|
|||
Александр Сысоев 3 страницаК сожалению, с этими людьми часто не возможно было договориться по человечески, и они реагировали только на грубую силу и угрозу физической расправы. Опишу случай, который у меня произошел с пожилой женщиной начальницей налоговой инспекции Натальей Алексеевной. Однажды во время моего отсутствия дома в конце недели к нам нагрянули налоговики и поймали моего бармена с не пробитым чеком. С утра в понедельник я приехал в администрацию для утряски дела. Когда я входил в кабинет, Наталья Алексеевна уже заносила руку, чтобы поставить свою подпись под актом о штрафе в 20 миллионов рублей или более 4000 долларов по тогдашнему курсу. Я её уговаривал не делать этого, но она была непреклонной. Пояснив мне, что она действует в соответствии с указом президента Ельцина, Наталья Алексеевна всё же подписала его. Из этого следовало, что в недельный срок я обязан был заплатить указанную сумму, иначе на неё начнут начисляться проценты. В руках у меня был дипломат, а в нём лежал фотоаппарат «Кодак». Я поставил дипломат ей на стол, не спуская глаз с Натальи Алексеевны, медленно открыл его и, достав «Кодак», сфотографировал её. После чего молча, покинул её кабинет. Не знаю, что она про меня подумала, но на следующий день ко мне домой нагрянули работники налоговой полиции и просили меня отдать им фотоплёнки и фотокарточки. Я выполнил их просьбу и пояснил, что Наталья Алексеевна неадекватно восприняла мой поступок. Когда я вновь к ней приехал, то в ней уже произошли разительные перемены, — она была не в меру доброжелательна и уступчива и, позволила мне растянуть платежи на год без всяких процентов; что я сделал без особого напряжения в течение всего последующего года. Заморочки с организованной преступностью. Ровно через пятнадцать дней как мы открылись, к нашему заведению подъехала группа молодых цыган, и они в грубой форме предложили чтобы мы им платили за «крышу». В то время у меня не было ни оружия для самообороны, ни телефона, ни автомобиля, чтобы оперативно среагировать на возникающую угрозу. Вагончик стоял в трёх метрах от моего деревянного дома и со всех сторон был открыт для любых действий недоброжелателей. Пришлось согласиться и платить предложенную ими сумму. Но цыгане своего слова не держали, и в возникающих время от времени конфликтах наших интересов на практике не отстаивали. К тому же время от времени они без оплаты устраивали в нашем заведении попойки и набирали товара на крупные суммы. Моё терпение лопнуло, когда после нескольких повышений расценок, они предложили мне заплатить им за два месяца вперёд. В нашей местности по деревням и посёлкам цыгане живут небольшими колониями. Как правило, неспособные к производительному труду, они промышляют торговлей спиртным, наркотиками, спекулируют вещами, или воруют скот в колхозах и у населения. Хищнические черты характера и сплочённость позволяют им нагло и вызывающе вести себя по отношению к русским, если со стороны последних они не встречают должного отпора. За последнее время спившиеся русские мужики, потерявшие всякое самоуважение, попали в кабалу ко всякому рода инородцам и в нашем случае к цыганам. Цыгане, обложившие нас данью, жили по соседству в посёлке Академический, где они господствовали и держали марку среди местных. И даже некоторые парни из русских за стакан водки или затяжку анашой находились у них на положении шестёрок. Когда я решил отказаться платить цыганам, то в принципе не знал что предпринять, так как сил для противодействия им у меня не было. 28 июня 1994 года четыре человека из их банды приехали в трактир и стали ожидать моего прихода и расчёта с ними. Но я, предупредив барменов, пошёл в деревню, чтобы заручиться поддержкой некоторых знакомых мужиков. В мои планы входило, чтобы они просто постояли сзади пока бы я общался с ними. Но узнав с кем придётся конфликтовать, мужики в панике отказывали мне, — так был силён их страх перед цыганами. В принципе я ожидал подобной реакции и обратился к этим людям чисто от безнадёжности. В конце концов, мне пришлось идти на контакт одному. Накинув мне на шею верёвку и тыча пистолетом в живот, они принудили меня заплатить им гораздо большую сумму. После этого случая я понял, что если без