АЛФАВИТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ 6 страница

ГЛАВА 26.

Об иерусалимском храме, который построен Константином Великим на Голгофе, и об освящении его.

В это время, около третьего десятилетия царствования Константинова, отстроен был в Иерусалиме, на краниевом месте, храм, называемый храмом мучеников (μ α ρ τ ρ ι ο ν ), — и в Тир прибыл от царя Мариан, вельможа, царский скорописец, — с посланием к Собору, которым повелевалось епископам немедленно отправиться в Иерусалим для освящения тамошнего храма. Царь еще прежде имел это намерение, но счел нужным сперва созвать епископов в Тир, чтобы они оставили враждебные друг к другу отношения и, освободившись уже от несогласий и неудовольствий, отправились для освящения храма; ибо к такому торжеству весьма идет единомыслие иереев. И так они прибыли в Иерусалим и освятили — как храм, так и присланные от царя утвари и приношения, которые, и доныне сохраняясь в том священном доме, своею драгоценностью и величием возбуждают удивление в зрителях. С того времени иерусалимская Церковь совершает этот праздник ежегодно и весьма торжественно, так что то-{142}гда преподается даже таинство крещения, и церковные собрания продолжаются восемь дней. По случаю этого торжества, туда, для посещения святых мест, стекаются многие почти со всей подсолнечной.

ГЛАВА 27.

О пресвитере, который убедил Константина вызвать из ссылка Ария и Евзоя, так же об изложении благочестивой будто бы Ариевой веры и о том, как Собор, приехав в Иерусалим, снова принял Ария.

В то время епископы с арианским образом мыслей, воспользовавшись случаем, старались составить в Иерусалиме Собор и даровать общение Арию и Евзою. Решились они на это по следующему поводу: был некто пресвитер, приближенный к сестре царя и следовавший Ариеву учению. Что образ его мыслей сходствовал с арианским, — это сначала оставалось втайне: но когда, чрез долгое время, он успел приобрести расположение Констанции, — так называлась сестра Константина; — то, оставив страх, сделался перед нею смелее и начал судить, что Арий несправедливо изгнан из отечества и извержен из Церкви, что настоятель александрийской Церкви Александр изверг его по зависти и личным неудовольствиям, поколику увидел любовь к нему народа и позавидовал. Констанция, хотя почитала слова его верными, однако ж, пока {143} жила, не спешила изменять никейских определений: но когда впала в болезнь и заметила, что ей надобно умереть, то от пришедшего к себе брата потребовала последней милости, о которой попросит. Она начала просить Константина, чтобы он верил вышесказанному домашнему ее пресвитеру, как человеку правомыслящему в делах Божественных. Я уже отхожу, говорила она, и не забочусь о делах здешней жизни; но за тебя трепещу, как бы ты не подвергся гневу Божию и, либо сам не впал в несчастие, либо постыдно не потерял царства — за то, что праведных и добрых мужей, поверив некоторым, неправедно осудил на вечное изгнание. С той минуты упомянутому пресвитеру царь начал оказывать особенное благорасположение. Внушив ему смелость говорить откровенно и беседуя с ним о завещании сестры, он вздумал снова испытать ариан — вероятно потому, что либо все прежнее начинал считать истинною клеветою, либо желал угодить своей сестре. Поэтому, спустя немного времени, Константин вызвал Ария из ссылки и приказал ему представить письменное изложение своей веры в Бога. Быв же вызван, Арий на время уклонился от прежних выдуманных им слов и, изложив веру иначе, в словах простых, заимствованных из Священного Писания, поклялся, что он именно так верует, именно эту веру питает {144} в душе и ничего другого, кроме этого, не мыслит. Изложение его — следующее:

Благочестивейшему и боголюбивейшему владыке нашему Константину — пресвитеры Арий и Евзоий.

