Лео Таксиль 21 страница

Во время войны Юлия второго с Людовиком двенадцатым римляне осмелились добиваться свободы: они начали изгонять из города своих угнетателей – церковников. Узнав об этом, Юлий во главе огромного отряда, состоявшего из испанцев, поспешил усмирить мятежников. Он перебил около пятнадцати тысяч граждан и, возможно, перебил бы больше, если бы военные действия не вынудили его прекратить это занятие.

Как известно, война с Людовиком кончилась поражением французов, армия короля вынуждена была капитулировать. Но, вопреки договору о капитуляции, большинство солдат было заколото или повешено по распоряжению Юлия. Высокомерие его было безгранично. Даже при самых тяжелых неудачах он больше всего заботился о своей славе. Микеланджело он заказал свою статую для Болоньи и поручил соорудить себе гробницу в Риме.

Вскоре после смерти папы была опубликована сатира, где приводился разговор Юлия с апостолом Петром. Небесный ключник, прежде чем пропустить папу в рай, перечислял его преступления. Список получился длинный. Святой Петр обвинял его в кровосмесительной связи с сестрой и дочерью, в содомии с побочными сыновьями, племянниками, кардиналами. Он называл его клятвопреступником, предателем, пьяницей, вором, убийцей, отравителем и, наконец, объявлял ему, что врата рая заперты для тех, кто заражен болезнью, которая в ту эпоху называлась неаполитанской болезнью.

БОЛЕЗНЬ, НИСПОСЛАННАЯ ПРОВИДЕНИЕМ.

Смерть Юлия второго вызвала у римлян не меньший восторг, чем смерть Александра шестого. Они слишком долго страдали от папской тирании и теперь попытались освободиться от церковного ига. Прежде чем кардиналы успели собраться на конклав, в Риме вспыхнуло восстание. Восставшие направили свой гнев против церквей, монастырей и начали их грабить, не щадя ни монахов, ни священников. Но кто может упрекнуть народ, восставший против своих тиранов?

К несчастью, граждане отдали руководство движением в руки аристократов.

Сановники и князья немедленно воспользовались мятежом и захватили власть в свои руки. В результате борьбы двух партий – партии дома герцога Урбино и Колонна – Рим превратился в арену жестокой гражданской войны. Кровь потекла потоком, трупы загромождали улицы, множество замечательных дворцов погибло в пламени. Но вскоре воодушевление сменилось тревогой: восставшие поняли, что они лишь орудие в руках честолюбивых сеньоров, которые ведут истребительную войну во имя своих корыстных целей. Тщетно сеньоры пытались зажечь их сердца – народ остался глух к их призывам, ибо понимал: надо быть безумцем, чтобы верить обещаниям знати и духовенства. Когда спокойствие было восстановлено, кардиналы вышли из своих крепостей и собрались на конклав.

Энергичнее всех оказался кардинал Джованни Медичи, сын Лоренцо Великолепного.

Хотя шансов у него было меньше, чем у остальных, глупейший случай (который верующие, вероятно, сочли божественным знаком) изменил настроение коллегии и дал возможность Медичи получить большинство голосов.

Вот что сообщает историк Варилас о случившемся:

" Не прошло и трех месяцев после того, как кардинал Медичи обосновался в своем дворце во Флоренции, когда пришла весть о внезапной кончине Юлия второго.

Кардинал тотчас принял решение бороться за тиару и отправился в путь. В ту пору его очень мучила дурная болезнь, которую он получил от папы, чьим фаворитом он был. Нарывы мешали ему ходить, ездить верхом, и ему пришлось совершить путешествие в носилках, которые были прикреплены к двум мулам, передвигавшимся шагом. Таким образом он попал в святой город, когда останки Юлия были погребены и конклав уже приступил к выборам. Джованни Медичи приказал открыть ворота Ватикана и занял место среди других кардиналов.

Члены святой коллегии, молодые и старые, энергично отстаивали своих кандидатов.

Все понимали, что борьба будет ожесточенной и выборы затянутся надолго.

Неожиданный инцидент изменил направление умов и положил конец разногласиям.

