Примечания 15 страница

– Почему ты не взял свою машину? – спросила я.

– Чтобы Маркусу не пришлось ее забирать.

Меня укачивало от плавной езды. Привалившись к плечу Мэтью, я задремала.

Мы поднялись в воздух, как только у нас проверили паспорта, а пилот заполнил свои бумажки. Наши сиденья располагались друг против друга, их разделял низкий столик. Я все время зевала, и в ушах щелкало от перепада давления. Как только самолет набрал высоту, Мэтью отстегнул ремень и достал из шкафчика под окнами подушки и одеяло.

– Скоро будем во Франции. – Он положил подушки на мое сиденье (почти с двуспальную кровать шириной) и приготовился укрыть меня одеялом. – Поспи, пока мы летим.

Но мне не хотелось спать. Честно говоря, я боялась – проклятая фотография отпечаталась на изнанке моих век. Мэтью присел передо мной, не выпуская из рук одеяла:

– Что с тобой?

– Не хочу закрывать глаза.

Он сел рядом, положил одну подушку на колени, сбросив на пол все прочие, и похлопал по ней:

– Иди сюда.

Я вытянулась на мягком кожаном сиденье, положив голову на подушку. Меня тут же укрыло мягкое одеяло.

– Спасибо, – пробормотала я.

– Пожалуйста. – Он коснулся своих губ, потом моих. Я ощутила вкус соли. – Спи, я с тобой.

И я уснула и спала глубоко и без сновидений. Мэтью разбудил меня, тронув холодными пальцами щеку, и сказал, что мы скоро пойдем на посадку.

– Который час? – Я еще толком не пришла в себя.

– Около восьми.

– И где мы сейчас находимся? – Я села, нашаривая ремень.

– В Оверни, недалеко от Лиона.

– В самом центре страны? – спросила я, представив себе карту Франции. Мэтью кивнул. – Ты здешний?

– Да, родился и возродился в этих краях. Мой дом – отчий дом – в паре часов езды. Будем там совсем скоро.

Мы сели на частном поле местного аэропорта. Скучающий чиновник, проверявший наши документы, мигом встрепенулся при виде фамилии Мэтью.

– Ты всегда так путешествуешь? – Это, конечно, куда проще, чем лететь через лондонский Хитроу и парижский Шарль-де-Голль.

– Да, – ничуть не смутившись, ответил Мэтью. – В эти моменты меня искренне радует, что я вампир и денег мне девать некуда.

Остановившись рядом с гигантским «рейнджровером», Мэтью достал из кармана ключи. Открыл заднюю дверцу, закинул внутрь мой багаж. «Рейнджровер», не столь шикарный, как «ягуар», искупал недостаток блеска солидностью. Настоящая бронемашина.

– По французским дорогам ни на чем другом не проехать? – поинтересовалась я.

– Погоди, ты еще не видела дом моей матери, – засмеялся Мэтью.

Мы поехали на запад через красивую местность, вверх-вниз по крутым горам, мимо великолепных шато. Куда ни глянь – поля и виноградники, эта земля даже под стальным небом играла всеми оттенками осени. Надпись на указателе «Клермон-Ферран» явно не была совпадением.

Мэтью свернул на боковую дорогу, притормозил, показал куда-то вперед:

– Ну, вот и Сет-Тур.

Среди круглых холмов возвышалась небольшая гора с плоской вершиной, увенчанная громадой из розового и желтого камня. Семь башенок по бокам, зубчатые стены, укрепленные ворота. Не просто декоративный замок, где в лунные ночи устраиваются балы. Крепость.

– Вот это называется домом?

– Ну да. – Мэтью набрал на мобильнике номер. – Maman? Мы почти приехали.

Ему что-то ответили и тут же повесили трубку. Мэтью, криво улыбаясь, тронулся с места.

– Она ждет нас? – Я сделала усилие, чтобы голос не дрогнул.

– Ждет.

– И что… все в порядке? – «Это ничего, что ты везешь домой колдунью? » – подразумевал мой завуалированный вопрос.

– Изабо, в отличие от меня, не любит сюрпризов.

