Table of Contents 26 страница

– Ребята, настаивать не могу и ситуацией полностью не владею, но мне кажется, что вам нужно туда идти в рейд как можно скорее. Потому что закончится это, скорее всего, нападением разведбата на деревню. А поскольку это близко к Тьме, то полноценно они там воевать не смогут: ограничатся артобстрелом и минометами. Продолжать надо?

– У тех будут потери, и в результате адаптанты разозлятся и в эту сторону вообще будет не сунуться! – предположил я.

– Верно, – кивнул профессор. – Тут по-другому и быть не может. У нас с адаптантами война на истребление, поэтому предугадать реакцию наших вояк нетрудно. Вышлют разведку, присмотрятся скрытно, атакуют. Всеми силами, которых не так уж и много.

– Да и тех там не полк, – сказал Иван, почесав в бороде.

– Имеется в виду, что не хватит людей, чтобы перекрыть все пути отхода, – пояснил я. – Да и между деревней и Тьмой заслонов не поставишь, личный состав с ума сойдет, поэтому уйти те смогут свободно.

– А, понятно, – кивнул тот.

– В общем, думайте, – сказал Милославский. – Есть у меня подозрение, что именно в тех архивах есть что-то полезное. Со своей стороны обещаю, что не забуду, на руках вас потом носить буду – какое-то недолгое время, разумеется. Найду чем отблагодарить. Хотя бы архив райотдела НКВД – на милицию, в общем, надежды не очень много.

Все усмехнулись, но в общем обещаниям поверили. Да и понимал я профессора очень хорошо: потом туда точно будет не сунуться. А может, и вовсе война начнется, потому что пока адаптанты атаковали людей по каким-то им самим известным принципам, а после атаки деревни еще и войной пойти могут, благо все пути не перекроешь, а куда отходить им всегда есть – Тьма как занавес на севере. Начнут партизанить всерьез, и тогда вообще это направление закроется. А нас на фронт кинут, мобилизовав. Очень даже запросто.

– Завтра с утра сможем выйти? – спросил Иван, посмотрев на нас.

– Особых проблем не вижу, – сказал Федька. – Все равно туда лезть надо, так почему бы и не завтра?

– Володь? – обернулся Иван ко мне.

– Я тоже готов, все равно дополнительно ничего не придумаем, – пожал я плечами. – Затемно дернуть, чтобы там быть с рассветом и световой день использовать по максимуму, – и сразу обратно на всех парах.

– Настя?

– Мы с Николаем будем с утра в готовности, если никаких других распоряжений никто подкидывать не будет, – ответила она.

– Не будет, это я гарантирую, – решительно сказал Милославский. – Если кто попытается со своими делами сунуться – звоните прямо мне, я здесь буду весь день безотлучно.

– Хорошо, – кивнула она и поправила упавшую на лицо прядку. – Тогда будем у прогретых машин дежурить и сможем вылететь через тридцать секунд после поступления команды.

– Тогда ночуем сегодня на Ферме, чтобы время не терять, – подвел итог Иван. – Сколько кому надо времени, чтобы сделать все дела и собраться здесь, внизу?

– Ну… час, наверное, – пожал я плечами. – Переодеться, оружие прихватить, да пожую дома что-нибудь.

Милославский поднял руку, привлекая внимание, и все уставились на него.

– Во избежание случайностей все сделаем централизованно. Через час пошлю машину собрать вас всех по домам. Она же отвезет вас на Ферму, – сказал профессор, после чего добавил: – «Цеппелин» пришлю с охраной, чтобы уж точно все хорошо было.

– «Цеппелин»? – не понял я.

– Бронированный «студер», увидишь – сразу поймешь, – сказал Иван, обернувшись ко мне.

– Все свободны, готовьтесь к рейду, – сказал Милославский, поднимаясь из-за стола. – Я на вас надеюсь, это все очень важно.

– Ну видишь, успели все же, – сказал я, когда Настя подскочила на кровати и глянула на будильник.

