зов природы требует снять пластырь, а без посторонней помощи она не справится. И единственный человек, которого она может попросить, это Ребекка.

Дороти догоняет ее у входа на территорию организаторов.

— Ребекка, подожди, — просит она, спотыкаясь из-за быстрого шага.

— О, давай не будем, ладно? Тут одни нервы, там другие, я вспылила, не обдумав ситуацию, — тут же уходит в оборону Ребекка. — В общем, пошумели и забыли.

Дороти, собиравшаяся спросить про священника, удрученно вздыхает.

— Все в порядке, я не в обиде, — говорит она. — Но ты в курсе, что Тао знала и обо мне, и что ты не раскусила меня?

Ребекка с непроницаемым лицом поворачивается к ней, внимательно смотрит, а потом запрокидывает голову и вздыхает.

— Когда-нибудь я ее убью, — бормочет она. — Небось еще поспорила? Кто-то выиграл?

— Не знаю, — хмурится Дороти. — Но с Кристиной я больше не общаюсь.

— Не пори горячку, это всего лишь спор, — отмахивается Ребекка. — С которого всегда можно стребовать дивиденды. И если Дик вдруг выиграл, то все, что ему достанется — заберу себе. Ты тоже так сделай.

Дороти пожимает плечами.

— Она знает, что у меня на душе, но тем не менее насмехается за моей спиной. Спор — это насмешка. Я не могу с этим смириться.

— В прощении скрыта великая сила. Когда отпускаешь ситуацию, становится гораздо легче, — замечает Ребекка.

— Это тебе тот священник сказал? — наконец спрашивает Дороти. — Что они тут делают, если за территорией стоят активисты и призывают нас всех сжечь на кострах?

— О, ты видела, — улыбается Ребекка. — Я пригласила приход на прайд, потому что часто их посещаю. Они не считают гомосексуальность грехом и всегда рады оказать помощь. Нам всем иногда нужно место, чтобы тебя выслушали и не осудили.

Они почти доходят до выхода на сцену.

— После выступления пойду к ним, — вздыхает Дороти. — Если опять узнаю про себя что-то новое, то вскроюсь.

— Только сеанса психотерапии нам с тобой не хватало, — фыркает Ребекка.

— Окей, не буду тебя грузить. Хотя твоя помощь мне бы сейчас не помешала.

— Ну что там у тебя? — закатывает глаза Ребекка.

— Помоги мне сходить в туалет, я с этим пластырем одна не справлюсь.

Ребекка с трудом удерживает серьезное выражение лица. Биотуалеты у ограды, зато людей нет. И умывальников никаких тоже. Мучения с отклеиванием пластыря вознаграждаются ободрительными словами и ласковыми шлепками по поролоновой попе. У Ребекки в сумочке находится все нужное, чтобы поправить промежность. Дороти не стыдно от того, что та орудовала у нее между ног, и почти не возбуждало. Перспектива мучиться с заклеенным стояком остужала пыл.

Они возвращаются к сцене. Дороти хватает гитару, будто это ее спасательный круг, и ищет, куда бы пристроить клатч. К ним подходят волонтеры, объясняют, что, куда и как. Ребекка утыкается в телефон, явно не намеренная о чем-то говорить. А Дороти ведь нужно до конца все прояснить. Но страшно, вдруг ее опять обругают, выгонят пинками с прайда, и что тогда? Останется Чанёль один без какой-либо поддержки.

— Почему я раньше этого не сделала? — вздыхает Ребекка и подсовывает телефон.

Дороти видит свой профиль, вернее, профиль Чанёля, в Jack’d, и сначала не понимает, в чем смысл.

— А, это приложение выдало тебе ближайшего гея что ли? — догадывается она.

— Ага. Ты меня прости, я обычно так не туплю и всегда проверяю, если есть сомнения. Но их вообще не было.

— Я тебя не нашла в Jack’d, — жалуется Дороти. — Только в «Инстаграме» и «Твиче».

— А в «Твиче» каким образом? — удивляется Ребекка.

— Кружка на столе. Кстати, что значит «Коргия»?

— Корги плюс оргия. Это не важно. Ты что — сталкер? Блонди, скажи, что нет.

— Я, ну… — запинается Дороти. — Ну я никак не могла с тобой поговорить не на тему дрэга, а узнать поближе хотелось. И на флирт ты не реагировала…

— А был флирт? — удивляется Ребекка. — Не отвечай. Если мы продолжим разговаривать, я тебя стукну. Или вообще побью.

Дороти прикрывается гитарой. Плакали новые отношения, не видать Чанёлю Бэкхёна. Ребекка раздражена и даже не пытается скрыть это. Придется отступить, разобраться в себе, перестать быть типичным корейцем, которого в гомосексуальности не обвинить, и тогда искать нормальные отношения.