Мэтью свернул на обсаженную каштанами дорожку, больше похожую на козью тропу, поднялся на холм, проехал между двумя из семи башен в мощеный двор перед главным зданием. Справа и слева тянулись газоны и сады, переходящие в лес.

– Готова? – спросил Мэтью, припарковавшись.

– Как нельзя более.

Он открыл дверцу, помог мне выйти. Одергивая черный жакет, я смотрела на мрачный фасад замка и думала: то ли еще будет внутри.

Дверь отворилась.

– Courage^[36], – ободрил Мэтью, поцеловав меня в щеку.

Глава 18

Величественная и холодная Изабо стояла в дверях своей твердыни и гневно взирала на сына.

Мы поднялись по ступеням, и Мэтью, чтобы поцеловать ее, согнулся на добрый фут.

– Войдем или будем знакомиться прямо здесь?

Изабо впустила нас в замок. Ее глаза прожигали меня насквозь. Пахло от нее чем-то похожим на лимонад с сарсапарелью и леденцы. Темный коридор был уставлен пиками, направленными прямо в голову гостю. Через него мы прошли в холл с высокими сводами. Роспись на стенах, явно относящаяся к девятнадцатому веку, изображала собой нечто средневековое – львы, лилии, змея, кусающая свой хвост, морские раковины. Винтовая лестница в дальнем углу вела на одну из башен.

Здесь я в полную силу ощутила на себе взгляд Изабо. Она служила воплощением той устрашающей элегантности, которая у француженок, похоже, в крови. Подобно сыну, выглядевшему чуть старше ее, она носила однотонные цвета, делавшие бледность не столь заметной, только ее гамма восходила от кремового к светло-коричневому. Все в этом ансамбле, от темно-желтых туфель из мягкой кожи до топазовых серег, было просто, но дорого. Расширенные зрачки окружала изумрудными кольцами поразительно яркая радужка, высокие скулы спасали ослепительно-белое лицо от пошлой красивости. Струящиеся волосы цветом напоминали мед, на шее был повязан шарф из золотистого шелка.

– Надо быть осторожнее, Мэтью. – Акцент придавал его имени старинное звучание; голос, мелодичный и завлекающий, как у всех вампиров, напоминал далекий перезвон колокольчиков.

– Боишься сплетен, Maman? Ты же всегда гордилась своими радикальными взглядами, – снисходительно и в то же время нетерпеливо заметил Мэтью и бросил на отполированный столик ключи, которые, скользнув, замерли возле фарфоровой китайской чаши.

– Никогда не была радикалом, – ужаснулась Изабо. – Новшествам придают слишком большое значение.

Она оглядела меня с ног до головы, и ее прелестные губки сжались в тонкую линию.

Неудивительно, что увиденное ей не понравилось. Я попыталась взглянуть на себя ее глазами: песочные волосы, не очень густые и не слишком ухоженные, россыпь веснушек (слишком много времени я проводила на воздухе), длинноватый нос. Лучше всего у меня глаза, но недостаток стиля и они не могут восполнить. На фоне ее элегантности и всегдашней безупречности Мэтью я выглядела и чувствовала себя как неприметная мышка. Я снова одернула жакет. Хорошо хоть, что пальцы не искрят, – будем надеяться, что и свечения, о котором говорил Мэтью, нет.

– Диана Бишоп – моя мать Изабо де Клермон, – произнес Мэтью.

Изабо чуть заметно раздула ноздри:

– Не люблю, как пахнет от колдунов. Что-то сладкое и омерзительно зеленое, как весна. – Она в совершенстве владела английским.

Мэтью разразился речью на смеси французского, испанского и латыни. Голоса он не повышал, но гнев чувствовался безошибочно.

– Cela suffit^[37]. – Изабо провела рукой по горлу, я, сглотнув, невольно потянулась к воротнику жакета. – Диана. – Она произнесла мое имя с непривычной интонацией и подала мне руку.

Я слегка пожала холодные белые пальцы. Мэтью держал меня за левую руку, и мы на миг образовали странный кружок из двух вампиров и одной колдуньи.

