ДАНЬ УВАЖЕНИЯ 15 страница

– Пап, так что ты слушаешь? – не отставал Эверетт.

– «Нос Клаудио», – ответил я, пробуя на слух новое заглавие.

Второй постскриптум, написанный в октябре тысяча девятьсот девяносто пятого года, после возвращения из Германии. Эти заметки я писал в новом дневнике – подарке Салмана Рушди. Кожаный переплет придавал дневнику солидный вид. Две первые страницы были забрызганы кровью – свидетельство моей неудачной манипуляции со стаканом, когда мы летели из Нью‑ Йорка в Мюнхен. (В самолетах со мною вечно что‑ нибудь случается. )

Я вспоминал голландского полицейского, с которым познакомился в Амстердаме год назад, и по памяти описывал его облик. Я знал, что скоро мы с ним снова встретимся все в том же Амстердаме. Часто такое описательное упражнение помогает мне сосредоточиться на темах, интересующих меня в разговоре с тем или иным человеком. Я увлекся и не заметил, что правым локтем все время подталкиваю стакан с водой. В какой‑ то момент стакан накренился и начал падать в проход между креслами. Во мне вдруг проснулись юношеские спортивные реакции (в данной ситуации неуместные): я поймал стакан левой рукой, но он ударился о мое обручальное кольцо, треснул и осколками располосовал мне ладонь. Я сложил ладонь чашечкой и смотрел, как хлынувшая кровь заливает кольцо. Зрелище собственной крови часто провоцирует неожиданные ассоциации. Мне вспомнилась наша приятельница, которая недавно развелась. Она считает, что каждый ее порез и царапина – это неотданные долги семейной жизни. (Сейчас мне странно смотреть на буроватые пятна крови, покрывающие мои воспоминания о голландском копе по имени Юп де Грот. Когда мы встретились с ним в Амстердаме, я ни словом не обмолвился о том, где и как поранился. )

Увидев окровавленную ладонь, стюардесса чуть не упала в обморок. Она прошептала в микрофон, спрашивая, есть ли среди пассажиров врач. Услышав такое сообщение, те пассажиры, кто не спал, могли подумать, будто наш пилот при смерти. В ответ на призыв из хвостовой части самолета появился заспанный немец. Зрелище моей руки мгновенно прогнало его сон.

– Но я психиатр, – смущенно пробормотал он.

Немец добавил, что его пациенты редко ранят себя острыми предметами, а те, кто до такого доходит, делают это намеренно, вследствие расстройства психики. Я заверил его, что не собирался при помощи разбитого стакана свести счеты с жизнью.

Возникла дискуссия: промывать рану водкой или нет. Мы с женой решили воспользоваться минеральной водой и вылили целую бутылку. Требовалось проверить, нет ли в ране осколков; порез казался глубоким, но с чистыми краями. Психиатр благоразумно снял с моего пальца обручальное кольцо. Дженет несколько недель носила его на указательном пальце правой руки (и потом жаловалась, что у нее появилась сыпь). Психиатр довольно неумело перевязал рану, потратив на нее два бинта из аптечки стюардессы. Затем он порекомендовал мне выпить порцию коньяка. Они со стюардессой тоже выпили.

Я вернулся на свое место и получил взбучку от Эверетта. Помнится, я часто рассказывал ему о том, насколько опасны падающие стеклянные предметы. «Если у тебя падает стакан, лучше дай ему упасть», – наставлял я сына. Нарушив свое же правило, я подвергся справедливому выговору со стороны четырехлетнего малыша. Все время нашего пребывания в Германии он донимал меня напоминаниями. (Предостережения звучат из уст Эверетта до сих пор. )

Мы приземлились в Мюнхене в половине седьмого утра по местному времени. Двое врачей отвезли меня на санитарной машине в амбулаторию аэропорта, где быстро наложили на ладонь шесть швов, сделали укол обезболивающего и укол против столбняка. Вся процедура заняла сорок пять минут. За это время Дженет, Эверетт и его нянька успели пройти (с помощью представительницы авиалинии) таможенный досмотр. Издатель моих книг на немецком языке (он не немец, а швейцарец), оплативший эту поездку, позже так прокомментировал случившееся: если бы я летел не первым классом, стакан был бы пластиковым, и моя ладонь осталась бы целой. (Словом, за что платишь, то и получаешь, как говорят американцы. )