Несмотря на жестокие страдания, которые испытывал измученный недугом Медичи, он развил бурную деятельность, добывая себе голоса. От резких движений нарывы его прорвались, и невероятное зловоние распространилось в помещении, сделав пребывание в конклаве невыносимым.

Старые кардиналы, испугавшись, что воздух пагубно отразится на их здоровье, обратились за советом к врачам. Врачи ответили, что кардинал проживет не больше месяца, конец его близок, так что-де потерпите!

Приговор врачей потряс весь конклав; раздоры тотчас прекратились, и кардиналы единодушно возложили тиару на тридцатисемилетнего Джованни Медичи, провозгласив его первосвященником под именем Льва десятого". Прошло немного времени, и прелаты, уверенные, что они голосовали за умирающего, убедились, что врачи столь же непогрешимы, как и папы. С каждым днем состояние больного заметно улучшалось, и святой отец, предвкушая будущее, мог только радоваться болезни, благодаря которой он взошел на престол апостолов. Разочарованные кардиналы считали выздоровевшего папу предателем, но понемногу досада их улеглась, ибо они отлично знали, что жизнь первосвященника зависит от многих случайностей, нередко имевших место в истории святого престола.

ЛЕВ ДЕСЯТЫЙ НА ПРОДЫРЯВЛЕННОМ КРЕСЛЕ.

Как только силы Льва десятого окрепли, он с роскошью и великолепием отпраздновал церемонию своего избрания. 11 апреля святой отец, облаченный в одежды, усыпанные бриллиантами и рубинами, увенчанный ослепительной тиарой из драгоценных камней, направился в Латеранский храм.

Его сопровождала многочисленная пышная свита; по мнению современных историков, коронация даже самых могущественных императоров никогда не сопровождалась такими почестями.

Римское духовенство, знать, магистры, монашество всех орденов, отряды ремесленников, войска в полном блеске своих доспехов составляли официальный кортеж, окруженный огромной жадной до зрелищ толпой.

На всем пути молодые девушки и дети, одетые в белое, осыпали кортеж цветами и лаврами.

Лев десятый восседал на чистокровном арабском скакуне, покрытом богатой попоной, окруженный кардиналами и ближайшими родственниками, среди которых особенно выделялся командор Медичи в золоченом шлеме, закованный в латы.

Не успел кортеж подъехать к базилике, как пришло известие о кончине архиепископа Флоренции. Папа, прочитав депешу, обратился с довольным видом к командору.

«Милый кузен, рад сообщить вам, – сказал он, специально повысив голос, чтобы его слова услыхала вся свита, – завтра вы покинете ваш пост командора и займете место только что скончавшегося прелата».

Возгласы удивления прошли по рядам папской свиты.

Солдафон, которому папа собирался подарить (и подарил через несколько дней) сан архиепископа, ни разу не совал своего носа в требник, а всю жизнь занимался грабежами, насилием, убийством. Это, конечно, дало ему опыт, чтобы успешно проявить себя на новом поприще.

Посвящение папы совершалось по установленному обычаем церемониалу, но когда наступил момент проверки перед народом – coram populo – мужского пола папы, произошел непредвиденный инцидент.

Его святейшество, полураздетый, восседал на продырявленном стуле, повернувшись спиной к присутствующим; молодой священнослужитель, на которого возложили процедуру исследования, торжественными, медленными шагами направился к папе. Этот неопытный отрок не представлял себе, как жестоко расправляется Венера со своими неосторожными служителями. Взволнованный важностью возложенной на него миссии, сложив руки на груди и благоговейно склонив голову, юноша смиренно приблизился к священной особе. Затем, подняв взор, он застыл на месте, подобно Моисею, когда пред ним предстал господь бог. Но не священный страх сковал юношу. Крик ужаса вырвался из его груди, и он, насколько позволяла ему сутана, ринулся в конец зала, повторяя с омерзением: «Нет, не могу, не могу! » Между тем Лев десятый, восседавший в кресле, очутился в крайне глупом положении.

