|
|||
Он владелец Дома Озноба, сувенирной лавки в Кошмарии. Случается, что он не позволяет юным посетителям платить за сувениры. «Ты заплатишь мне в следующий раз», — говорит Озноб. 2 страницаЗнаете, как произносится его имя? Д-У-Ш-Н-И-Л-А. Через пару дней я пробудился ни свет ни заря. Не знаю, почему. Утро было субботнее. Обычно я сплю допоздна. А сегодня проснулся раньше всех. Приоткрыв один глаз, я увидел, что Слэппи глядит на меня из кресла-качалки у окна, куда я его посадил. Посмеиваясь про себя, я взял его и на цыпочках выскользнул из комнаты. Тихонько прокрался по коридору. Половицы под босыми ногами были холодными. В доме царила тишина, лишь внизу гудел холодильник. Брэндон на ночь закрывает дверь наглухо. Вдруг какие-нибудь дикие звери, оборотни или летучие мыши-вампиры ворвутся в комнату, пока он спит? А еще у него два ночника. Потому что от одного недостаточно света. Осторожно повернув ручку, я отворил дверь его спальни. Дверь тихонько заскрипела. Я заглянул в комнату. Нет. Брэндон не проснулся. Посреди комнаты возвышалась гора грязных футболок и джинсов. Сброшенная подушка с Губкой Бобом валялась у кровати. На рабочем столе аккуратно выстроились баночки с краской и другие принадлежности для рисования. Брэндон — талантище. Он любит рисовать, лепить скульптуры, мастерить зверушек из папье-маше и все такое прочее. Я бесшумно вошел в его комнату. На цыпочках подкрался к кровати со Слэппи наперевес. Брэндон мирно посапывал на боку, засунув руку под подушку. Затаив дыхание, я обошел кровать и опустился на четвереньки. Пригибаясь как можно ниже, я выставил голову Слэппи над кроватью и приблизил к лицу Брэндона таким образом, чтобы их носы почти соприкасались. А потом как заору дурным голосом: — УБЬЮ! УБЬЮ! УБЬЮ! Никогда не забуду рожу брата, когда он проснулся. Открыл глаза — а болванчик орет ему прямо в лицо: — УБЬЮ! УБЬЮ! УБЬЮ! Вот умора! Брэндон хотел закричать. Но только хватал ртом воздух да пускал слюни. Он соскочил с кровати, но запутался в одеяле. И грохнулся на четвереньки. Тут уж он заорал благим матом, призывая на помощь маму и папу. Потом вскочил и пулей вылетел из комнаты. Я слышал, как он со слоновьим топотом мчится по коридору, вереща так, будто его режут. Через несколько минут он уже плакался в жилетку родителям. Ну а я тихонечко подобрал Слэппи — и шмыг к себе. Я кинул Слэппи обратно в кресло-качалку. Потом запрыгнул в постель, натянул одеяло и притворился спящим. В комнату решительно вошли мама и папа. — Рэй, у нас к тебе серьезный разговор! — Ты зачем опять пугаешь брата? Я сделал вид, что медленно просыпаюсь. Зевнул, заморгал. — Что? Кого я пугаю? — заспанным голосом спросил я. Только их не проведешь. — Мы слышали, как ты бежал в свою комнату, Рэй, — заявила мама. Папа взял Слэппи и встряхнул. — Зачем ты его купил, Рэй? — спросил он сердито. — Чтобы издеваться над Брэндоном? — Ты же знаешь, что он боится кукол и марионеток, — добавила мама. А сам Брэндон уже тут как тут — стоит в дверях и хнычет. Было бы из-за чего огород городить! Не так уж он и напугался. — Для этого ты купил эту уродскую куклу? — допытывался папа. — Чтобы пугать брата? — Нет, — ответил я. — Я хочу коллекционировать болванчиков. По-моему, они клевые. — У тебе разве мало коллекций? — осведомилась мама. — Из-за них я даже нормально прибраться в этой комнате не могу! — Она с ненавистью взглянула на подоконник, где стояла в