25. ВЕНДИ. 27. ДЖЕЙМС

25. ВЕНДИ

В центре моего кухонного острова лежит одинокий, грустный кекс, с неаккуратной белой глазурью и посыпками, которые выглядят неуместно; такие красочные в этом сером и пустом доме. Прошло уже три дня с тех пор, как Джон уехал, оставив меня в полном одиночестве и, откровенно говоря, в депрессии.

Я всегда уделяла время семье, не желая позволять нашим хрупким корням сломаться после смерти матери.

Но теперь я не вижу в этом смысла.

– С днем рождения меня, – я вздыхаю, задувая пламя.

Взглянув на телефон, у меня сжимается грудь. Сейчас почти семь вечера, и, кроме быстрого сообщения от Энджи, за весь день никто не позвонил.

Ни мой отец. Ни Джон.

Ни Джеймс.

Хотя, в защиту Джеймса скажу, что я никогда не говорила ему, когда у меня день рождения. Но он пропал с понедельника, когда помог мне отвезти Джона в Рокфордскую частную школу.

Я взяла выходной в «Ванильном стручке», но теперь жалею об этом решении, пустое кольцо одиночества эхом отдается в высоких потолках и мраморных полах моего дома.

Вдруг у меня звонит телефон, и предвкушение озаряет мои внутренности. Но когда я смотрю на определитель номера и вижу, что это мой отец, разочарование бросает тень, как грозовая туча.

Я хотела, чтобы это был Джеймс.

И это откровение само по себе посылает через меня ударную волну, потому что где-то на этом пути, в последние несколько недель, мой отец соскользнул со своего пьедестала, и боль от тоски по нему приглушилась и затупилась.

– Привет, папа.

– Маленькая Тень, с днем рождения. Мой желудок скручивает.

– Спасибо. Хотелось бы, чтобы ты был здесь, чтобы отпраздновать.

– Мне бы тоже.

Мой желудок опускается, и я снова чувствую себя глупо, надеясь, что он звонит, чтобы сказать, что уже едет.

– Слушай, – продолжает он. – Завтра я пришлю новую охрану для дома. Я морщу нос.

– Что? Почему?

У моего отца всегда была охрана для себя, но мы всегда держали наш частный дом в тайне .

– Меня пытались шантажировать какие-то идиоты, и я должен быть уверен, что ты в безопасности. Что дом в безопасности.

Я жую губу. Шантаж?

– Что? Нет, папа... Я... мне не нужен чертов телохранитель . Это смешно, – смеюсь я. – Со мной все будет в порядке.

– Это не обсуждается, Венди.

Его голос суров, и он пронизывает меня насквозь, заставляя мои легкие сжиматься в

груди. Он говорит так, будто я ребенок, не способный позаботиться о себе. Как будто я недостаточно умна, чтобы понять правду о том, что происходит.

Шантаж. Дайте мне передышку.

– Папа, я уже не ребенок, просто скажи мне, что происходит. Может быть, я смогу помочь.

Он усмехается.

– Венди, ты не можешь помочь. Ты просто должна слушать и делать то, что я говорю.

Злость бурлит в моих венах, а челюсть напрягается. Возможно, несколько недель назад я бы просто послушалась, но после общения с Джеймсом, после того, как ко мне стали относиться как к женщине, к голосу которой прислушиваются и чье мнение имеет силу, возвращение к той роли, которую от меня ожидает отец, ощущается как стальные прутья, зажимающие мою душу.

И я не хочу этого делать.

Но спорить с отцом – все равно что ходить по кругу, поэтому я молчу, думая о том, как я смогу справиться с ситуацией, когда положу трубку.

Может быть, Джеймс сможет помочь.

– Хорошо, папа. Я тебя поняла.

– Хорошо, – отвечает он. – Я буду дома в ближайшие несколько недель, и мы сможем поужинать. Вечер только для нас двоих, хорошо?

Мое горло горит.

– Ммхм, – выдавливаю я из себя.

Женский голос прорезает телефонную трубку.

– Пит, куда ты отвезешь меня сегодня вечером? Я хочу знать, стоит ли мне выглядеть нарядно или мы закажем доставку.