«Согласно с повелением боголюбезного твоего благочестия, владыка царь, мы излагаем письменно свою веру и исповедуем пред Богом, что и сами, и наше общество веруем по нижеписанному: Веруем во единого Бога, Отца, вседержителя, и в Господа Иисуса Христа Сына Его, прежде всех веков от него рожденного Бога-Слово, чрез Которого все сотворено на небе ина земле, Который сошел и воплотился, страдал и воскрес, восшел на небеса и опять приидет судить живых и мертвых, и в Духа Святого, и в воскресение плоти, и в жизнь будущего века, и в царство небесное, и в единую вселенскую Церковь Божию, сущую от конца до конца мира. Эту веру заимствовали мы из святых Евангелий, где Господь говорит своим ученикам: шедше научите вся языки, крестяще их во имя Отца и Сына и Святаго Духа (Матф. 28, 19). Если же не так в сие веруем и не так принимаем Отца, Сына и Святого Духа, как учит вся кафолическая Церковь и Священное Писание, коему во всем веруем; то да будет нам судия Бог и ныне, и в день будущего (суда). Итак умоляем твое благочестие, боголюби-{145}вейший наш царь, — прекратив исследования, а вместе с исследованиями и суесловие, и присоединить нас, силою миролюбивого и боголюбивого твоего благочестия, к матери нашей Церкви, так как мы лица церковные, содержим веру по разуму Церкви и священного Писания; — чтобы, соблюдая между собою мир, мы и Церковь — могли все вместе совершать обычные молитвы за мирное и благочестивое твое царствование и за весь твой род». — Это изложение веры, как некоторые утверждали, было составлено хитро: несмотря на кажущееся изменение слов, оно в самом деле не отличалось от учения Ариева, по употреблению в нем выражений, которые легко можно толковать в ту и другую сторону и принимать в том и другом смысле. Подумав, что Арий и Евзой мыслят сходно с определениями никейскими, царь обрадовался, однако ж не взял на себя допустить их к общению без суда и решения тех, которым принадлежит это право по закону Церкви. Он послал их к собравшимся тогда в Иерусалиме епископам, и предписал, чтобы Собор рассмотрел представленное ими изложение веры и касательно их постановил определение человеколюбивое, если окажется, что они мыслят право и подверглись клевете по зависти; да хотя бы и ни за что нельзя было охуждать состоявшегося некогда касательно их решения, — пусть епископы {146} уважили бы самое их раскаяние. Воспользовавшись этим случаем, епископы, давно уже о том старавшиеся, по поводу царской грамоты, приняли их в общение. Когда же это было сделано, — они написали и царю, и Церкви александрийской, и всем епископам и клирикам Египта, Фиваиды и Ливии, увещевая их усердно принять Ария и Евзоя, так как и сам царь засвидетельствовал правоту их исповедания, которое вместе с мнением Собора, подтвердившим волю царя, приложено было к их посланию. Вот что сделано в Иерусалиме.

ГЛАВА 28.

Послание царя Константина в тирскому Собору, и ссылка святого Афанасия по козням ариан.