горшочках моя коллекция мухоморов. Я вылез из постели, подошел к папе и забрал у него болванчика. — Я хочу научиться чревовещанию. — Только не пугай Брэндона с его помощью, — скрестив руки на груди, папа посмотрел на меня и сделал страшные глаза. Папа думает, что это выглядит внушительно. На самом деле, выглядит это так, будто он «ку-ку». — Ты ведь хочешь устроить новогоднюю вечеринку? — сказала мама. — С Еленой? — Она его девушка, — вставил с порога Брэндон. — Ничего ПОДОБНОГО! — взвыл я. — Ты просто завидуешь, у тебя вообще нет друзей! — У Брэндона сколько угодно друзей, — сказала мама. — А ты, Рэй, не пытайся соскочить с темы. Если вам с Еленой так нужна эта вечеринка, тебе придется изменить свое отношение. — Ладно, изменю, — буркнул я. Мы с Еленой очень хотели устроить вечеринку для всего класса. Видите ли, в Новый Год взрослые напрочь забывают о детях. Они оставляют нас дома с телеком. Даже потусить негде. Вот мы с Еленой и задумали устроить вечеринку, которая принесет нам популярность у одноклассников. Разве плохо? — Мам, нам нужна эта вечеринка, — сказал я. — Весь класс на нас рассчитывает. — Ну вот, ее придется еще заслужить, — заявила мама. — Первым делом я хочу, чтобы ты составил список новогодних обещаний. — Отличная идея, — поддакнул папа. — Составь список всех способов стать лучше в наступающем году. Я уставился на родичей. — Вы серьезно? Они дружно кивнули. — А что идет первым номером? — спросила мама. — Не пугать Брэндона? — выдал я невероятное предположение. Они снова кивнули. Я поднял Слэппи и, двигая его ртом, заставил его сказать: — Я теперь паинька! Я теперь лапочка! Мама с папой засмеялись. Один Брэндон стоял и сверлил меня испепеляющим взглядом. *** После завтрака я ждал Елену. А пока поднялся к себе, чтобы составить список новогодних обещаний. Как мне измениться к лучшему в следующем году? Я сел за компьютер и стал печатать:
1. Не пугать Брэндона слишком сильно. 2. Помогать чем смогу по дому. 3. По возможности навести порядок в своих коллекциях.
Уже неплохо. Но требовалось еще несколько пунктов. Я ломал голову над пунктом четыре, когда в комнату вошел Брэндон. Он не сводил глаз с болванчика, сидевшего в кресле у окна. — Ты только не кипятись, ладно? — начал Брэндон. — Я только хочу попросить тебя об одном одолжении. — Ну, выкладывай, — сказал я. — Ты не мог бы избавиться от болванчика? Он меня действительно пугает. Серьезно. — О-ой, серье-о-о-озно, — передразнил я. — Какое ты длинное слово выучил. — Пожалуйста… — начал Брэндон. — У меня встречное предложение, — перебил я. — Иди и составь собственный список новогодних обещаний. Пункт первый: повзрослеть и стать храбрее в следующем году. Брэндон открыл рот, чтобы ответить. Но не успел он сказать хоть слово, как за окном раздался громкий, свирепый ВОООООООЙ. Я вскочил, как ужаленный: — О Боже, это СЛЭППИ! Брэндон ахнул. Глаза у него полезли на лоб, лицо стало белее мела. Я засмеялся. — Во чудила. Не болванчик это. Подбежав к окну, я выглянул во двор. Брэндон прирос к месту возле кровати. Обхватив себя руками, он таращился на Слэппи. Я указал в окно: — Смотри. Ну, подойди, Брэндон. Посмотри вниз. Это же Бобо. Брэндон дотащился до окна и тоже выглянул. Бобо, белый с рыжим котенок Уиллардов, скребся в заднюю дверь их дома. Он опять завыл. Мол, впустите меня. Я хлопнул брата по спине: — Молодец, малыш. Испугался котеночка. Брэндон сбросил мою руку. — Ну и