– Encantada.

– Она рада с тобой познакомиться, – перевел Мэтью, выразительно посмотрев на нее.

– Да-да, – нетерпеливо бросила Изабо, повернувшись к нему. – Она, разумеется, говорит только на английском и новофранцузском. Теплокровные в наши дни получают плохое образование.

В этот момент в холл вошла пожилая женщина с белоснежным лицом и до странности темными волосами, уложенными в замысловатую корону из кос.

– Мэтью! – воскликнула она, протянув к нему руки. – Cossi anatz?

– Va plan, merces. E tu? – Мэтью обнял ее и расцеловал в обе щеки.

– Aital aital. – Она с гримасой схватилась за локоть. Мэтью посочувствовал, Изабо нетерпеливо воздела глаза к потолку.

– Марта, это Диана, мой друг.

Марта тоже была вампиром – одним из самых старых, которых я встречала. Она, видимо, возродилась уже на седьмом десятке: возраст, несмотря на отсутствие седины, выдавали многочисленные морщины, а узловатые пальцы не могла распрямить даже вампирская кровь.

– Добро пожаловать, Диана, – сказала она, глядя мне в глаза и беря меня за руку. Песок в ее голосе мешался с патокой. – Elle est une puissante sorciere, – объявила она Мэтью, раздувая ноздри.

– Она говорит, ты сильная колдунья, – пояснил он.

Его близость чуть уменьшала тревогу, вызванную тем, что меня обнюхивает вампирша.

Не зная, как ответить ей по-французски, я ограничилась вялой улыбкой.

– Да ты едва на ногах держишься, – сказал Мэтью, посмотрев на меня, и заговорил с обеими женщинами на незнакомом мне языке.

Разговор сопровождался энергичными жестами, вздохами и закатыванием глаз. Когда Изабо упомянула Луизу, Мэтью опять рассердился и отрезал что-то безапелляционным тоном.

– Хорошо, Мэтью, – пожала плечами его мать.

– Сейчас мы тебя устроим, – обратился он ко мне потеплевшим голосом.

– Я принесу еды и вина, – на неуверенном английском сказала Марта.

– Спасибо. И вам, Изабо, спасибо, что согласились меня принять.

Она фыркнула и оскалилась. Я, толкуя сомнение в ее пользу, сочла это за улыбку.

– И воды тоже, Марта, – попросил Мэтью. – Я, кстати, заказал кое-какие продукты.

– Часть уже привезли, – язвительно сообщила Изабо. – Листья какие-то, овощи, яйца. Нашел что заказывать.

– Диану надо чем-то кормить, Maman. Я же помню, какие у вас запасы. – События прошлого вечера и этот чуть теплый прием начинали подрывать терпение Мэтью.

– У меня вот свежая кровь вышла, но ее из Парижа среди ночи Виктуар и Ален не доставят.

У меня, к большому удовольствию Изабо, подкосились коленки.

Мэтью с безнадежным вздохом взял меня под руку и сказал, подчеркнуто игнорируя Изабо:

– Марта, не могла бы ты приготовить Диане яичницу, тост и чашечку чая?

Экономка, которая переводила взгляд с хозяйки на ее сына, как зритель на теннисном матче, засмеялась, кивнула и проговорила:

– О’кей.

– Увидимся за ужином, – сказал, уводя меня, Мэтью.

Ледяные взгляды Марты и Изабо уперлись мне в спину.

– Что тебе говорила Марта? – спросила я шепотом, хотя шептать в этом доме не было никакого смысла: все равно услышат.

– Что мы хорошо смотримся вместе.

– Не хочется, чтобы Изабо злилась все время, пока я буду здесь жить.

– Не обращай внимания. Лучше пусть лает, чем кусает.

Следующая комната была длинная, с большим количеством разномастных столов и стульев. Над одним из двух каминов скрестили копья два рыцаря в блестящих доспехах. Крови не пролилось – фреску, очевидно, писал тот же сентиментальный энтузиаст, что украшал холл. В другой комнате сквозь открытую дверь виднелись шкафы с книгами.

