|
|||
1818 год, Лондон 15 страница— Нет, он не хочет меня. — Мне кажется, я слышал нечто иное. . Джорджина резко выпрямилась, вспомнив о том, как Джеймс говорил при всех, что из нее получится великолепная содержанка. — В таком случае я объясню иначе. Он не хочет, чтобы я была его женой. — Ладно, не буду спорить. Кстати, ни Клинтон, ни Уоррен не позволят тебе уйти. Они заставили тебя выйти за него замуж, но скажу откровенно: в их планы не входило отпускать тебя с ним. Спорить с этим Джорджина не хотела, равно как и не хотела жить с Джеймсом. Когда-то у нее было такое желание, но теперь все изменилось. Глава 36 Спустя сорок минут трое младших Андерсонов добрались до залива, где все еще стояла на якоре «Девственница Анна». Команда Уоррена захватила ее под предлогом досмотра, который должен произвести портовый инспектор. Конрад Шари не мог ничего возразить, ибо не знал, действительно ли этот участок побережья находится под юрисдикцией Бриджпорта. К счастью, никто при этом не пострадал. Обман сработал отлично, и команда судна Уоррена «Нерей» перебралась на «Девственницу Анну», взяв корабль под свой контроль. А поскольку Уоррен не отдавал приказа привести «Девственницу Анну» в Бриджпорт, то ее команду просто заперли в трюме и поставили небольшую охрану. Что касается «Нерея», то он даже не остался здесь, а вернулся вместе с большей частью команды в Бриджпорт. Джорджина надеялась найти у берега ялик, на котором до этого прибыл Джеймс, и на нем добраться до судна. Но десять минут поисков не дали результатов; очевидно, Джеймс высадился, и матросы увели ялик обратно. — Знаешь, я не собирался совершать ночное купание. Как-никак сейчас октябрь, если ты помнишь. И мы вполне можем отморозить наши… словом, ты знаешь что… Джордж. Джорджина вздрогнула, услышав подобное обращение. Братья стали называть ее этим именем после того, как она потрясла их, появившись в одежде мальчика, которую Джеймс ей вернул. Дрю пошел даже дальше, смутив ее замечанием: — Ты мне не нравишься в этом наряде, после того как твой англичанин сказал, какие части твоего тела вызывают особое восхищение, когда на тебе бриджи. — Я не понимаю, чем ты недоволен, Бойд, — раздраженно сказала Джорджина. — Было бы все гораздо сложнее, если бы судно привели в гавань, где сотни посторонних глаз. — Если бы все было так, я бы вообще не стал ввязываться в это дело. — Так или иначе, ты согласился, — сердито сказала сестра. — Так что снимай ботинки, и в воду. Этим людям нужен рывок на старте на тот случай, если Уоррен вздумает смеха ради устроить за ними погони. — Уоррена можно оправдать, когда дело касается твоего капитана, — заметил Дрю. — Но он не самоубийца. Те пушки, что смотрят из бойниц, совсем не игрушечные, дорогая сестренка… И Хоук еще говорит, что ушел в отставку? — Старые привычки не сразу забываются, я полагаю, — заступилась за Джеймса Джорджина. — И к тому же он был в Вест-Индии, а там море кишит пиратами. Эта логика заставила братьев хмыкнуть, а Дрю прокомментировал: — Очень интересно! Бывший пират боится нападения своих старых дружков. Возразить против этого было трудно, и Джорджина лишь сказала: — Если вы двое не способны решиться, оставайтесь здесь. Я отправлюсь одна. — Похоже, Клинтон был прав, — сказал, обращаясь к Бойду, Дрю и, прыгая на одной ноге, стал снимать ботинок. — Она стала вести себя как хозяйка. Подожди, Джорджи, ты не сумеешь сама взобраться по якорной цепи! Но Джорджина уже была в воде, и братья поспешили за ней. Все были хорошими пловцами, и через десять минут они подплыли к судну и ухватились за якорную цепь, по которой им предстояло взобраться на борт. Согласно первоначальному плану они должны были воспользоваться яликом Джеймса, смело подплыть к судну и объявить, что нашли в городе человека с «Девственницы Анны» и привезли его, чтобы присоединить к команде. Джорджина должна была находиться впереди, поскольку в наряде юнги ее вряд ли узнают, Дрю — замыкать шествие, Бойд в качестве «пленника» — в середине. Как только они окажутся рядом с кем-то из охраны, Джорджина должна была отскочить в сторону, а Бойд — нейтрализовать вахтенного. Все