Наконец он не выдержал и поднялся. Инцидент удалось замять: другой диакон облачил папу в священные ризы, кардинал возложил на его чело тиару, и святой отец, благословив народ, вернулся в Ватикан, где его ждал лукуллов пир, обошедшийся в сумму свыше ста тысяч экю золотом. В нем также принимали участие римские женщины, славившиеся красотой и не очень большой строгостью поведения.

На следующий день первосвященник, вспомнив об унижении, которому он подвергся на продырявленном стуле, и не желая, вероятно, подвергать своего преемника подобному испытанию, аннулировал декретом эту церемонию исследования. Собственно говоря, эта церемония была бесполезна: почти все, кто занимал апостольский трон, дали неопровержимые доказательства своего пола.

ВЕЛИКИЙ ЛИЦЕМЕР.

С восшествием Льва десятого на престол в римской курии произошли довольно существенные изменения. Не то, чтобы Лев десятый был менее распутен, чем его предшественники, но его распутство носило утонченный характер и было облечено в более эстетические формы. Правление его отмечено пышностью и блеском и сопровождалось всеми безумствами, какие жажда развлечений может внушить правителю, преданному только наслаждениям. Он окружил себя красивейшими женщинами, учеными, артистами, художниками. Что касается религии, то он над ней откровенно подшучивал, публично заявляя, что религия – институт, предназначенный для того, чтобы держать народ в узде, но она отнюдь не должна связывать богатых и власть имущих.

Склонный к насмешке, он вдохновенно издевался над простаками, с почтением относившимися к ритуалам богослужения.

Лютер утверждает в своих сочинениях, что Лев десятый отрицал бессмертие души и даже как-то, выслушав спор двух искусных богословов, обсуждавших этот коренной вопрос христианства, высказал следующее замечание: «Соображения, приведенные вами в пользу утвердительного ответа, кажутся мне глубоко продуманными, но я предпочитаю отрицательный ответ, потому что он побуждает нас с большим вниманием относиться к нашему телу и сильнее дорожить сегодняшним днем».

В то же время, будучи лицемером, как все священники, и отлично понимая, какую выгоду приносит лживый вздор, который стоит за церковными догмами, Лев десятый издал декрет, предписывавший всем философам, преподававшим в университетах, «вести борьбу с учениями, уклоняющимися от вероучения церкви и утверждающими, что душа так же смертна, как и тело, и мир вечен». При этом папе необычайно расцвели науки, искусство и литература. Рафаэль, Микеланджело, Корреджо, Ариосто и другие придали эпохе небывалый блеск. Не следует, правда, преувеличивать роль Льва десятого. Все эти знаменитые люди прославились еще до того, как он вступил на престол; на его же долю выпало счастье быть современником великих людей. Он сумел использовать их многообразные таланты для собственной славы – в этом его единственная заслуга.

Многие факты свидетельствуют в то же время о том, что сам Лев десятый был человеком недалеким и ограниченным. Взять хотя бы его декрет, направленный против свободы печати.

Декрет указывал на тяжелые для религии последствия, которые повлекли за собой книгопечатание и жажда просвещения, внезапно овладевшая умами.

Далее папа ограничивал свободу писателей следующими пунктами. Все труды, предназначенные к опубликованию, проходили предварительную цензуру: ни одна книга не могла быть напечатана, не получив одобрения папского викария, или «хозяина святого дворца».

Таким образом, плоды человеческой мысли – философские, литературные произведения – были отданы на суд невежд, знакомых только с книгами священного писания; невежество этих господ ни с чем не сравнимо, и им-то вменялось в обязанность запрещать и проклинать все, что хоть как-то противоречило нелепейшим басням, на которых держалась религия.

Непослушному художнику или писателю грозило отлучение. «Отлучение? Экая глупость, – возразит читатель. – Не так уж оно страшно». Однако не улыбайтесь презрительно, а дочитайте до конца. «Виновные, – гласит декрет, – будут отлучены как еретики».

А мы знаем, что отлучение еретиков от церкви означало сожжение их заживо.

Вот как Лев десятый покровительствовал наукам и искусствам!

