Лео Таксиль 28 страница

Допрос выяснил, что вдохновителями Шателя были иезуиты, повсюду утверждавшие в течение нескольких лет, что сам папа считает убийство христианским подвигом.

Молодой безумец был подвергнут пытке, которую перенес, как говорят, с большим мужеством, утверждая до самого конца, что действовал исключительно по собственному побуждению.

Через два дня после покушения он был приговорен к смерти и казнен. Палач отсек его правую руку, а затем он был четвертован и его останки преданы огню и развеяны по ветру.

ПРОВАЛ ЧЕРНОЙ БАНДЫ.

Преступные действия решили судьбу общества Иисуса, и вороны Игнатия были высланы из Франции. Парламент вынес по этому поводу следующее постановление:

«Мы повелеваем, чтобы священники и ученики общества иезуитов, возмутители спокойствия, враги государства и растлители юношества, убрались из королевства в течение пятнадцати дней, под страхом обвинения в оскорблении величества, с конфискацией имущества в пользу короля». Справедливый приговор вызвал живой отклик во всей Европе, и главным образом в Риме. «Чрезвычайные меры», как легко понять, возмутили первосвященника. Собрав кардиналов, он объявил им, что иезуиты оказали много услуг церкви, они достойны одобрения, ибо вооружали убийц против королей, и воздал хвалу добрым мужам, пожертвовавшим своей жизнью для защиты и во имя торжества святого дела.

ТРУСЛИВОЕ ОБРАЩЕНИЕ.

Убедившись, что французы признали Генриха четвертого, несмотря на его отлучение от церкви, Климент восьмой забеспокоился, как бы они сами не занялись организацией церковного управления, и, чтобы предотвратить столь опасный для папства удар, он уведомил Генриха четвертого, что готов «выслушать просьбы и удовлетворить благочестивые пожелания его величества».

Французский король поручил своим представителям обсудить с папой условия примирения со святым престолом. Но именно в это время войска Филиппа второго Испанского добились некоторого успеха в битвах с французами, и хитрый Климент восьмой воспользовался этим, согласившись пожаловать беарнцу отпущение только на следующих условиях:

1. Посланцы от имени короля торжественно отрекутся от ереси и подвергнутся унизительным церемониям, установленным церковью для подобных случаев.

2. Король Франции восстановит католицизм в Беарне, возьмет под свое покровительство всех священников-ортодоксов и до тех пор, пока не обеспечит их хорошими приходами, будет платить им жалованье из собственных средств.

3. Должностями и церковным саном будут обладать только те священнослужители, которые преданы римскому двору.

4. Его величество обнародует постановления Тридентского собора, которые его предшественники расценивали как посягающие на права нации и свободы.

5. В течение девяти месяцев король будет соблюдать строгий пост, каждое утро и каждый вечер читать «Отче наш», ежедневно слушать мессу, исповедоваться не реже четырех раз в год и принимать святое причастие. Кроме того, он построит большое число монастырей, будет их богато содержать и призовет иезуитов обратно во Францию.

И экс-гугенот Генрих четвертый согласился с этими позорными условиями. Один писатель оставил нам любопытные подробности церемонии: " Посреди паперти собора святого Петра был воздвигнут широкий помост, и 17 сентября 1595 года в сопровождении всех своих кардиналов, архиепископов, высших чинов духовенства папа вышел из Ватикана и взошел на роскошный трон, покрытый богатыми покрывалами, сияющий драгоценными каменьями.

Посланцы Бурбона приблизились к трону с непокрытыми головами и смиренно облобызали ноги папы; затем, не поднимаясь, они во всеуслышание отреклись от кальвинизма. Климент прочел им условия, согласно которым Генрих четвертый может получить отпущение. После того как они на евангелии поклялись, что король подчинится воле римского двора, папа подал им знак пасть ниц и, вооружившись посохом, троекратно ударил каждого, потом, плюнув на них, наступил им на шею, и хор церковнослужителей затянул «Мизерере».

