Лео Таксиль 26 страница

ВАРФОЛОМЕЕВСКАЯ НОЧЬ.

Четыре посланца папы разработали план и направились в кабинет Карла девятого.

Роковой час настал. Перед Карлом девятым стоял выбор: либо разделить славу с адмиралом Колиньи, либо быть преданным вечному позору с Екатериной; либо искупить грехи молодости, либо навлечь на себя проклятия современников и потомства. От слова человека неуравновешенного, почти полоумного зависела судьба Франции; одно слово могло предотвратить неисчислимые бедствия, избиение многих тысяч.

По слухам, король какое-то время боролся с матерью и ее зловещими советчиками, но в конце концов, когда его обвинили в трусости, взревел: «Вы хотите убить адмирала? Клянусь богом, и я этого хочу! Но тогда и остальных гугенотов во Франции! Всех до единого! А не то они явятся упрекать меня! Клянусь богом, отдавайте приказ! Но только скорее, скорее! » Собственно говоря, все давно уже было подготовлено к избиению: по всем дорогам королевства мчались курьеры с тайными приказами губернаторам провинций. Накануне праздника святого Варфоломея, в достопамятную ночь 24 августа 1572 года, по сигналу из Лувра раздался звон с колокольни Сен-Жерменской церкви, а затем крики, вопли, звон клинков, стрельба мушкетов известили о парижской заутрене. Банды разбойников врывались в дома протестантов, и в течение двух только дней тысячи французов – мужчин, женщин, детей – были уничтожены благочестивыми католиками.

Так завершилось святое дело, над которым Пий пятый, наместник милосердного бога, потрудился с таким усердием. 28 августа, спустя четыре дня после страшной трагедии, духовенство, гордясь своими подвигами, торжественно отпраздновало кровавую победу; Карл девятый и его двор не постыдились принять участие в благодарственных молебствиях и в прочих религиозных фарсах.

Массовое избиение гугенотов, последовавшее сразу за восшествием на престол Григория тринадцатого, почти совпало с церемонией коронования нового папы.

Римский двор встретил сообщение о резне с неописуемым восторгом. В замке Святого ангела гремели пушечные салюты. Его святейшество распорядился устроить народные празднества в ознаменование счастливого исхода Варфоломеевской ночи, а затем в окружении кардиналов торжественно проследовал в три римских храма, чтобы вознести благодарность за радостную весть.

Кроме того, Григорий приказал отчеканить памятную медаль, а также заказал известному итальянскому художнику Вазари картину, изображающую избиение еретиков, с надписью: «Папа одобряет убийство Колиньи». Картина и теперь еще красуется в Сикстинской капелле. В свою очередь, кардинал Лоррен (один из Гизов) приказал поместить в храме святого Людовика благодарственную надпись по поводу позорной победы, одержанной сыном Екатерины Медичи благодаря советам и молитвам святого отца.

Во всех церквах Италии, даже в Венеции, церковные проповедники, главным образом иезуиты, произносили пламенные речи, восхваляя Карла девятого и его мать.

Филипп второй Испанский ликовал не меньше папы. Вся же остальная Европа приняла весть с ужасом и отвращением.

Всем известно, что Варфоломеевская ночь привела к четвертой религиозной войне, ибо, несмотря на массовое избиение, не все гугеноты были истреблены; вскоре они стали еще сильнее и еще более независимыми, чем прежде.

Кроме того, произошло еще нечто невероятное: кровавая резня уничтожила старую, средневековую церковь; ее вдохновители считали, что стоят на верном пути, но их победа оказалась самоубийством. Именно с той поры от католичества отвернулись многие честные, прямодушные верующие. Варфоломеевская ночь вызвала также возмущение многих иностранных правительств, а королевская власть и церковь во Франции стали подвергаться нападкам и оскорблениям.

В то время как почтенный Григорий тринадцатый и его верные иезуиты прославляли подвиги Карла и его преступной мамаши, испанцы опустошали Фландрию и совершали там столь же гнусные злодеяния. Казалось, герцог Альба хотел перещеголять Екатерину Медичи и ее сына.

Прежде чем покинуть Нидерланды, герцог утопил в крови несколько городов.

