Table of Contents 8 страница

Горячая вода помогает расслабиться моему уставшему телу, пока заканчиваю принимать душ и мыть волосы. Потом затыкаю водосток и наполняю ванну. Вода настолько горячая, что почти некомфортно. Почти. Скольжу в воду, кладу голову на край ванны, закрыв глаза, пытаюсь очистить разум. Однако мой мозг никогда не отдыхает. Никогда.

Вздох неудачи срывается с моих губ. Мои пальцы ног с ноготками красного цвета торчат из воды, и я замечаю, насколько уже сморщилась кожа. Выдернув затычку, поднимаюсь на ноги и заворачиваюсь в большое полотенце, а длинные волосы оборачиваю другим полотенцем. Намазываю себя лосьоном, надеваю пару комфортных хлопковых пижамных шорт и белый топ, затем просушиваю волосы.

Пока ставлю на плиту кипятиться чайник, осознаю, что я все еще одна в квартире. Эвелин должна была быть дома еще около часа назад. Вытаскиваю телефон из сумочки и отправляю ей короткое сообщение, чтобы проверить как она.

Когда достаю чайные пакетики и банку меда, трезвонит телефон. Эвелин работает допоздна, потому что берет сверхурочную работу. Она часто так делает, так как в больнице не хватает персонала.

Я беру чашку чая и иду в свою спальню. Прислонив подушки к изголовью, забираюсь в постель и беру книгу с прикроватного столика. Страница за страницей я растворяюсь в романтическом напряжении. Секс, любовь, таинственность: каждая страница — захватывающая история, и я не хочу останавливаться, однако на часах уже почти 23: 30, а мне нужно рано вставать на работу.

Мои мысли мечутся между историей в книге, Холтом, Эвелин, работой, домом и моим отцом. Я тяжело вздыхаю, зная, что это будет та еще ночка, когда придется позвать своего старого друга «Амбиена». Ненавижу принимать снотворное, но, исходя из недавних событий, я не усну, если не выпью таблетки.

Я беру предписанное лекарство с ночного столика и достаю две таблетки, проглатываю и запиваю их уже остывшим чаем. Затем выключаю прикроватную лампу и сворачиваюсь под одеялом. Спустя некоторое время я чувствую, что начинаю проваливаться в сон, и тихо шепчу мольбы об освобождении.

* * *

Когда накачана препаратами, я редко вижу сны, но если и вижу, то они намного красочнее. Я могу описать каждую деталь, включая цвет, запах и даже прикосновение. Это как если бы мои сны были реальностью. Клянусь, что ощущаю, словно я заключена в объятия Холта. Я могу чувствовать его запах и легкую щетину на подбородке у своей щеки. Он нежно касается губами моего лба и призывает меня спать. Мне нравится, когда мои сны о Холте.

Через мгновение Холт исчезает, и появляется ферма. Вокруг витают запахи свежескошенной травы и влажного вечернего воздуха. Дядя Брент щиплет меня за бок и называет Поросенком, а я в гневе ухожу от него.

Мой сон, который в итоге превращается в кошмар, всегда начинается одинаково — с этой сцены. Я лежу на траве, уставившись в небо. Вижу Большую Медведицу и недолго радуюсь этому. Хорошие воспоминания. Но на смену хорошим всегда приходят плохие. Запах травы превращается в запах пороха. Это отчетливый запах — резкий и наполненный серой. Виды светло-зеленой травы меняются на лужу крови.

Во снах я всегда слышу свой крик. Он резкий и пронзительный, и я никогда не забуду, как долго я кричала, пока не подступила тошнота, и в этот момент я обычно всегда просыпаюсь. Только не в этот раз, в этом сне со мной нет Брента, когда я нахожу отца.

Я отшвыриваю ружье и ложусь прямо на него. Неважно, что половина его головы отстрелена. Я цепляюсь за него, как и раньше, когда он пытался уйти на работу. Я была маленькой и оборачивала свои худые ручки вокруг него, смеясь, когда он пытался освободиться от меня. Но сейчас мне не смешно, я реву. Я скручиваю его рубашку между пальцами и кричу ему, чтобы он остался.