Вечером того же дня состоялось мое первое публичное чтение в мюнхенском «Дойчес театре». Я был не в лучшей форме. Действие обезболивающего закончилось. Удары сердца неприятно отдавались в левой ладони. Переворачивать ею страницы я уже не мог. Вдобавок мой мозг пребывал в некотором отупении от сочетания кодеина с пивом. Закончив чтение, я сконфуженно помахал слушателям своей перевязанной рукой.

Выступления в концертном зале Киля и гамбургском театре «Талия» прошли успешнее. Через тринадцать дней берлинский врач снял мне швы. В тот день у меня было выступление в берлинском «Дойчес театре». Погода баловала нас летним теплом (в отличие от Гамбурга, где было холодно и ежедневно шел дождь). В труппе берлинского «Дойчес театра» играл лилипут. Он рассказал мне, что в «Сыне цирка» ему очень понравился Винод (карлик). Все лилипуты, писавшие мне, были в восторге от этого персонажа. Когда врач говорит, что ему понравился доктор Ларч или доктор Дарувалла, а лилипут восхищается Винодом, для меня это важно. (К сожалению, ни один иезуит не поблагодарил меня за создание Мартина Миллса; был, правда, один траппист, [93] которому понравился бедняга Мартин. )

Из Берлина во Франкфурт мы ехали поездом. Путь занимал пять часов и запомнился мне как приятное, спокойное путешествие. Я занимался тем, что писал открытки. Мне понравилось, что большинство немецких журналистов, бравших у меня интервью, выражали неудовольствие по поводу того скандального номера «Шпигель», где критик Райх‑ Раницкий рвал экземпляр романа Грасса «Широкое поле». И не имело значения, что основной темой всех интервью был немецкий перевод моего романа «Сын цирка». Всем известно о моей дружбе с Грассом, и журналистов интересовало, что я думаю о резонансе, произведенном в Германии его новым романом. В действительности они имели в виду резонанс, который произвел сам Грасс.

Я отвечал, что и не ждал от Райх‑ Раницкого сдержанности и иного поведения. Лично я предпочел бы увидеть фото, где он съедает объемистый роман вроде «Широкого поля» или «Сына цирка». Было бы приятно увидеть, как критик подавился рецензируемым романом. Однако настоящим злодеем, по моему мнению, здесь оказался не Райх‑ Раницкий, а «Шпигель». Журнал позволил себе поместить на обложке снимок физического уничтожения книги. Неужели немцы не подозревают о стереотипах относительно их нации, бытующих за пределами Германии? (Я в этом сомневаюсь. ) Или они хотят, чтобы снимок варварского уничтожения книги напомнил миру о кострах из книг, полыхавших в Германии? (Тоже сомневаюсь. ) Неужели в редакции журнала не нашлось ни одного человека, усмотревшего в этом снимке страшный символ? (И в этом я сомневаюсь. )

Довольно скверно, что Райх‑ Раницкий раскритиковал роман Грасса в такой манере. Но что еще более скверно, так это тон первых рецензий на «Широкое поле». Авторы рецензий поддержали мнение этого злопыхателя и даже взяли его аргументы. Я не встретил подобного «единства» среди многочисленных читателей «Широкого поля», с которыми у меня было довольно много встреч и бесед. В отличие от мнения рецензентов, мнения читателей чрезвычайно варьировались. Конечно же, единомыслие в рецензиях не является чисто немецким феноменом, однако по собственному опыту могу судить, что немцам более свойственно мыслить одинаково. Почему это так? Почему, думая о неистребимых семенах авторитаризма, я всегда оглядываюсь на Германию?