Мои легкие судорожно сжимаются, когда я понимаю, что он не работает, он просто решил пригласить Тину в мой день рождения вместо того, чтобы убедиться, что он дома, чтобы провести его со мной. И это нормально. Это абсолютно нормально .

Я вешаю трубку, не попрощавшись, не будучи уверенной, что смогу удержать грубые слова, желающие слететь с языка, и я не хочу говорить то, что не смогу забрать назад.

В середине моего живота пульсирует боль, тошнотворное, зеленое чувство, которое тяготит меня и вызывает желание сломаться.

Но я не делаю этого.

Поднявшись по лестнице в свою комнату, я решаю собрать сумку и уехать. У меня есть несколько тысяч долларов на банковском счету, и хотя я уверена, что мой отец не будет счастлив, он ничего не может сделать. В конце концов, он не может заставить меня остаться.

В моей спальне кромешная тьма, солнце село, пока я смотрела на свой кекс, и я включаю лампу у кровати, мой взгляд останавливается на фотографии моей мамы и меня, когда я была маленькой.

Интересно, смотрит ли она сейчас на нас, грустит ли о том, что не смогла остаться с нами. Может быть, если бы она все еще была здесь, мой отец тоже был бы здесь.

Покачав головой, я игнорирую жжение, исходящее из середины груди, и иду к зеркалу в полный рост. Мои руки пробегают по бледно-зеленому платью, разглаживая складки, пока я смотрю в стекло.

Я беру свою расческу для волос с туалетного столика рядом со мной и указываю на свое отражение.

– Ты не ребенок, Венди. Ты дрянная девчонка , – хихикнув над этой фразой, я провожу расческой по волосам, мысленно повторяя утверждение.

– Я согласен, ты точно не ребенок.

Мой желудок подпрыгивает в горле, расческа падает на пол, когда я встречаюсь с ледяным голубым взглядом в зеркале. Мой рот открывается на резком вдохе, шок от того, что я вижу его в своей комнате, замораживает меня на месте. Он быстро двигается, его тело

прижимается к моему, пока я не оказываюсь прижатой к стеклу, нож сверкает, когда он прижимает его к моему лицу, его ладонь в перчатке бьет по моим губам и заглушает мой крик, прежде чем он успевает вырваться.

– Сейчас, сейчас, Венди, дорогая, – повторяет он. – Не смей дергаться.

Мое сердце бьется в груди, смятение кружится вокруг меня, как паутина. Я бы хотела думать, что это какая-то большая, тщательно продуманная шутка, но от давления его руки у меня по позвоночнику ползет ужас. Я смотрю на него в зеркало: пряди темных волос падают ему на лоб, черный плащ и кожаные перчатки делают его похожим на ангела смерти. Его клинок поблескивает в отражении зеркала, металл холоден, когда его крючковатый край вдавливается в мою кожу.

Я на крючке.

Мой желудок переворачивается и скручивается, когда я понимаю, откуда взялось его прозвище.

Его свободная рука обвивает мои волосы, откидывая мою голову в сторону, его нос скользит по бледному участку моей шеи.

– Знаешь ли ты, что у страха есть запах?

Мои ноздри раздуваются, когда я пытаюсь вдохнуть, ужас пульсирует в такт учащенному сердцебиению. В том месте, где он тянет за мои корни, чувствуется жжение, и я сосредотачиваюсь на боли, чтобы заземлиться.

– Нет, я не думаю, что ты могла бы, – его рот опускается. – Это все связано с феромонами, на самом деле. Запах страха вызывает реакцию в миндалевидном теле и гипоталамусе. Это своего рода предупреждение, которое люди уже давно перестали распознавать.

Он наклоняется назад, глубоко вдыхая, кончики его волос щекочут мою кожу.

Я стараюсь не отводить взгляд, мое тело дрожит от адреналина, бьющего по венам, мой разум мечется, пытаясь придумать выход из этой ситуации.

Он собирается убить меня?

Мои внутренности напрягаются, глаза горят от осознания того, что все, что я думала, что знаю о нем, было ложью. Паника захватывает мои легкие, руки дрожат, прижимаясь к зеркалу.

– Твой страх пахнет сладко, – шепчет он.

Его ладонь проходит по передней части моего тела, проскальзывает под платье и опускается между ног. Ткань его перчатки грубо прижимается к моей чувствительной коже, и ужас струится по моим венам, как яд, замораживая кровь и останавливая сердце.