очень просто. Но сейчас этот план не годился: не могли же они плыть вместе с «пленником»? Ни Дрю, ни Бойд не позволили ей подняться. на борт, и она осталась ждать их в воде. Братья поднялись по цепи и перелезли через борт. Проходили минуты, Джорджина ждала, не имея понятия, что происходит наверху. С одной стороны, отсутствие шума обнадеживало, но с другой — что можно было услышать, когда вода била в уши, которые к тому же были закрыты шерстяной кепкой? Словом, поскольку она ничего не знала достоверно, у нее разыгралось воображение. Водятся ли здесь акулы? А разве их сосед не поймал в прошлом году молодую акулу, когда ловил на берегу рыбу? В тени, отбрасываемой на воду судном, она ничего не могла разглядеть. После минутного колебания Джорджина вылезла из воды и стала карабкаться по якорной цепи. Правда, до самого конца она лезть не стала. Ей было приказано ждать с многозначительным добавлением: «иначе…» Она не собиралась ссориться с Бойдом и Дрю, после того как они согласились помочь ей. Но намерения намерениями, а ее руки не были созданы для того, чтобы карабкаться по толстой цепи. Она едва ухватилась за край поручня и почувствовала, что может сорваться. Это значит, что она снова шлепнется в воду, в которой, как она теперь была совершенно уверена, полно акул. Джорджина подтянулась, перелезла через борт и увидела около дюжины людей, готовых ее приветствовать. Глава 37 Стоя под пронизывающим ветром в луже воды, стекавшей с ее одежды, дрожа от холода, Джорджина услыхала чей-то знакомый голос: — Ба, да это никак старина Джордж! Приехал к нам с визитом? — Конни? — удивленно спросила Джорджина, когда высокий рыжий мужчина набросил ей на плечи тяжелое пальто. — А… выходит, что вы свободны? — Стало быть, ты знаешь, что здесь произошло? — Конечно, только… я не понимаю… Вы сами освободились? — Как только открыли люк. Эти ваши деревенские ребята не очень-то сообразительны. Совсем нетрудно было поменяться с ними местами. — Господи, вы хоть их, не изувечили? Конни нахмурился. — Не больше того, чем понадобилось, чтобы затолкать их туда, куда они затолкали нас. А что? — Они собирались освободить вас! Вы хоть дал им возможность объясниться? — Да нет, конечно! Откуда мне было знать, это твои друзья? — Это мои братья. Конни крякнул. — Никакого вреда мы им не причинили. Анри, приведи двух парней, да будь с ними теперь полюбезней. — И вновь повернулся к Джорджине: — Джордж, может, ты поведаешь нам, где сейчас Джеймс? — Это долгая история, а поскольку время дорого, позвольте мне рассказать это по пути на — берег. Не столько слова, сколько некоторое смущение Джорджины вынудило Конни спросить: — Надеюсь, с ним все благополучно? — Конечно… если не считать нескольких синяков и царапин… Но ему нужна ваша помощь, чтобы выбраться из запертого подвала. — Джеймс заперт в подвале? — К огорчению Джорджины, Конни начал смеяться. — Это вовсе не смешно, мистер Шарн. Его хотят передать в суд за пиратство, — без обиняков сказала она, и Конни сразу же сделался серьезным. — Черт возьми, ведь я предупреждал! — Не надо было пускать его. Все из-за его неуместных признаний. Она заставила первого помощника поторопиться и по дороге рассказала о том, что произошло. Братьев, несмотря на их шумные протесты, оставили временно на судне, и Конни воспользовался их лошадьми. Джорджина ехала на одной лошади с первым помощником, который, как Джорджина и опасалась, выпытал у нее все подробности, прерывая время от времени ее рассказ восклицаниями «Не может быть! » или «Да неужели в самом деле! ». Наконец Конни раздраженно сказал: — До этого момента я тебе верю, Джордж, но ты меня никогда не убедишь, что Джеймс Мэлори позволил себя заковать в оковы супружества. На это Джорджина ответила: — Можете не верить. Но я вторая закованная половина. И поскольку она больше не пыталась убедить его в этом, он так и остался при своем мнении до того момента, пока они не добрались до дома Джорджины. Когда открыли дверь подвала, при свете свечи Джеймсу не составило труда узнать, кто его спас. Он не видел лишь Джорджины, которая стояла за дверью. Однако она не думала, что он сказал бы