Удалившись из Тира, Афанасий прибыл в Константинополь и, представ пред царя Константина, жаловался на причиненные ему оскорбления в присутствии судивших его епископов, и просил, чтобы сделанные в Тире определения исследованы были при самом царе. Находя это прошение справедливым, Константин собравшимся в Тире епископам написал следующее: «Не знаю, какие среди шума и бури Собор ваш сделал определения; но как-то думается, что шумный беспорядок извратил истину, что, то есть, вы, по вражде к ближним, которой захотели по-{147}работиться, не имели в виду того, что угодно Богу. Предоставим же Божию Промыслу — явно обличить и рассеять зло этого враждебного прения, — и тогда будет ясно, заботились ли вы в своем собрании об истине, — без поблажки ли и ненависти судили. Для этого я хочу, чтобы все вы прибыли к моему благочестию и доказали пред самим мною точность своих разысканий. А почему признал я справедливым писать вам это и, чрез послание, звать вас к себе, — узнаете из следующего: когда я въезжал в соименный мне и благополучный отечественный мой город Константинополь, — а въезжать тогда случилось мне на коне, — вдруг из среды народной толпы вышел ко мне епископ Афанасий в сопровождении некоторых бывших при нем лиц, — и вышел так неожиданно, что был причиною моего изумления. Свидетельствуюсь надзирающим за всеми Богом, что с первого взгляда я даже не мог бы и узнать, кто это такой, если бы некоторые, отвечая на мои вопросы, не рассказали мне, как следовало, и кто он, и какую потерпел обиду. В те минуты я и не разговаривал с ним, и не разделял беседы; когда же он просил выслушать себя, — отказал ему и едва не велел выгнать его. Однако ж он умолял с великим дерзновением и не хотел ничего более, кроме вашего сюда прибытия, чтобы в нашем {148} присутствии мог оплакать все что потерпел по необходимости. Так как эта просьба показалась мне основательною и в настоящее время благоприличною; то я с удовольствием велел написать вам это послание, чтобы все вы, составляющие Собор в Тире, без отлагательства приехав в стан нашей кротости, доказали самыми делами чистоту и справедливость вашего суда — при мне, который, чего и сами вы не отвергнете, есть искренний служитель Божий. Да, чрез мое служение Богу, везде господствует мир, и имя Божие благословляется самыми варварами, которые даже доныне не знали истины: а известно, что кто не знает истины, тот не знает и Бога. Чрез меня, искреннего служителя Божия, самые варвары, сказал я, познали Бога и научились благоговеть пред Ним, испытав самым делом, что Он хранит меня и везде о мне промышляет; — что особенно и привело их к познанию Его. Итак, они благоговеют пред Богом из страха к нам; а мы, по-видимому, совершающие тайны Его благоволения, не говорю уже, не храним их, — мы даже ничего не делаем, кроме поступков, возбуждающих распрю и ненависть, или просто сказать, повергающих весь человеческий род в погибель. Приезжайте же, говорю, к нам, как можно скорее и с уверенностью, что мы употребим все силы для сохранения неприкосно-{149}венности закона Божия, особенно в отношении к тому, к чему не должно прививаться ни поношение, ни бесславие, — мы рассеем, то есть затопчем, совершенно уничтожим врагов закона, которые, прикрываясь святым именем, вносят различные и разнообразные злохуления». — Когда царь написал это; то одни из епископов испугались и отправились домой, а сообщники епископа никомидийского Евсевия прибыли к царю и старались доказать, что тирский Собор осудил Афанасия справедливо, и, приведши в свидетели Феогниса, Мариса, Феодора, Валента и Урсакия, убедили его, что Афанасий разбил таинственную чашу. Понося александрийского епископа и за многое другое, они своими клеветами одержали верх. Царь, или признав их клеветы справедливыми, или надеясь, что епископы наконец придут к взаимному согласию, если не будет Афанасия, приказал жить ему в Тривере (Трире), что на западе Галлии, — куда он и отправился.

ГЛАВА 29.

О константинопольском епископе Александре, как он отказался принять в общение Ария, и как Арий расторгся, когда чрево его требовало извержения.