Мои волосы испачканы его кровью. Я надеюсь, что если закричать достаточно громко, то он сядет и посмеется надо мной, рассказывая, как он разыграл меня. Но я знаю, что это не розыгрыш, потому что его кровь теплая и настоящая, не искусственная. Запах пороха витает в воздухе, и я, наконец, перестаю кричать, когда чувствую сильные руки, крепко обнимающие меня.

— Сейдж! — слышу чей-то обеспокоенный голос. Вдруг меня отрывают от отца, и я возвращаюсь в реальность. — О Боже, проснись! — Чьи-то руки обхватывают мою голову и притягивают к голосу. — Сейдж!

— Эвелин, — бормочу я. Она всегда приходит мне на помощь. Она вытаскивает меня из самых темных уголков моего разума и говорит со мной. — Эв, — бубню я сквозь слезы, ощущая, что прихожу в себя.

— Нет, это я, — говорит он, его голос дрожит. Холт.

Внезапно моя дверь открывается и отскакивает от стены позади нее. Огромный светильник над головой включается, и я слышу голос Эвелин.

— Сейдж! — кричит она, подбегая к кровати. Чувствую, как матрас прогибается, только я все еще нахожусь в чьих-то объятиях. — Холт здесь, — говорит она, убирая мои волосы с лица. — Открой глаза.

Выбираюсь из рук Холта и отползаю от него в смущении, не оборачиваюсь, чтобы посмотреть на него.

— Сейдж, ты в порядке? — спрашивает он, и я слезаю с кровати на шатких ногах.

— Присядь, — просит Эвелин, схватив меня за запястье.

Я выдергиваю руку и несусь в ванную.

— Я в порядке. Вы двое можете уйти, — рявкаю я, а затем захлопываю дверь ванной. Поворачиваю кран и позволяю холодной воде литься, затем наклоняюсь и зачерпываю немного, чтобы выпить. Завязываю непокорные волосы в неуклюжий пучок на голове и сажусь на холодный пол, прижавшись спиной к шкафчикам под раковиной. Слышу шепот Эвелин за дверью — я знаю, что она говорит с Холтом.

— Уходите! — кричу я им через дверь. Шепот прекращается, а затем я слышу тяжелые шаги. Дверь моей спальни закрывается, а потом раздается легкий стук в дверь ванной.

— Сейдж, открой дверь.

Это Эвелин.

Я вытираю слезы под глазами и вздыхаю.

— Я в порядке.

Ее голос низкий и сердитый.

— Открой эту чертову дверь, или я выломаю ее и заставлю тебя платить за замену двери.

Я не колеблюсь, быстро придвигаюсь и отпираю замок на двери, потому что она говорит серьезно. Когда дверь открывается, Эвелин стоит в штанах для йоги и футболке, держа в руках мою баночку «Амбиена».

— Когда ты начала их принимать? — спрашивает она, ее глаза полны гнева.

Я пожимаю плечами.

— Они у меня давно. Ненавижу их принимать, и обычно не принимаю, но я просто хотела уснуть сегодня.

Выражение ее лица суровое.

— Сколько ты выпила?

— Две? — вслух думаю я…

Она прищуривается.

— Здесь написано, что нужна всего одна. Ты понимаешь, что случается, если ты не следуешь инструкции, Сейдж?

Я пытаюсь не закатить глаза.

— Эвелин, это снотворное. Я приняла две, а не восемь. Я хочу, черт возьми, просто проспать всю ночь. Без снов. Я хочу проснуться отдохнувшей хотя бы в одно утро, — кричу на нее.

Она прерывает меня и бросает в меня баночку. Та отскакивает от моих скрещенных ног, и таблетки разлетаются по всему полу.

— Терапия, Сейдж. Тебе нужно с кем-то поговорить, а не накачивать себя лекарствами. Я люблю тебя больше, чем свою собственную семью, но твои кошмары продолжаются уже слишком долго. — Она складывает руки на груди. — Я тоже устала, — признается она, ее голос ломается.

Чувство вины накрывает меня, когда я вижу, как моя жизнь влияет на нее. Эвелин всегда была той, кто собирает кусочки разбитой Сейдж.