наказания оставлю их поступок, то последствия в скором будут ещё хуже. Обращаться за помощью к другим бандитам я не хотел, памятуя пословицу об обмене шила на мыло. Однако безвыходных ситуаций не бывает и вскоре представился случай, помогший развязать мне этот узел. У одного из моих барменов в милиции работал знакомый и после недолгих размышлений я согласился обратиться к нему за помощью. Звали милиционера Мусикаев Джамиль; по национальности он был татарином, в своё время эмигрировал из Таджикистана, когда там началась война. В Вышневолоцком РУВД у него был свой кабинет, где он работал следователем. Выслушав мои показания, он далее отвёл меня к Василию Иванову, работавшему в шестом отделе — это отдел по борьбе с организованной преступностью, в котором дали согласие мне помочь. Вместе со мной они сумели подготовить и успешно провести операцию с записью на диктофон, с помеченными деньгами и засадой, в результате чего главарь банды с одним из его сообщников были взяты с поличным. Далее милиция от меня требовала, чтобы я, несмотря на угрозы и уговоры цыган, стоял на своих первоначальных показаниях, что я и делал, не уступая им ни на йоту. Следствие длилось несколько месяцев. Дело шло к суду. Но неожиданно Тверская прокуратура, подкупленная родственниками цыган, выпустила главаря банды на свободу под подписку о невыезде и денежный залог. Естественно он тут же ударился в бега, систематически продолжая подсылать ко мне своих родственников, чтобы я пошёл с ним на мировую. Но я остался твёрд в своих решениях. И удивительное дело, — не сумев запугать меня цыгане перепугались сами, — попродавав свои дома в посёлке, они с позором покинули нашу местность. Следующей моей «крышей» стала редькинская бандитская группировка, которую на меня навёл сам начальник шестого отдела Волгин Владимир Викторович. Как-то разговаривая с ним возле здания милиции, он меня поучал: «Саша, если платишь бандитам, то плати хотя бы русским ребятам, а мы тебе поможем». Редькинские в городе работали официально под «крышей» шестого отдела, систематически отчитываясь в милиции о проделанной работе. Волгина они величали не иначе как дядя Володя и снимали под свой офис номер в центральной гостинице Вышнего Волочка «Берёзка», куда им привозили ежемесячную мзду облагодетельствованные ими коммерсанты города. С редькинскими работать было проще. В отличие от цыган они не беспредельничали и в рамках своей компетенции помогали решать некоторые вопросы. Но после того, как я развернулся и построил большое капитальное здание гостиницы, редькинские соблазнились и афёрой захотели заполучить долю в моём предприятии. Пришлось опять искать выход из сложившейся ситуации. На этот раз сам Джамиль выразил готовность решить вопрос с бандитами и стать моей новой «крышей». На стрелке, которую он забил с ними возле моего дома, они не посмели ему перечить и без борьбы отдали ему моё предприятие. Так называемая «крыша» над моим частным делом сэволюционировала и пришла к своему логическому завершению, а именно стала ментовской. На моём примере читателю должно стать понятно кому выгодна организованная преступность и кто её поддерживает в демократическом государстве. А для дураков поясню: в лице милиции её поддерживает само государство. Расход с Валентином Для того чтобы быть хорошим руководителем, человек должен иметь определённые черты характера, например такие как: желание безбоязненно брать на себя ответственность, умение отказывать себе в необходимом, честно и порядочно поступать с подчинёнными. Самозвано записавший себя в директора Валентин ничем этим не обладал. Наоборот, ему свойственно было поступать в прямо противоположном духе. Неоднократно он своими делами и поступками ставил наше заведение на грань катастрофы и закрытия. Уже в самом начале, не выдержав напряжённого графика работы, он запил. Причем напивался Валентин до поросячьего состояния, так что даже не мог стоять на ногах. Бывали случаи, когда он не дожидаясь моего заступления на смену уезжал домой, бросая вагончик в бесхозном состоянии, где в это время по полу катались пустые бутылки, а пьяные мужики, — его ночные собутыльники, — как тени бродили с зала в кухню и обратно мимо раскиданного товара. Причем я не