После Иерусалимского Собора Арий прибыл в Египет; но Александрийская Церковь не приняла его в общение: поэтому он возвратился в Константинополь. Здесь единомы-{150}шленники его и сообщники Никомидийского епископа Евсевия умышленно делали частные собрания и старались составить Собор. Однако ж Александр, располагавший тогда епископским престолом в Константинополе, понял их намерение и противодействовал образованию Собора. Не успев же в этом, он прямо отказался от общения с Арием и утверждал, что незаконно и противно церковным правилам уничтожать собственное свое определение и мнение тех, которые вместе с ним собирались в Никею почти со всей подсолнечной. Сообщники Евсевия, не могши склонить Александра словами, оскорбляли его угрозами и клялись, что, если в известный день он не примет Ария в Церковь, — сам будет изгнан из Церкви и отправлен в ссылку, а преемник его вступит в общение с Арием. Таким образом произошло новое разделение между епископами: с одной стороны были евсевиане, хотевшие в назначенный день непременно исполнить свои угрозы, с другой — Александр, молившийся, чтобы слова Евсевия не сбылись. Последнего особенно устрашал царь, преклонившийся некоторым образом на сторону евсевиан. Накануне предназначенного дня он повергся пред жертвенником и всю ночь пролежал ниц, моля Бога о не допущении исполниться устроенным против него замыслам. В тот же самый день, под {151} вечер, Арий куда-то вышел и, вдруг почувствовав расстройство в своем чреве и естественную нужду, уклонился в отведенное для этого публичное место. Так как он долго не выходил, то дожидавшиеся его вошли туда и увидели, что он сидит мертвый. Когда сделалось это известным, то стали не одинаково заключать о его смерти: одни думали, что с ним случилась внезапная болезнь в сердце, или что он умер от удовольствия, достигнув желаемого; а другие полагали, что он наказан за нечестие. Единомышленники же Ария утверждали, будто он умерщвлен волшебством. Посему здесь не неуместно привести сказание александрийского епископа Афанасия о его смерти. Афанасий говорит следующее:

ГЛАВА 30.

О том, что пишет Великий Афанасий о расторжении Ария.

«Ибо и сам изобретатель ереси, сообщник Евсевия Арий, по наущению евсевиан, вызванный блаженным Константином Августом и принужденный письменно изложить свою веру, написал (это изложение), лукавый, не употребляя бесстыдных выражений нечестия и прикрываясь, как диавол, простыми и недлинными словами Писаний. Потом блаженный Константин сказал ему: если ты ничего другого не содержишь в уме, то приведи во свидетельство истину; — ведь сам Господь накажет {152} тебя, если поклянешься во лжи, — и он поклялся, несчастный, что кроме написанного теперь ничего не мыслит и ничего другого никогда не говорил. Но вскоре пошедши, как бы на казнь, упал и, лежа ниц, треснул. Общий конец жизни для всех людей есть смерть, — и не должно порицать никого за то, что он умер, хотя бы это был враг; ибо неизвестно, не постигнет ли то же и нас до вечера. Но кончина Ария произошла не просто, и потому достойна рассказа. Когда евсевиане грозились ввести его в Церковь; то константинопольский епископ Александр противился этому, а Арий полагался на силу и угрозы Евсевия. Наступила суббота, — и в следующий день он надеялся быть введенным в церковное собрание. Борьба была велика: те грозились, а Александр молился. Но Господь сам явился судьею и решил дело против неправедных. Еще не закатилось солнце, как Арий, побуждаемый нуждою, пришел в известное место и там упал, лишившись вдруг того и другого, — и общения и жизни. Узнав об этом, блаженный Константин удивился и увидел, что клятвопреступник обличен. Тогда всем стало ясно, как бессильны угрозы евсевиан, и сколь суетна была надежда Ария. А вместе ясно стало и то, что арианское безумие лишено Спасителем общения и здесь, и в Церкви первородных. После сего кто не удивится, видя усилия {153} людей оправдать того, кого осудил Господь, и защитить ту ересь, которую отверг Господь, объявив изобретателя ее недостойным общения и не попустив ему войти в Церковь? — Такова, говорят, была смерть Ария. Есть сказание, что долго никто не употреблял того стула, на котором он умер. И когда многие входили в упомянутое общественное место для нужды, — что обыкновенно делается простым народом, — входившие предостерегали друг друга от того стула. Таким образом к месту, в котором Арий получил наказание за свое нечестие, и последующие люди имели какое-то отвращение. Впрочем, чрез несколько времени, некто из единомышленников Ария, человек богатый и сильный, постарался купить его у казны и, построив на нем дом, изменил прежний его вид; так что оно изгладилось из памяти народа и преемственное предание уже не воспоминает насмешливо о смерти Ария.

