АЛФАВИТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ 4 страница

ГЛАВА 5.

О том, как он разрушил идольские капища и тем подданных еще более расположил к христианству.

Так как многие селения и города во всей (подвластной Константину) империи еще питали страх и уважение к идольским изображениям и, отвращаясь от учения христианского, ревновали о древних отеческих обычаях и празднествах; то Константин почел необходимым внушить подданным равнодушие к идолослужению, и для удобнейшего достижения сей цели, наперед приучить их к презрению капищ и находящихся в них истуканов. Задумав это, он не имел нужды в воинской силе: желание его приводили в ис-{90}полнение служившие при дворе христиане, объезжая города с царскими грамотами. Ибо простой народ, опасаясь за себя, за детей своих и жен, — как бы, в случае сопротивления, не потерпеть чего худого, оставался спокойный; а блюстители капищ и жрецы, лишившись помощи черни, добровольно извлекали из неприступных и сокровенных убежищ храма все бывшие у них самые драгоценные и так называемые богодарованные 1 изображения, и выдавали их. С того времени предметы, некогда недоступные и известные одним жрецам, для желающих сделались доступными. Кумиры, вылитые из драгоценных металлов и из других веществ, казавшихся полезными, были расплавлены и обращены в государственную монету; а с особенным искусством вычеканенные из меди отовсюду свозились в соименный самодержцу город и, назначенные для его украшения, еще доселе стоят по площадям, ипподрому и дворцам. Такова статуя Аполлона, находившаяся в прорицалище Пифии, гелликонские Музы, дельфийские треножники и знаменитый Пан, которого Павзаний лакедемонский и греческие города поставили {91} после войны с мидянами. Из капищ одни лишены дверей, другие кровель, а иные, быв оставлены без внимания, обветшали и разрушились. Тогда же срыты и совершенно уничтожены храмы Эскулапа в Эгине киликийской и Афротиды в Афаке, при горе ливанской и реке Адонисе. Оба они были весьма знамениты и пользовались великим уважением древних; ибо эгияне уверяли, что в них избавляются от недугов страждущие телесными болезнями и что ночью является и исцеляет их демон. А в Афаке, в известный день, при помощи какого-то заклинания, на вершине Ливана показывается огонь, будто звезда, и погружается в близ текущую реку. Эту звезду называли Ураниею, как называют и Афротиду. Как скоро это совершилось, — намерение царя достигло своей цели; ибо одни, видя что предметы прежнего их благоговения и страха наполнены соломою и нечистотами и брошены как ничтожные, вместо почтения стали обнаруживать презрение к ним и своих предков упрекали в заблуждении; другие, завидуя христианам в получаемых ими от царя почестях, почли необходимым подражать обычаям государя; иные, начав внимательно исследовать учение христианской веры, то знамениями и сновидениями, то беседами епископов или монахов были приведены к убеждению, что и в самом деле лучше испо-{92}ведовать христианство. С того времени жители селений и городов добровольно оставляли прежние свои понятия. Так приморское местечко города Газы, по имени Майюма, отличавшееся суеверием и дотоле преданное древним обычаям, теперь все вдруг обратилось к христианству. В награду за такое благочестие, царь удостоил майюмцев великой чести: — местечку их, которое прежде не было городом, дал значение города и назвал его, во имя любимейшего своего сына, Констанциею. По такой же причине, как я узнал, удостоен царского имени и финикийский город Константина. Но описать все порознь невозможно: ибо тогда к христианской вере обратилось много и других городов: они добровольно, без всякого приказания со стороны царя, ниспровергли свои капища и кумиры, и простроили себе молитвенные дома.

ГЛАВА 6.

О том, по какому случаю при Константине христианство распространилось по всей вселенной.