Он хвастался, что его солдаты уничтожили более ста пятидесяти тысяч бельгийцев, а двадцать тысяч человек он замучил в застенках.

Но Григорий тринадцатый не удовлетворился расправой над еретиками, он стремился также захватить их имущества Папа потребовал, чтобы Карл девятый учредил суд инквизиции во Франции и провел в жизнь знаменитые постановления Тридентского собора – те самые, которые были отвергнуты парламентом. Естественно, претензии папы вызвали всеобщее недовольство. И вот в тот момент, когда считали, что с реформаторами покончено, они подняли голову, укрепились в ряде городов и объявили, что двинутся к Лувру требовать у короля отчета за страшное избиение их единоверцев.

НОВЫЕ ЖЕРТВЫ РЕЛИГИИ.

Карл девятый, напуганный угрозами гугенотов, стал смиренно заискивать перед теми, чьих братьев он беспощадно истребил. Король пытался снять с себя вину за Варфоломеевскую ночь и взвалить ответственность на Гизов и римскую курию. Он дошел до того, что наперекор папскому легату приказал возвратить гугенотам конфискованное имущество, а в конце концов вообще объявил себя покровителем реформаторской церкви.

После смерти Карла девятого королевский скипетр достался его брату Генриху третьему. При нем французский двор превратился в настоящий вертеп. «Жизнь королевского двора, – рассказывает один летописец, – проходила в балах, пирах и оргиях, после которых Генрих третий вместе со своими фаворитами шатался по ярмаркам, рынкам, площадям, оскорблял честь женщин и девушек, насилуя мальчиков, избивая отцов и матерей, посмевших защищать своих детей. Повеселившись, распутники устраивали комедию покаяния, обряжались в рясы с красными, черными, синими, зелеными или белыми капюшонами и отправлялись в церковь, а затем шли к астрологам и гадателям: старики покупали любовные снадобья, молодые – яды для устранения старых мужей своих возлюбленных. В эту эпоху растления нравов мужчины и женщины без угрызения совести пользовались кинжалом или ядом, чтобы избавиться от соперников».

Таковы были нравы набожного двора содомита Генриха третьего, верного друга и союзника Григория тринадцатого.

ИЕЗУИТЫ ЗА РАБОТОЙ.

Между тем подошел срок всемирного юбилея. Григорий с нетерпением ожидал его, надеясь пополнить опустевшую папскую казну. Как и в прежние годы, в Рим отовсюду стекались благочестивые глупцы, чтобы сложить богатые дары к ногам наместника Иисуса Христа. Золото позволило папе сколотить банду наемных убийц и вновь призвать к священной войне.

В то время как Григорий поправил свои финансовые дела, Генрих третий испытывал немалые затруднения. Он требовал новых налогов, а это вызвало сильнейшее волнение среди парижан. «Священная лига» подняла голову; ее члены подстрекали народ к восстанию, обличая короля, чье распутство перешло всякие границы. Они называли его узурпатором и требовали передать власть подлинному потомку Карла Великого Генриху Гизу, главе Лиги.

Чувствуя свое бессилие, Генрих третий собрал Генеральные штаты; депутаты, находившиеся под влиянием иезуитов, высказались за поход против кальвинистов.

Казалось, война была неизбежна. Но королю не хватало главного – презренного металла. Дерзкие выходки Гиза, ненависть Лиги заставили его заключить соглашение с реформаторами. Король предоставил им свободу вероисповедания, вернул отнятые у них земли и привилегии и восстановил доброе имя тех, кто пал жертвой во время Варфоломеевской ночи. В довершение король согласился отменить целибат для священников. " Эдикт, – по словам одного историка, – мог бы привести страну к благоденствию, но никто не верил в искренность заманчивых обещаний Генриха третьего. Папа же и Гиз были заинтересованы в том, чтобы разжечь кровавую гражданскую войну во Франции. С этой целью папа немедленно выслал на помощь Лиге одного из самых ловких дипломатов того времени – иезуита Генриха Сомье, который умело воздействовал на умы и возбуждал мятежи и смуты. Со своей стороны, Генрих Гиз набирал себе приверженцев: с помощью денежных раздач он сколотил армию, хранил в своем дворце запасы оружия и открыто призывал к свержению династии Валуа.

