АКТ ЧЕТВЕРТЫЙ. На Санта-Крусе

АКТ ЧЕТВЕРТЫЙ

На Санта-Крусе

Педро. - Санта - Крус… Агавы, пальмы, мечети, мачты, море… По временам шум из порта, обрывки песен неизвестно откуда... А вот и кабак Санта - Круса - такой, каким он мог быть семнадцать лет назад. Все так же пахнет рыбой. Внизу, у мола, где наш корабль бросил якорь, на зеленой, как бутылка, воде плавают арбузные корки и, должно быть, переливающиеся всеми цветами радуги пятна мазута. Ну, и так далее… И тогда, я думаю, был такой же день белый, как мел, а тени черные, как тушь. Сверху - кусок неба, разумеется, безоблачного. Названий птиц я не знаю. Иногда среди немолчного пения бряцание цепей... Вот как будто и все - Санта - Крус, каким он остается в памяти. Да, еще негр!

Появляется негр, торговец устрицами.

Негр. - Эй, эй! Эй, эй!

Педро. - Он простецкий малый и этим мне нравится.

Негр. - Что я вижу!

Педро. - Хотя он и негодяй. Это он украл серебряный амулет, когда Пелегрин затеял с ним перепалку. Почему Пелегрин это сделал? Посмотрим…

Негр. - Почему ты закован?

Педро. - Потому.

Негр. - Я хотел сказать - свежие устрицы, мой господин! Как же ты будешь есть устрицы, если ты закован? С тобой бизнес не сделаешь, говорят, ты поэт! (ухмыляется, потом уходит)

Педро. - Люблю его за простоватость. Он верит в Господа Бога, как мы его научили. Нужно поступать справедливо. Но что такое справедливость? Возможен такой случай, когда справедливость исключена, как тогда, в нашей истории, как вообще часто бывает между мужчиной и женщиной. Что бы они ни делали, Эльвира и Пелегрин, все принесет им страдания. Чем они заслужили подобную участь? Тем, что любят друг друга, мужчина и женщина, которых Бог создал друг для друга, чтобы дать им вину друг перед другом. Так устроен мир Господа, которого мы называем " праведным Богом", ибо он смилуется над нами - после всего...

Появляются Эльвира и Пелегрин.

Пелегрин. - Здесь тень.

Эльвира. - Не могу больше.

Пелегрин. - Не понимаю, почему ты плачешь? И дня не проходит без слез. Да кто тебе сказал, что тебя хотят оставить? Кто тебя хочет оставить, скажи?

Эльвира. - Ты.

Пелегрин. - Как ты можешь так говорить?

Эльвира. - Ты оставишь меня, если отправишься дальше.

Пелегрин. - Никуда я не отправлюсь - без тебя!

Эльвира. - Пелегрин! Я никуда больше не поеду.

Педро (сидит на авансцене). - Это старая песня. Они любили друг друга - это правда, и они расстались друг с другом - тоже правда. Бессмыслица. Этому можно верить или не верить, но это правда. Наступает час, когда выхода нет.

Эльвира садится.

Пелегрин (стоит перед ней). - И теперь ты, верно, думаешь, что я подлец? Что вот я отведу тебя в этот кабак и исчезну, подниму якорь и оставлю тебя здесь? Среди матросов и негров? Ты думаешь? Что я такой же, как все, вор и разбойник, для которого ты - стакан вина, не больше, выпил и бросил, разбив вдребезги... (обращаясь к Педро) Где наши люди, Педро? Пусть поторопятся. Пусть крикнут нам, как только корабль будет готов.

Педро. - Я скажу тогда.

Пелегрин. - Почему ты закован? Опять?

Педро. - Глупая шутка. Я рассказываю им историю, они видят, что она правдива, и освобождают меня. Но тем временем история развивается дальше, изменяется, я говорю им об этом, но они еще не видят этого и не верят мне, и снова надевают на меня кандалы.

Пелегрин. - Что это за история?

Педро. - О, это старая история, друг мой...

Пелегрин. - У нас нет времени для историй. Пусть мне крикнут, когда корабль будет готов.

Педро остается в прежней позе.