Когда таким образом Церковь начала распространяться во всей римской империи, христианская вера проникла и к самым варварам. Теперь уже приняли христианство и народы, жившие при Рейне, и кельты, и обитавшие близ океана, отдаленные галаты; а готфы, и сопредельные с ними поколения, обитавшие {93} по берегам реки Истра (Дуная), еще прежде исповедали Христову веру; в настоящее же время сделались более кроткими и образованными. Поводом к принятию христианского учения почти для всех варваров служили бывшие по временам войны римлян с иноплеменниками при Галлиене и следовавших за ним царях; ибо, когда бесчисленные толпы различных народов, выходя их Фракии, опустошали Азию, а другие варвары в иных местах делали то же с соседними римлянами; тогда попадалось им в плен и оставалось у них много и христианских священников. А так как эти пленники нередко исцеляли тамошних больных и очищали одержимых демонами, произнося только имя Христово и призывая Сына Божия, притом вели жизнь неукоризненную и добродетелями побеждали (наносимые) себе оскорбления; то, удивляясь жизни и чудесным действиям этих мужей, варвары стали приходить к благой мысли, что они умилостивят Бога, если будут подражать людям, казавшимся лучшими, и служить Ему так же, как эти последние. Таким образом, избирая их в руководители своих действий, они были научаемы, удостаивались крещения и причислялись к Церкви.

ГЛАВА 7.

О том, как христианскую веру приняли иберийцы.

Во время того же царствования, говорят, {94} уверовали в Христа и иберийцы 1. Этот варварский народ многочисленен и весьма воинственен; он обитает несколько к северу от Армении. Иберийцев к остановлению отеческого суеверия расположила одна христианская пленница. Быв совершенно предана вере и благочестию, она и у иноплеменников не оставила обыкновенного своего образа жизни. Любимым ее занятием было поститься, молиться денно и нощно, и благословлять бога. Варвары спрашивали ее, для чего ей угодно выдерживать это, — и когда она в простоте сердца отвечала, что так именно надлежит чтить Сына Божия, то им показались странными — и имя чтимого, и образ почитания. Между тем случилось там тяжко заболеть одному отроку, — и мать больного, перенося его из дома в дом, показывала всем. У иберийцев сохранялся этот обычай для того, не найдется ли какого-либо врача, имеющего возможность исцелить страждущего от болезни. Когда отрок, не получивший ни от кого исцеления, был принесен и к пленнице, то она сказала: я не знаю и не употребляю ни мазей, ни пластырей, но верую, что Христос, которого чту и исповедую истинным и великим Богом, спа-{95}сет твоего сына, — и тотчас помолившись о нем, исцелила его от болезни, тогда как он находился уже при смерти. Немного спустя, подобным же образом спасла она и жену повелителя того народа, едва не погибшую от неизлечимой болезни, и преподала ей ведение о Христе, как о подателе здравия, жизни и царства, и о Господе всяческих. Испытав случившееся с собою, она уверовала в истину слов пленницы, приняла христианскую веру и оказывала своей избавительнице великую честь. Царь удивился скорости и чудесности веры и исцеления и, узнав от жены о причине этого, приказал наградить пленницу подарками. Но подарки, отвечала царица, сколь бы они драгоценны ни были, для нее ничего не значат; она выше всего ставит одно служение своему Богу. Посему, если мы хотим угодить ей и заботимся о безопасной и хорошей жизни; то