Решив, что дни его сочтены, король удвоил численность гарнизона, охранявшего Лувр, и в свою очередь создал армию из гвардейцев и наемников-швейцарцев для защиты короля и религии".

НЕУДАЧИ ПАПЫ.

Григорий тринадцатый стал искать новых союзников. Он восстановил орден святого Василия, объединявший в одном Неаполитанском королевстве пятьсот монастырей.

В Риме папа основал около двадцати коллежей, управляемых черной ратью; он старался распространить иезуитскую заразу по всему свету, вплоть до Японии.

Помимо этого тиароносный миротворец не прекращал тайком сеять семена раздора между властителями Европы, чтобы использовать их распри в интересах римской курии. Он убеждал Хуана Австрийского вступить в брак с Марией Стюарт и низложить королеву-еретичку Елизавету, но прежде всего объявить войну Голландии и тем самым лишить возможности принца Оранского оказать помощь Великобритании.

Хуан, находившийся до этого в затруднительном положении, вступил было в переговоры с бельгийцами, но, как только пришла долгожданная поддержка от папы, он нарушил договор, заключенный с протестантами. Вероломство, однако, не принесло выгоды. Брюссельцы взялись за оружие, выгнали наместника Филиппа второго и провозгласили правителем Нидерландов принца Оранского.

Но предприимчивого Григория тринадцатого не так-то легко было обескуражить. По его приказу тучи иезуитов ринулись в Ирландию, чтобы поднять восстание против Елизаветы.

«Его святейшество, – рассказывает историк Лашатр, – основал орден особых миссионеров, призванных подготовить восстание в Англии: он организовал целый отряд, в состав которого вошли шестьдесят четыре иезуита из англичан, шотландцев и ирландцев. Иезуиты поклялись приложить все усилия, чтобы лишить короны и жизни еретическую королеву Елизавету. Фанатики отправились в Лондон за мученическим венцом. Трое из них, изобличенные в заговоре на жизнь государыни, были задушены, обезглавлены и четвертованы. Папа предписал их канонизировать, а оставшимся в живых приказал организовать новый заговор, действуя более осмотрительно».

ФИЛИПП ВТОРОЙ ОБХОДИТ ПАПУ.

В Португалии иезуитам повезло значительно больше, чем в Англии: они приобрели влияние и превратились в грозную силу. Наследникам Лойолы удалось уговорить короля Португалии Себастьяна, племянника Филиппа второго, предпринять военную экспедицию в Африку. Увы, обращенные в христианство марокканцы оказались ненадежными католиками и убили дурака Себастьяна.

Корона слабоумного короля, не имевшего потомства, перешла, не без помощи черной рати, к его дяде кардиналу Генриху. Едва старый проказник уселся на трон, как у него появилось желание иметь потомков. Он попросил у папы Григория разрешения вступить в брак с молодой особой, которую ему подыскали иезуиты. Хитрый папа, который давно с вожделением поглядывал на Португальское королевство, отклонил брак по религиозным мотивам. А Филипп второй, ближайший наследник, тоже мечтавший прибрать к рукам Португалию, пригрозил королю-кардиналу, что захватит его владения, если тот вздумает ослушаться папу. Больной старик недолго томился и через полтора года отошел в лучший мир.

Испанский король немедленно двинул свои войска в Португалию, не обращая внимания на вопли иезуитов и разгневанного Григория тринадцатого, который собирался передать этот трон своему побочному сыну. Папа, однако, не решился отлучить Филиппа второго, так как весьма нуждался в нем, и ему пришлось поздравить победителя.

СЕРИЯ ЗАГОВОРОВ.

Положение в папских владениях день ото дня становилось все более тяжелым. Милану пришлось испытать сразу два бедствия: чуму и племянника папы архиепископа Шарля Барроме. Рим был доведен до истощения махинациями святого отца и его возлюбленного сына, скупивших зерно, чтобы потом спекулировать им.

Со всех сторон Григория тринадцатого осыпали проклятиями. " Вскоре, – рассказывал летописец, – появились шайки разбойников, которые бродили по дорогам, грабили путешественников и купцов, совершали набеги даже на святой город.

