Хелпикс

Главная

Контакты

Случайная статья





Лео Таксиль 30 страница



 

Наемники кардинала душили стариков и детей, насиловали девушек и женщин, совершали над их трупами самые гнусные надругательства. Насытившись резней, они устроили факельный пробег по улицам города, остановились у решетки замка Святого ангела, угрожающе выкрикивая: «Либо смерть и пожары, либо папа Барберини! » Эти возгласы достигли ушей кардиналов и повергли их в ужас. Выборы продолжались, но имя Барберини из урны все еще не появлялось. Тогда кардиналы с ужасом стали замечать, что с каждым днем число членов конклава сокращается. Причиной тому была смерть или болезнь, в результате которых исчезали наиболее активные противники кандидатуры злодея Барберини. Всем было ясно, что он избавляется от своих врагов с помощью яда. С этого момента всякое сопротивление прекратилось, и кардинал Барберини был провозглашен папой под именем Урбана восьмого".

 

Этим изобретательным трюком Барберини доказал, что он действительно достоин быть папой.

 

Новый глава римской церкви происходил из старинной знатной флорентийской семьи; сначала он был причетником апостольской палаты, затем нунцием святого престола при французском дворе. К моменту восшествия на апостольский трон Урбану исполнилось пятьдесят пять лет, он обладал превосходным здоровьем и железным телосложением. Словом, был здоровенным парнем!

 

Следуя примеру Павла пятого, новый папа, едва утвердился на престоле, назначил своих братьев и племянников на высшие государственные и церковные должности.

 

Затем он самым внимательным образом урегулировал ряд вопросов, касавшихся культа святых. Вслед за этим он собирался продолжить религиозную пропаганду, развернутую его честолюбивым предшественником. Но сперва Урбан восьмой, столь же подозрительный, сколь и жестокий, решил предохранить себя от всяких посягательств врагов, как внутренних, так и внешних, и превратил священный город в военный лагерь.

 

Преисполненный чувства собственного величия, папа не терпел ни советов, ни замечаний. Священная коллегия собиралась в редких случаях. Кардиналы наперебой аплодировали речам папы и беспрекословно выполняли его приказания. Точно так же действовал он и в отношении иностранных послов. Однажды, когда уполномоченный иностранного монарха сослался на статьи старинных папских конституций, святой отец резко возразил: «Мое решение имеет больше веса, чем закон двухсот мертвых пап».

 

Поистине замечательная личность.

 

Но этот необузданный и неумолимый в своей гордыне папа встретил в лице Ришелье правителя, который, став кардиналом и всемогущим министром, проводил политику, абсолютно противоположную политике святого престола.

 

Оба они в конечном итоге были ловкими бестиями. 30 июня несчастный старец предстал перед мерзким трибуналом, где он торжественно отрекся от своего учения. Прославленный ученый встал на колени перед своими судьями и, возложив руки на евангелие, склонив голову, произнес следующие слова:

 

«Я, Галилео Галилей, флорентиец, в возрасте семидесяти лет, преклонив колени перед вашими высокопревосходительствами, достопочтенными кардиналами, генеральными инквизиторами против еретического зла во вселенской христианской республике, имея перед глазами святое евангелие, которого я касаюсь руками, клянусь, что всегда верил и ныне верю и с божьей помощью впредь буду верить во все, что считает истинным, проповедует и чему учит святая католическая и апостольская церковь… Меня судили по подозрению в ереси, за то, что утверждал и верил, будто солнце является неподвижным центром вселенной, будто земля не есть центр мира и движется. Вот почему, желая изгнать из мыслей ваших преосвященств и из сознания всякого католического христианина столь тяжелое подозрение, правильность которого я признаю, я с чистым сердцем и непритворной верой отрекаюсь и проклинаю указанные заблуждения и ереси…» Предание гласит, что после произнесения формулы отречения Галилей поднялся и, топнув ногой, воскликнул:

 

«А все-таки она вертится! » Духовенство вполне удовлетворилось отречением, вырванным силой, что, впрочем, не помешало и дальше мстить Галилею. Великого ученого содержали в тюрьме до декабря, а до самой смерти (в 1642 году) он находился под наблюдением святой инквизиции.

