Сказка о Синей Бороде 4 страница

взывая об отмщении. Я узнал его, это был маршал де Ре, сеньор высокого происхождения" ⁸³. У Робера Гагена в " Compendium super Francorum gestis", изданном в Париже в 1500 г. и пользовавшемся огромной популярностью (в частности, в Бретани), мы находим всего несколько слов, посвященных интересующему нас сюжету. При этом характер преступлений Жиля автор, по-видимому, представлял себе крайне смутно: " В это время Жиль де Ре, маршал Франции, убил много маленьких детей для гадания; по их крови он предсказывал будущее" ⁸⁴. Даже бретонские хронисты далеко не всегда точно знали суть обвинений, выдвинутых против их соотечественника. Пьер Ле Бод, к примеру, считал, что Жиль " велел убить многочисленных маленьких детей и [совершил] другие удивительные дела, направленные против веры ⁸⁵, но не указывал, какого рода были эти " удивительные дела".

Практически одновременно с версией о некромантии в откликах на процесс возникла еще одна, весьма интересная, интерпретация преступлений Жиля де Ре, а именно — мотив убийства беременных женщин и неродившихся детей. В материалах дела о нем не было сказано ни слова, но уже у Шартье упоминались " заколотые беременные женщины, [лишенные] зародышей" ⁸⁶. Тот же мотив мы встречаем и у Монстреле: "... велел убить много маленьких детей и беременных женщин" ⁸⁷. Итак, вместо мальчиков-подростков, погибших, по версии следствия, в замках Жиля, в откликах на процесс начали фигурировать совсем маленькие, новорожденные или даже вовсе еще не родившиеся дети ⁸⁸.
--------------------------

83 Chastelain G. Le Temple de Bocace / Ed. commentee par S. Bliggenstorfer. Bem, 1988. P. 39.
84 Gagum R. Compendium super Francorum gestis. P., 1500. Lib. X, fol. CXXVII.
85 Le Baud P. Op. cit. P. 486 Буквально теми же словами описывал около 1445 г. преступления Жиля и Жан Шартье в переработанной французской версии своей хроники (см. прим. 79). Может быть, к этому времени обвинения Жиля в некромантии уже не казались ему столь очевидными? Единственным бретонским хронистом, более или менее верно передавшим детали процесса над Жилем де Ре, был Алан Бушар, который для составления своей хроники использовал, в том числе, материалы дела. Но и у Бушара Жиль был описан как некромант: "... мессир Жиль де Ре, сеньор и барон де Ре, маршал Франции, был обвинен в Бретани перед мэтром Пьером Лопиталем, президентом [парламента] Бретани, в использовании искусства и науки некромантии... Для чего он велел убить огромное количество детей, не достигших двухлетнего возраста, чтобы использовать их кровь для написания заклятий, которые помогли бы ему вызвать демонов и полу-
чить богатство" (Bouchait A. Op. cit. T. 2. P. 320).
86 ChartierJ. Chronique latine inedite. P. 95.
87 Monstrelet E. de. Op. cit. P. 95.
88 Так, у Шартье присутствует противопоставление погибших от руки Жиля де Ре " крещеных или некрещеных младенцев" и подростка, который смог убежать из замка. У Монстреле говорится о " малолетних детях", а у Бушара — о " детях, не достигших двухлетнего возраста".
212

Происхождение этой версии становится отчасти понятным, если сравнить дело Жиля де Ре с ранними ведовскими процессами, в которых мотив убийства маленьких (т. е. невинных) детей (с их посвящением Дьяволу и последующим поеданием) был одним из основных. Причем, как отмечают исследователи, очень часто подобные преступления приписывались именно мужчинам ⁸⁹.

Эти наиболее ранние " ученые" представления о " типичном" колдуне (" типичной" ведьме) сложились, как принято считать, в районе современной Швейцарии. Именно здесь возник целый ряд трактатов по демонологии, основанных на конкретных судебных протоколах ⁹⁰. Там же во время Базельского церковного собора (1431 — 1449 гг. ) ведьмы впервые стали героинями художественного произведения — знаменитого " Защитника дам" Мартина Ле Франка, будущего прево Лозанны и секретаря анти-папы Феликса V (он же — герцог Савойский Амедей VIII)⁹¹. " Защитник" был написан в 1440—1442гг., а его автор в силу своего высокого положения был неплохо осведомлен о современной ему ситуации в других частях Европы. Так, в его сочинении появилось упоминание " новой и свежей истории" — процесса над Жилем де Ре⁹².