— Ладно, прости, что вообще запутала и испортила настроение. Сдаюсь. Забудь, что я пыталась признаться.

— То есть вот насколько я тебе нравлюсь? Стоило разозлиться, так ты бежишь, поджав хвост? — взрывается Ребекка. — Знаешь что? Я вообще тебя не понимаю. Что с тобой не так? Почему все такое поверхностное?

Дороти опускает глаза.

— Дамы, ваш выход, поднимайтесь, — прерывает разговор волонтер и показывает, куда идти.

***

Дороти регулирует высоту микрофона, пока Ребекка ее представляет и называет песню. Улыбаться приходится через силу, чтобы не пугать расстроенной рожей пришедших отдохнуть людей. Мандража перед выступлением не было, но он пришел, когда она уселась на стул и попыталась сложить ноги так, чтобы не мешались. В итоге сидит боком и нервничает. Мало того, что они недостаточно репетировали, так еще и поругаться успели. Ответы на вопросы Ребекки есть, но рассказать о том позоре не так просто. Дороти смотрит на татуировку с датой и обещает себе, что разберется с этим сегодня. Или хотя бы завтра.

Ребекка тихо отсчитывает такт, и они одновременно вступают. Дороти сосредоточена на гитаре, не хватало еще и это испортить. Голос Ребекки не дрожит, не срывается, все переживания достаются аккомпанементу. У нее прикрыты глаза, она нежно держит микрофон двумя руками, будто он хрустальный. Дороти чуть не ошибается, когда на припеве Ребекка с легкостью берет высокие ноты. В этот момент она приоткрывает глаза и искоса смотрит на гитару. Или на Дороти, ей не разобраться, она больше следит за тем, какие аккорды играет. И все идет хорошо ровно до проигрыша. Дороти путается в пальцах, быстро исправляется, бросает взгляд на Ребекку и чуть опять не ошибается. Та мягко улыбается, как будто смотрит не на дуру «блонди», а на кого-то ей приятного. Грудь Дороти сдавливает, и в этом не лифчик виноват. Она опускает взгляд на гитару и пытается не воспарить над землей. Припев повторяется, Дороти доигрывает аккорд и смотрит на Ребекку, завершающую вокализ перед паузой. Их взгляды соединяются, публика начинает хлопать, но Ребекка еле заметно кивает, и они повторяют припев, продолжая смотреть друг на друга. Дороти, естественно, пару раз промахивается, не видя куда ставить пальцы.

Сердце заходится как сумасшедшее, когда она встает, чтобы поклониться. Еще ноги почему-то отказываются стоять смирно, трясясь, будто первый раз на каблуках. Да и улыбка эта дурацкая на весь рот выдает с головой. Ребекка, наоборот, выглядит смущенной тихоней, заправляя прядь парика за ухо. Ведущие хвалят их выступление, Дороти всовывают микрофон. Ребекка пихает локтем и делает страшные глаза.

— Аньян! — пищит Дороти, со страху сделав ошибку в самом элементарном слове. — Меня зовут Дороти Хидденболс, я дрэг королева из восьмидесятых.

— Как тебе прайд? — спрашивает ведущий.

— Довез меня до Гонконга, — несет чушь Дороти.

Она спиной ощущает желание Ребекки ее задушить.

— До Гонконга? — уточняет ведущий.

— Ага, до туда. Вам помочь до него добраться? — спрашивает Дороти, быстро взяв гитару в руки и сделав «трунь» струнами.

Помирать, так с музыкой.

Ребекка сзади фыркает.

— Тише, девочка, зайчики работают, нечего на их Макао облизываться.

— А если я хочу на материковую часть? — Дороти уже не остановить.

— А какая разница, ты же загранпаспорт дома оставила, — парирует Ребекка.

— Вот облом. Придется уйти ни с чем.

Ведущие с радостью выпроваживают див со сцены. У них на лицах написано облегчение, что эти придурошные уходят. К ним поднимается один из организаторов, чтобы сказать речь.

— Аньян? Аньян?! Ты нормальная вообще, нет? — набрасывается на нее Ребекка, едва они спускаются.

— У меня мозги закоротило напрочь, — стонет Дороти. — Я вообще не была готова говорить, это не мое.

— И после этого ты будешь утверждать, что ты комедийная дива?

— Я и так пылаю от стыда, можешь не подливать.

Дороти утыкается в гриф гитары, рискуя лишиться глаз.

— Эй, ладно, не психуй, люди не в теме скорее решат, что ты плохой комик, чем дура необразованная.