По окончании унизительной церемонии посланцы Генриха поднялись, и святой отец громко произнес формулу отпущения: «Именем всемогущего господа и блаженных апостолов святого Петра и святого Павла и мною, поставленным над всеми земными властями, я даю отпущение Генриху Бурбону, королю Франции! » Двери собора тотчас же раскрылись, и Климент восьмой добавил, повернувшись к посланцам: «Теперь, когда я открыл вашему государю двери церкви, пусть помнит, что я могу закрыть их вновь». Раздался выстрел из пушки, звуки труб слились с грохотом артиллерии и поведали миру, что король Франции лежал в пыли у ног папы, лизал его сандалии и был осквернен его слюной".

ЦЕЗАРЬ, ПОБЕЖДЕННЫЙ КЛИМЕНТОМ.

После этого его святейшество обратил свой взор на Италию. Он обрушился с анафемой на Цезаря д'Эсте, герцога Феррарского – любимца знати и народа, ненавидевшего последователей Игнатия Лойолы.

Войска воинственного наместника Христова ворвались во владения герцога д'Эсте, и тому пришлось капитулировать.

" Тогда, – сообщает Морис Лашатр, – Климент завладел Феррарой, построил там неприступную крепость, где спрятал более двух миллионов золотых, отнятых у жителей герцогства. Он заставил горожан на свои средства поставить ему бронзовый монумент, после чего издал ряд декретов, имевших целью увеличить его доходы.

Подражая своему предшественнику, он занялся исправлением священного писания, издал перевод Библии, содержавший две тысячи ошибок и объявленный им единственно каноническим. Там заранее подвергались анафеме все, кто когда-либо посмеет вносить новые исправления в это издание".

Затем грозный святой отец, точно в припадке белой горячки, разразился новой буллой, «запретившей итальянцам, независимо от их сословия или звания, проживать в странах, где нет католических священников, а также там, где запрещено католическое богослужение». Кроме того, любезный папа запретил жениться на женщинах-еретичках, лечиться у врачей-протестантов, а врачам-католикам не разрешил лечить больных – сторонников реформации, ибо «истинным христианам лучше перейти в небытие, чем сохранить земную жизнь при содействии еретика, а о больном протестанте следует заботиться не более, чем о шелудивой собаке».

Как ясно обнаруживается здесь великое христианское милосердие!

И все же, несмотря на все старания папы, церковные дела шли далеко не блестяще, особенно во Франции.

Вопреки энергичным протестам папского легата, новообращенный Генрих четвертый издал в пользу протестантов знаменитый Нантский эдикт.

ПОРАЖЕНИЕ И КОНЕЦ КАТОЛИЧЕСКОГО ТИРАНА.

Возвратив этим эдиктом свободу умам, король направил свои усилия против испанской армии и банд савойского герцога, связанного с Филиппом вторым. Враги Франции были побеждены. Испанский король был вынужден заключить мир с Генрихом четвертым. Папа согласился выполнить роль посредника при условии, что после заключения мирного договора Филипп употребит все свое влияние для создания лиги против турок, уже вторгшихся в Венгрию и угрожавших Италии. 2 мая 1598 года между воюющими сторонами был подписан весьма выгодный для Франции договор. Кровавый Филипп второй навсегда похоронил столь дорогой его сердцу замысел – увенчать свою главу французской короной. Тщеславный государь оказался не более удачливым и в Нидерландах, ибо жители, которых зверства добрых католиков довели до отчаяния, прогнали наконец со своей территории испанскую армию и образовали независимые штаты – Объединенные провинции.

В конце концов после бесплодных попыток вернуть Нидерланды чудовищный паук, именовавшийся Филиппом вторым, умер от приступа подагры.

До самого смертного часа испанский король строил кровавые планы, которым, к счастью, не довелось осуществиться. Рассказывают, что он сказал врачам, колебавшимся, пустить ли ему кровь: «Уж не думаете ли вы, что король, проливший реки крови, боится потерять несколько капель. Верните мне здоровье, и я завершу свое дело – уничтожу всех еретиков до последнего».

ВОЗВРАЩЕНИЕ ИЕЗУИТОВ.