 

Вот как отвратительный Урбан восьмой и его достойные соратники наградили бессмертного гения!

 

ЖЕРТВЫ СУЕВЕРИЯ.

 

В то время как в Италии святой престол преследовал великих ученых за их великие открытия и борьбу с невежеством, королевская власть во Франции отправляла на костер людей, обвиненных в ереси. По абсурдному обвинению в колдовстве сжигали на кострах тех, кого считали политическими противниками и богатствами которых хотели завладеть.

 

Кардинал Ришелье, министр Людовика тринадцатого, широко пользовался этим методом для устранения неугодных лиц и для конфискации в свою пользу их имущества.

 

Подстрекаемые им последователи Игнатия Лойолы распространяли в народе самые нелепые басни о колдунах и ведьмах, и вскоре народ, очень падкий на все сверхъестественное, только и говорил о магии, колдовстве и прочем. Тысячи невинных погибли в результате ведовских процессов во Франции.

 

Его глупейшество Людовик тринадцатый, до смерти боявшийся нечистого духа, специальным указом отдал свое королевство под защиту богоматери. В указе говорилось: «Мы особо вверяем нашу персону, наш скипетр, диадему и всех наших подданных блаженной, смиреннейшей божьей матери, которую мы избираем специальной покровительницей французского королевства».

 

ДОКТРИНЫ И МОРАЛЬ ДОБРЫХ ОТЦОВ.

 

В начале семнадцатого века иезуиты ввели в свои статуты весьма значительные изменения. Они отодвинули на второй план пропаганду религии и завоевание мира, стали приспосабливать доктрины католической религии к своим нуждам. Они не только изменили устав ордена, но и весьма существенно исказили некоторые догматы.

 

В работах, посвященных природе греха, иезуитские богословы заявляли, что «существует только сознательное отклонение от заповедей божьих, следовательно, грехом является лишь сознательное и преднамеренное заблуждение».

 

Приведем несколько образчиков иезуитской морали:

 

«Большим благом и великой милостью является полное незнание бога, ибо грех – это оскорбление божества, а раз человек не познал бога, то для него нет ни греха, ни вечного осуждения. Таким образом, атеист, хотя он и не верит в существование бога, именно поэтому не в состоянии, даже если захочет, совершить какое-либо действие, осуждаемое церковью. Можно также с полным правом поклоняться неодушевленным предметам, животным или каким-нибудь частям своего тела, вплоть до органов деторождения, на том основании, что церковь разрешает почитать бога во всех его творениях. Однако, ввиду того что, простираясь ниц перед неодушевленными предметами и лобызая их, можно прослыть суеверным, не следует делать это публично. Тайный грех – прощенный грех».

 

«Так как язычники, поклоняясь своим божествам твердо верят, что их идолы олицетворяют божество, то они не совершают греха. Можно не греша поклоняться Приапу или Венере».

 

«Во имя своего спасения вовсе не обязательно всегда верить религиозным догмам или таинствам: достаточно хотя бы раз на одну секунду уверовать, чтобы этой веры хватило на всю жизнь».

 

«Чтобы слушать мессу, достаточно присутствовать на богослужении. Рассеянность, легкомысленное настроение, вожделение или разглядывание красивых женщин вовсе не лишает обедню ее ценности».

 

" При некоторых обстоятельствах для девушки не является большим грехом, если она предается любви до брака, так же как для женщин объятия чужих мужчин и измена мужу. Целомудренная Сусанна из священного писания была не права, когда восклицала: «Если я пойду навстречу непристойным вожделениям старцев, я погибла».

 

Так как, с одной стороны, ей угрожал позор, а с другой – смерть, она была бы вправе сказать: «Я не соглашаюсь на прелюбодеяние, но я его вынесу и никому не скажу об этом, чтобы сохранить жизнь и честь».