– Ни фига, – заявила она, сдергивая со спинки стоящего рядом стула халатик и накидывая на себя. – Это они опаздывают. А тебе еще собираться, давай быстро!

– Да подождут! – отмахнулся я, опуская босые ноги на пол. – Тем более что у меня все собрано давно.

– Ну так хоть оденься, – засмеялась она.

– А куда я денусь? – резонно возразил я.

На самом деле я уже давно все собрал. Основным оружием взял автомат – тот самый трофейный МР-40, переделанный для ношения на модерновом одноточечном ремне, который подобрал с трупа во время перестрелки в лесу. Сомневаюсь я, что придется воевать с кем-нибудь на больших дистанциях, тогда нам проще смыться, а вот в помещениях и против каких-нибудь темных тварей он то что надо, особенно с этими эрзац-пулями, которые в теле сразу на осколки разлетаются. К нему было аж восемь магазинов, а я еще с оружейного склада тройной боекомплект получил, по требованию нашего профессора, вместе с летным комбинезоном. Для дали же взял «мосинку», завернутую в брезентовый чехол и затянутую тесьмой. Я хоть и не снайпер, но метров за пятьсот из нее точно в человека попаду, это без вопросов.

ТТ в кобуру, кобуру на грудь, на подвесную, укороченный «ментовской» наган, тоже трофейный – во вторую кобуру, под мышку. Это уже последний шанс, – может, даже чтобы застрелиться. Оделся потеплее и поудобней, лямки РПС на плечи накинул, застегнул – вот и готов.

Пока собирался, крутившаяся на крохотной кухоньке Настя успела чайник вскипятить и выставила передо мной кружку чаю с рогаликами.

– Давай выпей, пока время есть.

– Ага, спасибо, – кивнул я, поцеловав ее в щеку. – Заботливая ты моя.

– Не позаботишься – так ты с голоду сдохнешь, – абсолютно несправедливо обвинила она меня.

Чай удалось допить спокойно: сигнал с улицы донесся как раз тогда, когда я кружку на стол поставил.

– Ну я пошел, – сказал я, поднимаясь из-за стола.

– Ты осторожней там, ладно? – попросила она, прижавшись и глядя мне в глаза. – Не рискуйте.

– Да мы и не собираемся, дураков нет, – искренне ответил я.

– Ракеты точно есть? Услышишь самолет – пускай сразу же, как договорились.

– Хорошо, – опять поцеловал я ее. – Но не думаю, что понадобится: прорвемся, броня у нас хоть куда.

– И от планового маршрута – ни на метр, понял? Чтобы если искать придется, то сразу на вас вышли.

– Хорошо, – вновь пообещал я, но уже без внутренней уверенности.

Опять расцеловались, и я побежал вниз.

«Цеппелин» – здоровый, обшитый стальными листами грузовик – замер прямо у подъезда. Возле распахнутой двери кунга стояли Иван с Федькой и еще какой-то парень с ППШ и усиленно курили.

– За тобой последним решили заехать, – пояснил Иван. – Ты у нас один семейный, так что времени тебе больше надо.

– Это спасибо, очень оценил, – искренне ответил я. – Ну что, едем?

– Ага, давай в кунг.

Кунгом, строго говоря, внутренность кузова назвать было сложно. Местные мастера превратили трехосный американский грузовик в некое подобие бронеавтобуса – эдакой командно-штабной машины со свободным доступом в водительскую кабину. Внутри были откидные сиденья, откидные столы, все приваренное и привинченное к каркасу из стального профиля, к этому же каркасу крепились и стальные листы обшивки.

– Пулю держит? – поинтересовался я, оглядевшись.

– Если только пистолетную, – сказал парень с автоматом, который тоже залез с нами в кунг. – От темных тварей бронирование – специально для ночных спешных поездок машину сделали. Под обстрел на ней лучше не попадать.

– Да, ничего так, – одобрил я.