599 год был как нельзя более доходным для верховного владыки, ибо на рубеже шестнадцатого столетия состоялся очередной юбилей. Свыше трех миллионов богомольных простаков и прочих любопытных наводнили вечный город. Доходы Ватикана были грандиозны. Золото и серебро целыми тоннами стекались в обширные подвалы папского дворца. В Ватикане не хватало места для хранения даров, и папа обратился к генералу иезуитов с просьбой предоставить в его распоряжение подвалы вверенного ему коллежа. Глава «черного общества» не только уступил помещение, но еще отрядил немало иезуитов для распространения индульгенций, разрешительных грамот и других товаров великого католического базара.

Генерал рассчитывал, что его рвение будет вознаграждено и заставит первосвященника поддержать иезуитов в их споре между учениками Лойолы с доминиканцами по поводу догматов.

Климент восьмой, действительно, вмешался в эту распрю, но не пожелал открыто высказаться в пользу какой-либо стороны. Разгневанные отцы подняли против папы все коллежи своего ордена, стали выражать сомнение в законности его избрания, осмеливаясь даже утверждать, «что в вопросах веры вовсе не обязательно считаться с мнением папы».

В ярости Климент чуть было не распустил общество иезуитов, если бы не энергичное вмешательство испанского короля. «Впрочем, – добавляет летописец, – услуги, оказанные папе иезуитами в Англии, и их усердие во Франции склонили папу в пользу этого ордена».

Изгнанные из Великобритании, английские иезуиты не побоялись вернуться туда после смерти королевы Елизаветы и вновь начали плести свои интриги. В свою очередь, французские иезуиты сумели привлечь на свою сторону немало влиятельных сеньоров, в том числе королеву Марию Медичи.

Они распространяли в Париже пасквили на короля и парламент и приступили к организации заговора против Генриха четвертого.

Их открытые выступления напугали короля, и он решил призвать иезуитов обратно.

Но прежде чем пойти на такой шаг, столь оскорбительный для его достоинства, он собрал своих приближенных и, учитывая их неприязнь к иезуитам, сказал им следующее: " Господа, мы стоим перед дилеммой – либо вернуть в наше королевство иезуитов, сняв с них проклятие и позор, которых они вполне заслуживают, либо преследовать их со всей жестокостью, запретив им приближаться к нашим владениям.

Подобное решение чревато опасными последствиями. Нам придется всегда быть начеку, носить латы даже в собственных апартаментах, не принимать пищи без предварительной проверки врачей, дрожать при приближении вернейших наших подданных, ибо эти люди повсюду имеют агентов и умеют ловко повернуть настроение умов, как им нужно. Страх перед иезуитами превратит нашу жизнь в ад".

Понимая, что спорить с королем бессмысленно, сеньоры и министр Сюлли ответили, что они целиком полагаются на его благоразумие.

Генрих тут же подписал указ, разрешавший ордену Иисуса вернуться во Францию. Но члены парламента, гораздо менее покладистые, чем придворные короля, отказались утвердить распоряжение, пока иезуиты не заменят наименование ордена и не изменят его устава.

Уверенные в том, что они смогут вернуться во Францию без выполнения каких-либо условий, черные мужи наотрез отказались считаться с требованиями парламента. В конечном итоге мерзавцы восторжествовали, ибо Генрих четвертый передал членам парламента приказ «просто и без проволочек» утвердить возвращение иезуитов.

Всем известно, как последователи Лойолы вознаградили короля: несколько лет спустя после их возвращения, 14 мая 1610 года, Генрих четвертый пал от кинжала фанатика Франсуа Равальяка.

КОНЧИНА СВЯТОГО ОТЦА.

Иезуиты обещали папе помочь подчинить Францию его власти. Но, почувствовав себя хозяевами в королевстве, они, как водится, забыли о своих обещаниях и возобновили распри с доминиканцами. Они уведомили Климента, что останутся покорными ему, если он встанет на их защиту и канонизирует Игнатия Лойолу.

Его святейшество заупрямился и не только не посчитался с их требованиями, но открыто стал на сторону последователей Доминика и даже канонизировал покойного Шарля Барроме, одного из руководителей доминиканского ордена, гнусного судью святейшей инквизиции.