 

«Неопытные молодые женщины полагают, что для того, чтобы сохранить целомудрие, следует кричать о помощи и сопротивляться соблазнителям. Ничуть не бывало: они останутся столь же непорочны, если молчат и не сопротивляются. Грехом является только преднамеренность. Если бы Сусанна выполнила желание старцев, внутренне в этом не участвуя, на ней не было бы никакого греха». «Молодая женщина может, не совершая греха, надевать на себя украшения, чтобы вызвать плотское желание мужчин, может румяниться, душиться, носить драгоценности, одевать тонкие легкие одежды, через которые просвечивает грудь, обрисовываются формы тела и даже угадывается обитель стыда, если это обусловлено модой».

 

" Мужчина не совершает греха, будь он даже монах или священник, входя в дом разврата, дабы проповедовать нравственность заблудшим душам, хотя весьма вероятно, что он подвергнется искушению и позволит соблазнить себя жрицам любви.

 

Намерение, приведшее его в храм распутства, предохраняет его от греха. Слуга, который ради хлеба насущного служит развратному хозяину, может выполнять самые мерзкие функции, не лишаясь божьей милости. Точно так же и служанка может без дурных последствий для себя содействовать интригам своей хозяйки, впускать любовников без ведома отца или мужа, передавать любовные письма и выполнять другие поручения подобного рода". «Публичная девица на законном основании может требовать оплаты за свой труд при условии, что цены не будут завышены. То же относится к любой девушке, тайно занимающейся проституцией».

 

" В некоторых случаях кража не является грехом. Жена может втайне от мужа брать из общей кассы столько денег, сколько найдет нужным для благочестивых деяний.

 

Она может его обкрадывать, используя деньги на игры, туалеты и даже для оплаты любовников, но при условии, что отдаст половину денег церкви. Дети могут на тех же условиях обворовывать родителей, похищая и тратя на свои мелкие удовольствия столько денег, сколько им позволят обстоятельства. Прислуга может обкрадывать хозяев, компенсируя недостаточное жалованье, но делиться при этом со священниками. Каждый, кто обкрадывает богача, не причиняя ему большого ущерба, получает право законной собственности. Если часть присвоенных средств он тратит на святые дела, он смело может заявить правосудию, что ничего не похитил". " Если совесть человека не выносит ложной клятвы, он может, произнося слова, незаметно исказить формулу и остаться безгрешным. Например, вместо «juzo», что означает «клянусь», можно произнести «izo», что значит «горю». И грех приносящему клятву будет прощен. Разрешается также приносить присягу без всякого намерения соблюсти ее.

 

Если судья потребует соблюдать присягу, можно отказаться, произнеся «Я ничего не обещал». Без этой уловки нам пришлось бы платить, когда мы не хотим тратиться, или жениться на девушке, которую не хотим брать в жены".

 

" Если вы, законно защищаясь, убили человека, вы вправе утверждать под присягой, что никого не убивали, делая мысленную оговорку: «Если бы он на меня не напал».

 

Если отец застал вас в комнате дочери и заставляет вас жениться на ней, вы можете смело поклясться, произнося про себя: «Если меня заставят или если она мне впоследствии понравится». Торговец, которому слишком дешево платят за товар, может пользоваться фальшивыми гирями и отрицать это перед судьей, говоря про себя: «Покупатель не пострадал». Можно даже придумывать вымышленные факты и без всяких угрызений совести получать деньги за лжесвидетельство при условии, что часть денег будет отдана церкви".

 

«Если монах, знающий о том, какая опасность подстерегает его, если он будет застигнут во время прелюбодеяния, входит вооруженный в комнату к своей возлюбленной и убивает мужа при самозащите, он может продолжать исполнять церковные функции. Если священник у алтаря подвергается нападению ревнивого мужа, он вправе прервать обедню для того, чтобы убить нападающего, и затем без перерыва, с руками, обагренными кровью, вернуться к алтарю и продолжить службу».

 

«Мужу не дозволяется до приговора судьи убивать свою жену, а отцу свою дочь, застигнутую во время прелюбодеяния. В противном случае они совершат смертный грех, даже если бы виновные продолжали свои забавы в их присутствии. После вынесения приговора отец и муж могут убить жену или дочь, ибо они тогда становятся добровольными исполнителями приговора. Тогда они палачи, а не мстители».

