ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

⇐ ПредыдущаяСтр 25 из 57Следующая ⇒

Билл никак не мог привыкнуть к той перемене, которая произошла с

Саксон. Каждое утро перед уходом на работу и каждый вечер по возвращении

домой он должен был, входя к ней в комнату, делать героические усилия, чтобы

скрыть свои чувства и придать себе веселый и беспечный вид. Она лежала на

постели такая маленькая-маленькая, худая и измученная, что действительно

напоминала девочку. Он садился возле нее, брал ее бледную, худую, прозрачную

руку, неясно гладил и удивлялся тонкости и хрупкости ее костей.

Первый вопрос Саксон, вначале очень удививший и Билла и Мери, был:

-- Удалось ли спасти маленького Эмиля Олсена? И когда она рассказала

им, как мальчуган один напал на двадцать пять вооруженных людей, лицо Билла

засияло восхищением.

-- Ах, мошенник! -- сказал он. -- Таким ребенком можно гордиться!

Вдруг он растерянно смолк, и его страх причинить ей боль этим

замечанием тронул Саксон. Она протянула ему руку.

-- Билли, -- начала она и, подождав, пока Мери вышла из комнаты,

продолжала: -- Я тебя до сих пор не спрашивала... Теперь ведь уж все

равно... Я ждала, что ты сам скажешь... Это был...

Он покачал головой:

-- Нет, девочка. Чудесная девочка... Только... роды были

преждевременные.

Она пожала его руку, как будто он теперь больше нуждался в утешении и

поддержке, чем она.

-- Я тебе никогда не говорила. Билли... ты ведь так хотел мальчика; но

я все равно решила, если будет девочка, назвать ее Дэзи. Помнишь, так звали

мою мать...

Он сочувственно кивнул головой.

-- Знаешь, Саксон, я ведь до чертиков хотел мальчика... А теперь... мне

все равно. Я так же любил бы и девочку... И я надеюсь, что следующую мы

назовем... Ты ничего не будешь иметь против, если...

-- Что?

-- Если мы и ее назовем Дэзи?

-- О Билли! Я бы тоже хотела...

Его лицо вдруг омрачилось, и он продолжал:

-- Только следующего не будет. Я раньше понятия не имел, каково это

иметь детей. Ты больше не должна подвергаться такому риску.

-- И это говорит большой, сильный, бесстрашный мужчина! -- пошутила она

со слабой улыбкой. -- Ничего ты в этих делах не понимаешь, да и где тебе! Я

здоровая, нормальная женщина. И все бы обошлось отлично, если бы не... не

это побоище. Где похоронили Берта?

-- Ты знала, что он умер?

-- Да, с тех самых пор. А где Мерседес? Она не заходит вот уже два дня.

-- Старик Барри заболел. Она ухаживает за ним.

Он не сказал ей, что старик лежит при смерти там, в нескольких шагах от

нее, за тонкими стенами этого дома.

Губы Саксон дрогнули, и она тихонько заплакала, сжимая обеими руками

руку Билла.

-- Я... я не могу... -- всхлипывала она. -- Это сейчас пройдет... Наша

девочка. Билли! Подумай! Я никогда ее не увижу!..

Однажды вечером, когда Саксон еще лежала в постели, Мери вдруг с

горечью заявила: она-де благодарит судьбу за то, что хоть избежала тех

страданий, которые выпали на долю Саксон.

-- Ах, что вы говорите! -- воскликнул Билл. -- Вы же выйдете еще раз

замуж, пари держу на что хотите.

-- Ни за что! -- возразила Мери. -- Да и незачем. На свете и так

слишком много народу, на каждое место по двое, по трое безработных. А потом

-- рожать это так ужасно.

Саксон с выражением какой-то страдальческой мудрости, словно засиявшей

на ее лице, возразила:

-- Хотя я многое пережила, я отказываюсь тебя понимать. Несмотря на все

страдания, которые я испытала и еще продолжаю испытывать, несмотря на горе и

боль, я утверждаю, что иметь детей -- это самая прекрасная, самая чудесная

вещь на свете.