Произнося очередную речь в защиту дам, Защитник указывал на то, что Дьяволу намного проще соблазнить своими посулами мужчин, нежели женщин⁹³. Он вспоминал о Толедо, некогда одном из центров учености в Европе, где, в частности, процветало изучение алхимии и некромантии. Однако эти науки были скорее уделом мужчин, а не женщин, что, по мнению Защитника, лишний раз доказывало: " высокое" колдовство всегда оставалось мужским делом. Здесь-то и возникала ссылка на Жиля де Ре: " Но зачем говорить об Испании, / Да еще о таких далеких временах? / Давай, спроси у бретонцев, / Что они недавно видели, / На протяжении 14 или более лет: / Некий маршал де Ре / Замыслил колдовство, / Ужаснее всех, какие были раньше" ⁹⁴.

-------------------------------------------
89 См., например: Maier E. Op. cit. P. 41-57, 61 -69; Pfister L. Op. cit. P. 85-105, 155—172; Ostorero M. Op cit. P. 79—86. Все авторы единодушны во мнении, что
именно против мужчин выдвигались обвинения в детоубийстве, в " женских" процессах судей в первую очередь интересовали сексуальные отношения обвиняемых с Дьяволом. Мартин Остореро, помимо анализа конкретных дел, пытается выявить причины, по которым детоубийство, содомия и антропофагия стали неотъемлемой частью любого ведовского процесса.
90 Они опубликованы в сборнике: L'imaginaire du sabbat. В этом издании впервые были сведены вместе следующие тексты: Frund H. [Rapport sur la chasse aux sorciers et aux sorcieres menees des 1428 dans le diocese de Sion] // Ibid. P. 31 - 45; Niderl. Formicarius. Liber II, cap. 4; Liber V, cap. 3, 4, 7 // Ibid. P. 123-199; анонимный трактат: Errores gazariorum, seu illorum qui scopam vel baculum equitare probantur // Ibid. P. 278-299; Tholosan C. Ut magorum et maleficiorum errores // Ibid. P. 357-438; Le Franc M. Le Champion des dames. Livre IV, w. 17377 - 18200 // Ibid. P. 451—482. Все публикации снабжены подробнейшими комментариями.
91 Le Franc M. Le Champion des Dames / Ed. par R. Deschaux. P., 1999. T. IV. V. 17377-18200.
92 " Ceste histoire est nouvelle et fresche" (Ibid. V. 18185).
93 "... Le dyable scet enchanter / L'omme biaucop plus que la femme" (Ibid. V. 18191-18192).

94 " Mais pour qouy d'Espaigne contons / Et de trop long temps seulement? / Va t'en, si demande aux Bretons / Qu'uz ont veu nouvelement, / Quatorze ans et plus, longement: / Ung nomme mareschal de Rais / A forgie ung enchantement / Le plus horrible de jamais" (Ibid. V. 18177—18184). Выражение " 14 лет и больше" указывало на прекрасную осведомленность Мартина Ле Франка. Именно эта цифра фигурировала в статьях обвинения, выдвинутых против Жиля (GR, 213, 214). Сам он в своем признании также говорил, что " занимался злыми делами с юности" (GR, 243).
213

Интересно, в какой контекст был помещен здесь наш герой. Он снова превращался в некроманта, причем подчеркивался ученый характер его занятий. Это особенно важно, если учесть, что обычное колдовство, по мнению автора (отраженному в речах оппонентов Защитника дам), было исключительно женским делом. Это касалось и пакта с Дьяволом, и участия в шабаше, и основных ведовских преступлений (детоубийства, антропофагии, насылания порчи и болезней и т. д. )⁹⁵. Занятия " добрых ведьм" ⁹⁶ и некромантия, следовательно, в корне различались и представляли собой два полюса колдовства, разделенных как по половому, так и по культурному признаку.

Тем не менее, делая из Жиля де Ре некроманта и оставляя своему персонажу, таким образом, тот же пол и социальное положение, Мартин Ле Франк, возможно, первым из демонологов называл детоубийство типично " женским" преступлением ⁹⁷.