Нам бы, увы, такая не подошла. Куда на броне едем, там у нее проходимости и пулестойкости не хватит, а куда на Федькином «опеле» – так там кузов нужен и возможность грузы возить. А это так, «нишевый продукт».

В кабине сидели еще двое вооруженных мужиков. Тот, что справа, обернулся и спросил:

– Ну что, готовы? Ехать можно?

– Давай погнали, – скомандовал Иван. – На Ферму.

– Ночевать-то где будем? – спросил у него Федька. – На полу в кабинете?

– Ну щас! – даже возмутился тот. – Народ часто ночевать там остается, так что комнатки отдыха с топчанами имеются. И свежую постель дадут, и в душ сходишь, если оно тебе надо, конечно.

– Пусть моется тот, кому лень чесаться, – сказал Федька, после чего махнул рукой и добавил: – Хотя ладно, уговорил, красноречивый.

Давно рассвело, позади были уже часы пути, успели даже дозаправиться, перелив в бак горючку из бочки, закрепленной на броне. «Жужа» шла – что по дороге, что по бездорожью – бодро, плавно покачиваясь, переваливала через канавы и промоины, давила кустарник – все было по-другому по сравнению с обычной машиной. Оно понятно, что и броня здесь антикомариная, и вооружение жиденькое, но все равно эта полусамоделка внушала какую-то уверенность в успехе. Прорвемся, куда денемся. Ей бы еще плавать, как БМП, но это уже слишком – так губу раскатывать с техникой сороковых годов все же не стоит.

Федька сидел за рычагами уверенно, управлял вполне мастерски, постоянные тренировки последних дней все же пользу принесли, это было заметно. Дождя не было, и я больше стоял, высунувшись по грудь в люк, и время от времени пытался рассматривать окрестности в выданный мне немецкий бинокль – штуку очень добротную, с удивительно чистыми и прозрачными линзами. Но каких-то признаков грозящей нам опасности пока засечь не удалось.

– Сейчас станция будет – к ней лучше не соваться, – сказал я, сверяясь с картой. – Так ничего не заметили вчера, но все равно место для засады очень классное. Забираем к реке, правее.

– Без проблем, – сказал Федька.

Действительно, стоило нам объехать язык леса, приближавшийся к дороге, как перед нами появилось нагромождение серых и грязных станционных строений, между которыми виднелись скопления не менее грязных вагонов, в большинстве своем груженных углем. Когда-то здесь работа кипела, это было видно, а потом раз – и все стало таким, какое оно сейчас. Разом, в один момент.

Иван подхватил из укладки пулемет, установил его на вертлюг перед бойницей, направив в сторону возможной угрозы. Это правильно, это хорошо он действует, я тоже автомат с плеча не снимал ни на секунду. До деревни с адаптантами отсюда не больше двадцати пяти километров прикидочно, – почему бы им сюда за угольком, например, не заглянуть. Что им, печки топить не надо? Дымки над деревней я видел вчера, а уголек – вот он, рукой подать, не могут они не соблазниться.

Однако было тихо, никто в нас не стрелял и на нас оттуда не кидался. «Жужа» легко перевалила через подразмытую железнодорожную насыпь, проскочила через широкую канаву с пологими склонами – и выкатилась в поле. Открылся вид на шахтные терриконы, придающие пейзажу какую-то повышенную мрачность и сюрреалистичность. Впрочем, Тьма уже плотно на душу давила, так что сюрреалистическим выглядело для меня все – даже я сам в зеркале самому себе таким бы показался.

Появились клочья тумана, медленно ползущие по самой земле, – те самые, что мы видели с самолета. Плотные, похожие на куски порванной ваты, почти непрозрачные, они двигались наперерез нам, обтекая черные конусы терриконов, и казалось, что эти гигантские отвалы породы плывут над землей, неся в себе какую-то невысказанную, но очень злобную угрозу. При этом свинцово-серое, тяжкое небо давило сверху, словно пресс, нависший над головами, и ты не знаешь, чья рука сейчас возле рычага, который заставит его опуститься.