подумаешь, — проворчал он. — Все равно мне не нравится этот болванчик. В комнату вошла Елена, качая головой. — Брэндон, ты же здоровый лоб. Ты больше всех в четвертом классе, да? Тебе не пристало бояться котят. Брэндон залился краской. Его совсем не обрадовало, что Елена все услышала. Сдается мне, он сам в нее втюрился. — Не боюсь я котят, — процедил он сквозь зубы. Отвернулся, тряхнув челкой, и гордо удалился. Елена засмеялась. Она так тоненько хихикает. Мама говорит, что она всегда выглядит так, будто ей смешинка в нос попала. У Елены волнистые каштановые волосы, которые она стягивает в хвост на затылке, зеленые глаза, носик-пуговка, на щеках веснушки. Когда она улыбается, два передних зуба немножко торчат. Но ставить брекеты она отказывается. Елена маленькая и худенькая, как я. Сегодня на ней была просторная черная футболка с желтым смайликом на груди и линялые джинсы с драными коленками. Мы дружим с пеленок. А как же иначе? Наши родители вместе ходили в школу. Они все закадычные друзья. — Ну что? — Елена присела на краешек моей кровати. — Что с новогодней вечеринкой? — А что с ней? — удивился я. — Ну, может, уже начнем обустраивать твой подвал? — Она взяла мою подушку и стала сплющивать ее между ладонями. — Вот зачем, а? — спросил я. Елена пожала плечами: — Прост. — И запустила в меня подушкой. Я пригнулся, и подушка отскочила от моего стола. — Кстати, я купила тебе подарок на Рождество, — сообщила Елена. Я уставился на нее. — Да ладно? Она кивнула. — Ну, вы же приносите нам подарки. Теперь наша очередь. Я подобрал подушку и кинул в нее. — И что ты мне подаришь? Елена хихикнула. — А вот не скажу. Сюрприз. — Ну хоть дай подсказку, — попросил я. Она задумалась на мгновение. — В общем, это для твоей коллекции старинных бутылок. — Кажется, я догадался. Старинная бутылка? — Не скажу. — Елена вскочила. — Ой. Это еще что за чучело? Она подошла к окну и вынула Слэппи из кресла-качалки. — Ой, какой тяжелый. — Это Слэппи, — сказал я. — Вот, затеял собирать болванчиков. Елена потянула носом. — Фу. От него крысятиной какой-то пахнет. Ты бы почистил его костюм. — А он вроде не снимается, — ответил я. — Пришит, наверное. — Ну и рожа, — сказала Елена. — Брэндон его боится? — Отгадай с трех раз. Елена бросила болванчика обратно в кресло. Потом сунула руку в карман его пиджачка и что-то достала. — Рэй, что это? — Это маленький кошмариец, — сказал я. — Ну, знаешь, такие чудики в Кошмарии. — Подожди, там еще что-то есть, — запустив пальцы в кармашек, Елена вытащила листок бумаги, сложенный вдвое. — А вот это я не видел. Что там, инструкция? — Я потянулся за бумажкой, но Елена отдернула руку. Повернувшись ко мне спиной, она развернула листок и стала читать: — «Приветик. Меня зовут Слэппи. Я могу стать твоим лучшим другом. Просто прочти эти слова вслух — и я оживу. Ух, и повеселимся! » — Странно, — сказал я. — Чертовски странно. Склонившись над плечом Елены, я разглядывал бумажку. В конце был набор непонятных слов, как будто на другом языке. — Что это за тарабарщина? — проворчал я. — Не знаю. Давай попробуем? — хихикнула Елена. — Оживим болванчика! Опустив взгляд на листок, она начала читать: — Карру… марри… одонна… — НЕТ! ОСТАНОВИТЕСЬ! — Брэндон влетел в комнату. — Стой, Елена! Не успела она дочитать, как он выхватил у нее листок. — Да что с тобой, Брэндон? — воскликнула Елена. — Отдай ей бумажку, — потребовал я. — Не отдам, — помотал