— Мне жаль, — пытаюсь сказать, прежде чем прольются слезы.

— Я так переживала за тебя, — признается она, присаживаясь на колени рядом со мной. Я киваю и пытаюсь проглотить огромный ком в горле. — Как и он. — Она берет мою руку и держит в своих ладонях.

— Почему он здесь? — Я смущена тем, что Холт видел меня такой.

— Он стоял у двери, когда я пришла домой с работы, и выглядел печальным. Он сказал мне, что подвез тебя ранее, и ты выглядела не очень хорошо. Он сказал, что пытался звонить, и, судя по восьмидесяти семи пропущенным звонкам на твоем мобильном, он не врал. Я впустила его. Мы оба проверили тебя, ты спала. И он сказал, что останется. Как бы сильно контролирующие парни не раздражали меня, я не смогла отказать ему, — посмеивается она.

Я обхватываю голову ладонями. Я унижена.

— До этого он не видел ни одного из моих кошмаров.

— Ты напугала его, — признается она. — Может, теперь ты всерьез задумаешься над терапией, про которую я тебе постоянно говорю. — Эвелин вскидывает брови.

— Я ходила к терапевту, — спорю я. — Вот откуда у меня «Амбиен».

Она громко вздыхает.

— Сейдж. Ты в Чикаго уже почти три месяца. Тебе нужен врач здесь.

Не могу больше спорить с ней, потому что она права. Она всегда права.

— И тебе нужна вода. До хрена воды. Нам нужно вывести «Амбиен» из тебя. Во сколько ты приняла его?

— В одиннадцать тридцать.

— Черт, — говорит она. — Ты будешь хреново чувствовать себя завтра.

Я понимающе качаю головой.

— Я собираюсь пойти и прилечь.

Поднимаюсь с пола, и Эвелин встает вместе со мной. Она наполняет стакан водой из-под крана в ванной и протягивает мне. Я глубоко вздыхаю и опустошаю весь стакан. Она забирает поставленный мною стакан и наполняет его еще раз, затем ведет меня к кровати и располагает стакан на прикроватном столике.

— Тебе нужно поговорить с ним, — говорит она с сочувствующим видом. — Если Холт тебе небезразличен, он заслуживает знать, что происходит с тобой. Не отталкивай его.

— Он меня не волнует, — лгу я. Не уверена, кого я пытаюсь убедить, Эвелин или себя.

Она вздыхает.

— Продолжай лгать себе, Сейдж, но меня ты не обманешь. — Она качает головой и уходит.

* * *

Я просыпаюсь от звуков звона кастрюль и сковородок и бросаю взгляд на часы. Девять утра.

— Проклятье, — кричу я, вскакивая с кровати. Дергаю за ручку двери в спальню и бегу на кухню, где нахожу Эвелин. Она стоит у плиты и помешивает что-то в сковороде.

— Эв! Уже девять! Почему ты не разбудила меня?

Она поворачивается, чтобы посмотреть на меня, но отвечает не она. Это Холт. Он позади меня, сидит на диване в черных тренировочных штанах и серой футболке.

— Потому что ты не идешь сегодня на работу, милая, — говорит он, даже не утруждаясь взглянуть на меня. — Ты официально болеешь.

— Что? — спрашиваю я резким тоном.

— Ты заболела. У тебя сегодня выходной. Конец обсуждению, Сейдж.

— Кто сказал? — Я упираю руки в бока, чувствуя, как повышается мое давление.

— Я сказал. — Его тон такой же язвительный. Он сворачивает газету, которую читал, и откладывает ее на кофейный столик, склонив голову набок.

— Мне нужно быстро позвонить, — говорит Эвелин, проходя мимо нас, и убегает в свою комнату.

Я прищуриваю глаза.

— Ты не мой доктор. И я не больна.

Холт удерживает мой взгляд своим.

— Тебе нужно отдохнуть.

— Холт, прекрати.

— Прекратить что, Сейдж? — Он быстро встает и подходит ко мне. — Прекратить заботиться о тебе и хотеть, чтобы ты была счастлива, здорова и хорошо спала? Я не прекращу этого.

Он хватает меня за плечи, принуждая взглянуть на него. Я отворачиваю голову от него и раздраженно закатываю глаза.