Когда машина вкатила в одно такое облако тумана, я почувствовал холод. Но холод не обычный, а именно холод Тьмы, когда льдом по позвоночнику, когда мурашки по всему телу.

– Федь, ты про такой туман знаешь что-нибудь? – забеспокоился я, передернув зябко плечами после встречи со вторым облаком.

– Знаю, возле Тьмы часто бывает, – сказал он. – Какого-то особого вреда от него нет вроде бы, разве что на душу давит.

– Не опасно, – добавил Иван. – По крайней мере, мы никаких случаев вреда от него не регистрировали – так, мерзко просто.

– Спасибо, обнадежили, – кивнул я.

Ладно, если не вредно, то уже не так страшно. Хотя бы можно не дергаться с перепугу при приближении к очередному клоку этой мерзкой дымки. А остальное… ничего, остальное потерпим, у меня цель, а ради нее можно много потерпеть. В конце концов, когда принимал предложение Милославского работать на него, понимал, что меня не огородничеством заниматься приглашают.

Вскоре шахты остались левее, мы приблизились к реке. Когда «жужа» выбралась с поля на заброшенную дорогу, повернули налево, к городу.

– Федь, когда по набережной пойдем, про провал не забудь, – напомнил я.

– Есть же на карте…

– Не знаю как ты, а я здесь с трудом сосредоточиться могу, – честно сознался я. – А в таком состоянии любую пометку с карты мог бы проморгать.

– Хорошо, но ты тоже поглядывай, – сказал он. – И в городе внутрь заныкайся, а то черт его знает… Так тварей нет, но мало ли.

– И адаптанты эти рядом, – добавил Иван.

По дороге пошли быстрее, но все же без особой спешки. Хотелось и шуметь потише, и самим успевать наблюдать за окрестностями. По счастью, вокруг так и было пусто.

Вскоре показались городские окраины. Несмотря на то что никакая разруха этих мест не коснулась, выглядело все запущенно и мрачно. Пыль и грязь не девались никуда, покрывая строения, улицы, стекла – все вокруг. Лишенные листьев деревья, какие-то все перекрученные, с причудливо и как-то не по-хорошему изогнутыми стволами и ветвями, вытянулись двумя рядами по сторонам дороги, похожие на неведомых чудовищ, охраняющих этот путь.

– Иван, а чего такие тополя странные? – спросил я, невольно понизив голос.

– Тьма так действует, – ответил Иван, заодно дернув меня за полу куртки. – Оно и растет, и не растет одновременно… в общем, черт знает что с деревом творится, вот его и корежит. Давай вниз и люк закрой.

– Ага.

Я нырнул в темное нутро машины, закрыв за собой люк и повернув стопор, чтобы его не открыть было снаружи. Сразу стало как-то уютнее и спокойней, вроде как снаружи все было неправильным, а внутри машины с нами ехал кусочек мира нормального, человеческого. Я придвинулся прямо к немалого размера триплексу в лобовом стекле, разложил перед собой карту.

Пусто, пусто и мертво. И при этом постоянное ощущение, что за нами наблюдают из каждого темного окна. Прячутся, когда мы проезжаем мимо, и, выглянув, смотрят в спину тяжелым, злобным взглядом. Мерзкое ощущение, кстати, совершенно параноидальное.

– Кажись, сейчас налево надо, – сказал я, сверившись с картой.

– Уже вижу, – сказал Федька, разворачивая «жужу».

Машина рванула, покатила, поскрипывая сочленениями гусениц, по узкому переулку, застроенному двухэтажными домами. Звук отражался от стен, и теперь казалось, что мы шумим на весь город. Краем глаза я видел, как Иван болезненно морщится явно от точно такой же мысли. Внимания нам как раз и не хочется, можно сказать, совсем.

– Направо, – вновь подсказал я, Федька лишь кивнул.

Улица пошире, та самая Коммунистическая, которая нам и нужна. По ней – до площади имени вождя, до его памятника – и первый пункт нашего путешествия будет достигнут. А вот что выйдет из этого, предположить сложно – посмотрим.