Нам нужно двигаться дальше. Черт бы взял этот Санта - Крус! Все тринадцать дней, пока мы здесь, я каждую минуту дрожу от страха, что они узнают, откуда этот корабль, узнают, что герб замазан. Что тогда? Я не хочу болтаться на виселице, Эльвира. Я сделал это ради нашей любви. Ты сама знаешь. Нам нужно двигаться дальше. Ну вот, ты опять плачешь.

Эльвира. Все дело в том, Пелегрин, что ты даже не понимаешь, почему так не может продолжаться, почему это невозможно для женщины, для меня.

Пелегрин. - Что не может продолжаться?

Эльвира. - Такая жизнь не для меня. Я не могу больше. То был высокий сон, соблазнивший меня...

Пелегрин. - Сон...

Эльвира. - Я чувствую, что просыпаюсь, и я не могу больше.

Пелегрин. - Сон... Понимаю. А действительность - это замок, обещанный тебе другим, аристократом. Ты покинула его. Во сне. Теперь ты вспомнила об обещанном замке. И это действительность. Понимаю.

Эльвира. - Как ужасно ты можешь говорить!

Пелегрин. - Черт возьми, что же мне остается делать? Скажи, что?

Эльвира. - Я уже много раз говорила тебе.

Пелегрин. - Что?

Эльвира. - Я хочу, чтобы ты остался со мной.

Пелегрин. - Как будто я хочу чего - то другого...

Эльвира. - Навсегда. Понимаешь? Я хочу, чтобы у нас была твердая точка опоры, чтобы нам можно было сказать, что вот здесь мы дома. И только. Когда - нибудь, Пелегрин, у нас будет ребенок.

Пелегрин. - Да.

Эльвира. - Понимаешь, что это значит?

Пелегрин. - Ребенок?

Эльвира. - Понимаешь?

Пелегрин. - Пусть рождается, коли ему охота. Пусть увидит, как велик мир, как странен человек! Что ж еще...

Эльвира. - Я хочу, чтобы мы поженились, Пелегрин.

Пелегрин. - Поженились... (освобождается от нее) Я боялся этого слова. Давно уже. И вот теперь, когда наше корыто залатано и перед нами снова открыты моря, теперь, когда уже распущены паруса, теперь ты говоришь мне об этом.

Эльвира. - Не я умоляла тебя отправиться со мной, Пелегрин.

Пелегрин. - Но жениться!

Эльвира. - Я хочу лишь того, чего всякая женщина вправе желать от своего возлюбленного...

Пелегрин. - Сеть, из которой не выберешься.

Эльвира. - Пусть так, если у тебя нет других слов для этого.

Пелегрин. - Назови это гробом, если тебе так больше нравится. Брак - это гроб любви... Для него нужна самая малость - чтобы мужчина обрезал себе крылья, те зачатки крыльев, которые у него есть. Большего вам не нужно.

Эльвира. - Мужчина всегда думает только о себе.

Пелегрин. - А ты?

Эльвира. - Я думаю о ребенке.

Пелегрин. - Вечно этот ребенок.

Эльвира. - Не думай, что ребенок - это меньше, чем мы. Жизнь, которая перед ним, длиннее нашей.

Пелегрин. - Что ж, мне хоронить себя из-за ребенка, покончить с собой, чтобы он мог жить? (принужденно смеется) Эльвира! Я прекрасно представляю себе, какая жизнь нас ждет там, где мы можем сказать: вот здесь мы дома. Я, например, копаю уголь, чтобы мы могли жить или чтобы мы могли думать, что живем. Или торгую рыбьим жиром. Почему бы и нет! Буду прилично зарабатывать и даже тешить тщеславие - во всей округе нет рыбьего жира, который не приносил бы мне дохода. С Божьей помощью я даже усовершенствую его производство. Ради тебя! Я не буду знать ни сна, ни отдыха, работать изо дня в день, из недели в неделю, из года в год, чтобы мы могли жить - устойчиво, прочно. Зачем мы живем? Как зачем?! - того хотят рыбий жир, долг, устойчивость, жена, дети, слуги, горничная, кухарка, крестьяне, Господь Бог, отечество... (очень серьезно) Эльвира, я не способен на это.

Эльвира. - Это жертва, я знаю.

Пелегрин. - Никому не удастся то, чего он не хочет... и даже ты не можешь этого желать - я буду сидеть дома, подле тебя, но моя тоска будет против тебя! Можешь ли ты стремиться к этому?