В Северной Франции связь между женщиной, детоубийством и ведовством стала " очевидной", как мне представляется, значительно позже — во второй половине XVI в. ⁹⁸ И вот здесь Жиль де Ре " превратился" вдруг в женщину. Жан Воден в своей " Demonomanie des sorciers" (1580г. ) описал его как повитуху (образ, ставший к концу XVI в. полностью идентичным образу ведьмы, превратившийся в топос, не требовавший дополнительных пояснений), которая своим недобрым мастерством добивается смерти еще не родившихся детей и посвящает их Дьяволу: "... барон де Ре, который был приговорен в Нанте и
-------------------------------------------------
95 Ibid. V. 17389- 17390, 17393-17424, 17425-17432.
96 " Bonnes sorcieres" (Ibid. V. 17391).
97 Blanc A., Dang V., Ostorero M. Commentaire // L'imaginaire du sabbat. P. 483-500; BoudetJ. -P. Op. cit. P. 45-47.
98 Подробнее о превращении женщины в ведьму на французском материале см.: AgrimiJ., Crisciani C. Savoir m? dical et anthropologie religieuse... Вполне возможно, что на ситуацию повлияли и изменения в королевском законодательстве. В 1556 г. был издан эдикт, по которому каждая женщина должна была зарегистрировать свою беременность, а также иметь свидетеля рождения ребенка. По наблюдениям Альфреда Сомана, с 1565 по 1640 г. детоубийство вышло на первое место по числу смертных приговоров - 90% от общего числа изученных апелляций и первичных приговоров, из которых 70% были приведены в исполнение (Soman A. Op. cit. P. 36 — 37). Что касается более раннего периода, то в 97 письмах о помиловании за XIV—XV вв., содержащих упоминание о ведьмах и колдунах и проанализированных Пьером Брауном, число обвиняемых-женщин лишь слегка превышает число обвиняемых-мужчин (Brauli P. La sorcellerie dans les lettres de remission).
214

казнен как колдун (sorсiег), признался в восьми убийствах маленьких детей и в том, что он хотел убить еще девятого и посвятить его Дьяволу. Этот ребенок был его собственным сыном, которого он решил убить во чреве его матери, чтобы также отдать Сатане" ⁹⁹.

Возникает, однако, вопрос: откуда мотив убийства младенцев (с последующим посвящением их Дьяволу) проник в хроники Ж. Шартье и Э. Монстреле? Эти авторы писали в 40-е годы XV в., когда мало кто во Франции располагал необходимой суммой знаний о ведьмах и их преступлениях. Кроме того, ни в материалах судебных дел, ни в демонологических трактатах не упоминался мотив убийства беременных женщин. Не мог ли он возникнуть из какого-то иного источника?

Как мне представляется, таким источником для наших хронистов могла стать собственно средневековая литература, в которой данный сюжет был хорошо разработан ¹⁰⁰.

Уже с XII в. мотив посвящения неродившегося ребенка Дьяволу был широко известен во Франции, в частности, благодаря истории Роберта Дьявола. Печальная участь постигла его самого и повлияла на всю его последующую жизнь. Как сообщает Этьен де Бурбон, составивший свой сборник ехеmplа между 1250 и 1261 г., Роберт " начал с того, что кусал своих кормилиц за грудь, а затем стал убивать всех, кто осмеливался ему возражать, красть девст-
венниц и. даже замужних женщин и насиловать их... " ¹⁰¹.
-------------------------------------