 

«Сын может желать смерти отца, чтобы воспользоваться наследством, мать может желать смерти дочери, чтобы не кормить ее или не давать приданого. Священник может желать смерти своего епископа в надежде стать его преемником, потому что мы сильнее хотим блага для себя, чем зла ближнему… Сын, убивший отца в пьяном виде, может радоваться богатству, которое ему достанется, и его радость не будет предосудительной. Сын может убить отца, если тот проклят или объявлен изменником государства или религии». «Дети-католики обязаны доносить на своих родителей-еретиков, хотя и знают, что ересь повлечет за собой смертное наказание. Если же они живут в протестантской стране, то могут без страха и упрека задушить родителей».

 

Таковы были доктрины общества Иисуса. К счастью, человеческая мысль уже начинала эмансипироваться, и недостаточно уже было человеку носить рясу, чтобы его утверждения воспринимались как непреложные истины.

 

Критический вольнолюбивый дух уже не был исключительной монополией немногих эрудитов, мало-помалу он захватывал массы, и поэтому иезуитские доктрины были оценены по достоинству.

 

Бузенбаум, один из авторов «Трактатов о морали», откуда мы позаимствовали приведенные отрывки, сохранял руководство двумя коллежами, несмотря на то что предавался самому безудержному распутству. Пьяница он был горький; очевидно, потому он и написал в одном из своих сочинений: «Можно, не совершая греха, пить сверх меры, лишь бы уметь остановиться, пока отличаешь человека от воза сена».

 

Знаменитый Эскобар заходил еще дальше, утверждая в своих писаниях и речах, что в акте мужеложества нет ничего предосудительного!

 

Отец Гимениус писал, что для спасения души не обязательно верить в таинства святой троицы, и прибавлял: " Христианская религия является предметом веры, ибо она зыбка и неопределенна. Больше того, те, кто признает, что религия эта является до очевидности истинной, тем самым вынуждены признать, что она до очевидности ложна. Откуда можно знать, что из всех религий, которые существовали или существуют на земле, религия Христа является правдоподобной? Были ли предсказания пророков внушены духом божьим? Истинны ли чудеса, приписываемые Иисусу Христу? Я утверждаю обратное!

 

Но нет ничего предосудительного в том, чтобы заставить простых набожных людей верить во что-нибудь ложное. Вот почему я признаю евангелие и все священные книги! " Отец Тамбурини выражал примерно ту же мысль: «В религии, как и во всяком другом предмете, дозволено следовать то одному, то другому вероятному суждению: возможно, что Христос сделался человеком, возможно, что Юпитер превратился в быка. Должен ли я верить этому? Да! Противоположное одинаково вероятно, и я равно могу утверждать и то и другое».

 

Авторы этих теорий не собирались колебать веру «простых набожных людей», о которых с таким великолепным презрением говорит отец Гимениус. Впрочем, для того чтобы прозреть, нет ничего более действенного, чем услышать признания самих духовных лиц, считающих религию ложью и намекающих, что священники являются простыми обманщиками. Поэтому мы так старательно воспроизвели тексты из сочинений иезуитов.

 

СТАРЫЙ ПЕТУХ С ДВУМЯ КУРИЦАМИ.

 

Урбан восьмой умер 29 июля 1644 года. Его преемником стал Иннокентий десятый.

 

Новый папа был отталкивающе безобразен и к тому же глупее гусыни. Прибавим для полноты портрета, что он был лжив, хитер, лицемерен, труслив, мстителен, жесток и очень похотлив. В течение всего понтификата он был послушным исполнителем воли своих любовниц и избранников.

 

Когда он всходил на апостольский трон, его любовницей была Олимпия, женщина поразительной красоты и притом весьма сообразительная. Она сразу же взяла в руки бразды правления, а Иннокентий был рад освободиться от всех забот, чтобы без помех вкушать все радости распутной жизни.

 

Олимпия была вдовой одного из братьев первосвященника, то есть его невесткой. Их отношения с папой не являлись ни для кого тайной – все знали, что Иннокентий – послушный раб ее капризов; недаром ее называли папессой. Она ничуть не обижалась и не возражала против множества карикатур, куплетов и шуток, открыто распространявшихся в Риме. Правда, святого отца высмеивали в них куда злее, чем его прекрасную возлюбленную.