Холт продолжает:

— Или то, что ты вряд ли скажешь мне, что тебя беспокоит и является причиной этого? Я ни за что не сдамся.

— Это не твое дело, — говорю я.

— Ты — мое дело, — тихо отвечает он. — И в личном, и в профессиональном плане.

Я резко поворачиваю голову к нему.

— В профессиональном плане я твой сотрудник… — Я выдерживаю паузу.

— А в личном? — спрашивает он, нахмурив брови.

— Я не знаю, — выпаливаю я.

Тишина заполняет пространство между нами, и я могу видеть, как пульсирует вена на его шее. Краска распространяется по его лицу, и он сжимает кулаки.

Я не могу не напомнить ему:

— Это ты не хотел нас как-либо называть. Так что давай оставим все как есть, ладно?

Гнев кипит в его голубых глазах. Кивнув, он, наконец, отвечает:

— Отлично. Похоже, мы знаем только то, что ты работаешь на меня.

Я упрямо приподнимаю подбородок.

— Ага, примерно так.

Холт качает головой.

— Почему ты отгораживаешься от меня, Сейдж?

— Какое тебе дело? — С каждым едким словом я чувствую, как он медленно начинает выходить из себя.

— Потому что ты мне небезразлична. Я думаю, что ясно дал тебе это понять. —Выражение его лица меняется с гневного на обиженное. Я вижу недоумение и боль. Даже печальный, он все равно самый привлекательный мужчина, которого я только видела. Его лицо гладко выбрито, и даже без улыбки я почти вижу его ямочку. Он начинает говорить, прежде чем у меня появляется шанс ответить: — И совершенно очевидно, что ты не чувствуешь ко мне того же.

Я не знаю, что сказать ему в ответ. Жесткие линии его челюсти двигаются, когда он стискивает зубы. Я хочу сказать ему, что он действительно что-то значит для меня, но слишком боюсь в этом признаться даже самой себе, не то, что ему.

Обходя меня, Холт хватает свой телефон с кухонной столешницы, где тот лежал рядом с моим.

— Отдохни сегодня, Сейдж. Увидимся завтра в офисе.

Затем он идет к двери, и прежде чем я успеваю даже понять, что происходит, его уже нет. Только через пару секунд мое сердце замирает, и я чувствую, как слезы жгут глаза.

«Это к лучшему», — говорю себе, хватая телефон, и направляюсь в свою комнату. Эвелин не врала, когда сказала, что у меня восемьдесят семь пропущенных от него. Вообще-то, восемьдесят девять звонков и двадцать сообщений. Я не утруждаюсь прочесть их, когда выключаю телефон и кладу его на столик. Избегать. Вот что получается у меня лучше всего.

* * *

Утро сменяется днем, а затем наступает вечер. Молнии за окном освещают мою темную спальню, пока я лежу в постели и наблюдаю за движением грозовых облаков. Летние грозы — мои любимые, они так сильно напоминают мне о доме. Я так скучаю по летним ночам на ферме в Северной Дакоте.

Беру телефон с ночного столика и включаю его. Никаких новых текстовых или голосовых сообщений. Нахожу в списке контакт с именем «Дом» и нажимаю. Через три гудка слышу щелчок. Глубокий вдох, и я, наконец, слышу мамин голос.

— Алло? — слышу ее тихий голос на другом конце линии.

— Привет, мам, — говорю я, пытаясь ровно дышать. Просто только от одного звука ее голоса мне хочется плакать.

— Сейдж! — Я слышу, что она улыбается.

— Я не была уверена, работаешь ли ты сегодня, поэтому решила попробовать позвонить. Я рада, что дозвонилась.

— Я так по тебе скучаю, девочка моя. Как дела в Чикаго? — Слышу, как на заднем фоне скрипит кресло на деревянном полу кухни. Она, должно быть, сидит за обеденным столом, как обычно, когда разговаривает по телефону.

— Потихоньку.

«Все разваливается на части» — вот, что я в действительности хотела ей сказать, но не уверена, что рассказывать о том, что я сплю со своим боссом и владельцем компании, было бы хорошей идеей. Вообще-то, я определенно уверена, что нет.