– Библиотека? – воодушевилась я, мигом забыв о враждебности Изабо. – Нельзя ли посмотреть «Aurora Consurgens» прямо сейчас?

– Позже, – твердо ответил Мэтью. – Когда поешь и поспишь.

Он привычно лавировал в лабиринте старинной мебели, я же за недостатком опыта стукнулась бедром о пузатый комод, и на нем закачалась ваза.

– Подниматься долго, а ты устала, – сказал он, подведя меня к лестнице. – Может, взять тебя на руки?

– Вот еще! – возмутилась я. – Еще через плечо меня перекинь, как рыцарь – пленную горожанку. – (У Мэтью в глазах заплясали чертики. ) – Что тут смешного?

Но он все-таки засмеялся. Благодаря эху мне показалось, что здесь собралась целая компания развеселых вампиров. Я осталась при своем мнении: по этой лестнице наверняка втащили множество женщин, но я пойду своими ногами.

На пятнадцатой ступеньке я сильно запыхалась. Лестницы в этом замке строились для вампиров вроде Мэтью, длинноногих и не знающих устали, но я стиснула зубы и продолжала взбираться. Лестница, как вскоре выяснилось, вела прямо в комнату.

Я в изумлении прижала руку к губам.

Сразу было понятно, чья это комната, – на ней лежал отпечаток Мэтью.

Мы находились в круглой башне на задней стороне дома – в той, что сохранила остроконечную медную крышу. В высоких узких окнах виднелись пестрящие осенними красками поля и деревья.

Книжные шкафы вдоль стен придавали комнате, тоже круглой, прямоугольные очертания. В стену, примыкавшую к центральному зданию, был вделан большой камин, чудом избежавший живописи девятнадцатого столетия. Кресла, кушетки, пуфы, столы были выдержаны в зеленых, коричневых и золотистых тонах, отчего комната, несмотря на свою величину и серые каменные стены, выглядела уютной и теплой.

Но самый большой интерес представляла коллекция, собранная хозяином за разные свои жизни. На полке рядом с морской раковиной стояла неизвестная картина Вермеера – все полотна этого художника я знала наперечет. Кажется, портрет Мэтью? Ужасно похож. Над камином висел меч, такой тяжелый и длинный, что только вампир и мог управляться с ним. В углу – доспехи (как раз на Мэтью), напротив подвешен человеческий скелет, скрепленный чем-то вроде фортепианной струны. На столе рядом два микроскопа старинной работы – семнадцатый век, судя по всему. В стенной нише около вырезанной из слоновой кости Девы Марии – резное распятие, украшенное красными, зелеными и синими камнями.

Снежный взгляд Мэтью тронул мое лицо.

– Твой музей, – произнесла я, чувствуя, что каждый экспонат здесь обладает своей историей.

– Кабинет всего-навсего.

– Где ты их… – начала я, показывая на микроскопы.

– Позже, – повторил он. – До тебя еще тридцать ступенек.

Очередная лестница поднималась куда-то в небо. Через тридцать трудных шагов я оказалась в другой круглой комнате, посредине которой возвышалась гигантская ореховая кровать с четырьмя столбиками, балдахином и тяжелым пологом. Наверху стропила, поддерживающие медную кровлю, у одной стенки стол, в другой камин и удобные кресла рядом. За приоткрытой дверью видна огромная ванна.

– Орлиное гнездо, – прокомментировала я, посмотрев в окно.

Мэтью любовался этим пейзажем начиная со Средневековья. Приводил ли он сюда других женщин? Наверняка приводил, но вряд ли их было много. В этом замке, по всей видимости, посторонних не привечали.

– Одобряешь? – спросил Мэтью из-за плеча, легонько дохнув мне в ухо.

Я кивнула и поинтересовалась, не удержавшись:

– Сколько лет?

– Башне-то? Около семисот.

– А деревне? Они про вас знают?

– Да. Вампирам, как и колдунам, безопаснее жить в общине, где о них знают, но вопросов не задают.

