9 месяцев спустя 14 страница

Пока девочки смотрят фильм в кузове грузовика Лилиан, она шепчет:

— Он уже знает?

Я утыкаюсь лицом в ладони и издаю стон.

— Нет. И чем больше мы... ну, знаешь... — я провожу рукой между ног, на случай, если она не поняла. — Тем труднее становится.

— Потому что ты в него влюбляешься, — добавляет Лилиан, глядя на меня.

Я смотрю на белые, усыпанные снегом дороги. Это точно. Три недели назад я видела только солнце, ложь и пальмы. А теперь — просторные дороги и слова, которые не могу произнести. Я оправдываюсь тем, что не лгу ему. Сокрытие информации — это ведь не ложь, верно?

— Я очень боюсь, что, если расскажу ему о своей связи с Тарой, он все прекратит, а я совсем этого не хочу.

Лилиан вздыхает, объезжая припаркованную на обочине дороги снегоуборочную машину.

— Я знаю Бэррона всю свою жизнь. Тебе не о чем беспокоиться. Просто скажи ему правду, и уверена, что он поймет.

— Какой он? В смысле, я вижу его со стороны... он добр с девочками, заботлив, трудолюбив, но такой ли он на самом деле?

Лилиан улыбается во весь рот.

— Он такой и есть. Оба сына Грейди. Бишоп правильно их воспитал. Они упорно трудятся ради желаемого, а любят еще сильнее. Эти девочки — весь его мир. Ради них он готов на все.

Я оглядываюсь на девочек, обе укутаны в одеяла, глаза прикованы к прикрепленным к подголовникам экранам DVD, а наушники прижимают друг к другу их очаровательные пухлые щечки.

— О чем думала Тара?

— Она не думала. Очевидно, — фыркает Лилиан. — В детстве она была моей лучшей подругой. Когда она сошлась с Бэрроном, я просила его держаться от нее подальше, но он не послушал. В том-то и дело. Бэррон не всегда прислушивается к логике.

Поймет ли он мою? Вздохнув, я смотрю на проплывающие мимо фермы.

— Что у тебя с Морганом?

— Не знаю, — вздыхает Лилиан. — Я ничего не понимаю.

— Они разводятся, так ведь?

— Да. По всей видимости, она беременна.

Я распахиваю глаза.

— Что? Серьезно?

— Думаю, да. Он не хочет об этом говорить.

— Он будет участвовать в жизни ребенка?

И тут я вспоминаю, что сказал Бэррон. Морган и бык.

— Подожди... Бэррон сказал, что у него не может быть детей.

Лилиан смотрит на меня, на ее лице выражение «да, черт бы побрал эту суку».

— Она встречалась с каким-то парнем из Талсы. Моргана это просто убило, и теперь я не знаю, к чему это приведет, кроме как к неприятному разводу.

— Я думала, они договорились, что она претендует только на половину сбережений.

— Так и было, пока Морган не узнал, что она беременна.

— Да, подруга, парням Грейди реально не прёт с женщинами.

И тут я осознаю, что сказала в том числе о себе и о ней. Я качаю головой, и мы обе разражаемся смехом.

Лилиан кладет руку мне на плечо.

— Не знаю, как тебя сюда занесло, но, возможно, ты лучшее, что случилось со мной, — ее взгляд перемещается к зеркалу заднего вида. — И с ними.

Глубоко вдохнув, я киваю.

— Я ему расскажу. Сегодня же вечером.

— Вам сегодня было весело ходить по магазинам? — спрашиваю я девочек, готовя их ко сну. В итоге они купили ему футболку с надписью: У МЕНЯ ДВЕ ДОЧЕРИ. ТЕБЕ МЕНЯ НЕ НАПУГАТЬ.

Сегодня вечером Бэррон должен был помочь Моргану перегнать скот, попавший не на то поле из-за того, что работник ранчо забыл закрыть ворота. Я, конечно, была рада выполнить эту работу. Я втянулась в странную, домашнюю жизнь, где помогаю с девочками и говорю себе, что это плата за то, что Бэррон починил мою машину. Которая уже давно готова и стоит у него в мастерской, словно забытая игрушка. Я о ней не спрашиваю. Он тоже.