— Звучит неубедительно. — Она знает меня. — Что не так, Сейдж?

— Я так сильно скучаю по тебе, ферме и Мерфи. — Мой голос ломается.

Мама вздыхает.

— Эта старая дворняжка сидит в углу твоей кровати. Он тоже скучает по тебе, как и я.

Чего бы я только ни сделала, чтобы свернуться калачиком на моей старой кровати с Мерфи, прижимающимся ко мне, как он обычно делал. Каждое страдание, боль и каждую головную боль, которые только у меня были, Мерфи помогал мне пережить, просто лежа вместе со мной на кровати.

— Что-то еще, Сейдж? Есть что-то большее, чем просто тоска по дому.

В горле тут же образуется ком, когда я подавляю слезы. Но у меня не получается бороться с ними.

— Сейдж, — тихо говорит она.

— Я снова не сплю. Я так сильно по нему скучаю, мама. — Я громко всхлипываю, и слезы начинают катиться по щекам.

Ее голос обеспокоенный, но успокаивающий.

— Я знаю, милая. Я тоже. У тебя было все так хорошо, пока ты не уехала. Что случилось?

— Думаю, это от того, что я здесь. В Чикаго. Это его город. Это место было его мечтой.

Мама громко вздыхает и понижает голос.

— Тогда живи его мечтой для него, для себя. Не грусти, будь счастлива, что тебе удалось перебраться в город, который он так любил.

Я киваю, будто она может видеть меня, и глубоко вдыхаю.

— Люблю тебя, мама.

— Люблю тебя больше, сладкая Сейдж, и очень скучаю. Расскажи мне что-нибудь хорошее.

— Хм-м... Я все еще люблю свою работу, и мне приходится работать с такими интересными клиентами, мам.

— Потрясающе. Когда ты любишь свою работу, то гораздо легче с радостью ходить туда каждый день. Ты с кем-нибудь встречаешься?

Слава Богу, что она не видит меня, потому что я почти задыхаюсь, когда выпаливаю:

— Нет. Никаких свиданий.

— Это нехорошо. Ты молода. Веселись, Сейдж. Выходи и знакомься с людьми.

— Так и сделаю. Прямо сейчас я сосредоточена на работе и жизни в городе. Это у меня в приоритете. Передашь Бренту привет от меня?

— Конечно, солнышко. Спасибо, что позвонила. Скучаю по тебе каждый день, — говорит она с нежностью.

— Я тоже скучаю, мам. Скоро еще позвоню.

— Люблю тебя, Сейдж. Если сон не улучшится, прошу, дай мне знать. Мы поможем.

С трудом сглатываю, не желая ее еще больше расстраивать.

— Обязательно, ма. Люблю тебя.

Я кладу трубку, прежде чем она прощается. Ненавижу слышать, как она говорит эти слова. Выползая из постели, бреду к гостиной, надеясь найти там Эвелин. Однако я снова одна в пустой квартире. Включаю телевизор, там показывают «Клуб Завтрак», сворачиваюсь в клубок на диване и засыпаю под один из своих любимых фильмов.

— Сейдж. Проснись, — трясет меня Эвелин.

Я стону и вытягиваюсь на диване.

— Который час?

— Полночь. Тебе нужно в постель. Я выключу телевизор. — Она поднимает пульт с кофейного столика.

Я прищуриваюсь в тусклом свете.

— Где ты была?

— На улице. Иди в постель. Поговорим завтра. — Она сворачивает покрывало, которым я была укрыта, пока я иду в свою комнату. Остановившись, поворачиваюсь и смотрю, как она убирает за мной.

— Эв?

— Да?

— Спасибо, что всегда заботишься обо мне.

Она кладет покрывало на спинку дивана.

— Доброй ночи, Сейдж.

— Доброй.

Глава 11

Холт

Переступаю по две ступеньки за раз. Кто-то неистово звонит в дверной звонок и стучит в мою входную дверь.

— Иду, — кричу я. Прежде чем открыть дверь, смотрю в глазок и вижу Эвелин на своем крыльце. Быстро открываю дверь, и она делает шаг назад. — Эвелин?