что-либо иначе, даже если бы знал, что она находится здесь. — Тебе не следовало спасать меня, старик. Я вполне заслуживаю того, чтобы меня повесили, после того как позволил случиться тому, что произошло. Джорджина не придала значения слову «позволил». Она лишь слышала, как Джеймс изрыгал проклятия. Это слышал и Конни. — Стало быть, это правда? Ты в самом деле женился на малышке? — А откуда тебе об этом известно? — Со слов твоей маленькой невесты, разумеется. — Конни вдруг залился смехом. — Могу я… принести… поздрав… — Да, можешь, но посмей только сказать что-либо еще! — рявкнул Джеймс. — И если ты видел ее, то где ты оставил эту вероломную девчонку? Конни огляделся вокруг. — Она была здесь! — Джордж! Джорджина оставалась на верхней ступеньке лестницы, сжавшись от крика, словно от пушечного выстрела. А она-то думала, что у ее братьев громкие голоса. Стиснув зубы, она спустилась на несколько ступенек вниз и возмущенно крикнула: — Идиот проклятый! Ты хочешь разбудить не только весь дом, но и соседей тоже? Или тебе так понравилось сидеть в подвале, что… В этот момент чья-то огромная рука зажала ей рот. Джорджина поняла, что это была рука Джеймса, и на секунду замешкалась, а уже в следующую секунду ее рот был закрыт галстуком Джеймса, который превосходно выполнил роль кляпа, после того как его несколько раз обмотали вокруг ее головы. Конни, наблюдавший за этой молниеносной операцией, не произнес ни слова, тем более что Джорджина не делала попыток-сопротивляться. Поведение Джеймса было еще более интересным. Он мог бы попросить помощи, но не сделал этого. Держа девушку за талию, он долго возился, затягивая зубами узел галстука, что явно причиняло боль его опухшим губам, Покончив с этим, он подхватил Джорджину под мышки и лишь тогда обратил внимание на Конни, который наблюдал за его действиями. — Ведь совершенно очевидно, что ее нельзя оставлять здесь, — раздраженно сказал он. — Конечно, нельзя, — кивнул Конни. — Она наверняка поднимет тревогу. — Конечно, поднимет. — Тебе совсем не обязательно соглашаться со мной. — Конечно, не обязательно. Но я очень дорожу своими зубами. Глава 38 Джорджина сидела в кресле рядом с иллюминатором, задумчиво глядя на покрытую рябью поверхность холодного Атлантического океана. Послышался звук открываемой двери, затем чьи-то шаги по каюте, однако она не повернулась, чтобы выяснить, кто нарушил ее одиночество. Впрочем, это было и без того известно. Никто, кроме Джеймса, войти в каюту без стука не мог. Джорджина не, обмолвилась с Джеймсом Мэлори даже парой слов с той памятной ночи (это было неделю назад), когда он притащил ее на борт своего судна почти таким же манером, как когда-то вынес ее из английской таверны. Однако даже не это было самым страшным. Увидев ее братьев на палубе своего корабля, он приказал сбросить их за борт. И к тому же имел наглость сказать им, что она решила плыть вместе с ним, как будто те не видели ее завязанного рта или того, что он держал ее под мышкой, словно саквояж с вещами. Конечно, никто не счел нужным рассказать Джеймсу, что Дрю и Бойд делали на его судне. Очевидно, ни у кого не хватило мужества перебить взбесившегося капитана. В частности, кое-что мог сказать Конни, но, судя по всему, ему хотелось скорее покончить с этим делом. Возможно, сейчас Джеймс уже понимал, что в тот вечер вел себя как неблагодарная скотина. Если же он так ничего и не понял, она никогда больше с ним не заговорит. Однако этому противному типу, похоже, на все наплевать. — Все дуешься? — спрашивал он. — Отлично! Если мужчина обременен женой, надо благодарить Бога и за подобные небольшие милости. Это здорово обижало ее, поскольку она не сомневалась, что он искренне так считает. Ведь не сделал же он ни одной попытки вовлечь ее в разговор или хотя бы вызвать на скандал. Оба жили в той же самой каюте. Она спала на подвесной койке, он — на своей громадной кровати, и оба всячески старались не замечать друг друга. Он в этом преуспел, а вот Джорджина, к своему огорчению, обнаружила, что, когда он был рядом, она это ощущала, и ее тело отзывалось на его присутствие. Даже сейчас вопреки собственному