Папа, которого прославляли за щедрость по отношению к художникам, кроме того, тратил огромные суммы на развлечения. Женщины стоили ему очень дорого: помимо обычных преподношений он устраивал в их честь пышные празднества. Он содержал в Ватиканском дворце шутов, комедиантов, танцовщиц, музыкантов, осыпая их благодеяниями; чтобы развлекать папу, кроме спектаклей всякого рода устраивались скачки лошадей или буйволов. Страстный охотник, он обставлял охоту со всей роскошью и изысканностью церковника. Если охота была удачной, он щедро награждал всех, кто находился возле него. При неудаче несчастный, попавший ему под горячую руку, рисковал не только свободой, но и жизнью. Такое веселое времяпрепровождение пагубно отразилось на делах римской церкви. К тому времени, когда был созван Латеранский собор, папская казна была опустошена. Обрушившись жестокой буллой на книгопечатание, Лев десятый на этом же соборе опубликовал буллу в пользу ростовщичества. Разумеется, его благосклонность к этому ремеслу не была бескорыстна. В ту эпоху церковь сама являлась крупнейшим ростовщиком, и булла облегчала ей финансовые операции; увеличивая проценты в пользу ростовщиков, этот указ требовал вносить половину процентов в папскую казну.

Лев десятый спекулировал на бедности и нужде своих подданных. Он заставлял бедняков оплачивать его роскошь, вынуждая их обращаться к услугам ростовщиков.

ТРАГЕДИЯ ПОСЛЕ ВОДЕВИЛЯ.

На последнем заседании Латеранского собора Лев десятый потребовал, чтобы кардиналы проголосовали за чрезвычайную десятину, которая предназначена на войну с турками. Просто невозможно понять, как старое, уже давно использованное средство могло принести успех: сколько раз уже верующие жертвовали деньги на фантастические походы, и их даже не ставили в известность, на что эти деньги были израсходованы. Послав своих сборщиков, Лев десятый правильно рассчитал, что глупость и легковерие христиан неистощимы.

Это происходило в то время, когда Франциск первый, одержав крупную победу над швейцарцами, союзниками святого престола, прибыл в Болонью для переговоров об условиях мира с папой. Тщеславный Лев десятый, желая поразить французского короля, расточал деньги, собранные его агентами.

Пиры сменялись пирами. В свите короля было множество прелестных дам, составлявших, так сказать, его походный гарем. Лев десятый, как ценитель прекрасного пола, открыто ухаживал за красивыми француженками, и возлюбленные монарха не смели отказывать богатому, расточительному и гостеприимному хозяину.

К тому же, как добрые христианки, они добросовестно выполняли свой долг перед религией: принадлежать наместнику господа – разве это не то же самое, что и самому господу?

Беспечный первосвященник не скрывал своих галантных похождений.

Франциск первый знал о них, но вовсе не испытывал досады, а, напротив, считал себя польщенным, и его уважение к главе христианского мира возросло еще больше.

Скоро, однако, Льву десятому наскучили его легкие победы, вернее, любовь его сосредоточилась на одной, и это чувство приняло характер подлинной страсти.

Мария Годен, покорившая сердце ветреного первосвященника, была наделена небывалой красотой; перед ее очарованием трудно было устоять. Она блестяще использовала любовь первосвященника и дорого обошлась папской казне.

Возвратившись с Франциском во Францию, эта христианка увезла с собой больше денег, чем отряды неверных. А перед отъездом первосвященник преподнес ей на память кольцо баснословной цены, так называемый «Бриллиант Марии Годен».

Как видите, папа распорядился собранными со всей Европы деньгами так же, как и его предшественники.

После отъезда короля у Льва десятого почти ничего не оставалось из того, что принесла ему его авантюра. Опасаясь вновь увидеть свою казну пустой, он, не колеблясь, решил забрать у своих кардиналов не только драгоценности, но и дворцы и поместья.

Кардиналам пришлось подчиниться – против силы не пойдешь. Но они были глубоко оскорблены: тому, кто сам привык грабить, особенно унизительно оказаться в положении ограбленного.

Трое из них: Альфонсо Петруччи и два ею брата, у которых папа отнял Сиену, организовали покушение на Льва десятого, остальные кардиналы охотно примкнули к заговору. Было решено подкупить папского хирурга, чтобы тот отравил Льва десятого.