– Скажи мне, дорогая... – гремит его голос в груди, вибрируя по спине и заставляя мои волосы встать дыбом. – Ты всегда планировала обмануть меня?

Мой живот напрягается, слезы скользят по моим щекам и стекают по тыльной стороне его руки, тая в коже, прежде чем капнуть на пол. Я качаю головой, мои волосы прилипли к его пальто. Я борюсь за дыхание, желая, чтобы он отпустил мой рот, чтобы я могла спросить его, о чем, черт возьми, он говорит.

– Кажется, я тебе не верю, – его ладонь надавливает на мой центр, и мой предательский клитор набухает под его рукой. – В конце концов, ты всегда была такой хорошей девочкой. Такой невероятно умелой в следовании указаниям.

Он опускает легкий поцелуй на мое горло, а затем упирается подбородком в стык между моей шеей и плечом, улыбаясь нашему отражению.

– Такая красивая, – говорит он, проводя плоским краем ножа по моей щеке, пока кончик не упирается в кончик моих губ. Это странно чувственно, и у меня сбивается дыхание, когда я пытаюсь сохранить фасад спокойствия на фоне двойственности его действий и его нежных прикосновений.

Кто этот мужчина?

– Какой позор, – он вздыхает, убирая нож от моего лица, его глаза фиксируются на моих в зеркале. – Тебе будет больно только секунду.

Мои брови хмурятся, грудь сжимается, когда я вижу, что он достает из кармана шприц. Мое тело переходит в режим борьбы или бегства, мое сердце бьется о грудину, когда мои руки тянутся вверх, чтобы схватить его за руки, а затем…

Ничего .

26. ВЕНДИ

Меня будят удары в голове. Мои ресницы трепещут, острая боль пронзает глаза. Я пытаюсь надавить ладонью на больное место, но мои движения скованны, что-то лязгает,

когда я двигаюсь.

Я снова тяну, и мое тело дергается вперед, а затем падает назад на что-то твердое. Мой мозг заторможен, как будто я выезжаю из бури и попадаю в густой туман, но когда я начинаю приходить в себя, я понимаю, что я точно не лежу. И мои руки затекли.

Мысль о том, чтобы открыть глаза полностью, заставляет мой желудок вздрогнуть, но все же я раздвигаю веки по очереди, мое лицо напрягается в ожидании света.

Когда мой взгляд фокусируется, я понимаю, что вокруг темно.

Очень темно.

Осознание возвращается, и мое сердце набирает скорость, ударяясь о ребра.

Я прищуриваю глаза, пытаясь сориентироваться, но мне трудно сосредоточиться.

Трудно думать.

Глотая, я морщусь от царапанья в горле и отдираю сухой язык от неба. Я снова пытаюсь пошевелить руками, но они не продвигаются далеко, в моих ушах и от стен раздается тот же звон, что и раньше. Посмотрев вниз, я едва могу различить толстые

металлические кандалы, зажатые на моих запястьях. Мой желудок скручивается, по венам разливается паника. Я раздвигаю пальцы, чувствуя под собой что-то холодное и твердое.

Хорошо, Венди. Все в порядке.

Мое сердце стучит в ритме стаккато, я быстро моргаю, пытаясь настроить зрение, чтобы увидеть в темноте. Но это бесполезно. Ледяные нити страха ползут по позвоночнику, обвиваясь вокруг моего тела, как лианы, и сжимаются все сильнее с каждым вдохом. Я снова

дергаю руки к цепям, на этот раз сильнее, отчего резкая боль пронзает руку и жжение пронзает запястья. Закрыв глаза, я ударяюсь головой о холодную стену, пытаясь выровнять дыхание.

Паника не поможет.

Что случилось?

Мой день рождения.

Потом Джеймс.

Крюк .

Воспоминания нахлынули, как толпа, преодолевая ментальный барьер моей сонливости и раскалывая мою грудь на две части.

С противоположной стороны комнаты раздается щелчок, и я поворачиваю голову в сторону шума, мои глаза зажмуриваются, когда дверь открывается и из коридора льется свет.

– Хорошо. Ты проснулась.

Мое тело дрожит, когда я смотрю, как Кёрли заходит в комнату. Он закрывает дверь, оставляя ее приоткрытой, чтобы свет проникал внутрь.