нежеланию замечать его Джорджина поймала себя на том, что косит взглядом в его сторону. Джеймс сел за письменный стол и, похоже, чувствовал себя вполне непринужденно, словно находился в каюте один. Она же, наоборот, напряглась. Он не поворачивал головы в ее сторону. Ее могло и не быть сейчас здесь. Джорджина вообще не понимала, почему находилась в этой каюте, ведь для него было бы вполне логичным в ту ночь выбросить ее в залив вместе с братьями. Она не спрашивала Джеймса, зачем он взял ее с собой. Для этого надо заговорить, а она скорее отрежет себе язык, чем нарушит обет молчания. И даже если это выглядело по-детски, ну и что? Разве это хуже, чем быть необузданным, хамоватым типом и заниматься пиратством, похищать людей и сбрасывать их в море? — Знаешь, Джордж, когда ты так пристально смотришь на меня, это действует мне на нервы. Джорджина мгновенно отвернулась и стала смотреть в иллюминатор на осточертевший однообразный пейзаж. Проклятие, откуда он узнал, что она украдкой наблюдает за ним? — Это уже становится утомительным, честное слово, — добавил Джеймс. Джорджина ничего не ответила. — То, что ты дуешься, — пояснил он. Ответом ему было молчание. — Конечно, что можно ожидать от девчонки, которая выросла среди варваров? Это взорвало ее. — Если ты имеешь в виду моих братьев… — Я имею в виду всю вашу проклятую страну. — Не тебе говорить так, сам приехал из страны снобов. — Лучше уж снобы, чем горячие головы с дурными манерами. — С дурными манерами? — выкрикнула Джорджина, вскакивая со стула и давая волю давно сдерживаемой ярости. Она быстро пересекла каюту и остановилась перед письменным столом, за которым сидел Джеймс. — Да ты даже не считаешь нужным сказать «спасибо» за то, что тебе спасли жизнь! Джеймс поднялся на ноги, и Джорджина попятилась назад — не из страха, а в силу естественного, подсознательного опасения, что на нее наступят и опрокинут. — А кого я должен благодарить? Тех тупых обывателей, которых ты называешь родственниками? Тех, кто бросил меня в подвал и жаждал моей смерти? — Да ты своими собственными руками и дурным языком это спровоцировал! — заорала Джорджина. — Но даже независимо от того, заслуживаешь ты этого или нет, идея принадлежала Уоррену. Ни Бойд, ни Дрю здесь ни при чем! Они пошли против собственного брата, чтобы спасти тебя, отлично зная, что тот вытрясет из них душу, если узнает, что они сделали. — Я не страдаю отсутствием ума, малышка. И мне не надо рассказывать о том, что они сделали. Как ты думаешь, почему я воздержался от того, чтобы сломать им шею? — Ах, как мило! А я, глупенькая, удивлялась, что я здесь делаю! Я должна была понять, что это еще один удар моим братьям, поскольку ты не мог оставаться в этих краях и отомстить им более существенно. Не так ли? Ты захватил меня из мести, потому что знал, что братья будут с ума сходить, переживая за меня! — Конечно! Она не заметила, как побагровели его лицо и шея, ибо вывод Джорджины удвоил его гнев, чем и объяснялся такой ответ Джеймса. И этот ответ сыграл роль похоронного звона для ее последней надежды, которая в глубине, ее души все-таки таилась. Ею руководила обида и боль, когда она мстительно и с презрением выкрикнула: — Ничего другого я и не могла ожидать от английского лорда и карибского пирата! — Мне не хотелось бы напоминать тебе о том, маленькая ведьма, что это вовсе не эпитеты. — Для меня это эпитеты! Господи, а я еще мечтала иметь от него ребенка! — Дьявольщина! Я не касаюсь тебя уже больше двух недель! Оттолкнувшись от него, она выкрикнула: — А тебе и не надо этого делать, глупец несчастный! Джеймс испытал такое ощущение, словно ему наподдал под зад упрямый, яростный мул. Однако Джорджину нисколько не интересовала его реакция. Уязвленная до глубины души, она вылетела в дверь и захлопнула ее за собой, что не позволило ей услышать вначале хмыканье, а затем и довольный смех. Спустя полчаса Джеймс отыскал Джорджину на камбузе, где она изливала свой гнев на Шона О'Шона и его помощников в тираде, направленной против всех мужчин вообще и Джеймса в частности. А поскольку прошел слух, что их Джордж, который вновь был в бриджах, на