ГЛАВА 31.

О том, что по смерти Ария случилось в Александрии, и что Великий Константин написал тамошним жителям.

Впрочем и по смерти Ария спор об изобретенных им догматах не прекратился, и единомышленники его не перестали строить козни против людей, несогласных с ними в образе мыслей. Непрестанно взывал к царю алек-{154}сандрийский народ и в молитвах своих просил Бога о возвращении Афанасия; часто писал Константину о том же и Антоний Великий, умоляя его не верить мелетианам и обвинения их считать клеветою: но царь не слушал и в своем послании к александрийцам обвинял их за безумие и беспорядки, а клирикам и посвященным девам приказывал оставаться в покое и утверждал, что он не переменит своего мнения и не возвратит Афанасия, как человека возмутительного и осужденного голосом Церкви; Антонию же отвечал, что он не может нарушить решение Собора. Пусть некоторые, говорил он, судили об Афанасие по ненависти или пристрастию; но невероятно, чтобы весь Собор мудрых и добрых епископов питал такие же чувствования, что, то есть, Афанасий — обидчик, человек гордый и виновник разногласия и возмущения. А противники обвиняли его особенно в этом; потому что от таких людей царь особенно отвращался. Тогда же узнав, что Церковь разделилась на две партии, и что одна из них предана Афанасию, а другая — Иоанну, он сильно разгневался и самого Иоанна изгнал в ссылку. Этот Иоанн был преемник Мелетия; но тирский Собор возвратил ему общение с Церковью и повелел иметь прежние преимущества в клире, равно как и тем, которые держались его образа мыслей. Изгнание Иоанна хотя было и против {155} желания врагов Афанасия, однако состоялось, — и определение тирского Собора нисколько не помогло Иоанну; ибо никакие просьбы и увещания не могли преклонить царя на милость к тому, которого он считал виновником смятения, или разногласия между христианами.

ГЛАВА 32.

О том, что Константин, для уничтожения всех ересей, издал закон, запрещавший собираться где-либо, кроме кафолической Церкви, отчего весьма многие ереси исчезли, а ариане, приверженцы Евсевия никомидийского, старались между тем коварно изгладить слово: единосущный.

Арианское учение, хотя многими усердно было защищаемо в разговорах, — еще не составляло особого общества, которое носило бы имя ересеначальника. Доселе все собирались вместе и имели взаимное общение, кроме новациан, так называемых фригиан, валентиниан, маркионитов, павлиан и других, составлявших уже особо образовавшиеся секты. Против всех их царь издал закон, которым повелевалось отнимать у них молитвенные домы и присоединять к церквам, чтобы они не смели собираться ни в частных домах, ни публично. Общение с кафолическою Церковью он почитал делом самым важным и увещевал их присоединяться к ней. Вследствие этого закона, упомянутые ереси думаю, много изгладились из памяти. При прежних государях, верующие во Христа хотя {156} и различались в мнениях, но от язычников принимаемы были за одних и тех же, и одинаковые терпели от них бедствия. Тогда состязаться между собою, по причине общих опасностей, они не могли и потому общества в то время свободно делали особые собрания и, сносясь одно с другим, при самой своей малочисленности, не истреблялись: но после этого закона им уже нельзя было собираться ни открыто, ни тайно; потому что епископы и клирики по городам тщательно наблюдали за этим. От того многие из них, побуждаемые страхом, присоединились к вселенской Церкви. Если же иные и держались прежнего мнения, то умирали, не оставляя после себя преемников своей ереси; потому что не смели ни сходиться, ни поучать свободно своих единомышленников. Впрочем и до этого, ереси имели немногих последователей — либо по нелепости учения, либо по дурным свойствам изобретателей и вождей своих: только одни новациане, имевшие добрых предстоятелей и мыслившие о Боге одинаково с вселенскою Церковью, были многочисленны и удержались, не получив большого вреда от этого закона. Притом сам царь, кажется, добровольно смягчил его действие, желая не погубить, а только устрашить подданных. Да и тогдашний епископ их ереси в Константинополе, Акесий, уважаемый царем за святость жизни, вероятно немало помог своей Церкви. {157} Но фригияне, наравне с прочими, терпели во всей империи, исключая Фригию и другие соседние области, где, со времен Монтана, они находились и ныне находятся во множестве. Около того же времени, сообщники Евсевия, епископа никомидийского, и Феогниса никейского стали письменно искажать символ отцов, собравшихся в Никею. Явно отвергать догмата о единосущии Сына со Отцом они не смели; ибо знали, что так верует сам царь: но написав другое изложение, внушали восточным епископам, что слова никейского догмата надобно принимать с некоторым объяснением. По поводу же этого объяснения и такой мысли, прежний вопрос, казавшийся уже решенным, снова сделался предметом рассуждений.