Неизвестно, по каким причинам, но папа переменил врача. Испуганные кардиналы отказались от участия в заговоре, а некоторые из них для большей безопасности даже покинули Рим. Спустя некоторое время Петруччи, убедившись, что папа ни о чем не подозревал, решил сам покончить с ним и заколоть его кинжалом. Он имел неосторожность раскрыть свои планы некоторым коллегам. Каким-то образом папу и теперь заблаговременно предупредили. Письма Петруччи, в которых излагались планы жестокой мести, были перехвачены.

Несмотря на то что остальные кардиналы не принимали на этот раз участия в заговоре и давно в страхе покинули Рим, Лев десятый решил расправиться и с ними.

Он написал дружеское письмо и отправил грамоту, гарантировавшую неприкосновенность, если кардиналы вернутся в Рим.

Большинство из них имело глупость поверить его словам.

Тотчас по приезде они были арестованы. Некоторых из них задушили вместе с Петруччи, других отравили.

ЯРМАРКА ИНДУЛЬГЕНЦИЙ.

Жестокость, деспотизм и распутство Льва десятого довольно скоро вызвали сильное недовольство. Оно начало обнаруживаться не только в Италии, но и во всей Франции, Испании, Англии, Германии, Швейцарии.

Видя рост оппозиции, папа не нашел ничего другого, как удариться в еще большую роскошь, стремясь затмить всех остальных повелителей Европы. «Ах, вот оно что, – говорил он, – они про меня говорят, что я кичливый тиран, деспот; искусство для меня лишь орудие моего тщеславия. Прекрасно. Так я обещаю вам, если господь продлит мне жизнь, мы прославимся на весь мир великолепием наших празднеств, нашими пирами, которые по обилию и роскоши затмят все, что было до сих пор».

Но для этого нужны были деньги, много денег. Не мог же папа ежедневно продавать красные шапки и убивать новых кардиналов – дело кончилось бы тем, что никто не захотел бы вступать на это поприще!

Тогда Лев извлек на свет божий старую таксу преступлений, составленную некогда Иоанном двадцать вторым, которая уже давно покрылась пылью в папских архивах. Он изменил в ней несколько пунктов, прибавил новые и, приказав отпечатать в огромном количестве экземпляров, распространил по всей Европе. Папа извещал христиан о том, что за деньги дает отпущение грехов, даже таких, как насилие, прелюбодеяние, кровосмешение, содомия, скотоложество, убийство и т. п.

Затем его святейшество провозгласил новый поход против турок. Но это было уже слишком! И папские сборщики вернулись изо всех стран с пустыми руками.

Чтобы изыскать средства, Лев десятый принял чрезвычайные меры, тем более что на него стали наседать кредиторы. По традиции он прибегнул к продаже индульгенций.

Дело было очень искусно организовано с коммерческой точки зрения. В каждой провинции в церквах и монастырях назначили особых агентов для торговли милостями Христа. Там продавались индульгенции в любом количестве для живых и мертвых.

Кроме того. Лев десятый мобилизовал целые полчища доминиканцев, которые обходили города и села и навязывали населению грамоты, содержащие отпущение грехов.

Вот текст одной из них. Мы воспроизводим ее по подлинным документам.

" Да простит вас господь наш Иисус Христос, принявший смерть на кресте за грехи ваши. Я властью Иисуса Христа, блаженных апостолов святого Петра и святого Павла и властью нашего святого отца освобождаю вас от всех церковных нарушений, совершенных вами; от всех грехов, проступков, излишеств, как бывших, так и будущих, как бы они ни были велики. Да будете вы причастны к святым подвигам воинствующей церкви нашей. Я приобщаю вас к святым таинствам, к чистоте невинности, равной чистоте крещеного новорожденного; и да будут врата ада закрыты для вас и врата райского блаженства откроются вам после вашей смерти.

Аминь".

Эту формулу можно назвать попросту идиотской, но она не столь непристойна, как формула одного торговца индульгенциями, промышлявшего в Саксонии.