Эльвира. - Не я, Пелегрин...

Пелегрин. - А кто же? Кто может вмешиваться в любовь?

Эльвира. - Ребенок.

Пелегрин. - Я не могу женится, Эльвира. Не могу.

Педро (сидя на авансцене). - Якорь поднят, они говорят. Поднимается легкий вест (остается в прежней позе).

Эльвира. - Я остаюсь, Пелегрин.

Пелегрин. - Эльвира!

Эльвира. - Ты оставишь меня, если отправишься дальше.

Пелегрин. - Разве не прекрасно то, что было до сих пор между нами? Безбрежные ночи под открытым небом, наши ночи, Эльвира, серебряный шорох волн, мерцание лунной дорожки и все то, чего никто не может назвать, и потом рассвет, солнце, лазурь, паруса, внезапная тишина после бури, свирепая пена за бортом - наш день, наш безбрежный день... Разве ты раскаиваешься в том, что было?

Эльвира. - Я не раскаиваюсь, Пелегрин.

Пелегрин. - Разве это не было прекрасно?

Эльвира. - Было…до тех пор, пока я была девушкой. Жизнь - странная вещь, Пелегрин, она совершается неустанно и отдаляет от нас счастье, которое мы еще держим в руках. Я больше не девушка.

Пелегрин. - Умоляю тебя...

Эльвира. - Никому не удастся то, чего он не хочет. Как ты был прав!

Пелегрин. - Поедем!

Эльвира. - Видишь, Пелегрин, я тоже не могу.

Он молчит.

Останься со мной, Пелегрин. Что такое Гавайские острова? Пустой звук, слово.

Пелегрин. - Ты тоже не можешь...

Эльвира. - И что тебе там делать, любимый? Что тебе в них, в этих островах, затерянных где - то в Тихом океане, что тебя гонит туда? Один страх, и только. Откажись от них.

Пелегрин. - Ты не едешь с нами...

Эльвира. - Останься со мной, Пелегрин!

Пелегрин. - И я не могу остаться. И все крепко связано одно с другим - мы любим и не можем расстаться, не предав любви, не взяв на себя вину, а если мы останемся вместе, один из нас погибнет, потому что никому не удастся то, чего он не хочет, и в этом - наша вина друг перед другом... (бросается на колени) Что делать нам, Господи, что делать мужчине и женщине, которых Бог создал друг для друга, чтобы они любили друг друга, - что им делать, чтобы избежать бессмысленного конца?!

Вновь появляется негр, протягивает корзину Пелегрину.

Негр. - Свежие устрицы, господа, не желаете свежих устриц?

Пелегрин. - Убирайся к дьяволу!

Негр. - Совершенно свежие. Господа могут попробовать, если не верят...

Пелегрин. - Тебе сказано, убирайся!

Негр. Ни одной мертвой, клянусь честью, попробуйте сами, господа, посмотрите, как они копошатся...

Пелегрин. - Убирайся к дьяволу, говорю. Они адски воняют.

Негр. - Как они воняют?

Пелегрин. - Адски!

Негр. - Да только что...

Пелегрин. - Говорю тебе в последний раз - убирайся, откуда пришел!

Негр. - Могу сказать, откуда я пришел. Только что я услужил приезжему аристократу, благороднейшему господину; он вот только сейчас прибыл, а уже съел двадцать устриц, сплошь мертвых, клянусь честью, а тут у меня бравые животинки, совершенно свежие.

Пелегрин. - А я говорю, они воняют! (вдруг схватывается с негром) Они воняют, воняют...

Негр. На помощь! Спасите! На помощь!

Собирается толпа.

Зеваки. - Что случилось?

- Что происходит?

- Они дерутся!

- Кончили!

- Нет еще!

- Поздно...

Негр. - Он хотел задушить меня. Я позову полицию, он должен заплатить мне за все! Я позову полицию.

Пелегрин. - Пойдем, Эльвира. Пойдем.

Эльвира и Пелегрин уходят. Негр поднимается, зеваки пробуют устрицы, разбросанные по мостовой. Постепенно все расходятся, остается один Педро. Появляется барон, в куртке, которую носил в молодости. Он оглядывается кругом и замечает

Педро, лежащего на авансцене.

Педро. - Совершенно верно, ваша милость! Это порт Санта - Крус. Ваша милость только что прибыли, как видно?