Бишопы поколениями жили в Мэдисоне, и никто шума не поднимал. Мы прятались на виду у всех, Питер Нокс тоже.

– Спасибо, что привез меня в Сет-Тур. Здесь в самом деле гораздо безопасней, чем в Оксфорде.

Несмотря на Изабо.

– А тебе спасибо, что не дрогнула перед матушкой. – Мэтью усмехнулся, точно подслушав мои невысказанные слова. – Она, как большинство родителей, чересчур меня опекает. – От него веяло свежей гвоздикой.

– Я чувствовала себя идиоткой, к тому же плохо одетой. Ни одна из моих вещей ее одобрения наверняка не заслужит. – Я прикусила губу и наморщила лоб.

– Коко Шанель тоже не заслужила. Больно высоко метишь.

Я со смехом обернулась к нему. Наши взгляды встретились, и у меня захватило дух. Взгляд Мэтью перешел на губы, пальцы тронули мою щеку.

– В тебе столько жизни, – проворчал он. – Тебе нужен кто-нибудь намного моложе.

Я привстала на цыпочки, он наклонился. Но не успели наши губы слиться, как кто-то с грохотом поставил на стол поднос.

– Vos etz arbres e branca, – с озорным видом сказала Марта.

– On fruitz de gaug s’asazona, – пропел в ответ Мэтью чистым баритоном.

– Что это за язык? – Мы с ним прошли к камину.

– Старинный, – ответила Марта.

– Окситанский^[38]. – Мэтью снял серебряную крышку, в комнате запахло яичницей. – Марта прочла стихи, чтобы вызвать у тебя аппетит.

Хихикнув и шлепнув его по руке полотенцем, Марта указала мне стул напротив:

– Сюда, сюда. Садись ешь.

Я подчинилась. Марта налила Мэтью вина из высокого стеклянного кувшина с серебряной ручкой.

– Merces, – сказал он, тут же сунув нос в кубок.

Из другого кувшина, точно такого же, Марта наполнила мой бокал ледяной водой, а потом налила в кружку горячего чая. Я определила его как парижский сорт «Марьяж Фрер». Мэтью основательно порылся в моих кухонных шкафах, прежде чем составить список покупок. Он не успел помешать Марте долить густых сливок, но я предостерегающе на него посмотрела – в этом доме мне требовались союзники, да и пить хотелось так, что сливки не имели значения. Он откинулся на спинку стула, смакуя свое вино.

Марта составила на стол соль, перец, масло, джем, тост и золотистый омлет с ароматными травами.

– Merci, Марта, – от души промолвила я.

– Ешь! – велела она, замахнувшись на меня полотенцем.

Удовлетворенная моим послушанием, она принюхалась, сказала Мэтью что-то нелестное и чиркнула спичкой, растапливая камин.

– Марта, – Мэтью встал с места, – я сам могу.

– Ей холодно, а ты пей. Я зажгу.

Вскоре огонь разгорелся. В большой комнате не стало жарко, но значительно потеплело. Марта отряхнула руки и поднялась:

– Ей надо спать. Я носом чую, она сильно боялась.

– Она ляжет, как только поест, – пообещал Мэтью, торжественно подняв правую руку.

Марта погрозила вампиру пятнадцати сотен лет от роду, словно пятнадцатилетнему мальчишке, но все же поверила и удалилась, без труда преодолевая крутые ступени.

– Окситанский, кажется, язык трубадуров? – спросила я; Мэтью кивнул. – Не знала, что северяне тоже на нем говорили.

– Не такой уж у нас дальний север, – улыбнулся он. – Париж мы считали далекой пограничной провинцией, почти все говорили по-окситански. От северян вместе с их наречием нас защищали горы – здесь до сих пор не очень-то жалуют чужаков.

– Что вы друг другу сказали?

– «Ты ствол, она ветка, где зреет восторгов плод», – перевел Мэтью, устремив взгляд в окно. – Теперь Марта будет напевать это весь день и сведет Изабо с ума.

Комната нагревалась, и меня начало клонить в сон. Я с трудом доела омлет.

От очередного зевка я едва не вывихнула себе челюсть, и Мэтью подхватил меня на руки.