Под гусеницами настоящий ковер из опавших листьев, сучьев, какого-то мусора. Не могу я до конца понять выкрутасов местного времени – листья опадают, при этом время задом наперед идет… Хотя это же не пленку проматывают, может, тут и деревья уже «задом наперед» живут? Приспособились? А может, это я в силу скудости своего воображения и немощности мыслительного аппарата не могу себе это все в совокупности представить? Для меня же время всегда в одну сторону шло, это было самое незыблемое из всего, что окружало меня. А тут… А может, оно здесь нормально идет? Как это понять?

Я даже на часы глянул сдуру, вроде как ожидая, что они мне подскажут. Стрелки, наверное, должны в обратную сторону завертеться или что? Впрочем, хрен с ним, чего этим голову забивать? Представлю себе, что здесь… радиация, например. Долго находиться вредно, а если недолго – так и ничего. Может, даже и полезно. Если быстро все сделаем и свалим, то нам до тутошних временных завихрений как до прошлогоднего снега будет. А с ним пусть Милославский разбирается, если время не физическая категория, а философская, или чего он там нагнал.

А мне от него совсем другое нужно. Нам нужно – Насте и мне. Мне указатель от него требуется вроде стрелки у дороги, с надписью «На выход». Или «Домой». Или просто «На хрен отсюда» – даже так сойдет. За ради такого дела я ему куда угодно скатаюсь и что угодно притащу, меня не убудет, хотя это как раз спорно. Но даже если и убудет, то понятно, зачем и за что. Не хочу я быть вечным эльфом в лесах под сенью Тени. Хочу обратно свою человеческую жизнь, тем более что теперь, после того как я стал по-настоящему не один, она обрела смысл. Огромный, безусловный и ясный смысл. Но не здесь, а там, откуда я пришел. Фразу профессора про «закрепленный с одного конца» тоннель я не забыл. Я вообще ничего не забываю – особенно когда говорят о том, на что я свою жизнь поставил.

– Площадь, – сказал Иван, пристроившийся теперь с пулеметом, глядя вперед, в соседний триплекс.

– Ага, – подтвердил я, опознав памятник посреди грязного, голого газона.

До площади осталось всего ничего – просто ехали мы теперь очень медленно, настороженно и опасливо.

– Справа, двухэтажное? – уточнил Федька.

– Ага, – вновь ответил я. – Давай как планировали…

Подъезды-подходы мы вчера на бумажке чертили и при помощи спичечного коробка и толстой книги на столе отрабатывали. Нас, если честно говорить, для такой поездки маловато – надо бы две машины вообще-то и человек эдак семь-восемь народу. Иван, оказывается, как он мне сказал, Милославскому на это намекал, это не я один такой умный, – но тот предложил эту тему больше не обсуждать: мол, и так достаточно. Из чего вывод сделался такой, что профессору надо изо всех сил сохранять секретность. И так как сам факт поездки вроде бы не замалчивался, вчера вон целое заседание по этому поводу было, – с предметом поисков что-то не так. Для меня не так, для Милославского с Иваном, может, и все нормально: тот же Иван на вопрос: что искать? – отвечает уклончиво: мол, мне беспокоиться незачем, он сам займется, что подразумевает под собой предложение со свиным рылом в калашный ряд не залезать. Да и с самого начала было понятно, что искать будем нечто конкретное, в «жужу» целиком никакой архив не влезет, а разбирать его по папочке вблизи Тьмы нам тоже никто не даст: время очень ограничено.

– Блин, сколько добра пропадает, – вдруг сказал Федька.

– Это какого? – не понял я.

Нам по дороге даже машин почти не попадалось: то ли не было их здесь особо, то ли уже вывез кто другой. Так, дома да заборы, уродливые деревья да клочья тумана.

– Ты че? – удивился он. – От города ЛЭП идет к шахтам, там на одних проводах озолотиться можно. Лампочек кругом полно небось. Да и вообще пошариться… тут же поле нехоженое, непаханое.