Что касается нас, мы считаем, что Лойола и Барроме стоят друг друга, и не возражаем против канонизации обоих мерзавцев.

Иезуиты, сообщает историк, не захотели мириться с подобным оскорблением и обрушились на советника папы кардинала Альдобрандини. Один из них решил отравить его и пытался несколько раз проникнуть к нему на кухню. Настойчивость иезуита возбудила подозрения. Двое сбиров схватили его, но иезуит был крепким малым, ему удалось отбиться и спрятаться во дворце кардинала Фарнезе, покровителя учеников Игнатия.

Римский префект отправился во дворец Фарнезе и потребовал выдачи иезуита. Однако кардинал оказал вооруженное сопротивление и заставил префекта повернуть обратно.

Сопротивление длилось несколько дней.

Когда его святейшество решил двинуть на помощь свои войска, Фарнезе и его сторонники с черного хода выбрались из дворца и укрылись в его превосходном замке недалеко от Рима.

Разгневанный святой отец пригрозил роспуском ордена и известил кардинала Фарнезе, что «лишает его права управлять имением своих предков, так как он недостоин их».

Но кардинал вовсе не собирался считаться с подобным решением и продолжал сидеть в своем замке. Тогда его брат бросился к ногам Климента восьмого с просьбой помиловать Фарнезе. Климент притворился, будто согласен простить бунтовщика, и позволил ему вернуться в вечный город. Фарнезе имел неосторожность воспользоваться этим разрешением; не успел он вступить в Рим, как его схватили и препроводили в замок Святого ангела.

Видимо, Фарнезе был предельно наивен, если поверил честному, а вернее, бесчестному слову папы!

Однако сыны Лойолы вскоре отомстили за своего храброго покровителя и отравили папу.

Так кончил свои дни вероломный и преступный Климент восьмой, последний папа шестнадцатого века.

ЛЕВ ОДИННАДЦАТЫЙ.

По окончании похорон Климента восьмого состоялось заседание конклава. Благодаря поддержке подкупленных кардиналов папой стал Лев одиннадцатый. Избрание это весьма обрадовало Францию и глубоко огорчило двор Филиппа третьего.

На какое-то время, пишет летописец, народы поверили, что наступит владычество доброго папы. Лев одиннадцатый начал с того, что выгнал большую часть придворных из Ватикана; объявил, что собирается осуществить целый ряд реформ в управлении церковью и уничтожить оба ненавистных ордена – доминиканцев и иезуитов; он упразднил часть налогов, которыми его предшественники облагали провинции. Все предвещало наступление эры процветания и терпимости. Но убийцы Сикста пятого и Климента восьмого зорко следили за первосвященником.

И в самом деле, с такими гуманными идеями Льву одиннадцатому не суждено было долго оставаться на папском троне. Иезуиты не могли терпеть папу, позволившего угнетать их. Они угостили его одним из самых быстродействующих ядов, и 27 апреля 1605 года Лев скончался, процарствовав всего двадцать шесть дней. Вот как вознаграждалась добродетель!

ПАВЕЛ ПЯТЫЙ.

После похорон Льва одиннадцатого кардиналы вновь разыграли комедию выборов. На этот раз члены конклава разделились на четыре лагеря. Кардинал Бароний, забаллотированный на предыдущих выборах, вновь выдвинул свою кандидатуру.

Благодаря усиленным хлопотам он завербовал немало сторонников и надеялся уже торжествовать победу над своими конкурентами. Однако в последний момент полтора десятка его сторонников перешли в лагерь богатейшего кардинала Тоско, получившего сорок четыре голоса из пятидесяти девяти.

«Уже собирались перейти к церемонии поклонения, – рассказывает историк, – когда Бароний, разгневанный тем, что тиара ускользнула от него, заревел охрипшим голосом: „Вы собираетесь избрать своим главой подлеца, который не произносит ни одной фразы, не сопроводив ее омерзительным ругательством? Вы хотите избрать первосвященником безнравственного человека и навлечь на римский престол гнев народов Испании, Италии и Франции, еще более усилив то отвращение, которое мы и так внушаем народам? “ Его выходка вызвала крайнее смятение среди членов конклава и помешала избранию Тоско. Но она не вернула Баронию потерянных голосов. Наутро папой был провозглашен кардинал Камилло Боргезе, принявший имя Павла пятого».