ГЛАВА 33.

О Маркелле анкирском, его ереси и низложении.

Собравшиеся в Константинополе епископы в то же время низложили и изгнали из Церкви Маркелла, епископа Анкиры галатийской, как изобретателя новых мыслей, утверждавшего, что Сын Божий получил начало (бытия) от Марии, и что царство Его будет иметь конец, и написавшего об этом сочинение. На место же его, епископом области галатийской поставили они Василия, отличавшегося красноречием и ученостью, и предписали тамошним церквам — отыскивать и истреблять сочинение {158} Маркелла, а единомышленников его, если найдутся, обращать к православной вере. При этом заметили они, что, по причине обширности Маркелловой книги, она не приводится вполне, а только вносятся в послание некоторые из ней выражения, чтобы видно было как он мыслит. Иные говорят, что Маркелл писал это в виде (исторического) исследования; а евсевиане клеветливо представили царю, будто он сам исповедовал такое учение; ибо питали против него величайшую вражду — за то, что и на Соборе финикийском он не согласился на их определения, и в Иерусалиме не сошелся с Арием, и в освящении великого храма мучеников не принимал участия — единственно потому, что избегал общения с ними. Донося царю о Маркелле, они поставляли ему в вину и то, что он оскорбил самого царя, не удостоив своим присутствием освящение новосозданного в Иерусалиме храма. К написанию упомянутого сочинения Маркеллу подал повод каппадокийский софист, Астерий, который, сочинив несколько книг о (христианском) учении, согласно с мнением Ария, и путешествуя с ними по разным городам, читал их и вместе с епископами присутствовал почти на всех Соборах. Опровергая его, Маркелл, добровольно или без намерения, впал в заблуждение Павла Самосатского. Впрочем впоследствии на Соборе сардикском, он полу-{159}чил обратно свою епископию, доказав, что образ его мыслей не таков.

ГЛАВА 34.

О кончине Константина Великого и о том, как он пред смертью принял крещение и погребен в храме святых Апостолов.