– Федь, давай ты сейчас по делу думай, а, – попросил его Иван. – Дело сделаем, отдыхать будешь – езжай куда хочешь, но сейчас об этом не надоть, хорошо?

– Как скажешь – никакой в тебе поэзии, – вздохнул Федька.

– Рули давай, поэт, – посоветовал ему Иван.

«Жужа» выкатилась на круглую площадь, описала по ней круг, фыркая дымом из выхлопных труб и объехав памятник, давая нам возможность оглядеться, затем встала, качнувшись взад-вперед, развернулась на месте с аптекарской точностью и задом лихо подкатила к невысокому крыльцу дома, на стене которого висела бордового цвета табличка с золотистыми буквами: «Районный отдел Народного комиссариата внутренних дел (НКВД)»

– С прибытием, – объявил Федька, не отводя глаз от водительского триплекса.

Иван повернул ручку, запиравшую кормовую дверь, и тяжелая стальная створка беззвучно отодвинулась на хорошо смазанных петлях. Я сразу выглянул наружу, выставив перед собой автомат.

– Вроде тихо, – объявил, оглядевшись.

– Похоже, – согласился Иван, подхватывая из укладки свой ППШ. – Пошли?

– Фонарь? – сразу спросил я его, помигав своим, уже прицепленным к стволу.

– Работает, – подтвердил он, проверив.

– Тогда пошли, – кивнул я. – Федь, как договорились, на стреме все время.

– Ты меня еще учить будешь? – усмехнулся он.

Пропустив колкость мимо ушей, я выбрался из машины, вновь огляделся. Дома квадратом вокруг круглой площади, слепые, грязные окна, от которых уже даже бликов нет. Но явной угрозы все же не видно, да и я чувствую, что вся эта паранойя со взглядами ненастоящая, нет пока под ней основания, просто страшновато мне, вот и все. Нервишки вроде как.

Подошел к массивной входной двери в здание, взялся за ручку, прислушиваясь.

– Не заперто? – спросил Иван.

– С чего бы? – удивился я и потянул створку на себя. Петли скрипнули, дверь открылась, звякнув натянувшейся пружиной. – В таких местах никогда не закрывают, как я понимаю. Двери не закрывают в смысле.

Пустой вестибюль, пахнущий сыростью и затхлостью. Справа, сразу за дверью, будка, в которой раньше сидел проверяющий пропуска. Полутьма, которая всегда лучше темноты полной, – это уже все в курсе. Лучи фонарей скользнули по стенам, осветили высокую стойку дежурного, какие-то назидательные плакаты на стенах, с которых сурово смотрели бдительные рабочие и сотрудники в форме, предупреждая о том, чего делать нельзя, дабы не продать завоеваний агентам мировой буржуазии. Даже юная и довольно мордатая комсомолка в красной косынке сурово прикладывала палец к губам, требуя не болтать.

Федька, покрутивший головой, сноровисто занял позицию в тени, у стены, чуть сбоку от окна, откуда мог видеть подступы к зданию и при этом появившийся противник точно не ожидал бы его там найти. Поначалу думали оставлять человека в машине, с пулеметом, но, подумав, пришли к выводу, что так слишком очевидно. К тому же если он будет сидеть запершись, то обзор никуда, а высунувшись из люка, станет изображать собой мишень для любого человека с винтовкой. Поэтому и придумали такой способ прикрытия. Из двери до открытого заднего люка машины всего два шага – можно под любым обстрелом без особого риска заскочить.

– Пошли искать архив, – сказал Иван. – А если точнее, то секретку: нам туда надо.

– Если бы я был секреткой, то где бы я был? – поерничал я, чтобы заглушить все бултыхающийся внутри меня страх.

Шаги по плитке, которой выстлан пол, гулкие, неправдоподобно громкие, рвущие нависшую тишину. Тут уже много лет небось никто не ходил: вон какая пыль на полу скопилась, в боковом свете ее очень хорошо видно, и ни следа на ней, тут даже стены к молчанию привыкли, – а теперь мы шляться давай.