– Чт... – я вздрагиваю, царапина в горле мешает говорить.

Его шаги слышны на полу, когда он приближается, и я пытаюсь свернуться калачиком, чтобы спрятаться от этого человека как можно дальше, хотя идти мне некуда.

Кёрли останавливается передо мной, правая сторона его губ вытягивается вверх.

– Приветик, солнышко.

Я смотрю на него долгие секунды, отвращение пробирается сквозь мои внутренности и перекатывается в моем нутре. Он всегда был таким милым. Я действительно думала, что мы могли бы стать друзьями, но вот он смотрит на меня, прикованную к стене, и ухмыляется .

– Пошёл, – мой голос срывается, но я сглатываю и продолжаю. – Нахуй.

Он приседает передо мной, в его руках пластиковая тарелка.

– Это не очень вежливо. Это же не я тебя сюда привел.

Гнев кипит глубоко в моем нутре.

– Я принес тебе поесть, – он протягивает руку и берет кусок чего-то похожего на хлеб.

– Открой.

Я поджимаю губы и поворачиваю голову.

Он вздыхает.

– Не надо усложнять ситуацию.

Что-то внутри меня щелкает, и мои глаза сужаются, а лицо поворачивается к нему. Небольшое количество слюны скапливается у меня во рту, когда я вдыхаю запах хлеба,

который держит передо мной. Я собираю ее на кончик языка и плюю ему в лицо.

Стук тарелки о пол – единственный звук в комнате, кроме ударов моего сердца и

нашего дыхания.

Его ухмьшка падает, его теплые глаза леденеют, когда он вытирает влагу со своей

щеки.

– Хорошо, – он наклоняется ко мне. – Ты можешь, блядь, голодать.

Он подхватывает тарелку с пола и уходит. Дверь с щелчком открывается и закрывается, и я снова остаюсь одна в темноте.

Мой желудок сводит судорогой, в середине расширяется шар чего-то тяжелого и острого, разрывая мое спокойствие, пока я не начинаю задыхаться, сердце бьется так быстро,

что я думаю, у меня может быть сердечный приступ.

Время течёт по-другому, когда ты прикован в пустой комнате. Мой разум все еще в оцепенении, а тело дрожит такой глубокой дрожью, что я чувствую ее в своих костях. Я то погружаюсь в беспокойный сон, то выхожу из него, как бы я ни старалась бодрствовать, чтобы разработать какой-нибудь план.

Мои глаза открываются после очередного приступа потери сознания. Должно быть, меня накачали наркотиками.

Я не знаю точно, сколько прошло часов, а может, и дней, но мое зрение уже давно адаптировалось к темноте, и я отчетливо различаю длинный стол, придвинутый к дальнему краю комнаты, и небольшую кучку, похожую на пачку порошка, сложенную на одном конце.

Я прищуриваю глаза, пытаясь разглядеть все четче, чтобы понять, могу ли я как-то добраться до него и использовать в своих интересах.

Но я знаю, что это бесполезно. Я ничего не могу сделать. В моем распоряжении нет оружия, да я и не знаю, как им пользоваться, даже если бы оно было. Нет шансов использовать его, даже если бы я его достала, поскольку я прикована к стене.

Все, что у меня есть сейчас – это моя вера. Доверие.

– Пикси-пыль

Мое сердце замирает от шелковистого акцента, мой желудок поднимается и опускается, как на американских горках. Я поворачиваю голову вправо, впервые с момента пробуждения

замечая, что всего в нескольких метрах от меня стоит кресло. И Джеймс сидит в нем, широко расставив ноги, наблюдая за мной, его руки в перчатках удобно лежат на коленях с ножом.

Он наклоняет голову в сторону стола, на который я смотрела.

– То, на что ты смотришь. Это пикси-пыль

Мой желудок сводит судорогой, когда он встает и идет ко мне, его красота заставляет мои нервы зажечься. Меня тошнит от того, как мое тело реагирует на него. От того, что я отдала ему все, а он оказался замаскированным злодеем.

Стук его шагов отскакивает от стен, вибрация разрывает мою грудь, моя кровь бьет сердце о пол. Он останавливается передо мной, его идеально начищенные черные туфли упираются в кончики моих босых ног.