— Ты мне нравишься, — говорит Кэмдин, расчесывая мне волосы, а Сев просит у меня мои обрезанные ногти. Мои гребаные ногти. Они нужны ей для какого-то заклинания, но она не говорит, для какого.

Эта девочка и ее магия, я это обожаю.

На днях я залезла в интернет и заказала ей на Рождество старинную книгу заклинаний, на которой выгравировали ее имя. Не знаю, буду ли я еще здесь на следующей неделе, но мне очень хочется подарить ей эту книгу. Может, потому, что даже если я завтра уеду, мне хочется, чтобы эти девочки хоть как-то меня помнили.

Для Кэмдин Лилиан помогла мне выбрать сделанные на заказ сапоги Ariat ее любимых цветов — коричневого и бирюзового.

— Ты мне тоже нравишься.

— Ты можешь остаться с нами? — Кэмдин берет из моей руки щетку, а затем сворачивается калачиком рядом со мной. — Ты нравишься моему папе.

Я прижимаюсь губами к ее влажным волосам.

— Я открою тебе маленький секрет. Он мне тоже нравится.

Черт, это больше, чем просто симпатия. Посмотри, как при виде Бэррона учащенно бьется мое чертово сердце. Я люблю этого парня, а мы ведь с ним только познакомились.

Сев вздыхает и ложится рядом со мной.

— Расскажи мне сказку.

Я перемещаюсь с кровати на пол, где лежит их ворсистый ковер. Обе девочки сворачиваются калачиком, укрывшись одеялами, от мягкого приглушенного света мерцающих лампочек ощущение, будто у них в глазах звезды.

— Давным-давно жила-была принцесса. Она жила в большом замке, нашла принца и...

— О, это ужасно, — покачав головой, говорит Сев. — Я не выйду замуж ни за какого вонючего мальчишку.

Кэмдин смеется.

— Если ты хочешь детей, ты должна выйти замуж за мальчика.

Сев даже не рассматривает эту идею и хмурится.

— Ни за что.

Я прижимаю их обеих к себе, довольствуясь тем, что никогда не покину эту комнату.

— Ладно, жила-была как-то леди со змеями в волосах.

Глаза Сев загораются.

— Мне нравится. Продолжай.

Меня бесит, что я так сильно хочу быть частью его и их жизни, что забываю о том, что время моего пребывания здесь может быть ограничено лишь починкой моей машины.

Бэррон прищуривается, сидя в комнате на кровати.

— Они спят?

— Полагаю, но ты их знаешь, — подкалываю его я и запираю дверь спальни, закрыв ее за собой.

Бэррон ждет несколько секунд, ровно столько, чтобы я села рядом с ним на кровать. Его глаза блуждают по моему лицу, он касается рукой моей щеки, проводя большим пальцем под глазом.

— Оставайся на Рождество.

— Что?

— Девочки тебя любят, — говорит он, заглядывая мне в глаза. — Останься на Рождество.

— Бэррон... я не должна, — говорю я. — Я имею в виду...

Бэррон прижимает к моим губам свои пальцы.

— Я хочу, чтобы ты осталась.

Я зажмуриваю глаза, мне невыносима эта сумятица. Я качаю головой и понимаю, что, если в ближайшее время всё ему не расскажу, это уничтожит последние шансы на прощение. Он целует меня в шею, и мне все труднее и труднее сказать ему правду.

Когда он поднимается от шеи к моим губам, я поворачиваюсь к нему лицом.

— Ты веришь в судьбу?

Бэррон делает паузу и смотрит мне в глаза.

— Возможно.

— Возможно? Что это за ответ?

— Тот, что я даю, когда пытаюсь тебя трахнуть, — ворчит Бэррон, укладывая меня на матрас и накрывая своим телом.

Хорошо, я скажу ему после этого.