должны и сами чтить Того всесильного Бога и Спасителя, Который по своему благоволению сохраняет царей на царстве, легко может делать великих малыми, а бесславных — славными, и спасать угнетенных бедствиями. Так как жена благовествовала об этом по-видимому часто; то повелитель Иберии пришел в недоумение, однако не совсем убеждался, представляя новость этого дела и питая уважение к отеческому богопочтению. Вскоре после того случилось ему вместе с приближен-{96}ными быть в лесу на охоте. Вдруг непроницаемый мрак и густой воздух окружил их со всех сторон и покрыл небо и солнце; глубокая ночь и совершенная тьма распространилась по всему лесу. Все бывшие там, каждый боясь за себя, убежали друг от друга, — и царь, оставшись один, как обыкновенно бывает с людьми, не знающими, что делать в затруднительных обстоятельствах, вспомнил о Христе и решился признать, да и впредь признавать его Богом, если освободится от настоящего бедствия. Едва он помыслил об этом, мрак мгновенно рассеялся и воздух получил прежнюю чистоту; солнечные лучи озарили лес, и царь благополучно вышел оттуда. Сообщив своей жене о случившемся, он призвал пленницу и просил ее объяснить, каким образом надобно чтить Христа. Когда же она исполнила это, сколько можно было говорить и делать женщине; то он, созвав подданных и объявив всенародно о случившихся с ним и с его женою божественных благодеяниях, еще до посвящения своего в тайны (христианства) предподал им учение христианское. Оба они внушали всему народу чтить Христа, — царь мужчинам, а царица вместе с пленницею — женщинам, и вскоре, с общего согласия целого племени, ревностно приступили к построению церкви. Но когда окружность всего храма обнесли они {97} оградою, и потом при помощи машин стали поднимать колонны и утверждать их на основаниях; то, утвердив первую и вторую, при постановке третьей встретили, говорят, великое затруднение; так что ни искусство знатоков, ни сила рабочих не действовали, хотя людей тянувших было множество. Наконец наступил вечер, и у Церкви осталась одна пленница, которая, проведши там целую ночь, молила Бога о благополучном утверждении колонн, а все прочие разошлись с прискорбием, особенно же царь; ибо колонна, поднятая до половины, осталась в наклонном положении, и нижним концом врывшись в землю, сделалась неподвижною. Но это, подобно чудесам предшествующим, должно было еще более утвердить иберийцев в вере; ибо наутро пришедши к церкви, они увидели нечто удивительное, похожее на сновидение: колонна, накануне бывшая неподвижною, теперь стояла прямо и висела в небольшом расстоянии над своим основанием. Тут все изумились и Христа исповедали единым истинным Богом. А между тем, как народ продолжал смотреть на это чудо, колонна сама собою тихо опустилась и как будто искусственно приладилась к своему основанию. После сего прочего колонны легко уже были воздвигнуты, и остальное иберийцы докончили с великим усердием. Когда же церковь была ими тщательно {98} устроена, они, по совету пленницы, отправили послов к царю Константину и, предложив ему с своей стороны оборонительный и наступательный союз, в вознаграждение за то просили его прислать своему народу священников. Как скоро послы рассказали, что у них случилось и с каким усердием весь народ чтит Христа, римский царь выразил им свое удовольствие и, сделав все по их желанию, отпустил их. Так-то иберийцы, познав тогда Христа, и доныне усердно чтут Его.