Я запротестовала.

– Хватит уже, ты еле сидишь. – Он посадил меня в ногах кровати, откинул покрывало. Белоснежные хрустящие простыни так и манили. Я уронила голову на груду пуховых подушек. – Спи! – приказал Мэтью, задвигая полог.

– Не уверена, что получится. – Я подавила очередной зевок. – Никогда не сплю днем.

– А по виду и не скажешь. Ты теперь во Франции, так что учись. Я буду внизу – зови, если что понадобится.

Учитывая расположение комнат, мимо Мэтью ко мне никто не пройдет; можно подумать, что он хотел отгородиться от собственного семейства.

У меня назревал вопрос, но Мэтью предотвратил его, плотно задернув полог. Свет не проникал сквозь тяжелую ткань, сквозняки тоже. Я согрелась и быстро заснула.

Разбудил меня шорох переворачиваемых страниц. Я рывком села, не понимая, кто меня так занавесил, и лишь потом вспомнила.

Я во Франции, в доме Мэтью.

– Мэтью? – тихо позвала я.

Он раздвинул полог и с улыбкой посмотрел на меня. В комнате горело чуть ли не сто свечей – одни на стенах, другие в канделябрах на полу и на столах.

– Для того, кто не спит днем, ты недурно вздремнула, – сказал он, довольный тем, что поездка во Францию начинает себя оправдывать.

– Который час?

– Надо подарить тебе часы, чтобы не теребила меня. – Он взглянул на свои старые «Картье». – Почти два часа дня, Марта вот-вот подаст чай. Не хочешь принять душ и переодеться?

При мысли о горячей воде я мигом сбросила одеяло:

– Да, пожалуйста!

Мэтью помог мне слезть – кровать оказалась выше, чем я ожидала, а каменный пол обжег ноги холодом.

– Твоя сумка в ванной, компьютер у меня в кабинете, полотенца приготовлены. Мойся сколько захочешь.

– Да это дворец! – воскликнула я, забежав в ванную.

Громадная белая ванна на ножках помещалась между двух окон, на длинной деревянной скамье стояла моя потрепанная дорожная сумка, в углу из стены торчала насадка для душа.

Я пустила воду, думая, что она не скоро нагреется, но меня – о чудо! – сразу окутал пар. Мыло, пахнущее медом и нектарином, помогло снять напряжение, мучившее меня все последние сутки.

Вымывшись, я натянула джинсы, носки, водолазку. Розетки для фена не было, поэтому я просто вытерла волосы и связала их в конский хвост.

– Марта принесла чай, – сообщил Мэтью, когда я вышла. – Налить тебе?

Я блаженно вздохнула, отпив глоток.

– Так когда же я увижу «Aurora Consurgens»?

– Когда я буду уверен, что ты не заблудишься на пути к ней. Готова к большой экскурсии?

– Да. – Я надела мокасины, сбегала в ванную за свитером. Мэтью терпеливо ждал, стоя у лестницы. – Может, чайник захватим вниз?

– Нет, Марта придет в ярость, если я позволю гостье убрать посуду. Подожди хотя бы денек.

Мэтью, похоже, мог ходить по этим стертым ступеням с завязанными глазами, но я шла осторожно, придерживаясь за стену.

У себя в кабинете он показал мне мой ноутбук – тот, уже подключенный, стоял на столе у окна. На первом этаже пахло дымком от разожженного Мартой камина.

– Начнем экскурсию с библиотеки, – взмолилась я.

Эту комнату тоже долгие годы заполняли мебелью и разными безделушками. У французского секретера времен Директории стоял итальянский стул «савонарола», а витрины на громадном дубовом столе, относящемся примерно к 1700 году, словно взяли из музея Викторианской эпохи. Но нескончаемые ряды переплетенных в кожу книг на ореховых полках и обюссонский ковер в золотисто-сине-коричневых тонах сглаживали разницу в стилях.