Знаю, я тупица. По крайней мере, я это признаю и беру на себя ответственность. Сняв с меня рубашку, Бэррон расстегивает пуговицы на моих джинсах и стаскивает их с ног. Не успеваю я опомниться, как он оказывается внутри меня, и я забываю о том, что хотела сказать.

Я обхватываю его руками, а затем и ногами.

— Не останавливайся.

Бэррон приподнимается, опираясь на руки, его бедра толкаются в меня под нужным углом.

— Я и не собирался.

Я со стоном произношу его имя, имя Бога и практически всего, что приходит на ум, пока он меня трахает. Содрогаясь под ним, я не знаю, кто из нас тяжелее дышит. Он или я.

Бэррон толкается в меня еще раз и, поцеловав, наваливается всем телом.

— Кейси, — говорит он, бормоча мое имя. — С тобой так чертовски хорошо.

— Знаю.

Потому что я знаю. Именно по этой причине я не могу ему рассказать. Между нами все так естественно, как будто, так и должно быть.

Откатившись в сторону, он прижимает меня к себе, но между нами остается созданная мною дистанция. Бэррон поднимает голову и смотрит на меня.

— Нужен душ?

Я смеюсь.

— Хочешь сказать, что от меня воняет?

— Нет. Я говорю, что мне нужен душ, и я не хочу мыться один.

Бэррон скатывается с кровати, и, пока он идет к ванной, я смотрю на его стройное, обнаженное тело. Бэррон, улыбаясь, ждет у двери.

— Присоединишься ко мне?

Я ему скажу.

Утром. Но сначала приму душ.

Да ладно. Ты знал, что в какой-то момент все этим кончится.

БЭРРОН

— Мы можем испечь рождественское печенье? — спрашивает Кэмдин, переводя взгляд с меня на пинающую снег Кейси.

Я смотрю на нее, и комки снега попадают мне на ботинки.

— Конечно.

— Кейси, — Кэмдин берет ее за руки, размахивая ими. — Хочешь нам помочь?

— С удовольствием, — говорит Кейси, улыбаясь так, будто ее никогда не просили повозиться с ребенком.

Это неправда. Вчера они с Сев сделали из газеты ведьминскую шляпу, а затем покрасили ее в черный цвет из баллончика. С тех пор Сев ее не снимает.

Пока мы с ней идем, ступая ногами на хрустящий, замерзший снег, я прислоняюсь плечом к плечу Кейси. Это привлекает ее внимание, и она смотрит на меня с нежной улыбкой на губах.

— Они рады, что ты осталась на Рождество, — говорю ей я.

— Мне здесь нравится. У меня никогда не было настоящего семейного Рождества. Скорее бы уже всем этим заняться. Печь печенье, заворачивать подарки, петь рождественские гимны. Я в буквальном смысле взволнована.

— Ты никогда не праздновала Рождество со своей семьей? — спрашиваю я, мое дыхание вырывается облачком в морозный воздух.

Ветер раздувает волосы Кейси, и она пытается повернуть голову так, чтобы они не попали ей в глаза.

— Нет. Не совсем. Не так, как я себе это представляю. Снежное утро с горячим шоколадом и открывающими подарки детьми. Большой рождественский ужин со смехом, гоголь-моголем, и обоими родителями, которые при этом не ссорятся. Никакого бухого папаши, появившегося с цыпочкой, с которой познакомился прошлой ночью, а теперь называет ее подругой, и не скрывает, что уже ее трахнул. Никакой мамаши, которая дарит тебе на Рождество машину и считает, что ты должна быть благодарна за то, что у тебя есть такие дорогие вещи, а тебе всего на всего нужно, чтобы она тебя любила, — Кейси моргает, на глазах появляются слезы. — Можно подумать, что в детстве круто иметь родителей, которые могут позволить себе все, что ты хочешь, но я была полна разочарования, потому что они никогда не видели, что мне действительно нужно. Они. Чтобы они меня заметили.

Я смотрю на нее, тишину нарушает доносящийся издали смех девочек.

— Ты же знаешь, что ни у кого не бывает идеального Рождества, верно?