Мы имеем в виду знаменитого Иоанна Тецеля. Для того чтобы привлечь покупателей, этот шарлатан, приводя длинный список грехов, заканчивал следующими словами: «Да, братья мои, его святейшество облек меня большой властью, по одному голосу моему врата небес отворяются даже перед такими грешниками, которые испытывали вожделение к святой деве, чтобы оплодотворить ее».

Покупатели толпами стекались отовсюду к Иоанну Тецелю. Он продавал им отпущение грехов по разным ценам, в зависимости от их категорий. Некоторые из этих индульгенций, называвшиеся «личными», давали их владельцу право выкупить девяносто девять раз в году преступления десяти человек по своему выбору. Он продавал также право на освобождение из чистилища душ, количество которых равнялось числу посещений церкви в течение суток между первым и вторым днями августа.

По самым доступным ценам Иоанн Тецель сокращал на сорок восемь тысяч лет пребывание в чистилище молящихся, посещавших церковь святого Себастиана, и на четыре тысячи лет тем, кто в определенное время года совершает паломничество в храмы, посвященные богоматери.

Наконец – и это поистине гениальная выдумка! – Тецель за немалую сумму продавал обещание уговорить богоматерь лично явиться к доброму христианину перед тем, как он испустит дух, чтобы унести его душу в приют блаженства.

В течение короткого времени Лев десятый вновь скопил баснословные суммы; да и его агенты немало заработали, торгуя индульгенциями.

Больше всего доходов приносила булла, разрешавшая разбойникам безнаказанно предаваться их почтенному ремеслу при условии отдавать папе часть награбленного.

Если же рыцари большой дороги вносили регулярный взнос, им разрешали преступления покрупнее и давали полное отпущение грехов. Кроме того, индульгенция обеспечивала им безнаказанность в этом мире и вечное блаженство в потустороннем.

Уверяют, что бандиты весьма точно выполняли свои обязательства в отношении Льва десятого. Соглашения между папой и грабителями разрешали обирать вдов и сирот, вымогать деньги у беззащитных людей, захватывать чужое наследство, подделывать документы и завещания и даже грабить церкви и монастыри.

Доминиканцы носились по Европе, ревностно исполняя свою миссию: они убеждали христиан, что лучше умереть от голода в этом мире, чем упустить случай купить себе блаженство в загробном. Сами монахи жили превесело: днем играли в кости или карты, а по ночам бушевали в кабаках и публичных домах. Вот что рассказывает набожный историк той эпохи о монахах, торгующих индульгенциями:

«Полюбуйтесь на этих воров, присланных папой, посмотрите, как они высасывают соки из бедного народа! Они бродят по горам и долинам, вымогая у простых людей последний грош. Чтобы им было спокойнее, они договариваются со священниками. „Собери-ка своих гусей, – говорят они, – ощиплем их вместе и пух поделим пополам“. И эти мерзкие священники – развратники, пьяницы и торгаши – сговариваются с монахами и обирают идиотов, опустошающих свои кошельки ради спасения душ из чистилища… О господи, кто же опишет все низости, совершаемые доминиканцами, и эту бесстыдную торговлю индульгенциями! » Успех окрылил монахов и священников – агентов торгового дома «Лев десятый и Ко» (компания состояла из любовников, куртизанок и побочных сыновей его святейшества).

Агенты становились изо дня в день все наглее, бесстыднее и навязчивее. Папе совсем не надо было подгонять их. Доходы были пропорциональны количеству проданных пергаментных бумажек. Европа превратилась в гигантскую ярмарку индульгенций.

Не следует думать, что успех торговли был связан с благочестием верующих.

Напротив, большинство покупателей усматривало в индульгенции возможность безнаказанно совершать преступления. Ведь указ Льва десятого гласил, что «первосвященнику в качестве наместника святого Петра и Иисуса Христа дано непререкаемое право… отпускать любую вину и любой грех – он отпускает вину таинством покаяния, а кару на земле заменяет индульгенциями». Перспектива безнаказанности, разнузданное поведение монахов, торгующих грамотами, – все это повлияло на моральный уровень христиан.

ЛЮТЕР И ЛЕВ ДЕСЯТЫЙ.