Новый первосвященник родился в Риме. Сначала он был адвокатом, а затем избрал духовное поприще, на котором последовательно занимал посты вицелегата, члена судилища, папского викария и великого инквизитора. Наконец, при Клименте восьмом он купил титул кардинала.

ЕГО СВЯТЕЙШЕСТВО ПРИСТРАИВАЕТ РОДСТВЕННИКОВ.

До того как он оказался на вершине власти, Павел пятый всегда держался в стороне от политики, и всем казалось, что он до конца своих дней будет наслаждаться прелестями мирной жизни. Поэтому, как только он стал папой, руководители различных групп предложили ему свои услуги, полагая, что будут править вместо него. Незадачливые политики вскоре разочаровались, ибо его святейшество весьма недвусмысленно заявил, что не намерен выпускать бразды правления из своих рук. И он на деле продемонстрировал, что не изменит своего решения. Одного из племянников он возвел в сан кардинала, братьям предоставил самые высокие должности, поручив им также управление Ватиканом и замком Святого ангела, остальных родственников он осыпал щедрыми милостями и поселил близ своей высокой персоны. Что ж, по-видимому, этот папа был горячо привязан к своей семье. Во всяком случае, он хорошо пристроил своих родственников, прежде чем заняться делами святого престола.

Восстанавливая прежние традиции римской церкви, он возродил старую идею полного подчинения итальянских земель. Сначала святой отец вмешался в дела Неаполитанского королевства, затем с присущей ему папской дерзостью запретил республикам Лукке, Генуе и Венеции, а также всем итальянским княжествам заключать без его согласия какие-либо договоры между собой и с иностранными государями. Заранее предупреждая протесты герцогов, он разразился буллой, грозившей отлучением от церкви за установление каких-либо взаимоотношений с иностранцами.

Поистине, несчастным правителям оставалось только держаться!

ПАВЕЛ ПЯТЫЙ И ВЕНЕЦИАНСКАЯ РЕСПУБЛИКА.

Видимо опасаясь гнева грозного папы, итальянские владыки подчинились неслыханным требованиям. Генуя даже отменила свои указы против черных мужей, разрешив им занимать как гражданские, так и военные должности. Иначе обстояло дело с венецианцами. Только они не пожелали подчиниться сумасбродным требованиям Павла пятого. И началась борьба. " Совет десяти, – рассказывает один историк, – приговорил к смерти монаха-августинца, виновного в посягательстве на непорочность и в насилии над десятилетней девочкой, которую он потом задушил.

Одновременно проходил процесс каноника, обвиненного в том, что он изнасиловал свою родственницу, вторгшись ночью вместе с замаскированными людьми к ней в дом.

Более того, венецианский дож осмелился своею властью заточить в тюрьму аббата, отравившего отца, брата и нескольких слуг и находившегося в кровосмесительной связи со своей сестрой (кроме того, почтенный аббат занимался грабежом на большой дороге и убил нескольких оскверненных им юношей).

Его святейшество заявил, что в силу их духовного звания преступники находятся под защитой закона и республика нарушила неприкосновенность духовных лиц, предав их светскому суду. Дожу было приказано под страхом отлучения от церкви немедленно передать богобоязненного августинца, каноника и аббата в руки апостольского нунция. Воспользовавшись этим случаем, Павел пятый потребовал отмены закона, запрещавшего священникам приобретать недвижимое имущество без санкции сената, а также продавать земли и дома, полученные в наследство от родственников.

Однако сенат отнюдь не испугался угроз и ответил, что в отношении прежних институтов и привилегий, предоставленных предшествующими первосвященниками, республике было дозволено издавать указы, касающиеся гражданских взаимоотношений духовных лиц с государством, и что святой престол не вправе ни отменять свои законы, ни подчинять преступников своей юрисдикции". Тогда Павел пятый заявил: «Все права, данные венецианцам его предшественниками, аннулируются».