Я пытаюсь добавить в свои слова немного юмора, боясь, что, если этого не сделаю, она заплачет.

— В смысле, Морган... мы знаем, что это Рождество не будет идеальным.

Кейси прикрывает улыбку затянутой в перчатку рукой, и если совершенство и существует, то оно в этом моменте, с раскрасневшимися щеками, улыбкой и голубыми глазами. Не знаю, к чему это приведет, но с ней я готов это узнать.

Взгляд Кейси перемещается на девочек.

— Знаю, что все будет не идеально, особенно если Морган завладеет текилой, но это идеально. Здесь. С вами, ребята. И начнется это с выпечки печенья с двумя маленькими девочками. Я испеку все рождественские печенья, которые только можно себе представить.

Я притягиваю ее к себе и обнимаю за плечи.

— Ты — просто нечто, дорогая.

— Это хорошо, да?

Я прижимаюсь губами к ее виску.

— Очень хорошо.

Мы не говорили о том, к чему это приведет и, что будет после Рождества. Я не хочу даже думать о том, что она уедет.

— Здесь так красиво, — говорит Кейси, шагая рядом со мной по снегу, девочки опережают нас на несколько шагов.

Мы прогулялись по ранчо. Девочки хотели показать ей, где они купаются летом, и это превратилось в поиски потерянного заклинания среди деревьев. Ладно, Сев охотится за несуществующим заклинанием, а Кэмдин пока с этим согласна. Должен признать, что с тех пор, как здесь появилась Кейси, Кэмдин стала к Сэв намного добрее. За эту неделю мне пришлось разнимать всего одну драку.

Недолго думая, я беру Кейси за руку, прекрасно понимая, что держу ее так впервые.

— Весна прекрасна, — бросаю я, мне любопытно, что она ответит. — Лето жаркое и невыносимое.

На лице Кейси появляется беспокойство, она бросает взгляд на детей.

— Мне... нужно с тобой кое о чем поговорить.

Мое сердце бьется чуть быстрее.

— Об отъезде?

— Нет. Просто, ну, я не знаю... нам нужно поговорить. Наедине.

У меня начинается паника.

— Кейси, если это насчет того, оставаться ли тебе здесь на Рождество... Я хочу, чтобы ты осталась. Девочки хотят, чтобы ты осталась.

— Нет, насчет тебя...

— Папа? — кричит Кэмдин. — Кто это?

Я оглядываюсь, чтобы посмотреть, на кого она показывает. И тут вижу знакомый грузовик Шевроле. Грузовик Джонни. Только рядом с машиной стоит вовсе не он. Бл*дь. Какого черта она сюда заявилась?

— Черт возьми, Тара, — ворчу я, чувствуя, что сердце вот-вот выскочит из груди.

Я опускаю руку и смотрю в лицо Кейси. Она бледная, глаза распахнуты от страха, паники... Я не знаю, но не могу точно сказать, от чего именно. Как будто она увидела привидение.

— Можешь отвести девочек в дом? — спрашиваю я, протянув ей куртку Кэмдин, которую та сняла и бросила мне.

Кейси кивает, тянется за курткой, но в ее глазах читается нерешительность.

— Я… да. Могу.

— Ты в порядке?

Она снова кивает, покусывая нижнюю губу. В этот момент я понимаю, как, должно быть, странно это выглядит — у меня перед домом объявляется женщина, да еще с таким видом, будто хочет оторвать мне яйца. Вероятно, это требует объяснений.

— Это моя жена, но девочки понятия не имеют, кто она такая, — предупреждаю я в надежде, что Кейси поймет.

Кивнув, почти судорожно, она улавливает суть.

Я понятия не имею, почему Тара сюда заявилась... вообще-то, имею. Я просто не думал, что у нее хватит смелости встретиться со мной лично.

Кейси уводит девочек к дому, под крыльцо.

— Может, зайдем внутрь? Становится холодно.

Я делаю шаг в сторону идущей к нам Тары, которая выглядит в точности, как на своих фотографиях в Instagram, а совсем не так, как уехавшая отсюда три года назад девушка с фермы.