99 Bodin J. De la demonomanie des sorciers. Zurich; N. Y., 1988 (reimp. de l'ed. P., 1580). Livre II, ch. V. P. 93v. Сразу после этого отрывка речь шла о повитухе, которая всех принятых ею новорожденных " посвящала Дьяволу". Они умирали, их закапывали в землю, а через некоторое время съедали (Ibid. P. 93v). Боден, как и его предшественники, разделял " интеллектуальную магию" (к которой относил, в частности, некромантию) и " простое колдовство", для которого достаточно начатков знаний. Для нас это разделение представляет интерес, поскольку Жиля де Ре Боден относил к категории " колдунов", а не некромантов. Кроме того, насколько можно понять, " простое колдовство", с точки зрения автора, являлось уделом в первую очередь женщин. Подробный анализ " Демономании" Ж. Бодена см.: Houdard S. Op. cit. Р. 57— 103. Возможно, на Бодена оказал некоторое влияние " Защитник дам" Мартина Ле Франка, который был издан в Париже в 1488 и 1530 гг., но никаких явных свидетельствтому нет.
100 К сожалению, вопрос о возможном влиянии литературных текстов на представления средневековых демонологов на сегодняшний день недостаточно разработан. Тем не менее, это направление исследований кажется мне весьма перспективным. Из работ, близких по теме, см.: Ferlampin C. Le sabbat des vieilles barbues dans Perceforest // MA. 1993. N 3 - 4. P. 471 - 504; James-Raoul D. La femme malefique dans la litterature romanesque de la fin du Moyen Age // Le mal et le diable. P. 11 — 33. Эти статьи посвящены анализу образа ведьмы в рыцарских романах, в которых он возникает раньше, чем в демонологических трактатах. В частности, весьма интересным представляется исследование мутации распространенного литературного мотива " съеденного сердца", который в " ведовском" контексте превращается в мотив антропофагии (James-Raoul D. Op. cit. P. 24—25). Однако мотив убийства малолетних детей в этих работах не рассматривается. Об основных темах и мотивах средневековой литературы см.: Vincensmi J. -J. Motifs et themes du recit medieval. P., 2000.

101 Bourbon E. de. Tractatus de diversis materiis predicabilibus (цит. пo: Precher d'exemples. Recits de predicateurs du Moyen Age / Presentes par J. -C1. Schmitt. P., 1985. P. 83—92). В настоящее время под руководством Жака Берлиоза (Jacques Berlioz) готовится полное издание сочинения Этьена де Бурбона.
215

История Роберта Дьявола не оставила равнодушными многих средневековых авторов. Ему был посвящен роман, написанный по-французски в конце XII — начале XIII в. В начале XIV в. он был упомянут в " Хрониках Нормандии" как один из известных нормандских рыцарей, а Жан Гоби — вслед за Этьеном де Бурбоном — включил рассказ о нем в сборник своих exempla. Тогда же была создана рифмованная история о Роберте (Dit), которая легла в основу пьесы-миракля — " Le Miracle de Nostre Dame de Robert le dyable". Она была издана в 1496 г. в Лионе и переиздавалась по крайней мере 11 раз до 1580 г. ¹⁰²

Миракль о Роберте Дьяволе входил также в широко известный сборник " Miracles de Notre Dame par personnages" (XIV в. ), который начинался другой — очень близкой к нему — историей о ребенке, отданном Дьяволу ¹⁰³. На основании этого сюжета в середине XV в. была создана мистерия (Mystere d'un jeune enfant donne au diable), в прологе к которой говорилось: " Здесь начинается мистерия или миракль о славной Деве Марии, рассказывающая о маленьком ребенке, посвященном его матерью дьяволу еще до его рождения" 104.

Что же касается мотива убийства беременных женщин (бытовавшего, как представляется, отдельно от мотива убийства новорожденных детей), то он получил весьма интересное развитие именно в бретонской литературе.
----------------------------------------
102 O популярности истории Роберта Дьявола в средние века и о сказочных мотивах, легших в ее основу, см.: Berlioz J. Les versions m? di? vales de l'histoire de Robert le Diable. Presence du conte et sens des recits // Le Conte. Tradition orale et identite culturelle. Actes des rencontres de Lyon (novembre 1986). St. -Chamond, 1988. P. 149-163. Замечу, что в статье, специально посвященной связям между историями Роберта Дьявола и Жиля дс Ре, Жак Берлиоз останавливается только на формальном сходстве двух героев (высокое социальное положение, разбой, которому оба предавались). Для него Жиль — историческое лицо, а Роберт — только литературный персонаж. Видимо, поэтому он не обращает внимание на форму передачи информации о том и о другом [Berlioz J. Deux figures de l'exces: Robert le Diable et Gilles de Rais // Cahiers Gilles de Rais. 1992. N 1. P. 53-58).
103 Miracles de Notre Dame par personnages / Ed. par G. Paris et U. Robert. P., 1876-1893. 8 vol. T. 1. N 33 (De Robert le dyable), N 1 (De l'enfant donne au diable). На протяжении всего XIV в. (с 1339 по 1382 г., за исключением 1354 г. и 1358-1360 гг. ) эти миракли ставились в Париже (Lalou E. Miracles de Notre Dame par personnages // Dictionnaire des lettres fran? aises. P. 1016—1017).
104 Babelon J. La bibliotheque francaise de Fernand Colomb. P., 1913. P. 142—144, 282—332. Миракль с таким названием был представлен в Метце в 1512 г. (Lalou E. Mystere d'un jeune enfant donne au diable // Dictionnaire des lettres francaises. P. 1051).
216

Речь идет о легендарном короле Коморе, якобы правившем в Бретани в VI в. ¹⁰⁵ Его история представлена в источниках в двух, по-видимому связанных друг с другом, версиях.