Барон. - Бойкая тут жизнь.

Педро. - Много шума из ничего.

Барон. - Люблю бойкую жизнь (снимает куртку). Ты прорицатель?

Педро. - В некотором смысле.

Барон. - Я так и думал.

Педро. - У вас острый ум, ваша милость, он не изменяет вам даже в минуту тайного смятения - вы увидели, что я закован, и сразу поняли, что я прорицаю истину.

Барон (вежливо смеется, потом вдруг осекается). В минуту тайного смятения? Что это значит?

Педро. - Кто может знать это лучше вас.

Барон. - Что?

Педро. - Ваша милость собираются уезжать.

Барон. - Это угадал бы любой ребенок, увидев человека с поклажей да еще в порту Санта - Крус. Для этого не нужно быть прорицателем. Что еще?

Педро. - Да, что еще...

Барон. - Мне это странно.

Педро. - Вы знаете, что вас покинула женщина... Быть может, то было много лет назад, быть может, в прошлую ночь. Это не имеет значения. Женщину, которую вы любите, увез другой. Может быть, это случится еще не раз, и вы снова и снова будете стоять на этом месте, перед вами - открытое море, корабли, мачты, другая жизнь. Вот вы и стоите с бьющимся сердцем, в минуту тайного смятения. Что еще?

Барон. - Да, что еще?

Педро. - Вы аристократ.

Барон. - Ну и что же?

Педро. - Вы, например, не можете мстить женщине, объятой горем, вы не можете быть таким эгоистом, как хотели бы. Вы не можете поступать так, как другой, которому вы всю жизнь завидуете.

Барон. - Почему не могу?

Педро. - Потому что никто не мог бы вести жизнь иную, чем та, которую он ведет... Вот истина, которую я вам открою: если через много лет вы вновь приедете на Санта - Крус и вновь захотите отправиться путешествовать, все будет точно так же, как и сегодня. Вы аристократ, вы не можете иначе.

Барон (некоторое время неподвижен, потом пытается улыбнуться). - И сколько стоит эта истина?

Педро. - Много слез и бессонных ночей - ничего больше...

Решительно, быстро возвращается возбужденный Пелегрин.

Пелегрин. - Педро...

Барон. - Желаю здравствовать.

Пелегрин. - И вам того же... Мы выходим, Педро, сейчас же.

Барон. - Могу я полюбопытствовать - куда?

Пелегрин. - На Гавайские острова. (Педро) Мы выходим, я говорю. Этот негр с его дурацкими устрицами позвал полицию. За устрицы я готов уплатить, но с полицией нам лучше не встречаться. У нас замазан герб, нам нужно двигаться дальше.

Педро. - Понимаю.

Пелегрин. - Нам нужно двигаться дальше, я не могу жениться, я не хочу болтаться на виселице! (Барону) Прошу прощения, я, быть может, недостаточно вежлив...

Барон. - О, ведь вы торопитесь.

Пелегрин. - Гавайи... Знаете, что это такое? Что это значит?

Барон. - Это острова.

Пелегрин. - Да, и это тоже.

Барон. - Очень далеко отсюда...

Пелегрин. - Чем дальше, тем лучше!

Барон. - Я думаю точно так же.

Пелегрин. - Гавайи... (Барону - так, словно тот сказал, что в Гавайских островах нет ничего особенного) Слышите, вы, там цветут цитрусы, ананасы, персики, финики, фиги, бананы - все вместе! Там не бывает зимы...

Барон. - Не бывает зимы.

Пелегрин. - Ни малейшего намека на зиму. Один мой знакомый, матрос, был на Гавайях. Он забыл там свою дубинку, оставил по рассеянности. Он опирался на нее, когда увидел одну гавайскую девушку... Гавайские девушки - вы о них слышали? Так вот, он пошел за ней, забыв о палке. Через год он снова вернулся туда... И что бы вы думали? Палка, которую он воткнул в землю и забыл, старая голландская палка... зацвела!

Барон. - Зацвела?

Пелегрин. - Вот вам Гавайи!

Барон. - И вы хотите туда?

Пелегрин. - Хотите сказать, что в Гавайях нет ничего особенного? (подает ему руку) Прощайте!

Барон. - Я хотел только спросить...

Пелегрин. - Как меня зовут? Меня никак не зовут.