Несчастных, доведенных голодом и отчаянием до разбоя, поддерживали иногда некоторые могущественные сеньоры, ненавидевшие папскую тиранию и предоставлявшие в своих дворцах убежище бандитам.

Папа распорядился произвести обыск во всех домах в окрестностях Рима, а особенно тщательный – во дворце Раймондо Урсино. Сбиры, выполняя приказ папы, арестовали во дворце Урсино несколько невинных людей. Но когда они собрались уже отвозить арестованных, чтобы бросить их в подземелье замка Святого ангела, явился хозяин со своей свитой. Он потребовал освободить пленников, но офицер римской курии отказался. В результате произошла стычка, в которой Раймондо Урсино был убит.

Убийство вызвало волнение в народе, римляне бросились в Ватикан, и Григорию удалось успокоить толпу только тем, что он приказал немедленно обезглавить офицера и солдат, убивших Урсино.

Глубокая ненависть, которую испытывали все классы общества к папскому деспотизму, помогла брату Раймондо Урсино поднять мятеж и напасть на замок внука Григория.

Убив его собственной рукой, Урсино с огромной толпой недовольных бежал из Рима, где начался страшнейший террор".

Как ни отвлекали разбойничьи шайки внимание Григория тринадцатого, он все же не забывал о других лелеемых планах: соблюдая интересы Испании, он поддерживал герцога Анжуйского, продолжая интриговать против Нидерландов. А когда казна его вновь стала истощаться, папа принял твердое решение нанести окончательный удар и убрать со сцены принца Оранского, одного из наиболее грозных противников римской курии. Однако иезуит, которому было поручено выполнить святую миссию, промахнулся (перст божий не вмешался вовремя! ); его поймали с поличным, и народ расправился с ним.

Неудача заговора привела в ярость неутомимого Григория тринадцатого. С помощью учеников Лойолы он нашел фанатика, который, оказавшись более удачливым, чем его предшественник, и заколол грозного врага апостольской римской церкви.

Папа-убийца попытался таким же путем и как можно скорее избавиться от Елизаветы Английской. Вооружив другого фанатика, он отправил его в Англию. Но там заговор провалился, незадачливого агента изобличили и казнили. Дорого обходится венец мученика!

Королева Елизавета, выведенная из терпения, разразилась грозным эдиктом против католиков и иезуитов, запретив им под страхом смертной казни появляться на Британских островах.

ФИГЛЯРСТВО ГРИГОРИЯ ТРИНАДЦАТОГО.

В некоторых странах дела иезуитов шли неважно. Григорий тринадцатый счел необходимым поднять их авторитет в глазах Европы. Хитрый первосвященник инсценировал торжественный прием в Ватикане мнимых японских послов.

Роль посланцев исполняли четверо рыбаков, доставленных иезуитами из Японии. Прибывших в Рим так называемых послов встретила депутация священной коллегии, и их отвели с большой помпой к папе, давшему им аудиенцию.

Рыбаки вручили старому комедианту Григорию три послания японских принцев.

Светлейшие принцы, выражая глубочайшую преданность и любовь к наместнику царя небесного на земле, глубоко сожалели о невозможности лично засвидетельствовать свою благодарность и покорнейше просили наградить доблестных иезуитов – ревностных защитников истинной веры. Заслушав послания, преемник апостола Петра патетически воскликнул: «Слава, слава мужественным детям Иисуса! Слава ученикам Игнатия Лойолы! Мне довелось увидеть торжество иезуитов! Теперь господь может призвать к себе раба своего! » Несмотря на эффективную инсценировку, комедия, разыгранная Григорием тринадцатым, никого не ввела в заблуждение. До конца жизни Григорий продолжал строить козни в Европе, ибо вся его политика основывалась на том, чтобы интриговать и сеять семена раздора. Но внезапно его сразил апоплексический удар, и он умер 10 апреля 1585 года.

Так кончил свои дни гнусный папа, дерзнувший прославлять вдохновителей Варфоломеевской бойни!

ПРЕЕМНИК ГРИГОРИЯ ТРИНАДЦАТОГО.

Как сообщает нам летопись, Феличе Перетти родился в семье бедного виноградаря.