Я скрежещу зубами, острая боль пронзает мою челюсть.

– Тебе нужно поесть.

– Отъебись, – выплевываю я. Он оглядывается.

– Что я тебе говорил про этот грязный рот? Я наклоняю голову и смотрю на него.

– Ты много чего говорил, Крюк . Оказывается, мне действительно, действительно

наплевать на все.

Ругательные слова звучат странно, срываясь с моих губ, но сейчас это все, что у меня есть. Я знаю, что они его раздражают, и поскольку я не могу вырваться и выцарапать ему глаза ногтями, мне приходится довольствоваться тем, что есть.

Его губы кривятся в тонкой улыбке. Это вызывает дрожь в моем позвоночнике. Он указывает на меня своим ножом.

– Не я тут лжец, дорогая. Давай не вешать на меня свои грехи.

– Я даже не знаю, что происходит!

Мое тело дергается, когда я тяну за цепи, мои руки бесполезно шлепаются об пол.

Его глаза переходят с моего лица на то место, где я прикована к стене, и ухмылка исчезает с его лица.

– Изображать жертву – ужасно неподобающая черта.

Его голос ровный, и от этого пустоватого тона у меня сжимается грудь, я понимаю, что теплое очарование, к которому я привыкла, полностью исчезло.

Я выдыхаю, неверие сжимает мою грудь.

– Ты приковал меня к стене, – заявляю я. Он кивает.

– Временная тактика, уверяю тебя.

Мои глаза сужаются, гнев бурлил в моем нутре.

– Ты накачал меня наркотиками.

Он перебирает нож в пальцах, это движение настолько отработанное и плавное, что меня пронзает страх.

– Ты бы пошла добровольно? – он поднимает бровь.

В моем горле застревает ком, мои внутренности разрываются от силы, которая требуется, чтобы не дать слезам вырваться наружу.

– Я бы пошла с тобой куда угодно , – мой голос ломается. – Пожалуйста, я...

Я проигрываю битву со своими эмоциями, и соленая вода начинает стекать по моему лицу, слезы горячие на моей холодной коже.

Он приседает, лезвие болтается у него между ног, его взгляд раздевает меня догола и сжигает заживо.

– Твой отец забрал кое-что у меня, – он делает паузу, его глаза ненадолго закрываются.

– Что-то незаменимое.

Мое сердце замирает, и я фыркаю, пытаясь остановить слезы, текущие из носа.

– Мой отец? Я не..

Он вскакивает со своего места и шагает через всю комнату, пока не наталкивается на

стул, его рука обхватывает спинку и бросает его ко мне. У меня перехватывает легкие, живот падает на пол, когда дерево раскалывается рядом с моей головой, мои волосы вздымаются от удара о стену. Он шагает обратно ко мне, делает выпад вперед и крепко сжимает мою челюсть в своих руках.

– Не строй из себя невинность, ты, глупая девчонка.

Мое сердце клокочет в груди, икота прерывает мое дыхание, когда его оскорбления и маленькие кусочки дерева режут мою кожу, как бумагу. Глядя прямо в его глаза, я ищу в них хоть частичку того человека, которого, как мне казалось, я знала. Человека, которому я отдала все.

Но его уже давно нет.

А может, его вообще никогда не было.

Он прав. Я действительно глупая девчонка.

Мой язык высовывается, зацепившись за шершавые, потрескавшиеся края губ, и я медленно начинаю говорить, дрожь заполняет меня изнутри. Этот мужчина – Крюк – незнакомец. И что-то шепчет мне в затылке, что нужно действовать осторожно. Сделать все возможное, чтобы остаться в живых.

Мой отец придет за мной. Он должен.

– Джеймс, – говорю я медленно. – Если мой отец... если он что-то сделал.

Его резкий смех проносится по воздуху, его хватка сжимается до тех пор, пока мои зубы не врезаются в кожу.

– Ты появилась в моем баре, – шипит он. – А потом ты отвлекла меня, когда я больше всего был нужен другим.

Я пытаюсь покачать головой, но его хватка сильна, его глаза дико смотрят в мои, а затем переходят на цепи сбоку.

Мои внутренности скручены в тугие спирали, нервные окончания трещат и перетираются, а я наблюдаю за этим незнакомцем, который яростно смотрит на меня с огнем тысячи солнц. Он выглядит так, будто хочет убить меня.