Когда силы к ней вернулись и доктор Гентли заверил Билла, что она

теперь как новенький доллар, Саксон сама заговорила о трагедии рабочих,

разыгравшейся перед ее окном. Билл рассказал ей, что тогда же немедленно

были вызваны войска, которые и заняли пустырь возле железнодорожных

мастерских, в конце Пайн-стрит. Что же касается забастовщиков, то пятнадцать

из них сидят в тюрьме. Полиция обшарила по соседству каждый дом и таким

образом нашла их. Почти все оказались ранеными.

-- Им плохо придется, -- закончил Билл.

Газеты требовали крови за кровь, и во всех церквах Окленда священники

произносили свирепые проповеди, клеймя забастовщиков. Все места в

железнодорожных мастерских были заняты другими, и было объявлено, что

участники стачки никогда не будут приняты ни в эти, ни в какие-либо иные

железнодорожные мастерские в США, их имена занесли на черную доску.

Постепенно они разъехались: некоторые отправились на Панамский перешеек,

четверо собирались в Эквадор, чтобы поступить в мастерские при железной

дороге, идущей через Анды в Кито.

Тщательно скрывая свою тревогу, Саксон старалась узнать, как смотрит

Билл на все случившееся.

-- Вот и видно, к чему приводят насильственные меры, которых требовал

Берт, -- начала она.

Билл медленно и задумчиво покачал головой.

-- Честера Джонсона безусловно повесят, -- заметил он, уклоняясь от

прямого ответа. -- Ты ведь знаешь его. Помнишь, ты говорила, что не раз с

ним танцевала. Его нашли лежащим на трупе штрейкбрехера, которого он убил, и

взяли на месте преступления. Этот старый толстяк Трясучье Пузо, по-видимому,

останется жив, хотя в нем и сидят три пули, и он теперь все припомнит

Честеру. Именно его показания и позволят им повесить Честера. Вся эта

история была в газетах. Трясучье Пузо сам и подстрелил его, когда висел на

нашем заборе.

Саксон содрогнулась: Трясучье Пузо -- это, наверно, и есть тот лысый

толстяк.

-- Да, -- сказала она. -- Я видела. Толстяк очень долго провисел под

нашим окном, наверно несколько часов.

-- Все продолжалось не больше пяти минут.

-- А мне казалось, что прошли годы.

-- Наверно, так казалось и Пузу, когда он висел на заборе, -- мрачно

усмехнулся Билл. -- Но он живучий, черт... Уж сколько в него стреляли и били

его, а все ничего. Говорят, теперь он на всю жизнь останется калекой,

придется ходить на костылях... или ездить в колясочке. По крайней мере уже

не сможет делать рабочим всякие пакости. У железнодорожной компании он был

одним из их главных бандитов; как где потасовка, он тут как тут. Ему было на

всех наплевать... Эта история ему очень полезна.

-- А где он живет? -- спросила Саксон.

-- На Аделайн-стрит, недалеко от Десятой, в богатом квартале и в

отличном двухэтажном доме. Он платит за него, наверное, не меньше тридцати

долларов в месяц. Я думаю, что он здорово получал с правления железной

дороги.

-- Он, наверно, женат?

-- Да. Жены его я никогда не видал, но знал сына Джека, инженера.

Хороший был боксер, хотя никогда не выступал. А другой его сын преподает в

школе. Этого зовут Паулем. Мы примерно сверстники. Он отлично играл в

бейсбол. Мы встречались еще мальчишками. На школьных состязаниях он три раза

мне забил гол.

Саксон откинулась на спинку качалки и задумалась. Дело, оказывается,

гораздо сложнее: у этого старого, лысого и пузатого разбойника есть жена и

дети. А тут еще Фрэнк Дэвис, женатый меньше года и с грудным ребенком...

Может быть, есть семья и у того штрейкбрехера, которому он выстрелил в

живот... Все они так или иначе знают друг друга, все -- точно члены одной

большой семьи; и вместе с тем каждый, спасая свою собственную семью, дрался

и убивал остальных. Она видела, как Честер Джонсон убил штрейкбрехера, а

теперь они собираются повесить Честера Джонсона, женатого на Китти Брэнди, с

которой она работала несколько лет на картонажной фабрике.

Но тщетно Саксон ждала от Билла чего-нибудь, что показывало бы его

отношение к убийству штрейкбрехеров.