Мне кажется, что в Германии довольно часто и с легкостью наклеивают политические ярлыки, ставят политическое клеймо. Так, Гюнтера Грасса именуют «неперестроившимся левым»; этот ярлык используется, чтобы заглушить его неприятие внешних успехов объединения страны. Грасс называет эту внешнюю шумиху жалкой отговоркой капиталистического Запада для экономической эксплуатации нестабильного Востока. Канцлера Коля, пользующегося популярностью в стране, Грасс назвал обманщиком и плутом. Но сильнее всего писатель ощущает на себе ярлык «неперестроившегося левого», когда выражает свое стойкое убеждение, что в немцах укоренились некоторые опасные черты. Тем не менее давать рецензию на роман, называя в ней Грасса «неперестроившимся левым», означает из‑ за политических взглядов отвергать его писательский талант. Я слышал мнение, что Грасс – «не наш» тип либерала (понимай, «неправильный» тип).

Немалое число журналистов, с которыми мне довелось беседовать, считали, что издатели Грасса несут частичную ответственность за политическое единообразие нападок на писателя. Эти журналисты сомневались, что издатель Грасса намеренно устроил грандиозную и довольно примитивную кампанию с целью продвинуть «Широкое поле» на книжный рынок как величайший политический «роман века» на тему объединения. «Меня не удивляет случившееся, – сказал мне один журналист и добавил: – Немецкая пресса не любит, когда некий книжный издатель диктует ей, как она должна думать». («Или некий писатель», – подумалось мне. )

«Как бы там ни было, мы не склонны радоваться появлению шедевра, – сказал мне другой журналист и добавил: – Если это шедевр». (Тут уж мне вспомнилось изречение: «Нет пророка в своем отечестве». )

«Сами посудите, – сказал третий журналист. – Мы восхищаемся талантом Грасса‑ рассказчика, но считаем, что на этот раз он сделал героев романа простыми выразителями его политического послания. Все было бы здорово, если бы послание нам понравилось, но оно нам не понравилось. И потом, если новый роман Грасса – нечто большее, чем политика, тогда зачем его издатель заранее, еще до выхода романа в свет, заявил о “Широком поле” как о политическом послании? » (Еще красноречивее было «заявление» Райх‑ Раницкого на обложке «Шпигеля»! ) Слова словами, но, пока я находился в Германии, тираж «Широкого поля» составил двести тысяч экземпляров и в списке немецких бестселлеров роман занимал верхние строчки.

Наш уик‑ энд в доме Грасса в Белендорфе протекал в основном за обеденным столом. Его жена Уте зажарила барашка. Потом Гюнтер повел нас прогуляться вдоль канала, где его собака увлеченно гоняла коров (она это любит). Он показал нам свою художественную мастерскую и все замечательные рисунки… Я завидую возможности Грасса периодически отходить от писательства и рисовать сепией. (Создание сценариев в паузе между романами, чем я недавно пробовал заняться, – это все равно писательство и занятие не настолько отвлекающее, как я надеялся. )

Естественно, я забыл захватить кассету с фортепьянной игрой Клаудио – оставлю это на следующий раз. Мы с Гюнтером много говорили об интересующем нас обоих жанре новеллы. У него уже есть одно произведение в этом жанре («Кошка и мышь»); я пока ничего не написал, но хочу попробовать. В один из вечеров Гюнтер решил позабавить Эверетта английской песенкой (по‑ немецки мой сын знал лишь основные цвета и умел считать до пяти). «Один человек и его собака пошли косить луг. Два человека и две собаки пошли косить луг…» И так, пока косить не вышло десять человек с десятью собаками. Эверетт был в необычайном восторге.

Честно говоря, мы с Дженет не могли взять в толк, чем это нашему малышу так понравилась незатейливая песенка. И вдруг потом, уже в Амстердаме, Эверетт начал приставать к нам с расспросами: «А что такое луг? А что значит “косить”? »

В Амстердаме мы провели вечер со знакомым полицейским и еще несколько вечеров с моим голландским издателем. В его доме мы праздновали день рождения Эверетта, когда всех нас приклеила к экрану телевизора новость, переданная Си‑ эн‑ эн: жюри присяжных вынесло оправдательный приговор О. Дж. Симпсону. [94] (Как говорят американцы: «За что платишь, то и получаешь». ) Вот так: сначала праздничный торт, затем оправдательный приговор и снова праздничный торт. И мы вернулись к столу, надев наши смешные праздничные шляпы.