Вестибюль уперся в коридор с дверями в обе стороны. На одной двери ничего, на второй – табличка «Посторонним вход строго воспрещен! ».

– А не туда нам? – поинтересовался я.

– Откуда я знаю? – пожал плечами Иван. – Подвала здесь нет, насколько я понял, а вот во флигеле во дворе что?

– Без понятия, – честно ответил я. – Двор есть, флигель есть – это все, что видел сверху.

Подергали дверь с табличкой, она оказалась открыта, пропустив нас в сумрачный коридор, с каждой стороны которого было по три двери. На ближайшей от нас слева, металлической, с откидным окошком, была табличка «Оружейная комната». Сама дверь распахнута настежь.

– Гляну, – сказал я Ивану, предчувствуя разочарование.

– Ну глянь…

Предчувствия меня не обманули: здесь были до нас и всю оружейку вынесли. Пустые шкафы-пирамиды с распахнутыми дверцами, столы – и больше ничего. А ведь на стенах плакаты про сборку и разборку ППШ и ТТ. Очень огорчительно, потому как я бы с радостью свой МП-40 на ППШ сменял.

– Ну что? – спросил Иван, когда я опять вышел в коридор.

– Пусто, до нас тут были.

– Адаптанты небось, про мародеров в этих краях я не слышал, – сказал он, после чего добавил: – Вон и секретка, в конце коридора.

– Ну так пошли, – пожал я плечами. – Надеюсь, что оттуда не вынесли ничего.

Дверь с табличкой «Машинопись», затем еще одна, без всяких надписей, следом «Хозотдел», взломанная и распахнутая, и уже последняя – «Секретная часть».

– Заперто, – сказал Иван, ухватившись за ручку.

– Да она вообще-то хлипкая, – постучал я по филенке. – Давай ломиком попробуем.

– Последи, – кивнул Иван, выдергивая из рюкзака, из-за спины, неслабый изогнутый ломик-гвоздодер.

Пока у меня за спиной трещало дерево, я стоял к Ивану спиной, уставив ствол автомата в коридор. Опасности вроде бы не было, но черт его знает, кто сюда на шум может заглянуть: лучше уж не рисковать.

Дверь подалась, Иван выругался, отскочив назад.

– Трава, мать ее…

В свете фонарей разглядели, что попали мы не в саму секретную часть, а лишь в тамбур. Тамбур, в который не попадало ни луча света и который сплошняком зарос темной травой. Под ярким светом фонарей, лучами которых мы водили по ее листьям как струями из брандспойта по языками пламени она быстро становилась серой и осыпалась невесомыми хлопьями на пол.

Дальше была вторая дверь – уже обитая железом, мощная, и окошко в стене, маленькое, закрытое деревянной створкой, через которое секретчик, когда он нес здесь службу, выдавал нужные документы под роспись.

– Серьезная дверка, – сказал Иван, приглядевшись.

– Это точно, – согласился я. – Чего с ней будем делать? Тротилом ее?

– Страшновато, если честно, – ответил он, подумав. – Что-нибудь не так сделаем, а там все бумаги разлетятся – и собирай их потом по полу. Или вообще пожар устроим.

– Кстати, – вдруг вспомнил я, – а по фасадам ведь окна сплошняком, так? Пропусков нет?

– Вроде нет, а что? – насторожился он.

– Значит, тут просто решетка на окне, – заявил я, обрадованный идеей. – Можно тросом дернуть, а дверь даже не трогать. И тебе потом внутри копаться проще будет.

– А что? – спросил он сам себя, чуть подумав, и сам же ответил на вопрос: – Вполне разумно. Пошли.

Выскочили из коридора в вестибюль, я махнул рукой Федьке, обернувшемуся к нам:

– Давай в машину, есть идея.