Алан Бушар кратко упоминал Комора в своей хронике (конец XV — начало XVI в. ). Он сообщал, что этот бретонский король собирался жениться на св. Трифимии — дочери Героха, графа Ваннского. Он посватался к ней, сыграл свадьбу, и через некоторое время его супруга почувствовала себя беременной. Однажды в часовне, где она молилась, ей явились призраки семи жен короля и стали уговаривать бежать прочь от мужа, говоря, что он убьет ее. Так и произошло — Комор убил свою беременную супругу. Но отец последней обратился с просьбой к св. Гильдасу, и тот оживил королеву ¹⁰⁶.

Более интересный вариант этой истории принадлежит некоему Альберту Великому, священнику из Морлекса, и содержится в " Жизнеописании святых Бретани", составленном в 30-х годах XVII в. ¹⁰⁷ Здесь Комор превращался в " злобного и порочного сеньора", графа Корнуальского, желающего жениться на старшей дочери Герока — Трифинии. Он осмелился просить ее руки, но граф отказал Комору " по причине чрезвычайной жестокости, с которой тот обращался с другими своими женами, которых, как только они становились беременными, приказывал убивать самым бесчеловечным образом" ¹⁰⁸. Комор не признавал также церковного брака, и его жены " находились скорее на положении любовниц, нежели законных супруг" ¹⁰⁹.

Огорченный отказом Герока, Комор прибег к помощи св. Гильдаса, настоятеля местного аббатства. Тот отправился к графу и уговорил его отдать свою дочь замуж при условии, что, " если граф Корнуальский будет плохо с ней обращаться, как он делал это с другими своими женами, он будет обязан вернуть ее [отцу] по первому же требованию" ¹¹⁰. Комор женился на Трифинии,
----------------------------------------------------

105 о Коморе (Chomor, Conomorus, Chomorus) cm.: Gazelles B. Op. cit. P. 137, n. 5. Французская исследовательница отмечает, что речь могла идти о реально существовавшем персонаже, о котором, в частности, упоминает Григорий Турский в своей " Хронике" (под именем Cuonomorus).
106 Boyard J. P. Op. cit. P. 215. Подробный анализ этого отрывка см.: Gazelles B. Op. cit. P. 137-139.
107 Albert le Grand. Les vies des saints de la Bretagne armorique. 3 ed. Renne, 1680.
108 "... a cause de l'extreme cruaut? et barbarie dont il avoit use vers ses autres femmes, lesquelles sitost qu'il les sentoit estre enceintes, il les faisoit inhumainement massacrer" (Ibid. P. 16).
109 "... Traittoit ses femmes pletost en qualite de concubines, que de legitimes epouses" (Ibid. P. 17). Тема отказа от освященного церковью брака представляет собой один из вариантов известной, например, по рыцарским романам темы страха перед любыми религиозными таинствами, которых избегали люди, связавшиеся с Дьяволом (James-Raoul D. Op. cit. P. 27).
110 "... Si le Comte de Cornouaille mal-traittoit sa fille, comme il avoit fait ses autres femmes, il s'obligeroit a la luy rendre a sa requeste" (Albert le Grand. Op. cit. P. 17).
217

и все шло хорошо, пока женщина не поняла, что ждет ребенка. Вне себя от ужаса, она попыталась бежать из замка своего мужа рано утром, пока тот спал. Однако Комор проснулся и бросился за ней в погоню: " Он нашел ее, и тогда бедная дама бросилась на колени, подняла руки к небу и со слезами на глазах стала молить о пощаде. Но жестокий палач не обратил внимания на ее слезы, схватил ее за волосы и нанес ей сильный удар мечом, ударив им ее по шее и отрубив голову" ¹¹¹.

Безутешный отец обратился за помощью к св. Гильдасу, который оживил Трифинию (позднее она родила мальчика и ушла в монастырь). Затем аббат направился к Комору и бросил в него " горсть пыли", которая тяжело ранила графа Корнуальского. На этом рассказ заканчивался.