ГЛАВА 8.

О том, как приняли христианство армяне и персы.

Вслед за тем христианская вера перешла к племенам соседним, и количество исповедников увеличилось. Впрочем армяне, как я узнал, еще прежде того приняли христианство. Говорят, что повелитель этого народа Тиридат, после какого-то дивного знамения Божия, случившегося в его доме, и сам сделался христианином, и всем подданным предписал указом исповедовать ту же веру. Потом уже христианская вера перешла к соседним народам, — и количество исповедников увеличилось. Начало христианства между персами положили, думаю, те из них, которые, по случаю взаимных сношений озройцев и армян, вероятно, беседовали с тамошними {99} святыми мужами и опытно удостоверились в их добродетели.

ГЛАВА 9.

О персидском царе Сапоре, как он восставал против христиан; о персидском епископе Симеоне, и об евнухе Усфазаде, как он совершил подвиг мученичества.

Так как с течением времени (в Персии) стало весьма много (уверовавших во Христа), и они начали делать собрания, имели священников и диаконов; то это сильно обеспокоивало магов, которые, как бы какая священная каста, по преемству родов издревле управляли персидским богослужением, — обеспокоивало также и иудеев, которые, по ненависти, были как бы природными врагами христианской веры. Они клеветали тогдашнему царю Сапору на Симеона, современного ему архиепископа Селевкии и Ктизифона, важнейших городов в Персии, — будто он благоприятствует римскому кесарю и передает ему о делах персидских. Поверив клеветам, Сапор сперва обременил христиан неумеренными податями, поколику знал, что многие из них отличаются нелюбостяжательностью, и собрание податей поручил людям грубым, чтобы недостатком в деньгах и жестокостью сборщиков христиане вынуждены были оставить свое богопочтение, чего он сильно домогался. Потом приказал он священников и слу-{100}жителей Божиих обезглавливать, церкви разрушать, имущество конфисковать, а Симеона привести к себе, как изменника персидского царства и богопочтения. Вследствие сего, маги, при содействии иудеев, усердно разрушали молитвенные домы; а Симеон, схваченный и закованный в железные кандалы, был приведен к царю и при этом случае явился мужем доблестным и твердым; ибо, когда Сапор вознамерился мучить его и приказал ввести к себе, то он и не убоялся, и не поклонился. Царь был сильно разгневан этим и спросил: почему он теперь не поклонился, между тем как прежде кланялся? Потому, отвечал Симеон, что меня прежде не вводили к тебе узником для отречения от истинного Бога, и я, нисколько не сомневаясь, исполнял подобающее царскому достоинству; а теперь мне не пристойно делать это, ибо я иду страдать за благочестие и наше учение. Выслушав его слова, царь приказал ему поклониться солнцу и если исполнит приказание, обещал осыпать его дарами и почестями, а не исполнит, угрожал погибелью и ему, и всему христианскому племени. Но не боясь угроз и не обольщаясь обещаниями, Симеон оставался твердым, — не соглашался поклониться солнцу и изменить своей вере. Посему царь повелел содержать его в узах, надеясь, что он переменит свой образ мыслей. В то время, как Симеона вели {101} в темницу, старец евнух, воспитатель Сапора и смотритель царского дома, Усфазад, увидев его, встал и поклонился; ибо случайно сидел тогда пред воротами дворца. Но Симеон сделал ему жестокий упрек, выразил свое негодование и, отворотившись, прошел мимо; потому что, быв христианином, он незадолго пред тем, по принуждению, поклонился солнцу. Евнух тотчас начал слезно рыдать, снял с себя светлую одежду, в которой был, и облекшись в черную, как бы во время сетования, сел против царского дома и стал жалобно взывать: увы мне, чего могу ожидать от Бога, которого отрекся, когда и здесь еще прежний друг мой Симеон за это не удостоил меня слова и отворотившись прошел мимо? — Узнал об этом Сапор и, призвав его к себе, спрашивал о причине плача, не случилось ли в его доме какого несчастья? В ответ ему Усфазад сказал: Государь! в здешнем моем доме несчастия не случилось. О, если бы вместо того, что произошло со мною, я подвергся другим всякого рода несчастиям; то мне было бы легче: а теперь я плачу о том, что еще живу; давно бы следовало мне умереть, а я и доныне вижу солнце, которому поклонился наружно, из угождения тебе, а не по собственному расположению. Да, меня надобно лишить жизни по двум причинам, как отступника от {102} Христа и как обманщика пред тобою. Сказав это, он поклялся Творцом неба и земли, что впредь никогда не изменит своему убеждению. Сапор удивился неожиданной перемене евнуха и еще более разгневался на христиан, думая, что они производят это посредством волшебства. Однако ж он расположен был пощадить старца и, представляясь то кротким, то грозным, всячески старался преклонить его на свою сторону. Когда же не получил никакого успеха, и Усфазад решительно отвечал, что он уже не будет столь безрассуден, чтобы, вместо Создателя всяческих Бога, чтить Его создание; тогда, воспламенившись гневом, приказал отсечь ему голову. Ведомый для сего палачами, он умолил их подождать немного, как бы хотел сказать нечто царю, и подозвав к себе одного из вернейших евнухов, просил его доложить Сапору следующее: какую преданность имел я с детства до настоящего времени к вашему дому, Государь, служа с должным усердием твоему отцу и тебе, в том, мне кажется, не нужно приводить свидетелей; это сам ты хорошо знаешь. Итак за все прежние мои услуги вам награди меня одним воздаянием: пусть неведающие не думают, будто я подвергаюся казни за измену против государства, или за какое-нибудь другое преступление. А чтобы это было известно, прикажи глашатаю объя-{103}вить всем, что Усфазаду отсекается голова отнюдь не за какое-нибудь государственное преступление, но за то, что будучи христианином, он не мог быть убежден царем к отречению от своего Бога. Евнух донес об этом, — и Сапор приказал глашатаю объявить согласно с просьбою Усфазада; ибо он надеялся, что и прочие христиане скорее откажутся от христианства, когда уверятся, что царь не пощадит никого из христиан, если лишил жизни своего старого воспитателя и верного слугу. А Усфазад просил провозгласить о причине своей казни с тою мыслью, что поклонившись солнцу из угождения (царю), он многих христиан привел тогда в страх: посему, узнав, что умертвили его за веру, многие из них будут теперь подражателями его мужеству.