Когда сбиры безжалостно расправились с его отцом за мелкое браконьерство, мальчика отдали в услужение к соседнему фермеру. Как-то вечером францисканский монах Салери, заблудившись, встретил юного свинопаса. Мальчик вывел монаха на дорогу и по пути рассказал ему о печальной судьбе своей семьи.

Тронутый участью мальчика, Салери забрал его в монастырь. Юный послушник попал в обучение к монаху-богослову. Не по летам развитый, Феличе сразу же обнаружил редкие способности и огромное усердие в занятиях науками. Он был подвержен страшным припадкам вспыльчивости, которые, правда, быстро проходили.

Других недостатков у юного Феличе не было.

В двадцать шесть лет он получил звание доктора богословия и кафедру профессора. Спустя восемь лет он отличился как проповедник, и карьера монаха Перетти, бывшего свинопаса, изменилась. В проповедях он рьяно призывал изобличать еретиков и обратил на себя внимание иезуитов. Его назначили инквизитором в Венеции. Его неумолимый характер и жестокие меры, проводимые в стране по требованию Пия пятого, который в то время был инспектором трибунала святой инквизиции, вызвали широкое возмущение, и Перетти был вынужден бежать, спасаясь от народного гнева.

Рассказывают, что, когда коллеги упрекали его за это, он ответил: «Я поклялся стать папой в Риме и не мог позволить себе быть повешенным или убитым в Венеции».

Лукавый монах – будущий Сикст пятый – не проявил желания стать мучеником.

Благодаря покровительству гнусного Пия пятого Перетти стал быстро продвигаться по иерархической лестнице: он был генералом францисканского ордена, затем епископом и, наконец, кардиналом. До того как он надел пурпурную мантию и шапку кардинала, Перетти был преданным соратником святого отца, точной копией своего могущественного и кровавого патрона. Но, вступив в ряды банды священной коллегии, он, видимо, рассудил, что получил от папы все, что можно, и резко изменил свое поведение: волк надел шкуру ягненка.

УХИЩРЕНИЯ БУДУЩЕГО ПАПЫ.

После смерти Пия пятого кардинал Монтальто (таково было теперь его имя) покинул роскошную резиденцию и поселился в скромном домике вблизи церкви Санта Мария Маджоре. До конца понтификата Григория тринадцатого кардинал оставался в уединении, заявив окружающим, что отныне будет заботиться о спасении своей души.

Внешне он также очень изменился: сгорбился, одряхлел, говорил тихо, прерывистым голосом; весь его облик напоминал человека, близкого к смерти. К концу понтификата Григория он и вовсе перестал показываться на людях.

Когда кардиналы собрались в конклав, после похорон Григория тринадцатого, Монтальто выглядел еще более немощным и дряхлым. Ввиду того что все члены священной коллегии стремились завладеть тиарой, они остановили свой выбор на кардинале Монтальто, считая, что новый папа проживет недолго, а тем временем они придут к тому или иному решению.

Избрание лукавого Монтальто состоялось 24 февраля 1585 года.

" Как только Монтальто, – пишет Морис Лашатр, – отсчитал двадцать шесть голосов, произошла совершенно неожиданная сцена, которая привела конклав в смятение: кардинал Монтальто гордо выпрямился, отбросил в сторону палку и вздохнул полной грудью, как здоровый тридцатилетний человек. Кардиналы в ужасе переглянулись.

Старейшина, поняв, что коллеги его поторопились и раскаиваются в этом, воскликнул: «Повремените, братья мои, возможно, произошла ошибка при подсчете! » «Нет, – твердо возразил Монтальто, – баллотировка прошла по закону». И человек, который час назад не мог произнести слово, не задохнувшись от кашля, зычным голосом, потрясая своды капеллы, пропел: «Тебя, бога, хвалим». Затем он опустился на колени перед престолом для молитвы. Но кардинал Медичи, стоявший рядом, заметил, что уста его не шевелились и он, не выказывая ни малейшего волнения, спокойно взирал на лик спасителя.