— Что ты здесь делаешь? — рычу я.

Шагая по снегу, Тара смотрит на меня злобным взглядом и вскидывает руки.

— Чтобы заставить тебя подписать эти чертовы бумаги, Бэррон, — у нее, по крайней мере, хватает порядочности говорить тише.

— Зачем? — фыркаю я, шагнув к ней и под опоясывающее дом крытое крыльцо. — Чтобы ты снова вышла замуж? Ведь все ради этого, не так ли?

— Да, — признает она, глядя на то, как позади меня Кейси пытается разуть девочек. У нее дрожат руки. Черт. Держу пари, она в шоке от всего этого, и одна мысль об этом еще больше меня злит.

Я снова поднимаю глаза на Тару. От ее присутствия у меня давит в груди. Поверьте, я скорее засуну руку в коровью задницу, чем буду разговаривать с Тарой об этих гребаных документах о разводе. Но я знал, что это произойдет. В конце концов. Я просто не думал, что она объявится здесь за несколько дней до Рождества в присутствии девочек.

— Так ты проделала весь этот путь, чтобы я их подписал?

Я смеюсь, засовывая в карманы дрожащие руки. Я не хочу, чтобы она видела, что ее визит меня как-то обеспокоил. Я никогда не рассказывал о ней девочкам. Они понятия не имеют, как она выглядит и вообще ничего о ней не знают. Девочки думают, что вылупились из яйца, как цыплята. Это неправда, но они не особенно об этом спрашивают, поэтому я не вдаюсь в подробности.

— Если хочешь, чтобы всё было сделано правильно, сделай это сама, верно, Кейси? — Тара переводит свои холодные голубые глаза на Кейси.

Моё сердце уходит в пятки, и мне вдруг становится трудно дышать. Кейси? Проходит минута, прежде чем я это осознаю. Она из Калифорнии. Неужели она... нет. Она не могла. К сожалению, судя по выражению лица Кейси, все так и есть, это ясно без слов. Она... знает Тару. Я медленно перехватываю взгляд Кейси; ее бледное лицо все подтверждает.

Она удивленно смотрит на Тару.

— Что ты делаешь?

— О, это мило, — смеется Тара. — Ты ему не сказала, да?

Кейси качает головой, но не произносит ни слова.

Сев берет Кейси за руку.

— Это Барби?

Сев никто не отвечает.

Тара смотрит на Кейси.

— Как печально. Ты так мне завидовала, что тебе пришлось приехать сюда, чтобы найти того, кого я оставила.

И тут, бл*дь, я прихожу в ярость. И не от того, о чем вы подумали. Не знаю почему, но мой мозг даже не фиксирует эту связь, или, может, меня это не волнует. Я готов сорваться на Тару из-за того, что девочки находятся так близко к ней. У меня выступает пот, я готов схватить их и броситься прочь от нее. Это делает меня уязвимым, потому что я не хочу, чтобы они знали, что мама их бросила. Только не перед Рождеством, когда они просили Санту подарить им маму.

Я перевожу внимание на детей, которые до этого момента оставались совершенно безразличными к происходящему.

— Это кто? — с любопытством глядя на Тару, спрашивает Кэмдин.

Я пытаюсь отыскать у нее на лице хоть какое-то воспоминание. Я часто задавался вопросом, помнит ли ее Кэмдин. Когда Тара ушла, ей был всего год, и знаете, я испытываю облегчение, потому что она не помнит.

— Она не от Санты, — говорит ей Сев, протянув руку к проходящему мимо коту.

Тара смотрит на девочек, а потом на Кейси.

— Я не могу поверить, что ты сюда приехала. Я тебя увольняю, а ты отыскиваешь моего мужа? Это жалко.

Во мне закипает раздражение.

— Кто-нибудь объясните, что, бл*дь, тут происходит! — кричу я.

Оба моих ребенка выпрямляются, понимая, что я не шучу. Сев роняет кота, и даже он убегает, услышав тон моего голоса.