головой Брэндон и спрятал листок за спину. — Ты же не думаешь, что болванчик действительно оживет? — спросила Елена. Брэндон не отвечал. — Ну это же чушь, — продолжала Елена. — Брэндон, это всего лишь раскрашенная кукла. Нельзя быть таким зайчишкой-трусишкой. Брэндон снова покраснел. Я взял Слэппи на руки. — Вот. Подержи его. Увидишь, он совсем не страшный. Я сунул болванчика Брэндону. Но брат оттолкнул его. — Да оставь ты меня в покое, — проворчал он, сложил бумажку и сунул обратно в карман Слэппиного пиджачка. — И прекрати надо мной смеяться! Не удержавшись, мы с Еленой покатились со смеху. Не со зла. Просто видели бы вы лицо Брэндона в тот момент. Мой бедный брат покраснел гуще прежнего. — Вы еще пожалеете, — буркнул он. Внезапно его глаза выпучились. Он поперхнулся. — Брэндон, что такое? — воскликнул я. — Болванчик! Он… он… — Брэндон лихорадочно тыкал в него пальцем. — Его глаза! Они мигнули, я видел! — завопил он. — Он живой! Живой! Развернувшись, он с воплем вылетел из комнаты. Елена посмотрела на меня, нахмурившись: — Рэй, твоя работа? Ты заставил глаза мигнуть? Я кивнул. И осклабился: — А чья же еще? Я слышал, как Брэндон с топотом умчался в свою комнату и захлопнул дверь. — Видишь? Надо потянуть за эту нить, — я развернул болванчика так, чтобы Елене было видно, и заставил глаза помигать. Еще я мог вращать ими из стороны в сторону. Выглядело так, будто болванчик оглядывает комнату. Елена взяла деревянную руку болванчика и горячо пожала. — Так держать, болванчик. Ты закошмарил младшего брата Рэя до полусмерти. Болванчик ухмылялся в ответ красногубой ухмылкой. — Брэндон это заслужил, — сказал я. — Этот рева испортил мне поездку в Кошмарию. — Знаю, знаю, — простонала Елена. — Из-за него вы вернулись на пару дней раньше. Ты уже в сотый раз об этом талдычишь. — Но ведь так и есть, — я бросил Слэппи обратно в кресло. — Так мы собираемся планировать вечеринку, или как? — спросила Елена. Я хотел ответить, но тут в комнату ворвалась мама. Забыл сказать, что ростом и габаритами Брэндон весь в нее. Так что в гневе мама страшна. Иногда папа зовет ее «буря и натиск». Потому что она может налететь, как ураган. Так вот, сейчас мама определенно включила режим «буря и натиск». — Ты опять пугал брата этим мерзким болванчиком? — Темные глаза ее метали молнии. Остановившись, она стала нервно постукивать ногой по полу. Тап-тап-тап-тап. — Я ничего не делал! — закричал я. — Только глазами помигал. Что тут страшного? — Значит, так, — произнесла мама, скрестив руки на груди. — Убирай своего болванчика куда подальше. И чтоб я больше не слышала, что ты пугаешь Брэндона. — Ладно, — буркнул я. — Не услышишь. — Не умничай! — Мама повернулась к Елене. — Скажи ему, чтобы был добрее к своему брату. — Рэй, будь добрее к своему брату, — сказала Елена. Мама возвела очи горе: — Ты не лучше Рэя. — Нет, почему же, — возразила Елена. — Я к Брэндону всей душой. По-моему, он милый. — Милый? — воскликнул я. — Ты хотела сказать «громила»? Мама изменилась в лице. — Брэндон милый, — отчеканила она. — И очень славный. Знаешь, чем он сейчас занят? Он у себя в комнате делает обертку для рождественских подарков, и вручную раскрашивает. — Подумаешь, — буркнул я. — Ты ведь знаешь, какой он прекрасный художник, — продолжала мама. — Я хочу, чтобы ты перестал его задирать. И будь к нему добрее. — Ну ладно, ладно, — подойдя к компьютеру, я указал на экран. — Смотри, мам, это