А потом была Франкфуртская книжная ярмарка. Мой французский издатель устроил обед в мою честь, куда пригласил остальных европейских издателей моих произведений. Немецкий издатель ограничился вечеринкой с коктейлями. На этой вечеринке я встретился со своим добрым другом (и самым любимым немецким журналистом) Петером Аренсом – режиссером с телеканала «Второе Германское телевидение». Бывая во Франкфурте, я всегда играл с ним в сквош. Традиция не нарушилась, и уже на следующий день мы играли с ним на кортах комплекса на Гиннхаймер‑ Ландштрассе. Я получил громадное удовольствие, лупя по мячику и заставляя его ударяться в высокие стены… эти простые радости здорово очищают ум. Раненая ладонь напоминала о себе лишь в моменты подачи.

Обратный путь из Франкфурта в Нью‑ Йорк. Я стойко выдерживаю бесконечные напоминания Эверетта об осторожном обращении с бьющимися предметами: стаканом с водой, бокалом с пивом, бокалом с вином и даже с кофейной чашкой. («Пап, если он начал падать, пусть падает! ») Вновь раскрыт мой дневник в кожаном переплете. Я набрасываю тезисы выступления на вечере памяти Стэнли Элкина[95] в Нью‑ Йорке. Я там прочту отрывок из романа Элкина, но мне хочется еще и что‑ нибудь рассказать о нем. Помню, как теплым весенним днем мы с ним играли в мяч невдалеке от открытого бассейна его дома в Сент‑ Луисе. Мы с головой погрузились в это мужское развлечение, а тем временем мой второй сын Брендан, оставленный без присмотра, свалился в бассейн. Он не кричал, не звал на помощь: он тихо тонул в дальнем конце бассейна. К счастью, дочь Элкина Молли не принимала участия в этой дурацкой игре. Она увидела Брендана сидящим на дне бассейна и вытащила его. Брендан тогда был слишком мал и не запомнил этого эпизода, но нам со Стэнли он врезался в память.

Через несколько лет Стэнли сказал мне: «Представляешь, какими бы были газетные заголовки? “Ребенок утонул, пока писатели беспечно играли в мяч”».

А потом нас ожидает долгая поездка на машине из Нью‑ Йорка в Вермонт. Чем дальше на север, тем больше желтых и красных листьев будет попадаться нам по пути. Вермонт встретит нас приглушенными красками и редкой уцелевшей листвой, ничем не напоминающей великолепие осенних красок начала октября девяносто первого года, когда родился Эверетт. Но «приглушенный» – подходящее прилагательное, когда возвращаешься домой. Так окончится мое последнее путешествие, связанное с «Сыном цирка».

Единственные поездки, ожидающие меня в ближайшем будущем, носят семейный характер. С Колином и Бренданом мы съездим в Калифорнию на День благодарения. Возможно, с ними же я после Рождества отправлюсь покататься на лыжах в Колорадо. Ну и обычное наше курсирование между Вермонтом и Торонто.

Вне всякого сомнения, я займусь правкой сценариев по романам «Правила для виноделов» и «Сын цирка»; они оба вроде бы должны быть экранизированы в будущем году. (Я не питаю особых надежд, поскольку вечно слышу об экранизации «в будущем году». Я поверю в это, лишь увидев оба фильма на киноэкране. ) И надо браться за новый роман, более года дожидающийся, когда я за него возьмусь. Главная героиня будущего романа – женщина. Я сказал Гюнтеру, что этот роман будет короче предыдущего.

[1] В переводе с английского «свинья», «хрюшка». (Здесь и далее примечания переводчика. )

[2] Робертсон Дэвис (1913–1995) – канадский прозаик и драматург.

[3] Примерно соответствует нашей «тройке с плюсом».