— Кейси была моей помощницей, — не моргнув глазом, говорит Тара. — До тех пор, пока я ее не уволила.

Что? Я не ослышался?

Я смотрю на Кейси, которая держит Сев, глядя на меня извиняющимися глазами.

— Все было не так, — сглатывает Кейси и хмуро смотрит на Тару. — Я уволилась.

Я не свожу с нее глаз, даже после слетевших с ее губ слов. Я концентрирую внимание у нее на губах, а затем возвращаюсь к ее глазам.

— Кейси, — ошеломленно шепчу я, ожидая, что она заберет свои слова назад, но этого не происходит.

Она знала Тару? Знала ее... и меня? Неужели она действительно приехала сюда из-за Тары?

— Неважно, — Тара вскидывает руку, у нее на пальце в лучах заходящего вдали солнца поблескивает бриллиант. — Ты не справлялась со соей чертовой работой. Что ты вообще здесь делаешь?

Кэмдин берет меня за руку.

— Она сказала плохое слово.

— Знаю, — я смотрю на Кейси. — Можешь отвести их в дом?

Она кивает, оценивая мою реакцию. Я ничего не говорю. Злюсь ли я? Да, черт возьми, но не на Кейси. Я, естественно, хочу получить ответы, но больше меня бесит то, что Тара здесь.

К глазам Кейси подступают слезы, но она берет девочек за руки.

— Как насчет горячего шоколада?

Они обе кивают.

— Ты читаешь наши мысли, — говорит Кэмдин, следуя за ней.

— На этот раз побольше зефирок, — говорит ей Сев, затаскивая в дом кота.

Тара задерживает взгляд на доме. Когда за девочками закрывается дверь, она закатывает глаза.

— Поверить не могу, что она сюда приехала. Я никогда ее об этом не просила, — вздыхает Тара так, будто оскорблена. — Это так для нее типично. Видимо, она узнала твой адрес из бумаг, которые я заставляла ее отправлять тебе обратно.

Ах, да. Вот та заносчивая стерва, которую я помню.

— Хватит нести чушь, — со стоном произношу я, проведя руками по лицу. — Что ты здесь делаешь?

—Хочу, чтобы ты подписал бумаги.

— Ты не могла отправить их по почте? Ты не можешь заявляться сюда прямо перед Рождеством и сбивать их с толку.

— Открою тебе тайну, придурок, — глаза Тары превращаются в узкие щелочки, готовые отрезать мне член. — Ты отправлял их обратно. Уже пять раз. Все бы уже давно закончилось, если бы ты их подписал.

— Я их не подписал, потому что ты не хотела их исправлять, — замечаю я, устав от подобных споров. — Они у тебя?

Я раздраженно указываю на висящую у нее на руке дизайнерскую сумку.

— Я их сейчас подпишу, чтобы ты, наконец, убралась с моей земли и из моей жизни.

Судя по тому, как Тара постоянно закатывает глаза, ей не нравится, как мерзко я себя веду.

— А ты все такой же пафосный, как я помню.

— А ты все такая же стервозная, — продолжаю я, надеясь, что это ее заденет.

Открыв сумку, Тара достает из нее пачку бумаг и ручку.

— Подпиши их, и я уеду.

Вырывав у нее из рук бумаги и ручку, я злобно смотрю на Тару.

— С радостью.

В данный момент я сделаю все что угодно, лишь бы выкинуть ее из своей жизни. Ну, почти все.

— Они подросли, — замечает Тара, жестом указав на дом.

Покачав головой, я бросаю на нее предупреждающий взгляд.

— Не надо.

Тара медленно моргает, прикидываясь дурочкой.

— Чего не надо?

— Вести себя так, будто тебе не все равно.

Просмотрев бумаги, я замечаю, чего не хватает. Того, чего и всегда. Вот причина, по которой я долгие годы отсылаю ей их обратно.

Я возвращаю бумаги Таре, так сильно сжав челюсти, что в ушах и в затылке отдается резкая боль.

— Что теперь?