Еще прежде разделив Империю между своими сыновьями кесарями и вверив Константину и Константу области западные, а Констанцию — восточные, царь ослабел телом и отправился в Еленополис вифинский пользоваться ваннами из естественных минеральных вод. Но почувствовав себя хуже, он был принесен в Никомидию и, проживая там в предместии, принял святое крещение. Это исполнило его великой радости и благодарности пред Богом. Потом сделал он завещание, которым империю разделял между сыновьями по-прежнему, и предоставлял некоторые преимущества старому Риму и соименному себе городу. Это завещание отдал царь известному пресвитеру, приверженцу Ария, которого, как человека отличной жизни, рекомендовала ему при смерти сестра его Констанция, и приказал под клятвою вручить его Констанцию, как скоро он приедет; ибо ни этот, ни другие кесари при смерти отца не присутствовали. После завещания он жил еще несколько дней и умер, имея от роду {160} около шестидесяти пяти лет и процарствовав тридцать один год. Константин был весьма предан христианской вере, так что первый из царей покровительствовал Церкви и распространил ее, как можно более. Он был счастлив в своих предприятиях, как, не знаю, был ли кто другой, — потому кажется, что ничего не начинал без Бога. Он остался победителем в происходивших при нем войнах против готфов и савроматов, и государство, по своему желанию, преобразовал с такою легкостью, что учредил другой сенат и новую соименную себе столицу. Языческое богослужение, которого столько времени держались и начальники и подчиненные, он ниспроверг разом и в короткое время. После смерти, тело его было перенесено в Константинополь в золотом гробе и поставлено во дворце на возвышении. Придворные чины воздавали ему такую же почесть и так же исполняли свои должности, как и при его жизни. Между тем, находившийся на востоке Констанций, едва лишь, получил известие о смерти отца, быстро приехал в Константинополь и, совершив над ним царское погребение, похоронил его в церкви во имя святых Апостолов, где сам Константин еще при жизни приготовил себе гробницу. С того времени, как бы по обычаю, получившему свое начало от Констан-{161}тина, здесь покоятся все умершие в Константинополе христианские государи, равно как и епископы.

Конец второй книги церковной истории. {162}

ЦЕРКОВНОЙ ИСТОРИИ

ЭРМИЯ СОЗОМЕНА САЛАМИНСКОГО

КНИГА ТРЕТЬЯ.

ГЛАВА 1.

О том, что, по смерти Константина Великого, сообщники Евсевия и Феогниса опять стали искажать никейскую веру.

Так шли церковные события в царствование Константина. Но по смерти его, учение отцов, собиравшихся в Никее, снова сделалось предметом исследования: ибо хотя оно (и прежде) не всеми было принимаемо, однако ж, пока жил Константин, никто не смел явно отвергать его; когда же он умер, многие отступили от этого учения, и именно те, которых еще прежде подозревали в измене (православию). Больше всех усиливались поддержать учение Ария вифинские епископы, Евсевий и Феогнис, и удобнейшим к исполнению этого средством считали то, чтобы препятствовать возвращению Афанасия из ссылки, а египетские Церкви вверить своему единомышленнику. Они замышляли это, имея своим помощником того пресвитера, который при Константине был причиною возвращения Ария; ибо он пользовался благосклон-{163}ностью и царя Констанция — за то, что передал ему в целости отцовское завещание. Считаясь человеком верным, этот пресвитер получил доступ даже к царской супруге и пользовался дружбою сильных придворных евнухов. Управителем царского двора был тогда некто Евсевий, который, сделавшись сам последователем Ариева учения, внушил свой образ мыслей и царице, и многим из придворных. Отсюда опять начались непрестанные толки о догмате — частно и публично, а вместе с тем возбуждались неудовольствия и неприязненные отношения, — и дело шло по желанию сообщников Феогниса.

ГЛАВА 2.

О возвращении Афанасия Великого из Рима, о письме кесаря Константина, сына Константина Великого, и о новых кознях ариан против Афанасия; также об Акакие беррийском и о войне между Константом и Константином.

В то же время Афанасий с запада из Галлии возвратился в Александрию. Еще сам Константин при жизни хотел вызвать его из ссылки и, говорят, выразил это желание даже в своем завещании: но так как он скоро умер, то возвратиться Афанасию позволил соименный Константину сын его, управлявший западными галлами. При этом снабдил он Афанасия и грамотою к александрийскому народу, которую я нашел в переводе {164} с латинского языка и предлагаю здесь в том виде, в каком нашел ее. Вот она:

Константин кесарь народу кафолической александрийской Церкви.