 

Приезжая в Рим, иностранные послы прежде всего просили аудиенции у Олимпии; в знак почтительного уважения рядом с изображением папы кардиналы вешали в своих апартаментах портрет могущественной куртизанки. Иностранные дворы открыто покупали ее покровительство, все просители обращались только к ней; она принимала дары и денежные суммы, а затем действовала, следуя своей фантазии, вернее, своей выгоде. Вскоре она стала обладательницей большого состояния.

 

В течение некоторого времени ничто не нарушало идиллии папского семейства.

 

Занимаясь делами государства, папесса находила время и для устройства развлечений его святейшества. Она добывала для него смазливеньких девушек и пухленьких юнцов, да и сама продолжала дарить его самыми пылкими ласками.

 

Разнообразя забавы перезрелого шалуна (ему было около семидесяти лет), она всегда умела оставаться необходимой для него. Олимпия хорошо понимала, что мимолетные связи не могут угрожать ее влиянию. Так оно и было до поры до времени.

 

И вдруг папа познал любовь, поколебавшую могущество всесильной Олимпии.

 

Вот как это произошло.

 

У Иннокентия десятого было несколько детей от его любовницы. Надев тиару, он, по примеру своих предшественников, позаботился о благоденствии своей семьи: выдал замуж дочерей за богатых сеньоров, а сына Камилла еще раньше определил на духовную должность. Сей молодой человек, разум которого не достигал даже отцовского уровня, вопреки своей глупости, а быть может, благодаря ей очень быстро дослужился до кардинальского звания. Должность, кажется, превосходная, но папаша счел ее недостаточной. Как только представилась возможность блестящего брака, его святейшество освободил Камилла от обетов и женил на молодой вдове, состояние которой было одним из самым крупных в Риме.

 

Олимпия Россано – так звали женщину, ставшую снохой святого отца, – была очень хороша собой, как нельзя более остроумна и не менее властолюбива. Она обладала всеми качествами, чтобы затмить старшую Олимпию. Переехав в папский дворец, она употребила все средства женского кокетства и приворожила сластолюбивого старца.

 

Ее успех был молниеносным, но не полным. Став ее покорным рабом, Иннокентий продолжал подчиняться всем прихотям и другой своей любовницы. Каждая из женщин, шансы которых были примерно равны, употребляла все силы, стремясь взять верх над соперницей. Их обоюдная ненависть стала вскоре выражаться в таких бурных формах, что первосвященник был вынужден выпроводить одну из них. Не без горьких сожалений он попросил сына сменить местопребывание и увезти жену. Олимпия э 1 торжествовала.

 

КТО В ЛЕС, КТО ПО ДРОВА.

 

Не успел Иннокентий расстаться с очаровательной молодой супругой чересчур снисходительного Камилла, как начал горько раскаиваться в своем решении. Страсть к этой женщине завладела им; надеясь, что папа в конце концов забудет об Олимпии э 2, его старая любовница (старая по стажу, по возрасту она была еще далеко не так стара) всячески старалась отвлечь святого отца, обеспечивая его разнообразными удовольствиями. Да и она сама почти ничего не утратила из притягательных свойств своей юности; и если весенний цветок несколько увял, то этот легкий недостаток с лихвой покрывался житейским опытом.

 

Она устраивала для него самые игривые развлечения. По ночам в парках Ватикана появлялись юные подростки обоего пола в костюмах, которые, согласно библии, носили наши прародители, пока не приключилась известная история с яблоком.

 

Иннокентий не пренебрегал этими сельскими радостями, охотно принимая участие в похотливых забавах. Но мысли его были далеко; он не переставал вспоминать о юной Олимпии, быть может менее опытной и ловкой, но зато такой желанной.

 

Боясь рассердить строптивую матрону, папа терпел сколько мог, но в конце концов не выдержал, пренебрег неистовым гневом невестки, громкими скандалами и постоянными стычками, неизбежными при контакте обеих женщин, и вернул Камилла с женой.