Несмотря на общую подавленность и отупение умов, нашлись люди, которые храбро сражались с папством, пытаясь вырвать народ из-под власти церкви, погрязшей в разврате, ханжестве и грехах. Как бы ни были тщетны усилия реформаторов, среди которых выделялся тогда Лютер, мы все же должны воздать должное их мужеству, ибо, вступив в борьбу с римской церковью, они рисковали жизнью. В 1510 году, во время понтификата Юлия второго, монах августинского ордена Лютер был отправлен с поручением в Рим.

«Я был свидетелем таких безобразий, – говорит он в одном из своих сочинений, – что с того времени принял решение посвятить свою жизнь уничтожению папства, искоренению лжи, которая осквернила религию из-за корыстолюбия священников и безнравственности пап».

Вернувшись из города апостолов, Лютер бесстрашно выступил против папской непогрешимости:

" Народы, слушайте, я хочу показать вам подлинное лицо вашего угнетателя – папы.

Я пришел во имя Иисуса Христа и взываю к вам: не покоряйтесь папе, всадите нож в его сердце, считайте всех его приверженцев разбойниками, будь они короли или императоры. Будь я главой империи, я связал бы в один узел и папу, и его кардиналов и кинул бы их в Тибр. Пусть искупаются! Вода вылечит этих свиней, она принесет пользу их тушам, изъеденным позорными болезнями. Я клянусь вам в этом, и пусть спаситель будет тому свидетелем". Уже это выступление предвещало ту жестокую, кровавую, беспощадную войну, которую впоследствии с неслыханным упорством вели два противоположных лагеря – католики и реформаторы. У первых было оружие тюрьмы, пытки, к их услугам была инквизиция, они опирались на невежество народа, привыкшего видеть в папе божьего наместника. У противников римской церкви не было иного оружия, кроме слова: им пришлось призвать на помощь все свое красноречие, чтобы проповедь их стала понятной народу, заговорить всем доступным языком, не страшась вульгарных, а порой и просто циничных выражений, чтобы вложить в невежественные, отупевшие от суеверий умы нравственные представления о жизни.

Таким был ораторский метод проповедников той эпохи. Любопытным примером служат выступления Томаса и Оливье Майяра – правоверных клириков, которых никак нельзя заподозрить во враждебном отношении к церкви и религии.

«До каких же пор вы, нечестивые священники, будете позорить нас распутством и грехом?! – восклицал монах Томас с амвона церкви в Бордо. – Когда вы перестанете набивать ваши утробы всякой снедью и хмельными напитками? Долго ли вы еще будете обворовывать бедняков, укладывать потаскух на свое ложе?.. Я знаю, вам наплевать, что люди подыхают с голоду у ваших дверей, в то время как вы бесстыдно торгуете святым причастием, поглощаете добро вдов и сирот под предлогом спасения душ из чистилища. Будь вы прокляты, дьяволы, соблазнители молодых девушек и женщин, которых вы призываете к исповеди, чтобы ввергнуть их в грех. Будь вы прокляты, священники, люциферы, осмеливающиеся затемнять умы человеческие и вводить в соблазн несовершеннолетних вашим грязным сластолюбием. Позор вам, превратившим дома свои в блудилища!.. » Оливье Майяр, бывший проповедник Людовика одиннадцатого, еще резче разоблачал церковников:

" Я долго наблюдал, как аббаты, священники, монахи и прелаты набивают свои сундуки, расхищают церковное имущество, подобно ночным громилам грабят добрых христиан; я видел, как сутаны, клобуки и рясы проводят дни и ночи в публичных домах, предаваясь распутству. Каноники и достопочтенные клирики содержат места разврата, продают вино, оплачивают сутенеров и потаскух. Видел не раз клириков переодетыми в солдатскую одежду или в костюмы щеголя, с модной бородкой, прогуливающимися с веселыми девицами. Я знал епископа, который ежедневно заставлял голых девушек подавать ему ужин для возбуждения аппетита. Я знал и такого, который содержит у себя целый гарем подростков… Перед тем как предаться позорному сластолюбию, этот развратник вытряхивал из кошелька серебряные монеты, заставляя подростков драться друг с другом.

⇐ Предыдущая 16 17 18 19 202122 23 24 25 Следующая ⇒