Помимо подробно разработанного здесь мотива убийства беременных женщин, история Комора интересна для нас и с другой точки зрения. Именно она может поставить под сомнение версию о том, что Жиль де Ре был прототипом героя сказки Шарля Перро.

В современной литературе уже высказывалось предположение о том, что сказка о Синей Бороде складывалась на основе легенды о короле Коморе ¹¹². На мой взгляд, эта гипотеза действительно заслуживает внимания.

Во-первых, мы имеем дело с персонажем бретонской истории (или, вернее, бретонского фольклора). Во-вторых, изначально его история никак, по всей видимости, не была связана с процессом против Жиля де Ре. Хотя мы не знаем точно, когда возникла эта легенда, но даже в XVI в. в ней не было ни малейшего упоминания о нашем герое ¹¹³. Наконец, в-третьих, между историей Комора и сказкой о Синей Бороде есть несомненное сходство. Оно заключается не только в использовании одного и того же литературного мотива — мотива убийства многочисленных жен. Так, обращает на себя внимание несомненное сходство в описании заключительных сцен, разыгравшихся между Комором и Трифинией и между Синей Бородой и его женой:
" Он нашел ее, и тогда бедная дама бросилась на колени, подняла руки к небу и со слезами на глазах стала молить о пощаде. Но жестокий палач не обратил внимания на ее слезы, схватил ее за волосы и нанес ей сильный удар мечом, ударив им ее по шее и отрубив голову" ¹¹⁴.
---------------------------

111 "... Il la trouva, lors la pauvre Dame se jette a genoux devant luy les mains leveesau Ciel, les joues baignees de larmes, luy crie mercy, mais le cruel bourreau ne tint conte de ses larmes, l'empoigne par les cheveux, luy defferre un grand coup d'epee sur le col et lui avala la teste de dessus les espaules" (Ibid. P. 18).

112 Boyard J. -P. Op. cit. P. 213-214; Herubel M. Op. cit. P. 117.
113 Алан Бушар сравнивал преступления Жиля с действиями совсем другого легендарного персонажа бретонской истории — некоего короля Бальдуда, который, по мнению автора, был весьма сведущ в некромантии (Bouchait A. Op. cit. T. 1. P. 91; T. 2. P. 320).
114 Albert le Grand. Op. cit. P. 18.
218

«Синяя Борода принялся кричать так. что весь дом задрожал. Бедная женщина сошла и бросилась к его ногам, вся растрепанная и заплаканная. " Это ни к чему не приведет, — сказал Синяя Борода, — нужно умереть". Потом, схватив ее одной рукой за волосы и занеся нож другой, он уже собирался отсечь ей голову. Бедная женщина, повернувшись к нему и глядя умирающими глазами, просила дать ей одно мгновение, чтобы приготовиться к смерти»¹¹⁵.

О том, что история Комора дает основания увидеть в нем прототип Синей Бороды, свидетельствует, на первый взгляд, и любопытный текст конца XVIII в., не попадавший до сих пор в поле зрения специалистов.

Речь идет о сочинении некоего Жака Камбри, описавшего свое путешествие по Бретани в 1794— 1795 гг. В нем говорится, в частности, о том, как в один прекрасный день рассказчик " прибылк подножию величественных полуразрушенных стен, поросших ежевикой, терновником, кустарником и деревьями. Башни еще держались, но вид у них был заброшенный и грозный. То был замок Карноэт, где в свое время обитал барон Синяя Борода, душивший своих жен, как только они становились беременными. Сестра одного святого стала его женой. Когда она почувствовала, что забеременела, то попыталась бежать, чтобы спасти свою жизнь. Ее ужасный супруг пустился за ней в погоню, догнал и отрубил ей голову, а затем вернулся в свой замок. Святой, узнав об этой жестокости, воскресил несчастную и отправился в Карноэт, однако барон отказался опустить подъемный мост. Три раза святой просил впустить его, но безуспешно. Тогда он взял горсть пыли и бросил ее в воздух. Та часть замка, где находился барон, провалилась под землю, и дыра на этом месте существует до сих пор. По словам местных жителей, они никогда не отваживаются приближаться к руинам, так как боятся стать жертвой огромного дракона, там обитающего" ¹¹⁶.