— То же, что и всегда, — огрызаюсь я, бросив к ее ногам ручку. — Полная опека или ничего. Не понимаю, в чем, бл*дь, проблема. Ты их бросила. В документах это должно было стоять первым пунктом. Они тебе не нужны. Единственное, почему ты продолжаешь предлагать совместную опеку, это чтобы мне насолить.

В ее глазах печаль. Вот уж не думал и не ожидал, что она на такое способна.

— Нет, не поэтому, — шепчет Тара, опуская глаза на гравий у нас под ногами, на единственное расчищенное от снега место.

Мой пульс бьется в ушах. Стук. Стук. Стук.

— Что тогда? Не похоже, что они тебе нужны.

Она не реагирует. Никаких слов. Никакого отрицания.

И тут меня осеняет, как в тот раз, когда в десять лет меня лягнула в живот лошадь Моргана. Все эти люди, на которых Тара пытается произвести впечатление, не знают, что у нее есть дети. Если кто-то узнает, что у нее есть дети, включая парня, с которым она помолвлена, то Тара уже не будет выглядеть добившейся успеха девушкой из маленького городка. Все будет выглядеть так, будто она бросила свою семью. Это правда, но эта история не сработает, как лабуда о техасской королеве красоты, которую она им втюхала. Так почему ей понадобилась совместная опека?

Я смотрю на нее, понимая, как сильно похожа на нее Кэмдин. Вздохнув, я спрашиваю то, чего, вероятно, не хочу знать.

— Если ты не хотела, чтобы кто-то узнал, что у тебя есть дети, почему просто не передала мне полную опеку, когда я попросил об этом в первый раз?

Не думаю, что Тара решится ответить на мой вопрос, но, к удивлению, она отвечает.

— Потому что я думала, что, если у меня будет совместная опека, я смогу видеться с тобой.

Впервые в ее словах звучит грусть.

Мне хочется схватить ее за горло и вбить в нее хотя бы немного родительских чувств.

— Значит, девочки тут ни при чем, — резюмирую я, чувствуя, как на меня волнами накатывает гнев.

Тара кивает.

Я даже не могу точно описать, сколько ненависти я к ней испытываю. Мне тяжело дышать.

— Они заслуживают кого-то получше, чем ты, — рычу я, качая головой. — Исправь эти чертовы документы, и я их подпишу.

По тому, как Тара на меня смотрит, по блеснувшей у нее в глазах ревности, когда она заметила в моей руке руку Кейси, мне ясно, что эта девушка не любит человека, подарившего ей это обручальное кольцо. По крайней мере, не совсем. В глубине души она все еще влюблена в меня. И хотя я хочу ее ненавидеть, какая-то часть моего сердца волнуется о ней как о матери моих девочек.

Я прислоняюсь к каменной колонне и делаю медленный, ровный вдох.

— Они хоть что-нибудь для тебя значат?

Ее взгляд падает на кольцо.

— Что за вопрос, Бэррон?

Вот и ответ. Я знал этот ответ. Я его ждал, но все равно чертовски больно от того, что созданную нами жизнь оказалось так легко заменить. Но это Тара. Не думаю, что она способна любить кого-то, кроме себя.

— А я? — спрашиваю я, потому что мне интересно, какова была моя роль во всем этом. Парень, который нужен был ей для того, чтобы приятно провести время?

Она закатывает глаза, будто это глупый вопрос.

— Конечно, значишь.

Я не упускаю, что в ответе она употребила настоящее время. В этот момент я понимаю, какой Тара дерьмовый человек. Меня она любить может, а девочек нет? Очевидно, что им лучше вообще о ней не знать.

Тара снова переводит взгляд на дом.

—Можно мне их увидеть?

— Нет! Черт побери, — кричу я.

В этот момент я окончательно выхожу из себя и бью кулаком в стену дома. Я тут же об этом жалею, потому что уверен, что сломал себе руку, но боль — ничто по сравнению с пульсирующим во мне гневом. Тара вскрикивает от испуга и отпрыгивает назад. Я подхожу к ней, так близко, что она чувствует на своем лице мое дыхание, но я ее не касаюсь.