Когда новый папа поднялся, один из членов конклава поздравил его с происшедшей в нем переменой. «Я сгибался, – ответил Монтальто, – надеясь обрести на земле ключи католического рая; теперь, когда они у меня в руках, я могу смотреть богу прямо в лицо». Когда церемониймейстер, приблизившись к нему, согласно обычаю спросил, согласен ли он принять сан первосвященника, Монтальто ответил: «Я не могу получить больше того, что уже получил, но я бы не отказался от большего, ибо чувствую в себе силы управлять не только церковью, но и всей вселенной».

После этого он взял одежду первосвященника и облачился, не прибегая к помощи камергеров. Все было настолько необычно, что кардинал Рустикуччи не удержался и сказал: «Я вижу, пресвятой отец, что скипетр исцеляет больных кардиналов и возвращает им молодость».

«Я убедился в этом на собственном опыте», – невозмутимо ответил Монтальто и возложил тиару на голову. Он был возведен на престол под именем Сикста пятого".

ПЕЧАЛЬНЫЙ ДЕБЮТ.

В день коронации новый папа, вместо того чтобы согласно установленным традициям объявить об амнистии, отправил на виселицу шестьдесят особенно упорствующих еретиков – в назидание остальным.

Летописцы рассказывают, что Сикст пятый не проявил милости и к мнимым японским послам. Отлично зная, что в жалком фарсе виновен умерший папа, он предпочел скрыть следы неприглядного мошенничества, чтобы не бросить тень на папство: он не отказал им в почестях, допустил к церемонии целования туфли, присвоил звание «кавалеров золотых шпор», римских патрициев, на торжественном богослужении сам лично потчевал святыми дарами и, что более существенно, пригласил на роскошный банкет, после чего, вручив письма к японским принцам, отправил их восвояси.

Со дня отплытия никто не слыхал, какая участь постигла бутафорских послов.

Авторы хроники – злоязычники – имеют дерзость утверждать, что " иезуит, которому надлежало сопровождать послов, сообщил своему генералу, что в секретной беседе с его святейшеством ему было сказано: «Комедия окончена, выполняйте нашу волю, и да будет море им могилой».

Очутившись на престоле, Сикст сразу же вызвал к себе сестру Камиллу и ее потомство, подарил ей дворец, поместья и назначил огромную пенсию. На следующий день в Риме из уст в уста передавался анекдот о прачке, превратившейся в принцессу. Когда Сикст узнал об анекдоте, он рассвирепел и распорядился во что бы то ни стало разыскать автора, обещав в награду сорок тысяч экю.

Хотя жестокость Сикста была всем известна, автор по наивности сам явился к святому отцу. Он дорого поплатился за свою неосторожность: папа распорядился, чтобы казначей отсчитал ему сорок тысяч экю, а затем приказал палачу отсечь ему язык и правую руку. Оба распоряжения тотчас были выполнены.

Варварский способ внушать, что гораздо умнее – держать язык за зубами!

Как видно, бывший свинопас не был чувствителен. Он отрешил от должности всех судей, которые при папе Григории оказывали снисхождение еретикам, расширил полномочия внутренней полиции в папских областях, разрешив ей действовать по своему усмотрению. Кроме того, он издал эдикт, осуждавший на смертную казнь всех, кого уличат в адюльтере (это весьма заметно отразилось на численности населения вечного города! ).

Летописцы рассказывают следующую историю, свидетельствующую о суровости Сикста: некий сеньор из Салерно, не будучи подданным первосвященника, считал, что страшный эдикт не имеет к нему отношения. Сикст пятый пришел в ярость, когда узнал, что иноземец осмелился не повиноваться приказу, и потребовал, чтобы губернатор строго следовал закону. Губернатор заметил, что нарушители являются подданными Неаполитанского королевства и потому их нельзя судить по законам чужой страны. «Это все, что вас останавливает? – спросил папа. – Если вы столь добросовестны, повесьте любовников и мужа на веревке, купленной в Неаполе».

Достопочтенный отец признавал только те законы, которые изобретал сам. Бедняга муж слишком дорого заплатил за свою снисходительность: его обрекли на виселицу за то, что он был рогат. Не слишком ли много бед на одну голову?

Решив искоренить преступность, папа возымел странную идею – обуздать обнаглевших клириков. Это касалось, в частности, кардиналов, членов священной коллегии, которые, злоупотребляя правом неприкосновенности, никогда не платили долгов.