 

О том, что последовало за возвращением Олимпии э 2, можно было бы сложить эпическую поэму. Не проходило дня, чтобы свекровь и невестка не выносили своих ссор на улицу. Ничуть не стесняясь, они публично устраивали там такого рода дискуссии, которые писатели называют изящным словом «потасовка». После нескольких таких встреч весь город узнал о неприличных скандалах в папском семействе.

 

В течение некоторого времени старый папа был целиком во власти обеих прелестниц, слепо подчиняясь то одной, то другой. Он даже восхвалял себя за твердость, якобы проявленную им в сохранении обеих Олимпий возле себя. Сегодня невестка склоняла папу к одному решению, назавтра по настоянию снохи он принимал диаметрально противоположное.

 

Мы не будем подробно рассказывать о каждодневных баталиях, происходивших при римском дворе, во-первых, потому, что методы соперниц в подавлении остатков разума первосвященника были более или менее одинаковы, а во-вторых, потому, что их описание граничит с порнографией. О нравах, царивших в папском дворце, можно судить хотя бы по тому, что папа получал информацию о поведении своих любовниц из их собственных уст: они сами рассказывали ему о своих похождениях, и эти рассказы чрезвычайно забавляли его. Когда нужно было добиться милости для своего протеже, обе прибегали к самому верному аргументу: «Вы не можете ему отказать – ведь он мой любовник». Именно таким образом Олимпия э 2 добилась выгодного поста для одного молодого кардинала.

 

Вскоре первосвященник совсем уподобился кляче, управляемой двумя седоками – один тянет в лес, другой по дрова.

 

Олимпии э 1 пришла в голову мысль укрепить свои позиции, введя в коллегию кардинала своего любовника Асталли. Сперва святой отец противился этому, но едва увидал Асталли, мгновенно переменил решение: его молодость и красота сразу воспламенили развратное воображение старого сатира.

 

В восторге от своей удачи Олимпия рассыпалась в благодарностях, не подозревая, что легкая победа обернется скоро горестным поражением. Возводя своего фаворита в кардинальский сан, она видела в нем опору в борьбе со снохой. Она еще не знала, что собственными руками создает для себя самого опасного противника. С того самого вечера, как Асталли был ему представлен, Иннокентий велел поместить юношу в Ватикане, рядом со своими интимными апартаментами. Наутро у наместника Иисуса Христа появился еще один фаворит. По случаю назначения нового кардинала были устроены пышные торжества, гремела пушка, народу раздавали милостыню. С того дня Асталли стал распоряжаться всеми делами, и многочисленные придворные подхалимы отвернулись от обеих Олимпий. Папская сноха утешалась тем, что могла лицезреть падение свекрови; что же касается старшей Олимпии, то, не скрывая гнева и досады, она пустила в ход все средства: мольбы, слезы, уговоры, – но бесполезно: Асталли приобрел неограниченное влияние на папу.

 

Но Олимпия не могла покинуть поле сражения. Надеясь, что боязнь огласки сломит сопротивление папы, она решила сжечь корабли и прибегла к угрозам. Между прежними любовниками состоялась весьма оживленная и продолжительная беседа, которую мы вкратце излагаем.

 

Олимпия. Итак, вы приняли решение? Вы передаете руководство церковью своему фавориту? Подумайте, остановитесь на той опасной тропе, куда вас завела пагубная страсть к этому молодому человеку.

 

Папа. Я его люблю? Обожаю? Оставьте меня в покое!

 

Олимпия. Это ваше последнее слово?

 

Папа. Да, мое последнее слово.

 

Олимпия. Тогда я вас заставлю лишить его власти.

 

Папа. В самом деле? Любопытно, на что вы рассчитываете?

 

Олимпия. Очень просто: я разоблачу ваши постыдные связи.

 

Папа. Мне это совершенно безразлично.

 

Олимпия. Всему христианству станет известно о ваших гнусностях.

 

Папа. Христианство уже знает о них!

 

Олимпия. О вашей кровосмесительной связи со мной и с женой вашего сына. Папа.

 

Это уже давно ни для кого не тайна!