-- Рабочие поступили нехорошо, -- рискнула она, наконец, заметить.

-- А те убили Берта, -- возразил он, -- и многих других. Между прочим,

и Фрэнка Дэвиса. Ты не знала, что он умер? Ему всю нижнюю челюсть оторвало

пулей, не успели даже отправить в больницу. Никогда еще в Окленде не было

перебито зараз столько народу.

-- Но рабочие сами виноваты, -- сказала она. -- Они начали первые. Они

убивали.

Билл только хрипло что-то пробурчал себе под нос, и она поняла, что он

говорит: " Черта с два! " Но когда она переспросила его: " Что? " -- он не

ответил. Его взор стал сумрачным, лицо решительным, возле рта легли суровые

складки.

Для нее это было ударом. Неужели и он такой же, как все, и способен

убивать людей, у которых есть семьи, как убивали Берт, Фрэнк Дэвис и Честер

Джонсон? Неужели и он дикий зверь, дерущийся из-за добычи?

Она тяжело вздохнула. Жизнь -- такая загадка! Может быть. Мерседес

права в своих жестоких оценках?

-- Ну, так что же? -- с недоброй усмешкой сказал Билл, как бы в ответ

на ее немые вопросы. -- Собака грызет собаку. И, насколько я знаю, в мире

так было испокон веков. Возьми хотя бы эту драку у нашего забора: они

убивали друг друга так же, как северяне и южане в Гражданскую войну.

-- Но рабочие таким способом ничего не добьются, Билли. Ты же сам

говорил: они этим только навредили себе.

-- Может быть, и не добьются... -- неохотно согласился он. -- Но разве

у них есть возможность победить другим способом? Что-то я не вижу. Взять

хотя бы нас. Теперь очередь за нами.

-- Как, возчики? -- воскликнула она.

Он мрачно кивнул головой.

-- Давно пора! Хозяева совсем распоясались, нарушают все нормы. Они

говорят, что заставят нас на коленях умолять о прежних местах. После той

свалки они особенно почувствовали свою силу и власть. За ними ведь стоят

войска, а это уже полдела, не говоря о том, что их поддерживает и печать, и

духовенство, и общественное мнение. Они уже сейчас хвастают предстоящей

расправой и прямо-таки подбивают нас на беспорядки. Прежде всего они

вздернут Честера Джонсона и как можно больше из тех пятнадцати. Об этом

говорится совершенно открыто, об этом трубят каждый день и " Трибюн", и

" Тайме", и " Энкуайрер". Профсоюзам объявлена война. Долой закрытые

мастерские! К чертям рабочие организации! Эта грязная газетка

" Интеллидженсер" сегодня утром уже заявляет, что всех профсоюзных вожаков

Окленда надо либо выгнать из города, либо вздернуть. Здорово, а? Ловко

придумали!

То же самое и у нас. Мы объявим забастовку уже не из сочувствия

заводским рабочим, -- у нас свои заботы. Они уволили четверых лучших наших

товарищей, которые были нашими уполномоченными в согласительных комиссиях.

Уволили без всякого повода. Говорю тебе, хозяева сами вызывают беспорядки, и

они их добьются, если будут себя так вести. Мы уже договорились с союзом

портовых рабочих Сан-Франциско. Если они нас поддержат, это уже кое-что.

-- Значит... вы решили бастовать? -- спросила Саксон.

Он кивнул.

-- Но ведь ты же говоришь, что хозяевам это на руку?

-- Не все ли равно? -- пожал Билл плечами и продолжал: -- Лучше

забастовка, чем ждать, чтобы тебя выкинули на улицу. Главное -- выиграть

время и начать, пока они еще не подготовились. Разве мы не знаем, что они

сейчас делают? Они набирают штрейкбрехеров по всему штату, всяких конюхов,

живодеров и прочий сброд. Они уже набрали человек сорок, поместили их в

гостинице в Стоктоне, кормят и содержат, а затем выпустят их на нас; но уже

не сорок, а несколько сотен. Так что я в эту субботу, должно быть, последний

раз принесу заработную плату... на некоторое время.