сей раз позаимствованных, стал женой капитана, они не делали попыток выражать несогласие с тем, что она говорила. Послушав Джорджину некоторое время, Джеймс узнал, что он весьма похож на мула, безмозглого вола и каменную стену одновременно. Каменную стену? Вероятно, американские сравнения непросто понять. — Я бы хотел поговорить с тобой, Джордж, — прервал он ее монолог, — если ты не возражаешь. — Не возражаю. При этом Джорджина не удостоила его взглядом. Она лишь слегка выпрямила спину, когда он говорил. Очевидно, вежливость была здесь ни при чем. Джорджина назвала бы улыбку Джеймса, если бы ее видела, дьявольской, но она на него не смотрела. Зато улыбку заметили другие присутствующие, когда он подошел к ней сзади и снял с бочонка, на который она взгромоздилась. — Прошу прощения, джентльмены, Джордж в последнее время пренебрегает своими обязанностями, — проговорил Джеймс, унося Джорджину в позе, которая ей была уже знакома. — Ты должен отвыкать от своих варварских привычек, капитан! — гневно прошипела она, зная по опыту, что его никак не заставишь опустить ее на пол, если он сам того не пожелает. — Сказывается воспитание, не так ли? — Мы доберемся до места быстрее, если ты заткнешься, Джордж. Веселость, которую она уловила в его словах, буквально лишила ее дара речи. Спрашивается, чего забавного нашел он в нынешней ситуации, когда они оба презирали друг друга? А менее часа тому назад он напоминал огнедышащего дракона. Одно слово: он был англичанином — какие еще нужны объяснения? — Куда мы доберемся быстрее? И какими обязанностями я пренебрегаю? Может, тебе напомнить, что я больше не юнга? — Я отлично знаю, кто ты такая, дорогая девочка. И хотя я не могу сказать ничего доброго о браке, он все же имеет одно маленькое преимущество, которое даже я не стану отрицать. Ей понадобилось не менее пяти секунд, чтобы осознать смысл сказанного. — Ты сошел с ума или это у тебя старческое? Я слышала четко и ясно, когда ты сказал мне и всему судну, что ты не касаешься меня! У меня наверняка найдутся свидетели! — Вся команда? — Ты сказал это достаточно громко! — Так я лгал. — Ах так? Ты лгал? В таком случае у меня есть для тебя новость… — Знаешь, Джордж, у тебя есть склонность выставлять напоказ грязное белье… — Я сделаю даже больше, дурак безмозглый! — Услышав позади смешки и хихиканье, Джорджина понизила голос до шепота: — Только попробуй… Так и знай: только попробуй — и увидишь, что потом будет. — Звучит интригующе, но уверяю тебя, что интриговать сейчас совершенно излишне. Джорджина хорошо поняла; что он имеет в виду. Она вдруг почувствовала, как у нее предательски заныло между ног, хотя она сейчас совсем не хотела иметь дела с ним. Зачем он это делает? Они провели в море неделю, и в течение всего этого времени он лишь изредка бросал на нее неприветливые, мрачные взгляды, а чаще вообще не замечал ее. Но вот сегодня затеял этот спор в каюте, спровоцировал ее нарушить обет молчания. Если он хочет, чтобы она признала себя побежденной, то он близок к успеху. Прежде чем начать спускаться по трапу, Джеймс перехватил по-другому Джорджину, хотя и в этом положении она чувствовала себя также беспомощной. Ее уже не на шутку злило, что она ничего не может поделать, что его гнев куда-то испарился, в то время как ее раздражение нарастает. — Зачем ты это делаешь, Джеймс? — приглушенным, но негодующим голосом спросила она. — Объясни мне, пожалуйста. В новом положении она могла смотреть ему в лицо. Но когда он бегло взглянул на нее, Джорджина все прочитала в его зеленых глазах. Тем не менее он ответил: — Не ищи какого-то тайного смысла, любовь моя. Мои мотивы просты и естественны. Тот страстный гнев, который мы изливаем друг на друга, заставил меня испытать… тошноту. — Ну что же, — сказала она, закрывая глаза, чтобы защититься от его пронзительного взгляда. — Надеюсь, тебя вырвет. Ее сотряс громкий смех Джеймса. — Знаешь, я совсем не это имел в виду. Более того, готов спорить, что весь тот накал страстей таким же образом подействовал и на тебя. Так оно и было, но он никогда об этом не узнает. Однако Джеймс намерен был это выяснить. — А