мое обещание номер один на следующий год. Я зачитал его маме вслух. О том, что буду по возможности добрее к Брэндону. Мама вперилась в экран. Потом повернулась ко мне. — Надеюсь, что ты серьезен в своих обещаниях, — сказала она. — И что ты их сдержишь. В противном случае… никакой новогодней вечеринки. Я не шучу. — Не беспокойтесь, миссис Гордон, — вмешалась Елена. — Я его заставлю. Нам очень-очень нужна эта вечеринка. Зазвонил телефон. Мама побежала вниз, чтобы взять трубку. Елена подошла и отвесила мне по носу щелбана. — Не напортачь, Рэй. — Ай, — потер нос я. — Знаешь, как я это ненавижу? Она снова щелкнула меня по носу. — Сильно? — Иди отсюда, — сказал я. — Маньячка. Елена засмеялась. — Мне пора домой. Но помни: все на тебя рассчитывают. — Да без проблем, — буркнул я. — До встречи. Спровадив Елену, я сел за компьютер. Пытался придумать еще какие-нибудь обещания на следующий год. Но почему-то ничего не придумывалось. Отвернувшись от экрана, я посмотрел на болванчика. Потом подошел и взял его на руки. Деревянный человечек таращил на меня глаза-стекляшки. На его нижней губе я обнаружил небольшой скол. Запустив руку в карман его пиджачка, я вытащил листок бумаги. Посадил болванчика обратно. Развернул листок и уставился на шесть непонятных слов. А не прочесть ли их вслух? Почему бы и нет? Держа листок в одной руке, я начал читать: — КАРРУ… МАРРИ… ОДОННА… Вынужден признаться: читая нараспев, я ощущал спиной холодок страха. — …ЛОМА… МОЛОНУ… — Рэй, спускайся! — крикнул папа, не дав мне закончить. — Иду! — Я сунул листок обратно Слэппи в карман и побежал вниз. Папа ждал меня, одетый в парку. — Сходим до магазина? — предложил он. — Того гляди снег повалит. Надо бы запастись солью для крыльца и дорожки. — Без проблем, — сказал я, желая показать папе, какой я помощник. Я побежал за пальто. На душе было легко и весело. А на следующий день начался кошмар. — Ого, тяжелые какие, — сказал я. Папа поднял банку с краской из общей кипы. — Берись за ручку, — велел он. — А другой рукой придерживай за донышко. Он отнес банку к стене и поставил в ряд с остальными. — Я беру по галлону, — сказал он. — А ты бери полугаллоновые. Мы возились в подвале, расчищая пространство для вечеринки. Банок с краской было не сосчитать, они стояли по всей комнате. Дюжины и дюжины банок, которые предстояло убрать. У папы в городе был магазинчик красок, но пару месяцев как закрылся. Вот папа и перенес сюда свои банки, пока не решит, что с ними делать. — Вон там возведем стену из банок, — говорил папа. — И еще немного можно поставить к стиралке. Взял по банке в каждую руку, я засеменил к стене. — Вот бы Елена была здесь, — простонал я. — Она пропускает все веселье. — А ты ей звонил? — спросил папа. Я кивнул. — Да, ее мама сказала, что у нее урок тенниса. Папа повертел в руках банку, прочитал этикетку. — Отличная штука, — сказал он. — Приберегу, пожалуй, для кухни. Я собирался ответить — но тут услышал дикий вопль. От неожиданности я уронил банки. Сверху донесся еще один отчаянный вопль. — Черт, это же Брэндон! — воскликнул я. Я рванул к лестнице, запнулся о банку с краской и рассадил коленку. А папа уже мчался наверх, перепрыгивая через ступеньки. Потирая коленку, я побежал за ним в комнату Брэндона. Там уже стояла мама, прижимая ладони к щекам, и глаза у нее были как блюдца, а лицо красное, как помидор. — Рэй, как ты мог так поступить? — процедила