знал, приедет ли он в следующую ночь на работу или пришлёт вместо себя кого-нибудь другого. Цыган Валя боялся животным ужасом, — при одном только слухе об их появлении он старался побыстрее унести свои ноги домой, оставляя меня одного разбираться с ними. Так как Валентин самоустранился от всех дел, то операцию против цыган я проводил по своей личной инициативе, не поставив его о ней в известность. Но какая-то сила принесла его в трактир, когда опера шестого отдела брали с поличным вымогателей. Надо было видеть побелевшее от страха лицо Валентина, который прижался к стене спиной и боялся посмотреть в сторону лежащих на земле с наручниками на руках цыган. Пролепетав что-то невнятное о том, что ему надо спешить домой, он вскочил в машину и быстро укатил. Позже, испугавшись цыганских угроз и поддавшись их уговорам, он начал давать следствию нужные им показания. По его словам с цыганами у нас была договорённость, по которой за мзду они несли охрану нашего заведения. Своими показаниями Валя повергал в шок работников шестого отдела, которые хотели искренно нам помочь. У меня складывалось впечатление, что этот лукавый еврей, позабыв про свои начальнические обязанности, действует за одно с вымогателями и откровенно желает моего физического устранения, чтобы уже быть единовластным хозяином заведения. Я пытался воздействовать на его совесть. На мои слова, как его поведение можно объяснить с позиции христианства, которому когда-то он пытался меня обучать, Валя просто отмалчивался или ехидно улыбался. В отношении меня Валентин продолжал вести себя нагло и бесцеремонно, постоянно давая мне понять, что он с женою по уставу является единоличным хозяином заведения. К сожалению люди подобного толка, я имею в виду его жидовский менталитет, понимают только грубую силу, а человеческую доброту считают проявлением слабости. Валентин заранее знал, что он никудышный руководитель и поэтому лукаво перестраховался, записав себе и своей жене 70 % участия в деле против моих 30 %. Он решил жить по Талмуду, то есть эксплуатировать моё, гоевское врождённое трудолюбие. Вскоре Валентин принял решение продать мне свою долю, которую оценил в 18 тысяч долларов, — годовая прибыль нашего заведения на тот период. Если бы я отказался купить, то он предупредил меня, что найдёт покупателя со стороны. Пришлось начать делать выплаты. Кто имел своё дело, тот знает, как необходимы деньги в начальный этап становления. Бывает люди отказывают себе в самом необходимом, лишь бы только не брать средства из оборота. Именно на таком этапе мы и находились, когда Валентину вздумалось покинуть меня. Из-за выплат ему пришлось задерживать платежи поставщикам товара, из-за чего уменьшилась его номенклатура и возникла угроза снижения доходов. К тому времени обстоятельно назрела необходимость в покупке автотехники для самостоятельных поездок на склады Твери и Москвы, надо было улучшать рекламу и общую инфраструктуру заведения. Я просил Валю подождать год с деньгами, но он и слушать не хотел. В действительности через год я уже за месяц стал зарабатывать больше, чем означенная им сумма и, потому без труда мог бы с ним рассчитаться. В течение нескольких месяцев я с трудом выплатил ему 8 тысяч долларов, и мы с ним окончательно разругались, из-за некоторых спорных вопросов. В это время у меня произошёл описанный выше конфликт с цыганами и отобранные у меня ими деньги Валя не захотел включать в счёт моих ему выплат. Можно было подумать, что цыгане грабили лично меня, а не руководимое им предприятие. Также из-за ошибок в бухгалтерской отчётности его жены, налоговики наложили на нас большой штраф. И эту сумму платить государству он милостиво предоставил мне. В общем, пользоваться успехами предприятия Валя хотел, а с невзгодами он мне предлагал разбираться в одиночку. Платить человеку с такими низкими морально-нравственными качествами, делающем его похожим на животное существо, у меня не подымалась рука. До меня доходила информация, что когда он перестал работать и жил на выплачиваемые ему мною деньги, то при отъезде жены в Москву он снова запивал, и пьяный начинал бить полные бутылки дорогой водки о стену, желая продемонстрировать, тем самым, сельским собутыльникам какой степени