Я удивлен увидеть ее у своего дома.

Она нервно сжимает руки и глубоко вздыхает.

— Привет, Холт. Извини за это, но у тебя не будет минутки для разговора?

— Конечно. С Сейдж все в порядке? — Я отступаю и придерживаю дверь, когда она заходит в дом. Мое сердце все еще колотится от удивления. Так странно — увидеть кого-то у моей двери, но теперь я беспокоюсь, что что-то случилось с Сейдж.

— Сложный вопрос, — мямлит она. — И, твою ж… этот дом, Холт. — Она выглядит впечатленной, ненадолго отвлекшись.

— Спасибо, — бормочу я, закрывая дверь. Эвелин стоит с запрокинутой головой, рассматривая кессонные потолки. — Пройдем в гостиную, — предлагаю я и показываю дорогу. Она бросает свою сумку на небольшой диванчик и садится. Я сажусь напротив нее на другой диван. Эвелин вздыхает и смотрит на меня.

— Расскажи мне, что ты знаешь о Сейдж, — говорит она, удерживая зрительный контакт со мной. Она прямолинейна и не ходит вокруг да около. Я ценю это.

— Во-первых, пожалуйста, просто скажи мне, что все в порядке?

— С ней все нормально, — громко выдыхает она.

— Хорошо. Итак, что я знаю о Сейдж? — начинаю я. — Я знаю, что она работает на меня, — Наклоняю голову набок и смотрю на Эвелин, представляя, что она хочет узнать. — Знаю, что мне правда нравится проводить с ней время. — Слегка прищуриваюсь, чтобы посмотреть, в том ли направлении я двигаюсь, которое она хочет от меня услышать.

— Холт, что она рассказала тебе о себе? — Эвелин складывает руки на коленях.

— Ну, мы играли в двадцать вопросов…

— Господи! Мне наплевать на двадцать вопросов. Наплевать, если она сказала тебе, что ее любимый цвет — голубой. Личное, Холт, что она рассказала тебе о личном?

— Голубой — это личное, Эвелин, — усмехаюсь я.

Она поджимает губы и свирепо смотрит на меня.

— Я здесь не для того, чтобы развлекать тебя или слушать твои шуточки. Я здесь, потому что Сейдж больно — очень-очень больно — и она отталкивает от себя людей, когда ей больно. И прямо сейчас ты мне нравишься, поэтому я пытаюсь помочь ей, чтобы она не испортила то, что бы там ни происходило между вами двумя. Потому что впервые за очень-очень долгое время я вижу проблеск счастья в ней, и я знаю, что это из-за тебя. — Она резко выдыхает.

Я вздыхаю. Приятно знать, что Сейдж счастлива из-за меня, потому что ее практически невозможно прочесть. И мне нравится, что мое присутствие в ее жизни меняет ее, вероятно, но мысль, что ей больно, убивает меня… Упираюсь локтями в колени, на моем лице застывает серьезное выражение.

— Я не пытаюсь быть забавным. Я, честно говоря, не знаю, что делать. Она мне небезразлична… вообще-то, больше, чем просто небезразлична. — Я прерываю свое откровение. — Но она точно знает, как оттолкнуть меня. И знаешь, с чем я остался? Лишь с одними вопросами, — вздыхаю я и потираю виски.

Эвелин вскакивает с места, где сидела.

— Я почти уверена, что она не расскажет тебе, что происходит. Она будет продолжать отталкивать тебя и пойдет дальше.

— Пойдет дальше? — спрашиваю я. — Скажи мне, что происходит, Эвелин.

Ее глаза полны сочувствия, и она понижает свой голос, будто рассказывает мне секрет.

— Ее отец умер, когда ей было тринадцать.

Я киваю.

— Да, она говорила.

— Он совершил самоубийство. — Этого Сейдж мне не говорила, но я знаю из новостных статей и поисков, которые проделал. Я с трудом сглатываю и делаю глубокий вдох. Эвелин серьезно добавляет: — Она была там, когда это случилось, Холт.

Чувствую, как кровь отхлынула от лица. Этой части я не знал.

— Что ты имеешь в виду?