[4] Колледж Корнелл – известный юридический колледж, основанный в конце XIX в. Находится в городе Итака, штат Нью‑ Йорк.

[5] «Leaven of Malice».

[6] «А Mixture of Frailties».

[7] «Tempest‑ Tost».

[8] Из всех произведений Дэвиса на русский язык переведены лишь романы «Дептфордской трилогии». Готовится к выходу и следующая трилогия – «Корнишская»: в начале 2012 г. выходит открывающий ее роман «Мятежные ангелы».

[9] Речь идет об Энтони Троллопе (1815–1882) – известном английском романисте Викторианской эпохи.

[10] Натаниел Готорн (1804–1864) – американский писатель.

[11] «Lion Country».

[12] «Open Heart».

[13] «Love Feast».

[14] «Treasure Hunt».

[15] Объединение восьми старейших привилегированных учебных заведений на северо‑ востоке США.

[16] Ренсселерский политехнический институт – частное учебное заведение в городе Трой, штат Нью‑ Йорк.

[17] Университет Лихай – университет в городе Бетлехем, штат Пенсильвания.

[18] Людвиг Йозеф Иоганн Витгенштейн (1889–1951) – австрийский философ, основатель аналитической философии.

[19] Курт Вальдхайм – Генеральный секретарь ООН в 1972–1981 гг. Президент Австрии в 1986–1992 гг.

[20] Артур Шницлер (1862–1931) – австрийский писатель и драматург.

[21] Естественно, чешская. В начале 1960‑ х гг. эти мотоциклы были очень популярны в СССР.

[22] Программа по развитию литературного творчества, существующая с 1936 г. Состоит из семинарских занятий и круглых столов. Жанры: проза и поэзия.

[23] В зависимости от контекста и предлогов, с которыми употребляются эти глаголы, «рееk» означает «заглядывать», «выглядывать», «бросать взгляд», а «рееr» – «вглядеться», «заглянуть», «посмотреть».

[24] «А Survey of the Atlantic Beaches»

[25] «Farraganʼ s Retreat».

[26] «Principato».

[27] Пятьдесят три года Джону Ирвингу было в 1995 году.

[28] Война между Израилем и Египтом в начале июня 1967 г.

[29] Вермонтская Академия – название частной школы для старшеклассников (9–12‑ й классы).

[30] Дэн Куэйл – вице‑ президент при президенте Джордже Буше‑ старшем (1989–1993).

[31] Буш имел в виду «прекрасный прием», а сказал – «прекрасный упадок» (английские слова «recession» и «reception» звучат похоже).

[32] Лозунг избирательной кампании Дуайта (Айка) Эйзенхауэра, бывшего президентом США в 1953–1961 гг.

[33] Лозунг избирательной кампании Джорджа Буша в 1988 г. Целиком звучал так: «Читайте по моим губам: никаких новых налогов».

[34] Финикс – административный центр соседнего штата Аризона.

[35] Партия сохатого – прогрессивная партия США, существовавшая в 1912–1916 гг.

[36] От английского raunch – «похабный», «сексуальный».

[37] Эта зараза (нем. ).

[38] Подофиллин – противоопухолевое вещество, часто применяемое при прижигании бородавок.

[39] Тьюзди Уэлд (р. 1943) – американская актриса.

[40] Перл Бак (1892–1973) – американская писательница, лауреат Нобелевской премии по литературе.

[41] Белла Абцуг (1920–1998) – американский юрист и общественный деятель.

[42] Глория Стейнем (р. 1934) – американская журналистка и общественный деятель.

[43] Ракель Уэлч (р. 1940) – американская актриса, секс‑ символ 1970‑ х гг.

[44] Мейми Эйзенхауэр – супруга президента Дуайта Эйзенхауэра.

[45] Прошу вас, заходите! (нем. )

[46] Здравствуйте! (южн. – нем. )

[47] Проданный дом? (англ., нем. )

[48] Очень хорошо (нем. ).

[49] Хороший парень! (искаж. англ. )

[50] «Heart» по‑ английски – «сердце».