«Вашему благоразумию думаю, не безынтересно, что Афанасий, истолкователь достопоклоняемого закона, был на время послан в Галлию — для того, чтобы, по жестокости кровожадных и непримиримых врагов, угрожавших опасностью священной главе его, не потерпеть ему от козни злых неисцелимого зла. Для охранения его от такой именно жестокости, он был исторгнут из челюсти нападавших на него людей и послан жить под моим покровительством, так чтобы в назначенном для его жительства городе иметь ему в изобилии все нужное, хотя достославная его добродетель, полагаясь на помощь Божию, вместила бы ни во что бремя еще тягчайшей участи. Желая удовлетворить, сколько можно, боголюбивейшему вашему благочестию, владыка наш, блаженной памяти Константин Август, родитель мой, намеревался уже возвратить упомянутого епископа на прежнее его место: но так как, не исполнив еще сего желания, он предварен был человеческим жребием и почил; то сделавшись наследником намерений блаженной памяти царя, я счел долгом исполнить его. Увидевшись с Афанасием, вы сами узнаете от него, какое питал я к нему {165} уважение. Да и не удивительно, если я что-нибудь сделал в его пользу: к этому располагали и побуждали мою душу сколько выражения вашей любви, столько же доблесть сего мужа. Божественное промышление да сохранит вас, возлюбленные братья! » — Уполномоченный такою грамотою царя, Афанасий, по возвращении в Александрию, снова стал управлять египетскими Церквами; а державшиеся учения Ариева негодовали на это и не могли оставаться спокойными. Отсюда происходили частые возмущения, подававшие повод устроять Афанасию новые козни; ибо евсевиане заботливо клеветали на него царю, будто он — человек возмутительный и предвосхитил себе возвращение (на кафедру александрийскую) против законов Церкви, без суда епископов. Впрочем, как по наветам их Афанасий опять был изгнан из Александрии, я скажу после, в своем месте. А к этому времени относится то, что, по смерти Евсевия Памфилова, епископство Кесарии палестинской принял Акакий, усердный почитатель Евсевия, изучивший чрез него священное Писание, человек мыслящий, приятный в речи и оставивший много замечательных сочинений. Вскоре после сего, царь Константин, воюя близ Аквилеи против собственного брата Константа, умерщвлен был своими военачальниками; вследствие чего западные {166} области римской империи поступили под власть Константа, а восточные — Констанция.

ГЛАВА 3.

О Павле константинопольском и Македоние духоборце.

В то же время, по смерти Александра, константинопольское первосвященство принял Павел, и этот сан, по словам единомышленников Ария и Македония, предвосхитил без согласия никомидийского епископа Евсевия и епископа фракийской Ираклеи Феодора, которым, как епископам соседственным, принадлежало право рукоположения 1. Но большею частью говорят, что он рукоположен пребывавшими тогда в городе епископами, по завещанию Александра, которому преемствовал. Когда Александр, имея уже девяносто восемь лет от роду, из коих двадцать три мужественно проведены им в епископстве, приближался к смерти, и клирики спросили его, кому после него надобно вверить Церковь, он отвечал: если вы желаете человека благочестиво-доброго и вместе учительного, то изберите Павла; а для дел внешних и для обращения {167} с светскими властями способнее будет Македоний. Это свидетельство Александра о двух упомянутых мужах подтверждают и последователи Македония, только способность к делам и красноречию приписывают Павлу, а одобрительный отзыв о жизни относят к Македонию, на Павла же клевещут, будто он жил роскошно и рассеяно. Действительно, даже и по их свидетельству, Павел был муж красноречивый и превосходно учил в церкви, но к делам житейским и к обращению с людьми сильными, как показывают самые дела, был мало способен; ибо не разрушил, как свойственно людям способным, ни одного навета врагов, и хотя был чрезвычайно любим народом, однако ж пострадал от злобы людей, отвергавших в то время постановленный в Никее догмат. Прежде всего осужденный будто бы за худую жизнь он был извергнут из константинопольской Церкви, потом приговорен жить в ссылке, где, по проискам людей, искавших его смерти, говорят, умер жалким образом — от веревки. Но это случилось после.

⇐ Предыдущая 2 3 4 5 678 9 10 11 Следующая ⇒