она сквозь зубы. — Что? Я окинул взглядом комнату — и у меня оборвалось сердце. Я аж поперхнулся. Комната Брэндона была разнесена в хлам! Брэндон сидел на кровати, уткнувшись лицом в ладони. Его массивные плечи судорожно вздымались. Он громко всхлипывал. — Я… я… — Очумело хлопая глазами, я оглядывал погром. Обрывки оберточной бумаги, над которой трудился Брэндон, были разбросаны повсюду. На столе. На полу. По всей кровати. Полоски оберточной бумаги, все еще влажные, были прилеплены даже к зеркалу. Баночки с краской раскатились во все стороны. На белом ворсе ковра расползались густые красно-синие лужицы. Одеяло было измазано желтой краской. — Как ты мог? Как ты мог? — твердила мама, сверля меня взглядом. Она отняла руки от лица, и я увидел, что по щекам ее бегут слезы. — Рэй, как ты мог так ужасно поступить со своим братом? — Мама даже не кричала. Она говорила хриплым шепотом. Папа сжимал кулаки. Вид у него был такой, будто его сейчас стошнит. Он горестно качал головой, избегая даже смотреть на меня. — Я… я ничего… — выдавил я. Брэндон поднял голову. Глаза его блестели от слез. Он захлюпал носом. А потом как заревет: — Я так стара-а-ался! И опять давай всхлипывать. В животе у меня возникла тяжесть, будто я проглотил булыжник. Брэндон такой амбал, я постоянно забываю, что ему всего девять лет… Папа схватил меня за плечо: — Ну, Рэй, ты меня просто убил. — Но я этого не делал! — завопил я. — Ей-богу, не делал! Не делал! Не делал я этого! Отпустив мое плечо, папа сделал шаг назад. Они с мамой смотрели на меня испепеляющим взглядом. — Вот только врать не надо, — процедил папа. — Не усугубляй. Брэндон громко всхлипнул и вытер слезы краешком одеяла. Я прошел через комнату, проваливаясь по щиколотку в клочьях оберточной бумаги. — Я этого не делал! Хватит так на меня смотреть. Я этого не делал, честное слово! — Рэй, все, — тихо сказала мама. — Просто перестань. Папа снова покачал головой. — Надеюсь, ты не рассчитываешь, что мы поверим, будто это безобразие устроил болванчик? — Болванчик? Папа указал в угол возле стенного шкафа. — О… нет, — простонал я. Слэппи сидел в углу, подпирая спиной стенку. Я сделал несколько шагов к нему. На коленях у деревянного человечка лежали обрывки бумаги. Подойдя ближе, я разглядел, что его руки в пятнах красной и желтой краски. Болванчик ухмылялся мне, будто страшно довольный собой. — Но… но… Как он здесь оказался? — Я повернулся к родителям. — Я не сажал его сюда. Клянусь! Я этого не делал! Какой ужасный кавардак. Неудивительно, что папа и мама мне не поверили. Я и сам не поверил бы на их месте. Каким образом здесь оказался болванчик? И как он мог учинить все эти разрушения? «КАРРУ МАРРИ ОДОННА ЛОМА…», — мелькнули у меня в голове загадочные слова. Слова, якобы способные вернуть болванчика к жизни. Но это же бред. Смехотворная чепуха. Я уставился на деревянного человечка. А тот ухмылялся мне. Стеклянные глаза, казалось, блестели от восторга. Нет. Не может быть. Я эти слова даже не дочитал вслух. Так и не произнес последнего слова. К тому же, куклы не оживают. Разве что в дурацких ужастиках. — В общем, Рэй, сначала ты все уберешь, — произнес папа, понизив голос, что не сулило ничего хорошего. — Согласен, — сказал я. — И уберешь болванчика, — добавила мама. — Неважно куда, но чтобы мы его больше не видели. — Согласен, — повторил я. — И пообещаешь никогда больше не пугать своего брата, — продолжала