благосостояния он достиг. Первый раз продать свою долю Валентин хотел нашему председателю сельского совета Стекольщикову Анатолию Ивановичу и председателю Боровинского совхоза Швондеру Владимиру Михайловичу. Хитростью они заманили меня на собрание учредителей, где красуясь, Валя стучал указательным пальцем по столу и угрожал наказать меня. Но после расхода с цыганами такое его поведение вызывало только смех. Я отказался подписывать заранее заготовленные им документы и попытался при свидетелях, впрочем, безуспешно, объяснить ему кто он есть на самом деле… Анатолий Иванович и Владимир Михайлович со стороны наблюдали за нашим общением и, поняв, что я не горю желанием встать под их крыло, отказались от своей затеи. В своё время эти люди неоднократно предпринимали самостоятельные попытки организовать личный бизнес, но всякий раз либо пропивались, либо ещё по каким-то техническим причинам у них всё рушилось. Они даже остались должны мне 3 миллиона рублей не деноминированных, которые я им когда-то дал на первоначальное развитие. Не хватало чтобы они завалили ещё и моё дело… Не найдя клиентов на свою долю из местных, Валентин стал искать их в Москве. К весне 1995 года у него чего-то выгорело и он, приехав, известил меня об этом. Дело приняло серьёзный оборот, — результатом моего напряжённого двухгодичного труда мог воспользоваться какой-нибудь совершенно не заслуживающий этого человек. Из-за этих дрязг и внутри рабочего коллектива возросло напряжение. Как руководитель своих рабочих я во всём устраивал и в конфликте они все придерживались моей стороны. До самого последнего момента я не знал что предпринять. Но тут на контакт со мною вышли редькинские бандиты, предложив свою «крышу». Немного поразмыслив, я ввёл их в курс моих с Валентином разногласий и, они с лёту выразили свою готовность помочь мне. На договорённую встречу, Валя приехал в приподнятом настроении победителя, так как я специально сделал вид, что осознал своё безвыходное положение и пообещал ему выплатить оставшуюся сумму денег. Когда он с торжествующей улыбкой победителя подходил ко мне, из-за угла вышли редькинские бандиты. Их внешний вид: короткие стрижки, пёстрые рубашки, лакированные ботиночки и борсетки в руках никого не могли ввести в заблуждение относительно их рода занятий. Ни уговаривать, ни тем более бить Валентина не понадобилось, — несколько матерно произнесённых угроз полностью подавили его самообладание. Пришлось Валю уговаривать успокоиться, так как из-за тряски рук он совершенно не мог писать заранее заготовленный мною текст документа. Из надменного он моментально превратился в кроткого и услужливого. Далее редькинские хотели по беспределу забрать его машину и дом, но я из человеколюбия уговорил их этого не делать. На прощание они посоветовали ему ближе чем на два километра к трактиру не подъезжать, что он добросовестно исполнял в течение почти трёх лет. По крайней мере, после того, как он оперативно продал дом в Финдеряево и укатил в свой родной город Королёв, в течении указанного времени я позабыл о его существовании. После его ухода, когда мне уже никто не мешал, дела резко пошли в гору. Про наше заведение среди дальнобойщиков страны прошёл слух и многие, желая поесть и отдохнуть у нас, тянули до нашего трактира. В правилах моего предприятия была относительная дешевизна блюд при большом их ассортименте, вежливое и быстрое обслуживание, — от заказа до начала еды проходило не более 2–3 минут, а также работа без перерывов и выходных все 24 часа в сутки, что немаловажно для шоферов-дальнобойщиков. В сутки продажа комплексных обедов дошла до 200–350 при чистом суточном доходе в 700–800 долларов. Такой темп работы у нас сохранялся в течении почти двух лет и появилась возможность строить большое капитальное здание гостиницы и автостоянку с бетонным покрытием. Естественно, что в налоговых документах я указывал лишь десятую часть реального торгового оборота, в противном случае мне пришлось бы заниматься не строительством, а побираться с протянутой рукой и просить милостыню на хлебушек. Редькинские бандиты меня не тревожили, — сумма в 200 долларов, которую я им платил ежемесячно, была незначительна и устраивала и меня, и их. Но когда здание гостиницы