 

Олимпия. О чудовищных оргиях, в которых вы погрязли вместе со своими мерзкими куртизанками и еще более мерзкими юнцами.

 

Папа. Это все?

 

Олимпия. От вас отвернутся все католики. Какой моральный авторитет вы сохраните после таких разоблачений?

 

Папа. Моя дорогая невестка, вы безумны. Разве я вам не сказал, что вы не сообщите ничего нового? И в чем моя вина, кроме того что я следовал примеру моих предшественников? Поймите, я не боюсь вас, но хочу сохранить мир у себя в доме, и потому, будьте любезны, убирайтесь немедленно. Счастливого пути!

 

Олимпия была в ярости – последняя попытка потерпела крах. Быть столько лет верховной владычицей и покинуть папский дворец! Уступить место предателю, который в ответ на ласки похитил у нее сердце папы? Какое унижение, какая катастрофа!

 

Чтобы не доставлять удовольствия врагам видеть ее поражение, Олимпия тайно покинула дворец и стала обдумывать планы мести.

 

МЕСТЬ ОЛИМПИИ.

 

Более сдержанная, а главное, более осторожная, молодая Олимпия стушевалась перед кардиналом Асталли.

 

К несчастью, ее безмозглый супруг не обладал такой же рассудительностью.

 

Доблестный рогоносец очень гордился интимными отношениями родителя со своей женой. Он был крайне рассержен и устраивал Асталли настоящие сцены ревности.

 

Рассчитывая на родительские чувства, он даже осмелился упрекать Иннокентия. Но отцовская струна была у того не слишком чувствительной. Единственным соображением, которое могло сделать его снисходительным к сыну, было нежелание полного разрыва с очаровательной Олимпией, ибо время от времени он удостаивал своим вниманием и ее. Сначала Иннокентий терпеливо выслушивал укоры сынка, возомнившего, что ему удалось уговорить отца. Вообразив себя победителем, Камилл стал не на шутку дерзить отцу, уже совсем не отдавая отчета в своем поведении.

 

Папский дворец опять стал ареной громких скандалов – на этот раз действующими лицами были уже не женщины, а мужчины. В конце концов терпение папы лопнуло, и он сделал окончательный выбор между любовницей и фаворитом, решив расстаться с Олимпией и ее сварливым супругом.

 

Тогда старшая Олимпия, неусыпно следившая за тем, что происходило в папском дворце, решила вернуться. Теперь она стала столь же кроткой, сколь высокомерной была когда-то. Вновь взяв на себя заботы об удовольствиях святого отца, она проявила столько ловкости и усердия, что вскоре вновь приобрела известное влияние.

 

Обычная интриганка торопилась бы вкусить плоды своей победы. Олимпия же боялась скомпрометировать себя такой поспешностью. Ее план был построен на точном расчете, поэтому она удвоила свою скромность и нежность и вела себя так, словно не имела иного намерения, кроме как быть полезной папе. Уверенно и твердо шла она к намеченной цели – свержению ненавистного Асталли.

 

Однажды она представила папе юнца, еще более красивого, чем Асталли. Папа немедленно поддался власти его чар. С затаенной радостью наблюдала Олимпия, как росла симпатия к новому фавориту и как папа охладевал к прежнему. Несмотря на сопротивление Асталли, юноша был вскоре назначен на важный пост секретаря папской канцелярии. Во всем следуя советам своей покровительницы, он с каждым днем укреплял свои позиции.

 

Поняв, что продолжать борьбу бесполезно, и предчувствуя близкую немилость, Асталли постарался завербовать союзников против Иннокентия. Он посвятил в секреты святого престола флорентийцев и испанцев. Но не тут-то было! Олимпия бдительно следила за своим бывшим любовником и поймала его с поличным. Асталли был немедленно лишен пурпурной мантии и изгнан из Ватикана. У него было отнято все: деньги, должности, приходы. Неумолимая Олимпия распорядилась отобрать у него даже те шесть тысяч экю, которые он, покидая дворец, увозил в багаже.

 



  

© helpiks.su При использовании или копировании материалов прямая ссылка на сайт обязательна.