мама. — Никогда, — пробормотал я. Я бросил взгляд на ухмыляющееся лицо болванчика. И моргнул. Неужели его ухмылка стала шире? — А теперь извинись перед Брэндоном, — велел папа. Брэндон снова вытер лицо одеялом. И взглянул на меня исподлобья. — Но я не могу извиняться за то, чего не делал! — воскликнул я. — Рэй, ты хочешь новогоднюю вечеринку? — спросила мама. Я кивнул: — Ну да. — Тогда извинись перед Брэндоном. — Извини, Брэндон, — сказал я. А что еще оставалось? — Мне очень-очень-очень жаль, что так вышло, — добавил я. Брэндон снова захлюпал носом. Потом кивнул. Видимо, это значило, что извинения приняты. — А теперь приберись в этой комнате, и тема будет исчерпана, — подытожил папа. — Хорошо, — буркнул я. Закинув Слэппи на плечо, я понес его к двери. — Больше такого не повторится. Эх, я… Наивный чукотский мальчик! *** Я бросил Слэппи на дно стенного шкафа. Его голова звучно тюкнулась о половицы. Я затолкал его под кучу рубашек. Мама и папа до сих пор сидели у Брэндона. Я закрыл дверь своей комнаты. Мне надо было подумать. Голова у меня до сих пор шла кругом. И булыжник в животе никуда не делся. Что здесь, черт возьми, происходит? Я единственный в семье Гордонов был уверен в своей невиновности. А попробуй докажи. Три голоса против одного, что я виноват. Но кто все-таки разнес комнату Брэндона и изорвал всю бумагу? Да, у Слэппи руки были в краске, а кругом валялись бумажные обрывки. Но я не был готов поверить, что болванчик мог ожить и устроить такое. Я достал коробку со своей коллекцией бутылок. Сел и принялся любоваться старинными бутылками. Так я всегда поступаю, когда хочу успокоиться. Есть что-то умиротворяющее в гладком стекле и совершенстве форм. С бутылками я всегда беру себя в руки. Согласен, звучит странно. Вообще-то, многие ребята и считают меня странным, раз я собираю всякую всячину вроде старинных бутылок. Вот почему-то мне была так важна эта новогодняя вечеринка. Я очень хотел стать для ребят своим в доску. Я никогда не был особенно популярен. И надеялся, что вечеринка поможет это исправить. Стук в дверь прервал мои раздумья. — Рэй? Ты ничего не забыл? — позвала мама. — Кто обещал прибраться у Брэндона? — Иду, — сказал я. — Комната будет как новенькая. Обещаю! Уже по дороге к двери я заметил, что из стенного шкафа выглядывает ботинок Слэппи. Нога болванчика торчала наружу. Я сам так его оставил? Или он действительно двигался? На следующий день Елена пришла помочь нам украсить подвал к вечеринке. На ней были мешковатая серая толстовка и рейтузы. — Готова к труду и обороне, — провозгласила Елена. Мама предварительно усадила нас за стол и полила стопки блинчиков кленовым сиропом. — Это придаст вам сил для работы, — сказала она. — Вы все банки разобрали? — В основном, — пробубнил я с набитым ртом. — У тебя сиропные усы, — засмеялась Елена. Я попытался слизнуть их. — М-м-м. С лица слизывать еще вкуснее. — Фу, какой ты противный, — сказала Елена. Стянув блинчик с моей стопки, она кинула его себе на тарелку. Маму так это рассмешило, что я не стал возражать. Все, что делает Елена, мама считает забавным. Она неправа. Вооружившись вениками, мы спустились в подвал и приступили к уборке. По всему полу лежали здоровенные катыши пыли. И оставалось убрать еще несколько банок с краской. — У твоей мамы найдется пара старых ковров, чтобы застелить пол? — спросила Елена. Я пожал плечами. — Почем я знаю? — Не будь таким