Мои пальцы впиваются в землю по бокам, сердце стучит в горле.

Наклонив голову набок, его глаза закрываются, медленно моргая. А когда они открываются, огонь уже погас.

Он – чистый лист. Его взгляд – просто две пустые дыры с голубой окантовкой.

Он ослабляет хватку на моей челюсти, его пальцы в перчатках ласкают мою кожу, как возлюбленный, прежде чем его внимание переключается на крепления на стене.

Я вдыхаю, задерживая воздух в легких, боясь даже дышать, опасаясь, что это может снова вывести его из себя.

Он встает, доставая что-то из кармана.

Мое тело трусит, грудь сжимается, когда он приближается. Он парит надо мной, его пряный аромат врывается в мои ноздри и заставляет меня ненавидеть себя за то, как мое сердце замирает от этого запаха. Толчок в запястье, затем щелчок, за которым следуют уколы боли, пронзающие мою руку, когда кровьсводобно течёт обратно в руку.

Он снимает с меня цепи.

– Я нахожу довольно эротичным, когда ты прикована наручниками к моим стенам, – говорит он, переходя на другую сторону, – но ты бесполезна для меня поврежденная.

Я притягиваю свои руки к груди, мои пальцы трутся о раненую кожу на запястье.

– По крайней мере, не в данный момент.

Его лицо приближается к моему на несколько сантиметров, и мой живот сжимается от резкого движения.

– Если ты будешь вести себя агрессивно, я приму ответные меры.

Сердечная боль тяжелым грузом сидит в моем животе, поднимаясь вверх и покрывая мое горло желчью.

– Что ты можешь сделать такого, чего еще не сделал?

Его глаза пляшут по моему лицу, как будто он запоминает реплики. Внезапное

изменение его поведения заставляет беспокойство проникать в каждую мою клеточку. Он наклоняется, прижимаясь своими губами к моим. Мое тело застывает на месте, глаза расширяются.

Его большой палец ласкает мою щеку.

– Ты будешь есть. Ты будешь пить воду, которую мы даем, – его пальцы тянутся к моей шее, слегка сжимая ее. – И ты не будешь делать ничего безрассудного , или я прикую тебя цепями к потолку, пролью твою кровьна и дам ей стекать на пол.

Предательство проникает все глубже с каждым его словом, пока не заполняет все поры и не маринуется в моей крови.

– Я ненавижу тебя, – шепчу я.

Он ухмыляется, прежде чем с силой откинуть мою голову, мои руки ловят мое тело, когда я падаю набок, мои локти хрустят, ударяясь о землю.

Тошнота бурлит в моем желудоке.

Я наблюдаю со своего места на полу, как он подходит к торцевому столику, собирает стопку пикси-пыли и направляется к двери. На пороге он останавливается и смотрит на меня.

– Постарайся вести себя хорошо, дорогая. Мне бы не хотелось наказывать тебя. А потом он поворачивается, и я снова остаюсь одна.

27. ДЖЕЙМС

Прошло три дня с тех пор, как я забрал Венди из ее дома и спрятал в подвале Веселого Роджера. За это время я испытал больше эмоций, чем за предыдущие пятнадцать лет вместе взятые. Мои ночи беспокойны так, как никогда раньше. Сны о том, как Ру восстает из могилы и рассказывает мне, как я его подвел, не дают мне уснуть.

Забавно, что когда-то он прекратил мои кошмары, а в конце концов стал ими. Жизнь всегда идет по кругу, я полагаю.

В сочетании с постоянным исчезновением наших ящиков, мои внутренности напряжены, как оголенный провод, который только и ждет, чтобы его отключили.

И Венди... Венди .

Жаль, что дошло до такого, но теперь уже ничего не поделаешь. Я по-прежнему буду использовать ее для той же цели, только в конце, вместо того, чтобы позволить ей выйти на свободу, я заставлю ее смотреть, как я выкачиваю жизнь из глаз ее отца.

А потом я сделаю то же самое с ней.

При этой мысли у меня резко заболело в груди, но я делаю еще один глоток бренди и позволяю жгучему алкоголю заглушить боль. Лед звякает в бокале, когда я ставлю его на место и устраиваюсь в кресле, наблюдая за Венди по камерам и вертя в руках приглашение на сегодняшний благотворительный вечер.