Книги, как в большинстве старинных библиотек, были расставлены по ранжиру. Толстые манускрипты стояли корешками внутрь и разукрашенными застежками наружу – названия были надписаны на обрезе. Инкунабулы и книжки карманного формата представляли историю книгопечатания от 1450-х до наших дней. Были тут и первые издания: «Шерлок Холмс» Артура Конан Дойла и «Меч в камне» Т. Х. Уайта. Еще один шкаф вмещал большие инфолио – атласы, гербарии, медицинские труды. Если все это хранится внизу, какие же сокровища можно найти в кабинете Мэтью?

Он позволил мне налюбоваться вдоволь. Вернувшись к нему, я не нашла слов – только головой покачала от изумления.

– Представь, что покупаешь книги веками. – Мэтью пожал плечами, напомнив мне Изабо. – Они накапливаются сами собой. Это притом, что от многих пришлось избавиться – иначе они бы и в Национальную библиотеку не влезли.

– Где же она?

– Вижу, твое терпение на исходе. – Мэтью снял с полки небольшую книжку в черном тисненом переплете и подал мне.

Я оглянулась в поисках подставки для чтения.

– Открывай смело, она не рассыплется, – засмеялся вампир.

Я привыкла относиться к таким книгам как к бесценным редкостям и потому приоткрыла томик очень осторожно. В глаза бросились переливы ярких красок, позолота и серебро.

– Ох! – Знакомые мне экземпляры «Aurora Consurgens» были далеко не столь великолепны. – Прелесть какая! Известно, кто ее иллюстрировал?

– Женщина, которую звали Бурго Ле Нуар. Пользовалась большой популярностью в Париже середины четырнадцатого века. – Мэтью взял у меня книгу и раскрыл полностью. – Вот, посмотри.

Первая иллюстрация изображала королеву, стоящую на пригорке. Под ее широко раскинутым плащом укрывались семеро малорослых созданий. Обрамляли картинку вьющиеся лозы с раскрывающимися бутонами и птицами на ветвях. Платье королевы, шитое золотом, сверкало на алом фоне. В самом низу страницы был нарисован щит, а на нем чернью и серебром – герб. Сидящий на щите мужчина в черной мантии смотрел на королеву, с мольбой простирая к ней руки.

– Этому никто не поверит. Неизвестный экземпляр «Aurora Consurgens», иллюстрированный женщиной? Я даже сослаться на него не смогу.

– Я одолжу его на год Библиотеке Бейнеке, если это тебе поможет. Анонимно, само собой. Эксперты припишут рисунки отцу Бурго, но в действительности это ее работа. У нас должна быть купчая на эту книгу… надо спросить Изабо, где лежат вещи Годфри.

– Годфри? – Я рассматривала герб, где змея с хвостом во рту окружала кольцом цветок лилии.

– Мой брат, – сразу помрачнел Мэтью. – Погиб в тысяча шестьсот шестьдесят восьмом году на одной из проклятых войн Людовика Четырнадцатого. – Он осторожно закрыл книгу и положил на стол. – Потом заберу ее в кабинет, и ты посмотришь как следует. По утрам Изабо читает в библиотеке газеты, но в остальное время здесь пусто. Можешь рыться на полках сколько вздумается.

Он провел меня через салон в большой холл и, стоя у китайской чаши, показал галерею для менестрелей, люк, через который до изобретения каминов и труб выходил дым, а также дверь на сторожевую башню. Слазить туда мы решили завтра.

Цокольный этаж представлял собой лабиринт из кладовых, винных погребов, кухонь, людских и буфетных. Откуда-то, по локоть в муке, вышла Марта и вручила мне свежевыпеченную булочку. Пока я ее жевала, Мэтью рассказывал, в каких комнатах прежде хранили зерно, подвешивали оленьи туши и делали сыр.

– Но вампиры же ничего этого не едят, – заикнулась я.

– Зато наши арендаторы ели. Марта любит готовить.

Я, в восторге от булочки и омлета, пообещала обеспечить ее работой.

По дороге сюда мы спустились на целый марш, но в огород и сады вышли, не поднимаясь по лестнице. На грядках, прямиком из шестнадцатого столетия, росли травы и овощи. Бордюром служили розовые кусты, но заинтриговавший меня запах исходил не от них. Я направилась к приземистой постройке неподалеку.