Барон. - Не могли бы вы взять меня с собой? Я заплачу.

Пелегрин. - Это вы из - за палки?

Барон. - Возьмете?

Пелегрин. - Вы серьезно?

Барон. Это - желание мужчины, у которого не осталось других желаний.

Пелегрин. - Понимаю...

Барон. - Вы не решаетесь.

Пелегрин. - Путь, знаете ли, нелегок.

Барон. - Прекрасно! Главное - это сам путь.

Пелегрин. - Мило сказано, очень; но нас, может статься, схватят французы. Французы - это такие сухопутные чудаки; они ищут некий корабль, пропавший в Марокко при совершенно загадочных обстоятельствах... И потом, знаете ли, штормы, мы ведь должны обогнуть Африку. Жара, жажда, муссоны, лихорадка, пираты...

Барон. - Я считаю себя мужчиной.

Пелегрин. - К тому же вы платите. Итак, по рукам.

Пожимают друг другу руки.

Пелегрин. - Через пятнадцать минут мы выходим. Видите тот корабль с красным вымпелом? Через пятнадцать минут мы выходим, друг мой, и мы не будем ждать... (вместо приветствия) Гавайи! (уходит)

В этот самый момент с другой стороны вновь появляются уличные зеваки, среди которых негр и полицейский; тут же слуга барона.

Негр. - Вот здесь он меня и задушил.

Полицейский. - Ну, это ты преувеличиваешь.

Heгр. - А здесь, клянусь, он выбросил на мостовую всех моих устриц.

Полицейский. - Тоже что - то не видно.

Негр. - Негру нужно верить, ты!

Полицейский. - Оставим негритянский вопрос... Пошли в дом, куда он скрылся.

Все входят в дом, кроме барона и его слуги Килиана - такого, каким он мог быть семнадцать лет назад.

Слуга. - Это тоже?

Барон. - Все, я сказал. Через пятнадцать минут все должно быть внизу.

Слуга. - Через пятнадцать минут?

Барон. - Ты понял, Килиан, корабль с красным вымпелом...

Слуга. - Такой грязный, ваша милость? (ставит чемоданы вместе) Ваша милость, я не переношу моря. На картинках - пожалуйста. Оно красивого цвета, но по большей части воняет... Я представлял себе все иначе, ваша милость, я думал, буду служить в замке. Ведь так и значилось в контракте. Что я буду подавать на стол, раздвигать портьеры, приносить свечи, подкладывать дрова в камин. Я так и думал...

Барон. - Вперед, Килиан, вперед!

Слуга. - И в саду я мог бы работать, ваша милость. Представляю, как я пригодился бы в замке!

Барон. - Дорогой мой, а я представляю себе все иначе...

Слуга. - У нас был бы такой красивый замок, ваша милость! (берется за чемоданы) Корабль с грязным вымпелом, вы говорите? (уходит)

Негр и полицейский выходят из дома.

Негр. - Поймали!

Полицейский. - Мне очень жаль, милая барышня, что ваш кавалер проходимец, который готов скорее бросить свою девушку и улизнуть, чем заплатить за устриц. Мне очень жаль...

Негр. - Негру тоже нужно верить, барышня. (полицейскому) Он сказал, они воняют, воняют, воняют...

В дверях появляется и останавливается Эльвира.

Барон. - Эльвира, ты?

Негр. - Ай-яй-яй! Ай-яй-яй!

Полицейский. - Заткни свою белую глотку!

Барон. - Полицейский...

Полицейский. - Да, ваша милость?

Барон. - Что произошло?

Негр. - Я негр...

Полицейский. - Не говори того, что и так всем видно. Этого беднягу хотели удавить, но не удалось.

Негр. - Этот господин сам покупал мои устрицы, и я спрошу его, какими они были - свежими или нет?

Полицейский. - Это не имеет значения, ваша милость. Его устрицы были выброшены на мостовую - вот факт. А негритянский вопрос тоже не имеет значения...

Барон. - Я заплачу за них.

Полицейский. - В этом нет необходимости, ваша милость, у нас есть залог, этого достаточно...

Барон. - А девушку оставите в покое (платит).

Негр. - Хитрый господин.

Полицейский. - Поблагодари!

Негр. - Я?

Полицейский. - Где твоя вежливость?