Она сидит, скрестив ноги, посреди комнаты, глаза закрыты, руки на ногах, как будто она в глубокой медитации.

Старки сидит напротив меня, а я наклоняюсь вперед, положив локти на стол.

– Расскажите мне еще раз, – говорю я медленно. – Кто пошел с Ру на его встречу.

У Старки сжала челюсть, его светло-каштановые волосы взъерошиваются о пальцы, когда он расчесывает пряди.

– Никто.

– Никто, – повторяю я. Он поднимает плечо.

– Он даже никому не сказал, что едет.

Раздражение клокочет в моих венах, бумага комкается под пальцами.

– Ты уверен?

Нога Старки подпрыгивает на полу, и мои глаза опускаются вниз, отслеживая движение. Неудовлетворение течет через меня, как из неработающего крана, и я кусаю щеку так сильно, что медь заливает рот.

– Д-да, босс, я уверен.

Между моими глазами начинает пульсировать, и я вздыхаю, сжимая переносицу.

– Убирайся с глаз моих.

– Но мы все еще должны...

Я вскакиваю со стула, подхватываю свой нож и бросаю его в его сторону, впечатывая его в дальнюю стену.

– Я сказал, уходи.

Мои костяшки пальцев болят, когда они вдавливаются в дерево стола, и я смотрю вниз, глубоко дыша, чтобы сдержать свой темперамент.

– Пока моя меткость не улучшилась.

Он уходит через несколько секунд, и от мягкого щелчка двери мои плечи опускаются. Сердцебиение в моих ушах в сочетании со скрежетом зубов – это звуковая симфония,

сопровождающая торнадо раскаленного добела разочарования, проносящегося по моим внутренностям, настолько сильного, что я не могу его заглушить.

Прошла почти неделя после убийства Ру, а я все еще не приблизился к разгадке.

Грузы пропадают, Питер Майклз делает всё , чтобы контролировать мои улицы, а теперь я должен занять место Ру и официально стать боссом.

Титул, который меня никогда не интересовал.

Прибавьте к этому невыносимую женщину в моем подвале, и я чувствую себя как пустой пазл с тысячей разбросанных кусочков.

Кто-то стучит в дверь кабинета, и я вздыхаю.

– Войдите.

Кёрли входит, его подбородок опускается в знак признательности.

– Какие-нибудь новости? – спрашиваю я.

Он качает головой и идет к тому месту, где Венди молча сидит на экране.

– Нет. Она практически все время так делает.

Я смотрю на приглашение на своей ладони, и у меня в голове рождается идея. В конце концов, я знаю, что Питер будет там, он их почетный гость, и это первый раз, когда он будет в Массачусетсе после ночи смерти Ру.

Пришло время показать ему, что бывает, когда недооцениваешь монстра. При мысли о том, что я наконец-то приведу свой план в действие, меня пронзает дрожь, поджигая живот и электризуя вены.

И Венди поможет мне в этом. Хочет она этого или нет.

– Скучала по мне, дорогая? – спрашиваю я, входя в затемненную комнату. Венди все еще сидит в центре, ее глаза закрыты, а ноги скрещены.

– Как по дырке в голове, –отвечает она.

У меня в горле появляется смешок, но я сдерживаю его. Прислонившись к стене, я наблюдаю за ней, моя грудь напрягается, когда я рассматриваю синяки на ее запястьях и спутанные пряди ее волос.

Она приоткрывает один глаз, но тут же закрывает его, встретившись с моим взглядом.

– Люди заметят, что меня нет, ты же знаешь это. Я киваю, засунув руки в карманы.

– Я рассчитываю на это.

На это она открывает оба глаза, ее взгляд фиксируется на моем, посылая вспышку жара в мой живот.

– Мой отец придет за мной. Я наклоняю голову.

– Ты полностью в этом уверена?

Она колеблется, ее челюсть напрягается, когда она смотрит в сторону.

– Конечно,

– Хорошо, – я выпрямляюсь у стены и иду к ней. – В любом случае, ему это не понадобится. Мы идем к нему.

Ее голова поворачивается в мою сторону, и она вскарабкивается на ноги.