ты не испытываешь тошноту? — Ни в малейшей степени… — Надеюсь, ты знаешь, как можно поубавить самоуверенности. Он отпустил ее ноги, и они скользнули вниз, однако до пола не достали, потому что второй рукой он прижимал ее к себе. Джорджина не заметила, когда они вошли в каюту, но услышала, как за ними захлопнулась дверь. Сердце у нее гулко забилось. — Я готов первым признать, что теряю такт и здравый смысл, когда имею дело с тобой, — продолжал он. Одна его рука скользнула вниз, накрыла ей ягодицы, прижала к плотным бедрам, а вторая стала гладить волосы, затылок. Джорджина видела его чувственную улыбку, блеск в зеленых глазах и ощутила жаркое дыхание на своих губах. — Джеймс, не надо… Но его рот уже настолько приблизился к ее лицу, что спасения не было. Он нежно и осторожно стал целовать Джорджину, и каждый поцелуй пробуждал в ней чувственные импульсы. Она обвила его шею, а в это время язык Джеймса заставил ее губы раскрыться и проник в глубину рта. Боже, пробовать его на вкус, трогать его тело — какое удивительное наслаждение! — Господи, женщина, ты заставляешь меня трепетать. Джорджина уловила удивление в его голосе, почувствовала, как вибрирует его тело… или это дрожала она сама? Она крепко обнимала его за шею, и ему не составило труда поднять ее ноги и обвить ими свои бедра. И вот в таком положении, когда они плотно соприкасались и прижимались друг к другу телами, он понес ее к кровати. От его тела исходил жар, и Джорджина глухо застонала, поскольку ее рот был закрыт его ртом. Они несколько неловко повалились на кровать и стали буквально срывать друг с друга одежду, не отдавая себе отчета в том, что в них заговорил первобытный инстинкт. А затем он оказался в ней, и она жадно приняла его. Джорджина испытала внезапно чувство тревоги, когда Джеймс подхватил ее под колени — такого он никогда раньше не делал — и поднял ее ноги высоко вверх. Но ощущение беззащитности быстро прошло, потому что в этой позе он проник в нее. до самых глубин. И тогда произошел звездный взрыв, волны которого от центра дошли до рук и ног, и ее сладостные содрогания всем телом ощутил Джеймс. Джорджина кричала, но не знала об этом. Она оставила следы зубов на его плечах, но также не знала об этом. Она снова отдала ему свою душу. И никто об этом не знал. Когда Джорджина пришла в себя, она сообразила, что Джеймс покусывает ей губы. Стало быть, он не пережил тех блаженных ощущений, которые пережила она? — Разве у тебя не получилось? — Конечно, получилось. — О! Но в мыслях ее восклицание прозвучало по-другому в нем было гораздо больше удивления. Так быстро? Хочет ли она снова оказаться в подобном сладостном забытьи? Посмеет ли? Она почувствовала, что испытывает неодолимое желание кусать губы Джеймса, и это было ответом на ее мысленный вопрос. Глава 39 — Как тебе должно быть известно, браки обычно совершаются с целью получения какой-нибудь выгоды или для объединения знаменитых семейств. К нам это ни в коем случае не применимо. Для нас это узаконенная обществом форма удовлетворения первобытного инстинкта. И в этом, должен сказать, мы с тобой полностью сходимся. Эти слова Джеймса пришли на память Джорджине через две недели после того, как она прервала обет молчания и отдалась Джеймсу Мэлори. Они означали, что ждать чего-то большего от брака не приходится. Джорджина тогда спросила, что он собирается делать. Его слова трудно было считать ответом на вопрос. Вряд ли ей нужно было объяснять, что их влекла друг к другу лишь плотская страсть — во всяком случае, с его стороны. И в то же время в этой страсти было множество разных оттенков. Иногда, лежа в его объятиях, Джорджина ощущала исходящую от него нежность… почти любовь. И это удерживало ее от вопроса относительно будущего, который нередко вертелся у нее на языке. Конечно, вытянуть из Джеймса прямой ответ было практически невозможно. Он отвечал если не свысока, что обижало Джорджину и вынуждало замолкать, то весьма уклончиво. И очень скоро она усвоила, что говорить о произошедшем в Коннектикуте или даже упоминать имена братьев означало снова пробуждать в нем огнедышащего дракона. Они продолжали