Эвелин выглядит огорченной, когда говорит:

— Был ее тринадцатый день рождения. Он выстрелил в себя в конюшне на их земле. Она услышала выстрел и нашла его на полу конюшни. Она все видела. Она была там, когда он перестал дышать. Он был для нее всем. Всем… и она видела, как он умирает.

Мое сердце уходит в пятки.

Эвелин заканчивает:

— Она боится полюбить кого-нибудь или что-нибудь, потому что боится потерять, как потеряла своего отца.

— Подожди, — требую я. — Она все это тебе рассказала?

Эвелин делает слегка обиженное лицо.

— Я ее лучшая подруга. Я единственный человек, который знает об этом, кроме ее семьи и терапевта из Северной Дакоты. — Она делает паузу и вздыхает. — Сейдж пытается справляться, Холт. Просто приближается годовщина со дня его смерти. Она в новом городе. Она не посещала терапевта с тех пор, как приехала сюда, и она начинает разваливаться на части.

— Тогда я снова ее соберу, — отвечаю я просто. Потому что я сделаю это. Сделаю что угодно для нее.

Эвелин грустно качает головой.

— Она тебе не позволит.

— У нее нет выбора, — говорю я, настроенный решительно. — Оттолкнуть меня не вариант.

Теперь Эвелин кивает.

— Она сделает все, что угодно, чтобы оттолкнуть тебя. Но она хороший человек, Холт. Правда. Просто Сейдж боится, и она даст тебе уйти.

— Ну, когда она отпустит, я буду крепче держаться. Я не отпущу ее так просто, Эвелин.

Слезы наполняют глаза Эвелин, а мое сердце сжимается, пока я проигрываю в голове снова и снова то, что она мне сказала — что Сейдж была свидетелем суицида ее отца.

— Она знает, что ты здесь? — спрашиваю я. Эвелин отрицательно качает головой, и я киваю. — Спасибо, что рассказала мне это.

— Холт. — Она делает глубокий вдох. — Сейдж — моя лучшая подруга. Она умна, красива, и она удивительный человек… но она такая потерянная сейчас. Снаружи она собрана, но внутри у нее кавардак. Я умоляю тебя, не обижай ее, потому что, боюсь, она не справится, и я обещала себе, что не позволю ничему плохому случиться с ней.

Я смотрю в глаза Эвелин.

— Ничего с ней не случится. Обещаю, что не причиню ей боль.

Она встает и проводит ладонями по джинсам.

— Спасибо, что поговорил со мной. Я знаю, ты не ожидал меня увидеть.

— Эвелин, — я расстроено качаю головой, — тебе здесь всегда рады.

— Спасибо, — говорит она, выдавливая улыбку, и бросает взгляд на время на экране мобильника. — Мне нужно успеть на поезд. Пожалуйста, не говори Сейдж, что я заходила. Она жутко разозлится.

— Не скажу ни слова. Подожди минуту. — Я поднимаю палец, останавливая ее. Взбегаю по лестнице и накидываю обувь и бейсболку. Встретив Эвелин у входной двери, хватаю ключи со столика. — Я тебя подвезу. Не люблю, когда вы, дамы, так поздно ездите на поезде.

— Я постоянно так делаю. — Она морщит лоб в раздражении.

Я не принимаю «нет» в качестве ответа.

— Не тогда, когда я могу подвезти тебя домой. Поехали.

Веду ее от двери к своей машине, которая припаркована на подъездной дорожке. Поездка по тихим улицам до дома Эвелин и Сейдж занимает всего несколько минут. С улицы их квартирка выглядит темной, только мерцание телевизора можно рассмотреть через большое окно. Представляю, как Сейдж смотрит телевизор или спит, и как бы сильно я ни хотел подняться и увидеть ее, отправляю Эвелин в одиночестве.

* * *

Я плохо сплю, думая обо всем, что рассказала Эвелин. Сейдж потеряла своего отца, я знал это. Я также знал о его суициде. Она нашла его… видела его… держала его — об этом я ничего не знал. Наконец, я бросаю попытки заснуть примерно в 4: 30. Разочарованный, я скидываю одеяло, накидываю на себя штаны для бега и футболку, зашнуровываю теннисные туфли и выбегаю на улицу. Хочу много пробежать сегодня. Надеюсь, это прочистит мою голову.