Саксон закрыла глаза и несколько минут молча обдумывала создавшееся

положение. Не в ее натуре было сразу впадать в панику. Та спокойная

уравновешенность, которая в ней так нравилась Биллу, никогда не покидала ее

в критические минуты. Саксон понимала, что и она только ничтожная мошка,

попавшая вместе со многими другими мошками в паутину всех этих непонятных и

запутанных событий.

-- Что ж, придется взять из сберегательной кассы, чтобы заплатить за

квартиру, -- спокойно сказала она.

Лицо Билла вытянулось.

-- У нас в кассе не так много, как ты думаешь, -- признался он. -- Надо

было хоронить Берта, и я, знаешь ли, доплатил, сколько не хватало.

-- Сколько же?

-- Сорок долларов. Я надеялся, что мясник и другие потерпят. Они же

знают, что за мной деньги не пропадут. Но они сказали мне прямо: все это

время они давали бастовавшим рабочим в долг, -- они же сочувствуют нам, -- а

теперь, когда забастовка провалилась, они сами сели на мель. И я взял,

сколько надо было, в кассе. Я был уверен, что ты не рассердишься. Ведь

правда?

Саксон храбро улыбнулась и храбро подавила страх, сжавший ей сердце.

-- Только так и можно было поступить. Билли. Если бы ты лежал больной,

я поступила бы совершенно так же; и то же самое сделал бы для нас с тобой

Берт, если бы ты оказался на его месте.

Его лицо просияло.

-- Молодец, Саксон! Ты настоящий товарищ, и на тебя всегда можно

положиться. Ты для меня -- все равно что правая рука. Вот почему я говорю:

не надо больше ребят. Если я потеряю тебя, то останусь на всю жизнь вроде

калеки.

Саксон ласково кивнула ему.

-- Надо будет экономить, -- задумчиво сказала она. -- Сколько у нас

осталось?

-- Что-то около -- тридцати долларов. Мне, видишь ли, пришлось еще

заплатить Марте Скелтон и за... ну и за другое. А тут еще союз решил

приготовиться на всякий случай и обложил каждого экстренным взносом в четыре

доллара. Доктор Гентли подождет; так он сказал мне. Вот настоящий человек,

Саксон, даю слово! Понравился он тебе?

-- Да, очень. Но ведь я ничего в докторах не понимаю. Я ни разу к ним

не обращалась, -- только когда мне прививали оспу, и то это делал городской

врач.

-- Похоже, что скоро выступят и трамвайщики. Говорят, в городе появился

Дэн Фэллон. Он прямехонько из Нью-Йорка. Думал пробраться тайком, а рабочие

узнали, когда он выехал из Нью-Йорка, и следили за ним все время. Да и как

не следить! Он всегда тут как тут, раз дело касается трамвайщиков. И сколько

стачек он сорвал! У него есть в запасе целая армия штрейкбрехеров, и он по

мере надобности перебрасывает их с места на место в особых поездах. Окленд

еще не видел таких рабочих беспорядков, как теперешние. А что еще будет!

Небу жарко станет!

-- В таком случае береги себя. Билли. А то я и тебя потеряю.

-- Ах, пустяки! Я умею быть осторожным. Да к тому же не думаю, чтобы мы

проиграли. У нас есть некоторые шансы на успех.

-- Но вы их потеряете, если начнете убивать людей.

-- Да. Мы постараемся этого избежать.

-- Не нужно насилия.

-- Револьверов и динамита мы в ход пускать не будем, -- сказал он, --

но многим из этих мерзавцев штрейкбрехеров мы морды разукрасим. Без этого не

обойдется.

-- Но ты, Билли, ничего такого делать не будешь, правда?

-- Во всяком случае не так, чтобы какой-нибудь подлец мог потом

доказать на меня в суде. -- Он быстро перешел на другое: -- Знаешь, Барри-то

умер. Я не хотел тебе говорить, пока ты совсем не поправишься. Его

похоронили на прошлой неделе. А старуха уезжает во Фриско. Она сказала, что

зайдет попрощаться. Первые несколько дней твоей болезни она очень хорошо за

тобой ухаживала, но потом довела Марту Скелтон до белого каления; та уж и не

знала, как от нее отделаться.

⇐ Предыдущая 20 21 22 23 242526 27 28 29 Следующая ⇒