История Синей Бороды, рассказанная Жаком Камбри, в мельчайших деталях повторяет легенду о Коморе. За одним исключением. Главный герой назван у Камбри бароном, что заставляет нас вспомнить о Жиле де Ре, действительно носившем этот титул.

Как мне представляется, уязвимость гипотез современных исследователей о генезисе сказки " Синяя Борода" состоит в том, что все они пытаются найти единственного прототипа ее главного героя. Для одних это, безусловно, Жиль де Ре — и сказка о нем, по их мнению, возникает в конце XVI в., т. е. примерно через полтора столетия после его смерти. (Этих исследователей беспокоит всего один вопрос: как в сказке вместо убитых мальчиков появляются
---------------------------------------

115 Перро Ш. Сказки. С. 69-70.
116 Cambry J. Voyage dans le Finistere ou Etat de ce departement en 1794 et 1795 //Bibliotheque bretonne. P., 1799. 3 vol. (цит пo: Les Contes de Perrault. P. 194.
219

женщины - жены Синей Бороды¹¹⁷. ) Другие настаивают на кандидатуре бретонского короля (или графа), полностью игнорируякак личность Жиля де Ре, так и весьма важный вопрос о временивозникновения легенды о Коморе и, соответственно, самой сказки.

В этой ситуации текст Жака Камбри обретает для нас особоезначение, поскольку указывает на смешение всех трех персонажей - фольклорного, исторического и литературного. Записанный позднее сказок Ш. Перро и, по-видимому, независимый от них, этот рассказ дает представление об ином варианте бытования сказки о Синей Бороде в Бретани, а кроме того - о болеесложном генезисе образа главного действующего лица. Думается, что текст, записанный Шарлем Перро, - всего лишь один из возможных (к тому же, достаточно поздний) вариант интересующейнас сказки ¹¹⁸.

Пытаясь проследить пути ее создания, мы, к сожалению, можем выделить и исследовать лишь те мотивы, которые были зафиксированы в письменной традиции. Хотя их основная часть имеет, безусловно, фольклорное происхождение, мы не в состоянии оценить, насколько большое (а, возможно, решающее) влияние оказала на окончательный вариант сказки традиция устная. Таким образом, вопрос об " участии" (или " неучастии" ) Жиля де Ре в созданииобраза Синей Бороды представляется мне одним из немногих действительно решаемых на доступном нам материале.

Если допустить, что легенда о Коморе и, безусловно, связанный с ней изначальный вариант сказки предшествовали по времени процессу над Жилем (либо существовали с ним параллельно, т. е. независимо от него), многие вопросы, считающиеся до сих порспорными или неразрешимыми, снимаются сами собой. Так, в частности, исчезает проблема таинственной трансформации якобы убитых Жилем мальчиков и жен Синей Бороды, поскольку его судебный процесс перестает быть первым звеном вцепи рассматриваемых событий, и, следовательно, никакой трансформации не происходит вовсе. Да и сам герой не может болеепретендовать на роль единственного возможного прототипа Синей Бороды. Скорее, следует говорить о влиянии самой сказки напроцесс сира де Ре, на его образ в памяти ближайших и более далеких потомков. Именно этим влиянием мы можем отчасти объяснить возникшие позднее обвинения Жиля в убийствах беременных женщин.
----------------------------------------
117 М. Казаку, например, утверждает, что в сказке невозможно представить сексуальное насилие над детьми, которые - по этой причине - заменяются на женщин (Саzacu М. Ор. сit. Р. 38-39). Действительно, ни в одной сказке мы не найдем этого мотива, нет его и в справочнике Аарне-Томпсона. Однако французский автор не учитывает, что весьма распространенный мотив поедания (в том числе и детей) в сказке бывает равнозначен сексуальному акту.
118 Как отмечает аббат Боссар, в записи Ш. Перро сказка о Синей Бороде получает христианскую интонацию и дополняется деталями, характерными именнодля XVII в. Так, только тогда жена Синей Бороды могла попросить четверть часа, чтобы подготовиться к смерти (одеться прежде всего).
220

Если представить процесс мифологизации личности Жиля де Ре графически, то вместо " традиционной" схемы, связывающей напрямую двух героев:

Процесс Жиля де Ре: → Сказка " Синяя Борода":

убийство мальчиков убийство жен

мы получаем весьма сложную систему, в которой оказываются задействованы самые разнообразные - как литературные, так и реальные - персонажи:

⇐ Предыдущая 1 2 345 Следующая ⇒