Я продолжаю медленные шаги в ее сторону, и она застывает, ее ноги движутся назад, как будто она может сбежать. Ее спина ударяется о каменную стену, и я вхожу в ее тело, мои бедра прижимаются к ней, руки тянутся вверх, чтобы заключить ее в клетку.

– Ты думаешь, ты можешь убежать, Венди, дорогая? – я убираю ладонь со стены, мои пальцы слегка обвивают ее шею. – Даже если ты сбежишь из этой комнаты, ты не сможешь никуда пойти, чтобы я тебя не нашел.

Она оскалила зубы, ее дыхание дрожит.

– Убери свои руки от меня.

Ее рука быстро движется, раскрывает ладонь и размахивается по направлению к моему лицу. Мой желудок подпрыгивает, когда я хватаю ее за запястье до того, как она успевает ударить, и кручу, пока ее тело не закрутится. Она ворчит, когда мой торс с силой вжимается в нее, моя свободная рука давит на ее затылок, пока ее щека не оказывается вровень со стеной, ее рука зажата позади нее, между нами.

Я наклоняюсь, мой подбородок упирается ей в плечо.

– Я не люблю повторяться, поэтому советую тебе слушать внимательно. Она дергает рукой, ее локоть задевает мой живот, и я крепко сжимаю его.

– Я собираюсь отвезти тебя к себе домой, где позволю тебе принять душ и привести себя в приличный вид.

– Ты отвратителен .

Мой желудок скручивается.

– Возможно. Но пока я не решу иначе, я также твой хозяин .

Она насмехается, ее тело извивается против моего, заставляя кровь приливать к моему паху, мой член дергается. Я ухмыляюсь.

– Продолжай, милая. Мне нравится, когда ты борешься. Ее тело напрягается.

Я отпускаю ее, и она поворачивается, ее глаза сужены, когда она хватается за запястье, ее пальцы массируют красные следы. В моей голове проносится вспышка беспокойства, но я отгоняю ее. Небольшой синяк не будет болеть так, как те раны, которые она нанесла. И в конце концов, это не будет иметь значения, когда она умрет.

– У меня сегодня вечером мероприятие, – говорю я. – И я бы хотел, чтобы ты сопроводила меня.

Она смеется, но через несколько секунд затихает, ее глаза расширяются.

– Ты серьезно?

– Да.

– Иди к черту, – прошипела она.

– Ладно, – я достаю телефон из кармана и подношу его к уху.

– Что ты...

Я поднимаю палец, заставляя ее замолчать.

– Здравствуйте, да, миссис Хендерсон. Так приятно слышать ваш голос. Это Джеймс Барри.

От вздоха Венди по моим венам пробегает волна удовлетворения. На моем лице появляется ухмылка, и я подмигиваю.

– Не могли бы вы сообщить директору Диксону, что я приеду за Джонатаном Майклзом?

– Ты ублюдок , – ее голос срывается, и я смотрю на нее, в моей груди что-то

всколыхнулось.

Я закрываю микрофон рукой, мои брови поднимаются.

– Повтори, дорогая? Я не совсем тебя расслышал, – я указываю на свой телефон. – Важное дело , ты же знаешь.

– Я назвала тебя ублюдком , – шипит она. Ее ладони прижимаются к глазам, голова трясется. – Я сделаю все, что ты хочешь. Только, пожалуйста...

Узел в моем животе ослабевает от ее согласия, и я киваю.

– Знаете? Неважно, миссис Хендерсон, похоже, мои планы изменились. Надеюсь, у вас будет замечательный день.

Я кладу трубку, убирая телефон обратно в карман, и иду к ней. Я останавливаюсь, когда кончики моих туфель касаются голой кожи ее пальцев. Мои пальцы наклоняют ее подбородок.

– Я сожалею, что все так получилось. Так не должно было быть. Но у всех нас в жизни бывают моменты, когда мы должны выбрать сторону.

Ее брови хмурятся.

– Что? Я...

Я провожу пальцем по ее челюсти.

– К сожалению, ты выбрала не ту сторону, – я убираю руку с ее лица и поворачиваюсь к двери. – Я скоро вернусь. А тебе не помешает помнить, что поставлено на карту.

⇐ Предыдущая 9 10 11 12 131415 16 17 18 Следующая ⇒