– Осторожно, Бальтазар кусается, – предупредил Мэтью, спеша следом за мной.

– Который из них Бальтазар?

Мэтью вошел следом за мной в конюшню:

– Тот самый, который об тебя чешется.

Я стояла спиной к огромному жеребцу, а ноги мне тем временем обнюхивали мастиф с волкодавом.

– Меня не укусит. – (Першерон, нагнув голову, потерся ушами о мое бедро. ) – А кто эти джентльмены? – Я потрепала волкодава по шее. Мастиф облизывал мою руку.

– Тот, кого ты гладишь, – Фаллон, второй – Гектор. – Мэтью щелкнул пальцами. Собаки тут же подбежали к нему и уселись, ожидая дальнейших распоряжений. – Ты бы отошла от коня.

– Почему? Он хороший.

Бальтазар в знак согласия топнул и повел ухом, высокомерно глядя на Мэтью.

Когда летит на пламя мотылек,

Он о своем конце не помышляет,

продекламировал тот. – Когда ему делается скучно, он перестает быть хорошим. Отойди, пожалуйста, пока он не разнес свой денник в щепки.

– Твой хозяин так нервничает, что читает стихи безумного итальянского клирика. Завтра принесу тебе что-нибудь вкусное. – Я чмокнула Бальтазара в нос.

Он заржал, нетерпеливо перебирая копытами.

– Ты знаешь, кто автор? – искренне удивился Мэтью.

– Джордано Бруно.

Когда олень от жажды изнемог,

Спеша к ручью, он о стреле не знает;

Когда сквозь лес бредет единорог,

Петли аркана он не примечает^[39].

– Тебе знакомы труды Ноланца? – Знаменитый мистик шестнадцатого века именовал себя именно так.

Неужели Мэтью и его знал? Он, похоже, водился со всеми чудаками, которые когда-либо жили на свете.

– Он был последователем Коперника. История науки – моя специальность, а вот тебе его работы откуда известны?

– Читал, – уклончиво сказал Мэтью.

– Ты знал его! – заявила я прокурорским тоном. – Он что, был даймоном?

– И боюсь, из тех, что слишком часто переходят грань между безумием и гениальностью.

– Следовало догадаться. Он верил во внеземные цивилизации и проклинал инквизиторов по пути на костер.

– И хорошо понимал, что такое желание.

– «Желание шпорит, страх уздой берет». Он фигурировал в твоем эссе для колледжа Всех Душ?

– Отчасти. – Мэтью поджал губы. – Пойдем-ка отсюда. О философии поговорим в другой раз.

Я вспомнила еще кое-что. Бруно писал о Диане – богине Диане.

– Бальтазар как-никак не пони. – Мэтью взял меня за локоть и увлек прочь.

– Я вижу, но вполне могла бы с ним справиться. – «Aurora Consurgens» и итальянский философ мигом забылись при мысли о таком приключении.

– Ты и верхом ездишь? – Мэтью не переставал удивляться мне.

– Выросла, можно сказать, в деревне и езжу с детства. Выездка, барьеры и все такое.

Скачка на лошади еще больше напоминает полет, чем гребля.

– У нас есть другие лошади. Бальтазара оставь в покое, – решительно велел Мэтью.

Это мне награда за Францию – с лошадьми я даже Изабо как-нибудь вытерплю.

Мэтью повел меня к другому концу конюшни, где стояли еще шесть великолепных скакунов. Два крупных, почти с Бальтазара, черных коня, округлая рыжая кобылка, гнедой мерин и двое серых андалусиек с крутыми шеями и большими копытами. Одна из них подошла к двери стойла посмотреть, что происходит в ее владениях.

– Нар Ракаса, Огненная Плясунья, – представил Мэтью, поглаживая ей морду. – Мы ее зовем просто Ракасой. Отличный скакун, только с норовом. Вы должны хорошо поладить.

⇐ Предыдущая 10 11 12 13 141516 17 18 19 Следующая ⇒