было выстроено и предприятие приобрело солидность, переехав из вагончика в капитальное помещение (на его строительство я истратил более 500 тысяч долларов), то бандиты соблазнились, и в их головах созрел коварный план, как заиметь долю в моём предприятии. На практике всё это выглядело так. Однажды ночью ко мне в дом постучали. Я открыл дверь, — на пороге находился рыжий Валентин, а за его спиной стояли четверо неизвестных мне бандитов. Валя нервно курил и смотрел на меня злыми глазками. Не хорошо жить за чужой счёт, надо бы делиться, — произнёс он с угрозой. Бандиты тут же поинтересовались кто моя «крыша» Когда я им ответил, они забили стрелку в московском казино «Golden Palas», находящемся на Ленинградском шоссе ближе к Белорусскому вокзалу. Я пообещал им, что передам редькинским их просьбу, и они сразу же ушли, скрывшись в темноте. Испугаться я не успел, — поведение ночных визитёров показалось мне наигранным. Во-первых, мой намётанный глаз определил, что это были не москвичи, а во-вторых, для москвичей было бы несолидно ради пары слов ехать на ночь глядя за 400 километров в один конец. Поэтому редькинским я ничего сообщать не стал, а поехал в милицию поделиться своими сомнениями с Джамилем. Привыкший по своей профессии всех подозревать, он быстро разложил ситуацию по полочкам. Редькинские для того, чтобы влезть в трактир, разыскали Валентина, которого в своё время помогли мне убрать из него. Потом подговорили его разыграть со мною сцену, суть которой заключалась в том, что он якобы нашёл московских бандитов, согласившихся отстоять его интересы в заведении. Они должны были забить стрелку в редькинскими, а те, приехав на разборки, потом бы заявили мне, что за спиной Валентина стоят такие силы, что они бессильны помочь и волей-неволей придётся поделиться. Естественно этими москвичами были бы тоже редькинские, только которых я не знал в лицо. Будущее показало, что предположения Джамиля оказались верными. Он давно в разговорах со мною критиковал редькинских бандитов, намекая, что сам бы смог обеспечить мою безопасность. И тут как раз представился повод занять их место. Я выразил ему своё согласие, и он сразу же провёл операцию по ликвидации их замысла. Для начала Джамиль набрал номер домашнего телефона Валентина в городе Королёве, записанный у меня в уставе. К трубке подошла его жена, и он твёрдым официальным голосом ей заявил, что её мужу необходимо явиться в милицию г. Вышнего Волочка и дать в качестве обвиняемого показания в деле о вымогательстве, которое завёл на него Сысоев. В противном случае ему будет прислана повестка. На той стороне провода сильно занервничали. — Валентина стала истерично поливать меня грязью и, в конце заявила, что её муж уехал и ей неизвестно куда и на сколько. По всей очевидности Валентин находился рядом с ней и в панике инструктировал её, что ей говорить. Посланные потом Джамилем на их квартиру знакомые менты подтвердили. — Вали дома нет, а жена отвечает из-за дверей и никому не открывает. Конечно, никакого уголовного дела на Валю я не заводил, — со своей стороны мы тоже разыграли спектакль. Очевидно, Валентин, испугавшись, в самом деле куда-то уехал да так, что даже редькинские после этого не смогли его найти. Им же я по-прежнему ничего не говорил о якобы заказанной стрелке. В конце концов, по своей глупости они сами проговорились, что им звонили московские бандиты и почему я не сообщил им про забитую стрелку. Пришлось пояснить им, что приезжал Валентин с какими-то аферистами, но я уже самостоятельно с ними разобрался, не посчитав нужным прибегать к их помощи. Личная же встреча редькинских с Джамилем расставила все точки над этим конфликтом и первые с позором удалились, отдав моё заведение под ментовскую «крышу». Всё же с Валентином, после этой неудачной афёры, мы расстались не окончательно. Как только по всей стране сообщили о нашем налёте на вышневолоцкое РУВД, он сразу объявился с претензиями к моей, оставшейся без поддержки, жене. Очевидно, Валя боялся опоздать на раздел имущества, который неизбежно произошёл бы в случае моего осуждения. Но и на этот раз он остался у разбитого корыта, — областная администрация не захотела брать его в нахлебники и показала ему от ворот поворот. На