Негр. - Господин, я не бросал устриц на мостовую (осклабясь). Хитрый господин - платит за устриц, а покупает девушку (уходит вместе с полицейским).

Барон. - Итак, нам суждено было встретиться здесь.

Эльвира. - Да, это печально.

Барон. - Как видишь, Эльвира, я уезжаю.

Эльвира. - Куда?

Барон. - На Гавайские острова.

Эльвира. - Я даже не смела надеяться, что мы опять встретимся. И все - таки всегда думала о том, как это будет! Меня все время мучил стыд, хотя виня моей нет никакой, но меня все - таки мучил стыд.

Барон. - Женщина никогда не бывает виноватой, я знаю. Уж хотя бы то, что она бездействует, говорит в ее пользу.

Эльвира. - Как мне понятна горечь твоих слов! И как мне жаль, что я кажусь тебе такой...

Барон. - Благодарю за сочувствие.

Эльвира. - Ты не заслужил этого, мой верный друг?

Барон. - И все - таки я уеду.

Эльвира. - Я не смогу тебя удержать, я знаю. Для этого не хватит никакой любви. Да и как ты можешь поверить, что я люблю тебя? А я никогда тебя не забывала... (закрывает лицо руками) О, как все это ужасно!

Барон. - Что делать, Эльвира.

Эльвира. - Друг мой, как все могло быть прекрасно! Когда отец рассказывал о твоем замке, меня охватывало какое - то странное чувство. Чем, говорила я, чем я заслужила такую честь? Отец смеялся и говорил: тем, что ты красива, Эльвира... И вот теперь - какое несчастье обрушилось на меня! Все, что могло быть так прекрасно, разбито вдребезги, так что я должна быть благодарна за случайную милость, выкупившую меня у негра.

Барон. - Ты не должна так говорить, Эльвира.

Эльвира. - Должна благодарить, мой друг, за горькую печаль, что мне дано вновь увидеть тебя. Любые страдания были бы слишком низкой платой за это.

Слуга возвращается за оставшимися чемоданами.

Слуга. - Они поднимают якорь, ваша милость... (уходит с чемоданами)

Эльвира. - Ты должен меня покинуть, понимаю. После того, что случилось, я это понимаю прекрасно.

Барон. - А как же ты?

Эльвира. - Это твое святое право. Я не могу сердиться на тебя...

Барон. А как же ты?

Эльвира. - Не думай об этом.

Барон. - Эльвира?

Эльвира. - Твой слуга сказал, они поднимают якорь...

Барон. - Что будет с тобой, скажи!

Эльвира. - Я сказала - прощай!

Барон. - А ты? Ты?

Эльвира. - Они поднимают якорь. Слышишь? Я чувствую это так, словно все происходит во мне самой - вот они поднимают якорь, отталкиваются длинными шестами, крутят со скрипом штурвал, распускают паруса... У меня кружится голова. Я не хочу, чтобы ты потом раскаивался, что остался со мной, ты не должен делать этого из жалости, из благородства... Что со мной будет? Я буду ждать тебя. Быть может, ты вернешься снова. А что еще мне делать с моей любовью, кроме того, как ждать, смотреть тебе вслед, вслед твоему вымпелу, смотреть, как он исчезнет на горизонте, и все - таки надеяться, и все - таки любить тебя?..

Барон. - О ком ты говоришь?

Эльвира. - О ком? О тебе... (теряет сознание, так что он вынужден поддержать ее)

Слуга (появляясь). - Ваша милость??

Барон. - Молчи!

Слуга. - Ваша милость, они уходят...

Барон. - Знаю.

Они стоят неподвижно, в то время как Педро подходит к рампе - он уже не закован - и размахивает кандалами.

Педро. - Примерно так все тогда и было, примерно так... Они удалились в свой замок - барон и Эльвира. Он аристократ, я ведь говорил, он не может иначе. У них родился ребенок. И так далее. Тот, другой, обогнул Африку, на Мадагаскаре его схватили французы. Это сулило ему галеры, а у него была лихорадка, больничная сестра дала ему кровь... Все это мы уже знаем. Осталась последняя картина: в этот же день семнадцать лет спустя. То есть - мы знаем и это - последняя ночь в жизни Пелегрина.

_______________________________________

⇐ Предыдущая 1 2 3 456 7 Следующая ⇒