— Спасибо, утешила, и то, и другое не очень.

— Но я готова орать раненной чайкой с шутки про Гонконг, — подбадривает Ребекка. — Особенно про материковую часть.

— Я теперь не выйду отсюда никуда, — стонет Дороти.

— Ты так ноешь, будто Чанёль прорвался сквозь баррикады образа, — замечает Ребекка.

— Это не так, я просто хочу, чтобы надо мной смеялись, когда я это контролирую.

Толпа кому-то бурно хлопает. Со сцены спускается серьезный мужчина, они с Ребеккой обмениваются поклонами.

— А сейчас просим вернуться к нам удивительную Ребекку Боттом! — объявляют ведущие.

— Давай сделаем так: ты исчезаешь из моего поля зрения, чтобы я не видела тебя сегодня, а вечером после прайда мы бухаем у меня на квартире, — быстро предлагает Ребекка.

— В смысле?!

— А ты готова без алкоголя поведать мне о своих комплексах? Лично я нет.

— Нет, после вот этого всего ты готова со мной еще бухать? — уточняет Дороти. — Ты святая женщина, ты знаешь об этом?

— Конечно, — она откидывает с плеч волосы. — Давай, исчезай, а я займусь делом.

Но Дороти остается за кулисами, не желая ничего пропустить.

— Котятки, еще раз спасибо, что пришли, — Ребекка кланяется на девяносто градусов. — Для нас всех важно ежегодно собираться, несмотря на погоду, атмосферу в обществе и политическую ситуацию. Каждый из вас является частью одной большой силы, и вместе мы можем быть услышаны. Мы приходим на прайд, потому что больше не желаем прятаться, у нас нет сил скрываться от окружающих. Мы просто хотим любить и не получать за это осуждения. И мы находим здесь таких же людей, как и мы, которым нужна поддержка и опора. Я хочу сказать спасибо «Родительской помощи», что снова приехали к нам и дарите свою любовь, потому что мы все — ваши дети. Спасибо приходу католической церкви в Чонно-гу, что пришли в этом году, многим важно знать, что не только люди на земле их любят. — Она начинает перечислять длинный список всех участников с активностями, информационных партнеров и чиновников, подписавших разрешение. — Спасибо волонтерам, спасибо всем, кто не смог прийти. Я всех вас люблю, мы все любим вас. И помните, если вы не полюбите себя, то как, черт побери, вы сможете полюбить кого-то еще? — Ребекка вскидывает кулак вверх. — Я могу услышать «Аминь»?

И Дороти слышит. За кулисами аплодируют.

***

Таксист услужливо останавливается около магазина, когда Чанёль просит остановить и подождать. Нехорошо заявляться в гости на пьянку с пустыми руками. Он быстро покупает пачку пива и закуски и возвращается в машину, боясь промокнуть под ливнем.

Ключи остались у Кристины, с которой Чанёль контактировать пока не готов. К тому же, он выпил на прайде, и за руль садиться опасно. А тут, как назло, под конец дня зарядил дождь, пришлось спешно забирать вещи из гримерки. Он до конца так и не переоделся, под спортивным костюмом комбинезон, макияж не доснят, пластырь на месте. У него одна надежда, что прежде чем напиваться, Бэкхён позволит ему воспользоваться душем. И что тот уже добрался до дома, и Чанёлю не придется стоять под дверью с сумкой, гитарой и пивом. Телефон разряжен, запасной батареи нет, зарядка осталась в машине, а такси стоит в пробке.

Наконец добравшись до квартиры, Чанёль ощущает дежавю. Он звонит в дверь, не надеясь на чудо, но ему открывают.

— Ты долго, — говорит Бэкхён, вытирая мокрые волосы полотенцем.

— Это ты быстро, все дороги в пробках, — возражает Чанёль.

— Так я на метро.

— Я про это не подумал. Ладно, пустишь в душ?

Чанёль расстегивает кофту, показывая неснятый комбинезон. Хорошо еще, что штаны налезли на увеличенную задницу, а то пришлось бы выглядеть как городской сумасшедший.

— Безусловно. Удивительно, что ты добрался живым в таком виде. Куда только спешил?

— Я бы сказал, что в Гонконг, но, во-первых, не надеюсь, а во-вторых, я после сегодня недееспособен, — пыхтит Чанёль, запустив руку в штаны и отковыривая пластырь.

— Иди уже. Чистые полотенца под раковиной, умывалки в шкафчике за зеркалом, там же новая мочалка, если нужно. Шампунь без сульфатов не трогай, выбирай другие.

— Принято.

Горячая вода определенно спасает этот день.

⇐ Предыдущая 1 2 3 456 Следующая ⇒