[51] Да (фр. ).

[52] Десерт из мелконарезанных яблок, которые тушат с добавлением сахарной пудры, корицы и лимона и подают в формочках.

[53] Эльзасский пудинг (яблочный пудинг с корочкой).

[54] «Малаховская шарлотка» с клубникой. «Корпус» этого десерта составлен из печенья «дамские пальчики»; начинка может быть самой разнообразной.

[55] Взбитые сливки с шоколадом.

[56] Сливовый пирог.

[57] Разновидность ромовой бабы.

[58] Карл Великий (742–814) – король франков.

[59] Last Nightʼ s Stranger: One Night Stands & Other Staples of Modem Life.

[60] Центральный парк Бостона.

[61] Алек Гиннес (1914–2000) – известный британский актер.

[62] Heronʼ s Neck (англ. ) – «шея цапли».

[63] Примерно 23 градуса по Цельсию.

[64] «Household Words».

[65] Настоящее имя этой писательницы – Мэри Энн Эванс (1819–1880).

[66] Цитата из романа «Тяжелые времена» дана в переводе В. Топер и взята из Собрания сочинений Чарльза Диккенса в 30 томах (том 19‑ й); Государственное издательство художественной литературы, М., 1960.

[67] Современный американский критик (1920–1993).

[68] Все цитаты из романа «Большие надежды» даны в переводе М. Лорие и взяты из Собрания сочинений Чарльза Диккенса в 30 томах (том 23‑ й); Государственное издательство художественной литературы, М., 1960.

[69] Джордж Сантаяна (1863–1952) – американский писатель и философ.

[70] Роман Фрэнсиса Скотта Фицджеральда.

[71] Роман Вирджинии Вулф.

[72] Роман Томаса Гарди.

[73] Роман Эрнеста Хемингуэя.

[74] Роман Германа Мелвилла.

[75] Речь идет о военном конфликте вокруг Фолклендских (Мальвинских) островов, закончившемся поражением Аргентины.

[76] Именно разъезда, а не развода. Диккенс был слишком публичным человеком, и развод нанес бы сильный удар по его репутации.

[77] Перевод О. Холмской. Цитируется по Собранию сочинений Ч. Диккенса в 30 томах (том 27); Государственное издательство художественной литературы, М., 1960.

[78] Перевод Д. Михаловского. Цитируется по Собранию сочинений У. Шекспира в 8 томах; Издательство «Искусство», М., 1958.

[79] Отрывки из «Рождественской песни» приведены в переводе Т. Озерской; Собрание сочинений Чарльза Диккенса в 30 томах; Государственное издательство художественной литературы, М., 1960.

[80] Вилли Брандт – канцлер ФРГ в 1969–1974 гг.

[81] Ежи Косинский (1933–1991) – американский писатель польского происхождения.

[82] «Kopfgeburten oder Die Deutschen sterben aus».

[83] Луи Фердинанд Селин (1894–1961) – французский писатель.

[84] Речь идет о президенте США Джимми Картере и Генеральном секретаре ЦК КПСС Л. И. Брежневе.

[85] Руководитель ГДР Эрих Хонеккер.

[86] «Единство, право и свобода для немецкой родины» (нем. ).

[87] «Германия, Германия превыше всего» (нем. ).

[88] Ныне польский город Гданьск.

[89] Ныне Вжещ, пригород Гданьска.

[90] Ныне Сопот – курортный город близ Гданьска.

[91] Перевод В. Станевич. Цитируется по Собранию сочинений Томаса Манна в 10 томах (том 3); Государственное издательство художественной литературы, М., 1959.

[92] Она скончалась в 2002 г.

[93] Член одного из католических монашеских орденов.

[94] О. Дж. Симпсон – американский футболист и актер, судимый за убийство своей бывшей жены и ее приятеля, но оправданный.

[95] Стэнли Элкин – американский писатель‑ постмодернист, а также литературовед, специализирующийся на творчестве Джеймса Джойса.

⇐ Предыдущая 17 18 19 20 21 22 23 24 2526