Убедившись, что его угрозы не производят впечатления на отважную республику, первосвященник использовал и другие средства, стремясь подорвать промышленность и торговлю своих врагов. В конце концов он отлучил от церкви дожа и сенат и наложил интердикт как на город Венецию, так и на его владения на суше и островах в Адриатике.

Но республика пренебрегла папой и достойно ответила римскому двору, издав декрет, в котором говорилось:

«Духовным лицам под страхом самого сурового наказания запрещается распространять буллу святого отца и где-либо в церквах прекращать богослужение». Венецианское духовенство единодушно повиновалось указу, и только последователи Лойолы заявили,

«что их совесть не позволяет ослушаться приказаний папы и они просят выпустить их за пределы республики».

Разумеется, просьба была удовлетворена. Одновременно сенатор Кирино и писатель Паоло Сарпи повсюду распространяли сочинения, в которых осуждали светскую власть пап и призывали судить римский престол великим трибуналом наций.

Опасаясь последствий, папа поручил своим кардиналам ответить противникам. Но ловкие кардиналы, уклонившись от спора, ограничились принципиальным положением о том, «что деспотизм исходит от бога и что человечество должно без возражений подчиняться тем, кто облечен высшей властью». Громогласно объявив о «превосходстве духа над материей», они сделали отсюда следующие выводы:

«Дух направляет и укрощает тело, поэтому светской власти недозволено возвыситься над духовной, так же как распоряжаться ею или подавлять ее, что было бы равносильно мятежу и языческой тирании. Священнику надлежит судить императора, а не императору священника, ибо абсурдно утверждать, что овца направляет пастуха».

Кирино и Паоло Сарпи заявили в свою очередь, «что всякая власть от бога», а затем, основываясь на доктринах королевской власти во Франции, заключили: «Королевская власть имеет тот же источник, что и папская, и папа не имеет права вмешиваться в государственные дела».

«Папа, – добавляли они, – также имеет над народами высшую власть, но эта власть чисто духовная, как и та, которую установил сам Христос. Сын божий никогда в течение всей своей жизни не вершил земного суда и не мог завещать ни святому Петру, ни своим преемникам права, которого сам никогда не добивался».

Но честолюбивый Павел придерживался иного мнения и утверждал, вопреки заветам Иисуса, что его собственное владычество распространяется на все дела земные.

Убедившись, что врагов невозможно заставить замолчать, он перешел к военным действиям, надеясь, что оружие принесет ему больше удачи, чем перо, и угрожал уничтожить Венецианскую республику.

Какой бойкий вояка, этот святой отец!

«Но, – продолжает Лашатр, – его воинственного пыла хватило ненадолго, – то ли он боялся разгрома своей армии, что существенно подорвало бы его власть в Италии, то ли недоставало средств на содержание войска, то ли он подозревал Филиппа третьего и Генриха четвертого в том, что они заключили тайное соглашение против него. В конце концов он внял советам французских послов и принял их посредничество для урегулирования конфликта с Венецианской республикой».

Его святейшество потребовал было возвратить иезуитов, но дож Лудовико Донато заявил, что предпочтет скорее продолжать войну, чем терпеть на территории республики хотя бы одного из последователей Игнатия Лойолы, которых он именовал пособниками сатаны.

Мир был заключен, и иезуиты остались в изгнании.

Рим не одолел Венеции!

ИЕЗУИТЫ В АНГЛИИ.

Доблестные отцы, потерявшие свое влияние в Венеции, вновь отвоевали часть своего былого могущества в Великобритании. Несмотря на строгие приказы Елизаветы, они вновь появились в пределах королевства, надеясь на покровительство нового английского короля – Якова первого, и открыли несколько колледжей. Вскоре черные мужи настолько осмелели, что король был вынужден строго покарать кое-кого из них.