этом примере вы видите, что Бог жидов не любит и всегда помогает тем, кто покаявшись перед Ним в грехах, активно с ними борется. Моё дальнейшее воцерковление После описанной выше стычки с тестем, когда я чудом остался жив, у меня открылась тяга к религии. Впервые Библию я приобрёл ещё в 1989 году. Она продавалась в храме, в который мы пришли крестить дочь моего брата. Библия была дорогой, юбилейного издания (посвящённая 1000-летию крещения Руси). Много наслышанный об этой таинственной книге, я без сожаления её приобрёл, надеясь обогатиться мудростью Её содержимого. Но когда я дома стал её читать, то смутился большим её объемом и непонятными названиями заглавий: Паралипоменон, Исход, Числа, Судей, понимал о чём идёт речь. А частые упоминания имени Божьего и Его дел вообще никак не ассоциировалось с понятной мне человеческой мудростью. Поэтому из всех книг я с удовольствием читал только книгу Премудростей Иисуса, сына Сирахова, которая была мне по душе, и в которой описывалось как правильно человеку вести себя в быту. Во время разлада с женой она украла у меня Библию и после ознакомления с Новым Заветом, купленным в электричке у баптистки, я приобрёл в книжном магазине другую Библию, так как частые ссылки евангелистов на ветхозаветные события и пророчества, понуждали меня к изучению Ветхого Завета. Прочитав за ночь «Закон Божий» протоиерея Слободского в 700 страниц, я в общих чертах ознакомился с библейской историей, а также православное её толкование. После чего приступил к изучению Ветхого Завета в подлиннике. Делал я это перед сном после сдачи смены Валентину и за правило ввёл себе прочтение нескольких глав, прежде чем уснуть. Надо сказать, что поведение древних праотцев поначалу вызывало у меня чувство недоумения и противоречия. Некоторые их поступки были не только далеки от общепринятого сейчас понимания святости, но даже и элементарно порядочными назвать их было нельзя. Перечислю такие факты: коварное умерщвление сынами Иакова жителей целого города за поруганную честь их сестры Дины, продажа по зависти ими же своего родного брата Иосифа в рабство измаильтянам, многочисленные случаи блуда и кровесмешения: Иуды с невесткой Фамарью, из рода которых и вышел наш Спаситель Иисус Христос, Праведного Лота со своими дочерями; поразительные случаи трусости Авраама и его сына Исаака, когда они отказывались от своих жён из боязни, что их могут убить за них. Всё это не укладывалось в мою голову простого русского человека, готового скорее провалиться сквозь землю или даже умереть, чем допустить такие дела. И я много размышлял, прежде чем осознал глубину библейского повествования. Древние праотцы были обыкновенными, как и мы, грешными людьми со свойственными человеку слабостями. Отличие их от других людей заключалось лишь в том, что они знали и поклонялись истинному невидимому Богу. У воспитанных в атеизме современных людей православная вера сейчас ложно ассоциируется с чистоплюйским, оторванным от реальной жизни лицемерным поведением нынешнего клира. Но дело в том, что подобные священники, скорее духовные дети евангельских фарисеев, чем друзья святых. Они сами находятся в духовной прелести и в эту прелесть завлекают неустоявшиеся души. Бог же, как в Ветхом Завете обитал среди обыкновенных подверженных греху людей, так и в Новом пришёл спасти грешников. Именно из-за одевания на себя личины праведности фарисеи были отвержены Господом и стали недостойными и неспособными к делам спасения. Буквальное, а недуховное понимание ими заповедей в результате сделало их богоубийцами. Например, Бог дал заповедь не убий. Не убий что, тело или душу? Ведь в том же законе указывается кого без пощады надо предавать смерти, а именно: колдунов, ворожей, вызывателей духов, людей сознательно отвращающих народ от Господа, извращенцев и прочую сатанинскую мразь. Не потому ли что сейчас с молчаливого согласия священства вся эта нечисть действует открыто наше общество и находимся в таком плачевном духовном состоянии. И не нужна ли здесь очистительная кровь, заповеданная Богом? Ведь человек знающий о творящихся мерзостях и не принявший мер к их устранению вплоть до убийства злодея, становиться таким же соучастником преступления. Всё это написано