Уточнять, что за идея, он не стал: когда дело надо делать, лишние разговоры только помеха. Лязгнул стальной люк, «жужа» зарычала двигателями, дернулась, поползла следом за нами с Иваном, идущими пешком и настороженно оглядывающимися по сторонам.

– Вот это окно, похоже, – сказал Иван, указав на самое крайнее окно по фасаду на первом этаже.

– Да наверняка, – согласился я. – По-другому и не получится: геометрия не разрешит. Федь! Подгоняй машину!

«Жужа» крутанулась на месте, сдвинулась на пару метров, полязгивая гусеницами, а я сразу же начал разматывать с крюков толстый стальной трос. Решетка на окне серьезная с виду, но все же не под такие воздействия. Кое-как разгибая непослушный и неподатливый стальной канат, протолкнули его под решеткой, накинули массивные кованые крюки на буксировочные петли бронемашины.

– Давай! – скомандовал я, отскакивая в сторону.

Машина качнулась, рванула назад, трос натянулся, что-то захрустело, а затем вся оконная решетка целиком со звоном и грохотом свалилась на брусчатку. И следом посыпались стекла – Иван, плюнув на скрытность, колотил по ним выдернутой из заборчика штакетиной.

– Да хрен ли, все равно нашумели, – сказал он, наткнувшись на мой недоуменный взгляд.

Ну да, все верно, сейчас-то уже чего пугаться? Звук от той же решетки небось в деревне адаптантов слышно было.

Разобравшись со стеклами, Иван заглянул внутрь, приподнявшись на выступающем цоколе здания, сказал:

– Вроде в порядке все…

– Это хорошо, – кивнул я. – Сейчас «жужу» вплотную подгоним, и с нее лазить можно. А заодно и смываться быстро.

Трос обратно, еще пара быстрых маневров – и наша неуклюжая с виду машина прижалась к стене. Иван вскарабкался на броню, присел, пощелкал шпингалетами окна и открыл настежь рамы, вызвав целый водопад мелких осколков стекла. А затем шагнул внутрь. Следом заскочил Федька, на этот раз с пулеметом, ну и последним запрыгнул я.

Секретка как секретка, небольшой архив. Деревянные полки, под окошком выдачи – стол делопроизводителя. Железная дверь изнутри закрыта на засов и ключ, но ключ просто в замке торчит. Видать, в разгар рабочего дня тут всеслучилось, вот и осталось все как есть. Еще один стол стоит под окном, мы на него и шагали. Иван, не обращая уже внимания ни на что, схватил какой-то толстенный журнал со стола и начал его быстро листать, пробегая пальцем по каждой странице.

– Знаешь хоть, что ищешь? – спросил я невзначай.

Не особо вслушиваясь, он кивнул, занятый своими мыслями. Ага, спасибо за разъяснение, теперь я знаю, что мы тут по конкретному делу. И еще знаю, что Милославский хочет как можно больше сузить круг тех людей, кто в курсе. Пока это и неплохо, может быть, но как знать, как оно дальше повернется. Оно ведь как бывает: когда очень мало людей знает о чем-то очень тайном, то проще всего гарантировать сохранение этой самой тайны… все правильно, именно таким образом. Можно при исполнении погибнуть, а можно и от несчастного случая. Я как бы далек от того, чтобы идеализировать местные нравы, – начал уже понимать, как дела делаются в Отстойнике: как и везде.

Но угроза появится не сейчас, это точно, иначе взяли бы первых попавшихся, не нас. Мы зачем-то еще нужны – не зря же Милославский мою связь с открытым каналом обнаружил, так что его опасаться рано. Но в виду иметь будем, потому что играют с нами втемную.

Иван копался в бумагах уже больше часа, не отвлекаясь ни на секунду. Судя по всему, искал он что-то конкретное, но как оно точно называется, не знал. Поэтому время от времени начинал бегать вдоль полок в поисках какой-то папки, находил ее, листал, что-то читал, а потом с разочарованным вздохом откладывал и вновь брался за журнал.

⇐ Предыдущая 20 21 22 23 24 252627 28 29 Следующая ⇒