Чтобы дать пример святошам, папа уплатил все старые долги (заметим, кстати, что сделать это ему было нетрудно: одной рукой платил, а другой – брал). Он обложил население своей столицы чрезвычайными налогами и со всей строгостью следил за сборами податей, что привело к народным смутам.

Трусливый, как большинство тиранов, Сикст пятый дрожал за свою жизнь и потому запретил всем гражданам носить оружие в городе. Всех, кто осмеливался нарушить приказ, ожидала смертная казнь. Он не пощадил даже отрока, поднявшего кинжал на сбиров, оскорбивших его, – приговорил и шестнадцатилетнего юношу к смертной казни. Когда защитник сослался на закон, запрещавший применение смертной казни в отношении несовершеннолетних, пресвятой отец воскликнул: «Властью, доверенной мне господом, я даю ему мои собственные десять лет – приведите закон в исполнение! »

СИКСТ ПЯТЫЙ ПЫТАЕТСЯ УГРОЖАТЬ КОРОЛЯМ.

Сурово расправившись с врагами, Сикст решил вступить в борьбу с европейскими монархами, и даже с таким ревностным католиком, как Филипп второй.

Прежде всего он начал интриговать против Франции, продолжая политику Григория тринадцатого. Он натравливал католиков против Бурбонов и разразился грозной буллой против еретика и раскольника Генриха Наваррского и всех протестантов.

Генрих, в свою очередь, поносил папу-предателя и антихриста в воззваниях, которые расклеивались на стенах домов, и папе оставалось только дивиться его мужеству, восхитившему весь христианский мир.

Восшествие Сикста на престол произвело сенсацию в Англии. Королева Елизавета отправила в Рим посла выяснить намерения папы относительно новой, англиканской церкви. Елизавета вручила дипломату свой портрет, украшенный драгоценными камнями (он предназначался для кардинала Александра, племянника папы), и приказала любыми средствами завоевать расположение первосвященника.

Сикст оказал милостивейший прием молодому послу, с живейшим интересом расспрашивал его о повелительнице Англии. Когда молодой дипломат, воспользовавшись случаем, передал портрет императрицы, его святейшество, внимательно разглядывая его, печально воскликнул: " Благородное лицо!

Замечательная женщина! Как часто я жалею, что мой сан лишает меня возможности вступить в брак. Клянусь бородой Христа, я бы выбрал только Елизавету, и наши дети были бы достойны нас! " Закончив аудиенцию, его святейшество поручил своему племяннику оказать послу должное внимание.

В беседе с племянником посол мог почерпнуть немало благоприятных сведений об отношении его святейшества к планам Елизаветы, касающимся Испании. В знак своего уважения к королеве папа уполномочил племянника подарить ей свой портрет. Обрадованный посол тут же написал Елизавете об успешно выполненной миссии и предложил королеве, не мешкая, подписать соглашение с Нидерландами и двинуть войска против испанцев.

Как легко догадаться, наивный посол был просто одурачен вероломным папой.

В действительности Сикст пятый преследовал лишь одну цель: стравить двух монархов и ослабить того и другого в интересах Рима. По отношению же к республикам хитрый Сикст вел себя весьма миролюбиво.

Однажды он сделал строгий выговор своему нунцию, приказавшему арестовать протестантского священника на швейцарской территории. Вот что папа написал чересчур ретивому слуге: " Разве вы забыли, что мы направили вас в Швейцарию для того, чтобы установить мир между кантонами, а не для усиления смут?

Мы поручили вам установить согласие между еретиками и католиками, а не натравливать их друг на друга. Пора понять, что не в наших интересах обращаться со свободными народами так, как мы действуем по отношению к государям. Всякие волнения и революции у независимых народов всегда опасны для христиан и, напротив, всегда благоприятны для еретиков. Я категорически предлагаю вам действовать осторожно и вести себя сдержанно со швейцарцами, которые отказываются войти в лоно нашей церкви. Не подражайте неуклюжей ретивости иезуитов, которые, стремясь защитить наш престол, иногда наносят ему самые тяжелые удары".

⇐ Предыдущая 21 22 23 24 252627 28 29 30 Следующая ⇒