Сыны Лойолы поклялись отомстить за своих собратьев. С помощью нескольких дворян-католиков, духовными наставниками которых они были, иезуиты организовали знаменитый заговор, известный под названием «порохового». Они вознамерились взорвать здание парламента, когда на открытии сессии будет присутствовать королевская семья, и поручили это дело Гаю Фоксу, известному своим христианским рвением. Поначалу он отказался участвовать в заговоре, сказав, что «при открытии парламента присутствует столько же католиков, сколько еретиков, и нам придется ответить перед богом за смерть наших братьев». Благочестивые отцы возразили ему: «Если бы благочестивых верующих было бы даже на одного меньше, чем еретиков, то и этим следует пренебречь, уничтожив всех их вместе: бог простит нам это во имя той великой славы, которую пожнет».

Будучи человеком покладистым, Гай Фоке без особых колебаний согласился с доводами иезуитов и взялся за дело. Но заговор был раскрыт: Фокса обнаружили в тот самый момент, когда он закладывал взрывчатку в подвале, находившемся под залом заседаний. Он был тут же подвергнут допросу и выдал своих сообщников.

Несколько последователей Лойолы, в числе которых находились два руководителя заговора, предстали перед верховным судом, и их приговорили к повешению.

Для святых бандитов вполне заслужен подобный финал.

ПОЛЕМИКА МЕЖДУ ТРОНОМ И АЛТАРЕМ.

Заговор побудил Якова первого заставить народ принести присягу «на подданство», обязательную для всех англичан, каковы бы ни были их религиозные убеждения.

Согласно этой присяге, «ни папа, ни архиепископ, ни епископ не вправе возмущать или поднимать народ, нарушая верность, в которой они поклялись английскому королю. Никто не имеет права присваивать его земли, посягать на его жизнь, ибо исповедуемая католиками доктрина, согласно которой подданные по приказу папы могут убивать своего государя, является гнусной и противозаконной».

Разгневанный первосвященник тут же разослал английским святошам несколько грамот с призывом не подчиняться Якову первому. Сначала король покарал неисправимых упрямцев и даже обезглавил некоторых из них. Затем он взялся за перо и написал памфлеты, в которых решительно осудил деятельность его преосвященства кардинала Беллармина. Благочестивый старец, один из сынов Лойолы, ответил на королевский памфлет книгой, написанной в столь же бессвязной, сколь необычной манере. «Первосвященник, – говорил он, – имеет полное право руководить королями, он может заставить государей покориться его распоряжениям и подвергать каре непослушных, ибо в его руках меч о двух остриях». Это доказано тем, что главы церкви всегда отлучали королей и императоров, низлагая их, освобождая подданных от присяги и отдавая их земли католическим государям. Два члена святого сообщества вмешались в великий спор между троном и алтарем. Один из них утверждал, что бунт духовного лица против короля не оскорбляет его величества, ибо священников нельзя рассматривать как подданных короля, так же как нельзя считать преступниками гражданских лиц, если король подвергается церковному отлучению. В таких случаях все верующие должны объединиться, чтобы поразить тирана и способствовать триумфу религии.

«Почему я не могу, – восклицал второй, – принести господу возлияние из королевской крови! Никогда более прекрасное вино не обагряло алтаря Иисуса Христа, никогда не приносилась ему столь благостная жертва!.. » В свою очередь Павел пятый поощрял знаменитого испанского историка Мариану, который вменял цареубийство в обязанность, если государь отказывается покориться папе.

Следуя примеру испанского иезуита, доблестные французские католики всячески стремились принизить королевскую власть, настаивая на всемогуществе первосвященника. Пылкий проповедник восклицал: «Дети Христовы, слушайтесь, слепо слушайтесь могучей воли, приведшей Генриха четвертого в стан благочестивых. Не верьте тем, кто утверждает, что папа не осмелится отлучить от церкви короля Франции. Папа посмел, и государь признал его всемогущество, унизив себя, и умолял, распростершись ниц, об отпущении. Во имя спасения Франции папа обязан, вооружившись топором, рубить стволы, грозящие задушить молодые побеги».

⇐ Предыдущая 23 24 25 26 272829 30 31 32 Следующая ⇒