букой, — сказала Елена, пуская веником в мою сторону облако пыли. — Нужно, чтобы все было как надо, верно? Сколько пицц купит твой папа? — Он сказал, по пицце на троих, — ответил я. — По три куска на каждого. — Отлично, — сказала Елена. — Слушай, Рэй, почему ты такой странный? Я думала, тебе не терпится устроить эту вечеринку. Почему ты ведешь себя так, будто у тебя щенок умер? Я опять пожал плечами. Мне вовсе не улыбалось рассказывать про Слэппи и комнату Брэндона. — Да у нас тут сумасшедший дом какой-то, — буркнул я. — А еще что новенького? — усмехнулась Елена. Тут мы услышали испуганный вопль. Опять кто-то кричал наверху. — Брэндон! — выдохнул я, бросив веник, и метнулся к лестнице. — Чего он так кричит? — спросила Елена. — Я не… я не знаю, — пропыхтел я, ухватившись за железные перила, и стал карабкаться наверх. — Но точно не от радости. А где мама с папой? Неужели они не слышат истошных воплей Брэндона? Я пробежал в гостиную через кухню, взлетел по лестнице и бросился в комнату Брэндона. — В чем дело? Что случилось? — кричал я, задыхаясь. Первым, что я увидел, был Слэппи. Он восседал на краю комода, свесив тонкие ноги. Верхний ящик был выдвинут. Болванчик ухмылялся мне, отвесив челюсть. Елена остановилась в дверях. — Брэндон, что случилось? — воскликнула она. Брэндон стоял посреди комнаты. Весь красный, глаза вытаращены от страха. — Смотрите! — крикнул он. — Посмотрите сюда! — Он отчаянно указал на комод. — Почему он не у меня в шкафу? — спросил я. — Ты поэтому кричал? — З-загляните в верхний ящик, — пролепетал Брэндон. — С футболками. Посмотрите! — А что? — спросил я. Мы с Еленой заглянули в комод. — Ой, мамочки… Что за коричневая жижа пропитала все футболки моего брата? Как будто машинное масло. Я окунул в нее палец. Густая и липкая. Понюхал. — Так ты ничего не поймешь, — сказала Елена, тоже погрузив палец в жидкость. Она осторожно лизнула его. Скорчила гримасу. Сглотнула раз, другой. — Ой, фу-у, — сказал я. — Что это?. Елена схватилась за горло. — Не могу дышать… — просипела она. — Отрава! Это отрава! — Елена! НЕТ! — завопил я. Она засмеялась. — Шучу. Это кленовый сироп. — Кленовый сироп?.. Брэндон кивнул. — Кленовый сироп. Полюбуйся. Весь комод пропитал. Мои… плакали мои футболки! Я взглянул на Слэппи. На рукаве его пиджачка темнели пятна сиропа. Я отступил на шаг. Сиропная речка струилась по комоду и капала на пол. Внезапно Брэндон ринулся вперед и толкнул меня грудью. Потеряв равновесие, я отлетел и рухнул на его кровать. Этот амбал продолжал наседать на меня, но Елена вовремя вклинилась между нами. — Зачем ты так со мной?! — кричал Брэндон. — Ну почему ты такой козел?! В комнату ворвалась мама со стопкой полотенец в руках. — Почему это Рэй козел? — спросила она. — Что за переполох тут у вас? — Он налил мне в комод сиропу! — крикнул Брэндон. — И… и посадил болванчика. Мама бросила полотенца на кровать рядом со мной. Протолкнувшись мимо Елены, она подошла к комоду и заглянула в открытый ящик. — Бог ты мой. Бог ты мой. — Мама замотала головой, будто стряхивая увиденное. — Бог ты мой! Твои футболки. Ой, какое все липкое. Какой кошмар! Отвернувшись от комода, она сузившимися глазами посмотрела на меня. — Зачем ты это сделал? Совсем рехнулся? Я вскочил. Полотенца свалились на пол. — Я… я этого не делал, — мой голос дрогнул. Я прочистил горло. — Не делал! Клянусь! Мамина нога начала выстукивать сердитую дробь.
|
|||
|