— Ты бросила меня с гребаным новорожденным и без всякой причины. Я на три года выпал из жизни, а ты объявляешься здесь и снова все рушишь. Что ж, очень жаль. Ты как отрава. Я не хочу, чтобы ты приближалась к девочкам. Ты либо исправляешь документы и передаешь мне полную опеку, либо остаешься моей женой. Доведи дело до суда. Ты знаешь, что я все равно выиграю и получу опеку. Но ты ведь этого не сделаешь, да? Ты же не хочешь, чтобы кто-то узнал о твоей здешней жизни?

Тара ничего не отвечает.

— Все в твоих руках, милая.

Она смотрит мне в глаза и хмурится.

— Не будь таким злобным.

— Поверь мне, Тара, ты еще не видела, каким злобным я могу быть, когда речь заходит о безопасности моих детей.

— Безопасности? – фыркает Тара, приглаживая растрепавшиеся на ветру волосы. — Я же не собираюсь причинять им вред, Бэррон. Перестань драматизировать.

— Уходи. Убирайся с моей земли.

— Мне нужно поговорить с Кейси, — упирается она, будто я должен дать ей такую возможность.

— Черта с два, — я буравлю ее взглядом, таким же твердым, как и моя позиция. —Убирайся с моей гребаной земли, пока я не вызвал шерифа.

Тара смотрит мне в глаза, на ее лице написано «пошел ты».

— Ты не можешь влюбиться в эту девушку. Бэррон, она — прислуга. Она зарабатывает на жизнь, убирая дерьмо за моей собакой.

Я ненавижу то, как Тара произносит «эта девушка», как будто Кейси для меня недостаточно хороша. Я не знаю всей ситуации, но я слишком хорошо знаю Тару, чтобы не верить тому, что она говорит. Но то, что она ведет себя так, будто Кейси какое-то отребье, меня задевает. Ее отъезд из Калифорнии, вероятно, был связан с Тарой. Она сбежала от всех, кого всю жизнь чем-то не устраивала.

Ухмыльнувшись, я скольжу глазами по телу Тары.

— Эта девушка больше женщина, чем ты когда-либо была или будешь.

Тара чуть отходит, но стоит прямо, уперев руки в бедра.

— Дай мне с ней поговорить.

— Нет, хватит причинять боль и ей. Уходи. Это у тебя хорошо получается.

У нее отвисает челюсть, а голос повышается на октаву.

— Ты шутишь.

Я мотаю головой.

— О, я совершенно серьезен, дорогая.

Тара отступает на шаг, и я впервые вижу, что она нервничает.

— Теперь я понимаю, почему тебя бросила.

— Теперь и я понимаю, почему никогда не пытался тебя вернуть.

Всё имеет последствия.

КЕЙСИ

Почему она сюда приехала?

О, вот вопрос еще лучше. ПОЧЕМУ ТЫ ЕМУ НЕ СКАЗАЛА?

Потому что ты тупица, как сказала бы Кэмдин.

Я делаю глубокий вдох, пытаясь отдышаться, но все равно задыхаюсь. Кажется, у меня сердечный приступ. Или приступ паники. Это не одно и тоже? У них одинаковые симптомы? Мне вытянуть руку над головой?

Нет, нет. Это если задыхаешься.

Подышать в бумажный пакет?

Нет, это при гипервентиляции.

Мне нечем дышать. Но сердце бьется. Оно сердится и злится на меня.

— Кейси? — Кэмдин дергает меня за руку. — Ты в порядке?

Я думаю, что киваю, но кто знает.

— Папа? А кто эта девушка? — спрашивает Кэмдин как только Бэррон входит в дом и захлопывает за собой дверь.

Не обратив внимания на вопрос Кэмдин, он кладет обе руки на кухонную стойку и опускает голову. Он злится? Он меня ненавидит? Что ему сказала Тара?

У меня куча вопросов, но не уверена, что получу на них ответы. И я уж точно их не заслуживаю.

⇐ Предыдущая 10 11 12 13 141516 17 18 19 Следующая ⇒