На улице все еще темно и тихо до жути. Я всегда считал, что время между четырьмя и пятью тридцатью утра — самое безлюдное. Жизнь, кажется, буквально останавливается в эти девяносто минут. Ноги несут меня километр за километром по чикагской набережной. Я преодолеваю километры, чувствуя, как легкие горят от прохладного воздуха с озера Мичиган. За этот час я обогнал всего несколько других бегунов.

Развернувшись после восьмого километра, я заставляю себя бежать обратно быстрее. Хотя чувствую, как зарождается усталость внутри меня, адреналин от бега позволяет двигаться, и я возвращаюсь домой примерно в 5: 45. Я пробежал каждый километр примерно за семь минут. Вместо того чтобы радоваться такому результату, я могу думать лишь о Сейдж. Мне нужно дать ей пространство, а также она должна знать, что у меня нет намерения куда-либо уходить.

Я принимаю душ и отправляюсь в офис, где довольно тихо в семь утра. Наверстываю работу, которую отложил вчера, совершив звонки нескольким нашим бывшим и будущим клиентам в Соединенное Королевство. К тому времени, когда со звонками покончено, офис бурлит энергией, и я прогуливаюсь по этажу, желая увидеть Сейдж.

Сердце замирает, когда я вижу, что ее стол пустует, но затем я бросаю взгляд на часы — восемь пятнадцать. Она с Роуэном покупает свой кофе. Я тут же успокаиваюсь, и небольшая улыбка появляется на моих губах.

На обратном пути в кабинет Джойс стреляет в меня раздраженным взглядом.

— Да, Джойс? — Я жду, пока она ответит.

Джойс работает на меня уже больше десяти лет. Я могу читать ее настроение, как раскрытую книгу, и сегодня она в серьезном настроении. Засовываю руки в передние карманы брюк и жду, когда она вывалит на меня свое недовольство. Мне даже любопытно, что приготовлено на сегодня. Вчера она сказала, что мне нужно подстричься. Позавчера — что я так и не перезвонил матери. На прошлой неделе — что мне нужно начать ходить на свидания. Если бы она не была таким хорошим секретарем, я бы уволил ее к чертям собачьим за то, что она ведет себя больше как мать, нежели наемный сотрудник.

— Мне нужно десять минут вашего времени, чтобы обсудить детали клиентской коктейльной вечеринки.

— Выкрой время в моем календаре.

В ее голосе растет волнение.

— Нет. Я уже пыталась. Вы слишком заняты. Вы мне нужны этим утром. Сейчас! Мне нужно доработать детали, и я не приму «нет» в качестве ответа.

Я посмеиваюсь. Она бойкая, потому мне и нравится. Она справляется со всеми сложностями, потому я и держу ее на работе.

— Ладно. Вперед. — Я киваю на свой кабинет. Когда занимаю место за конференц-столом, Джойс следует моему примеру с блокнотом и папкой в руках. Мы очень быстро решаем насчет приглашений, меню и бара. Я доверяю ей в принятии этих решений, но ей более комфортно верить, что это делаю я. Так что я спрашиваю ее мнение и соглашаюсь с ней. Вот как мы работаем.

Через пятнадцать минут она улыбается, довольная моими ответами, и собирается уходить. Но когда доходит до двери моего кабинета, быстро разворачивается.

— О, мистер Гамильтон, забыла вам сказать. Мистер Перез просил вас перезвонить ему, что-то насчет его встречи с мисс Филлипс на прошлой неделе. — Джойс приподнимает брови, на ее лице появляется обеспокоенное выражение, а затем она уходит и закрывает за собой дверь.

Я подавляю стон. Мистер Перез — самый взыскательный из наших клиентов, и именно поэтому я назначил Сейдж представлять его. Его желания и уровень требуемого внимания за гранью того, что я мог бы назвать нормальными, а Сейдж — единственный человек, который, я знаю, сможет осчастливить его. Раздраженный, делаю пометку позвонить ему позднее.

⇐ Предыдущая 3 4 5 6 789 10 11 12 Следующая ⇒