оставаться любовниками и компаньонами и придерживались договоренности, что щекотливые предметы не подлежат обсуждению. Это было похоже на не оговоренное словами перемирие. Во всяком случае, Джорджина смотрела на это именно таким образом. И если она хотела получить удовольствие от пребывания рядом с Джеймсом — а она этого хотела, — то ей нужно было на какое-то время забыть о собственной гордости и своих тревогах. Скоро они прибудут в порт назначения, и тогда станет ясно, оставит ли Джеймс ее у себя или отправит домой. А ждать оставалось совсем недолго. Дули попутные ветры, и «Девственница Анна» уже через три; недели после того, как покинула американское побережье, вошла в устье Темзы. Джорджина еще с первого дня знала, что ей придется снова побывать в Англии, поскольку Джеймс обсуждал курс с Конни, пока держал ее с кляпом на своем бедре. Она не спрашивала, почему он не возвращается на Ямайку, чтобы покончить там со своими делами, ибо это тоже была запретная тема. Однако она позволила себе спросить об этом у Конни, и тот сообщил, что Джеймс, к счастью, пока набирал команду, нашел агента для продажи своей собственности на островах. Во всяком случае, этот факт она себе в вину могла не ставить, хотя до сих пор не понимала, что привело тогда Джеймса Мэлори в Коннектикут и почему он был настроен столь агрессивно. Перед прибытием Джорджина упаковала чемоданы Джеймса, добавив туда несколько предметов собственной одежды, взятой взаймы. Однако в этот раз, выйдя на палубу, по обе стороны от себя она обнаружила Арти и Анри, которые не пытались скрыть того, что наблюдают за ней. Джорджину это от души позабавило. Если бы можно было говорить на эту тему, она объяснила бы Джеймсу, что в Лондонском порту никогда не бывает судов «Скайларк лайн». Поэтому он может быть вполне уверен в том, что она никуда не собирается бежать. К тому же Джеймс должен знать, что у нее не было денег, и приставлять к ней двух сторожей совершенно абсурдно. Правда, у нее оставался гагатовый перстень, который вернулся к ней и служил обручальным кольцом, но она не собиралась расставаться с ним снова. Кольцо на пальце напоминало о том, о чем так легко забыть, — что она была замужней женщиной. Как легко было забыть и о беременности, поскольку переносила ее она легко, не испытывала дискомфорта и тошноты, полнеть пока не начала, и лишь грудь у нее слегка увеличилась. Джорджина была беременна уже два с половиной месяца, но Джеймсу об этом не говорила, да и он никогда не заводил об этом разговора. Джорджина даже не была уверена в том, что он обратил внимание на ее неосторожные слова, содержащие намек на ее теперешнее состояние, которые у нее как-то вырвались, когда она, гневно хлопнув дверью, выскочила из каюты. Джорджина поплотнее закуталась в теплое пальто Джеймса. Было весьма прохладно. Стояла середина ноября. Бухта казалась холодной и неприветливой. День был мрачный, как и ее мысли в тот момент. Что-то ее здесь ожидает? Джорджина сразу же вспомнила Пиккадилли. Она даже хотела было сказать Джеймсу, что они с Маком останавливались в отеле «Олбани». Однако увидев выражение лица мужа, Джорджина переду мала. Оно появилось у него в тот момент, когда оба сошли с корабля. Джорджина не стала спрашивать, в чем причина его столь мрачного настроения. Джеймс наверняка отделается ничего не значащими словами, которые лишь вызовут в ней раздражение. Джорджина старалась не осложнять ситуацию и не давать волю собственным мрачным мыслям. В душе она надеялась, что Джеймс рад оказаться дома. Она знала, что здесь его семья, даже сын… Господи, она совсем было забыла об этом! У него семнадцатилетний сын, — он всего на пять лет моложе ее! Беспокоило ли Джеймса предстоящее объяснение того, что он возвращается с женой? Впрочем, будет ли он вообще кому-то это объяснять? И вообще домой ли он ее везет? Возможно, даже короткий диалог успокоит ее… или наоборот. Может быть, и так. — Джеймс! — Мы приехали. Карета тотчас же остановилась, и он вылез раньше, чем Джорджина успела бросить взгляд из окна. — Куда приехали? Джеймс помог ей сойти на мостовую. — В дом моего брата. — Какого брата?
|
|||
|