в законе Ветхого Завета и Господь своим пришествием не отменил его. Милость Христа к блуднице, приведённой к нему фарисеями в данном случае в расчёт браться не может, так как фарисеи это сделали в лукавой попытке искусить самого Христа. Господь поступил мудро, — не оправдав греха, Он помиловал блудницу с целью нейтрализации более тонкого зла фарисеев. А вовсе не потому, что Богу свойственно некое чувство гуманизма. Гуманизм и милость имеют противоположную природу и служат разным целям, — первый для оправдания греха, второй для искоренения. Если бы фарисеи поступили прямодушно и согласно заповеди предали блудницу смерти, а после пришли бы и сообщили о своём поступке Господу, то в Его глазах они бы избегли греха, а душа блудницы получила бы шанс на оправдание в час Страшного Суда. Это же относится и ко многим другим заповедям. Например, на слова в законе о почитании отца и матери есть изречение Господа о том, что если кто-то любит родных и близких больше Его, тот не любит Его. Во всём нужен здравый смысл, а не буквенное исполнение заповедей. Важны как сами поступки, совершаемые человеком, так и их мотивы. Если они даже хотя с виду кажутся окружающим плохими, но сделаны по воле Бога и направлены на возвеличивание Его имени, то такой человек всегда будет Им оправдан и не оставлен без помощи. В противном случае Бог не допустил бы ему сделать данное дело. Кроме этого важна и сама личность человека, — только тех кого Он полюбил и предизбрал, кому дал дары и таланты к свершению особых деяний, о тех Он проявляет особое попечение. Как пишет Апостол Павел всё это должно служить нам в назидание и воспитание. В то же самое время я впервые пробовал молиться, сначала своими словами потом выучил «Отче наш». Вставая перед иконою, я не знал чего говорить и поэтому неуверенно просил о житейских мелочах. После произнесённых слов прислушивался, не раздастся ли гром или не свершится какое иное чудо. Но всё оставалось без изменений. Я начинал сомневаться, — не есть ли моя молитва пустое сотрясение воздуха языком. Сейчас-то я знаю, что Бог меня слышал, терпеливо ожидая моего обращения, но в то время мною обладали противоречивые чувства. Чтобы осознать действенность молитвы необходимо время и внимательное исследование внутренних сторон своей жизни. Поститься я начал с голодания под влиянием чтения книги небезызвестного автора Поля Брэга, которую мне привёз почитать родной дядька Анатолий Ефимович. Хороший аппетит у меня был и есть от природы, а о плотном моём пропитании всегда заботились моя мать и родная бабка. Они считали обильную пищу признаком здоровья, так что к 32 годам я не прожил ни одного дня, когда бы не имел мясной пищи. Единственный раз в детстве меня голодом наказал отец, что вызвало у меня в животе сильные рези. Поэтому пропуск хотя бы одного приёма пищи считался мною большим упущением. Когда же я открыл трактир и доступ к вкусно приготовленной еде стал неограничен, то очень быстро стал набирать вес. Однажды вдруг я не смог завязать шнурки на ботинках, — помешал живот, потом почувствовал скованность в пальцах рук и в позвоночнике, — вероятно из-за отложения в суставах солей. Меня это очень сильно напугало, так как в молодости я был спортивен и здоров, и не думал, что когда-нибудь доживу до старческих симптомов. Прочтя за ночь книгу Поля Брэга, я так заразился его энтузиазмом лечебно голодания, что так и не уснув, весь следующий день до вечера ничего не ел. И что удивительно, прекрасно себя чувствовал, не испытывая ни усталости, ни сонливости. Подчеркну, что этот отказ от пищи не был постом, а был лечебным голоданием и поэтому долгое время он оставался моим единственным опытом, так как тогда степень моего воцерковления находилась в начальной стадии. Рассказы о том, как в Православной России люди постились по пятьдесят дней к ряду и не один раз в году, воспринимались мною как невероятные фантастические истории о превышающих человеческие силы возможностях верующих людей. По крайней мере о себе я думал, что никогда не смогу совершить подобного подвига. Однако единственный практический опыт с голоданием помог переоценить мне отношение к еде, хотя я и продолжал чревоугодничать, ещё не зная учения святых отцов о грехе.
|
|||
|