ГЛАВА 10.

О христианах, умерщвляемых в Персии Сапором.

Таким образом здешнюю жизнь Усфазад окончил славною смертью, — и Симеон, узнав об этом в своей темнице, воздал за него благодарение Богу. На следующий же день, — это был шестой день недели, в который пред праздником воскресения ежегодно совершалось воспоминание спасительного страдания, — царь приказал обезглавить и Симеона; ибо приведенный опять из темницы во дворец, он весьма мужественно говорил Сапо-{104}ру о (христианском) учении, и не хотел поклониться ни ему, ни солнцу. В этот самый день приказано умертвить и других, содержавшихся в темнице в числе ста человек, а после того и Симеона, чтобы он видел смерть всех их. Между сими узниками были епископы, пресвитеры и прочие чины церковного клира. Когда вели их на смерть, то прибыл к ним великий начальник магов и спросил: угодно ли им жить и, исповедуя одинаковое с царем богопочтение, покланяться солнцу? Но на таких условиях никто не согласился продолжать жизнь. Тогда отвели их на место казни для исполнения над ними приговора, — и палачи принялись за свое дело, начали умерщвлять мучеников. Между тем Симеон стоял подле, возбуждал их к мужеству, беседовал о смерти, о воскресении и благочестии, и на основании священного писания доказывал, что истинная жизнь состоит именно в такой смерти и что, напротив, отказаться от Бога по страху — значит истинно умереть; ибо, спустя немного, они умрут и сами собою, без насильственной смерти: таков неизбежный конец всякому смертному. А то, что последует за этим — вечное, будет не одинаково в отношении ко всем людям: они отдадут строгий отчет за здешнюю жизнь, как бы весом, — и каждый за сделанные им добрые дела получит веч-{105}ную награду, а за противные тому — вечное наказание. Самое же большее и блаженнейшее из всех добрых дел состоит в том, чтобы умереть за Бога. Слушая Симеона, когда он говорил это, будто руководитель, наставлявший подвижников совершать поприще, каждый из них с радостью шел на заклание. Когда палач кончил убийство ста человек, то в заключение умертвил и самого Симеона, а с ним также Аведехалая и Ананию, престарелых пресвитеров его Церкви, которые вместе с ним были взяты и содержались в узах.

ГЛАВА 11.

О начальнике Сапоровых художников Пузике.

Здесь же стоял тогда начальник всех царских художников, Пузик. Видя, что Анания, приготовляясь к смерти, трепещет, он сказал: недолго, старец; закрой свои глаза и мужайся, ибо скоро увидишь свет Христов. Едва он выговорил это, как схватили его и привели к царю. Пред царем он исповедал себя христианином, и за то, что о (христианском) учении и мучениках говорил царю свободно, — с непристойным будто бы дерзновением, приказано умертвить его особенным жесточайшим образом. Палачи проткнули ему шею около сухой жилы, и вытянули туда язык его. По наущению некоторых, тогда же была схвачена и умерщвлена дочь его, {106} девица, посвященная Богу. В следующем году, в тот самый день, когда совершается воспоминание о страданиях Христа и ожидается торжество воскресения Его из мертвых, по всей персидской земле разослано было жесточайшее повеление Сапора, осуждавшее на смерть всех, исповедующих себя христианами. В то время, говорят, умерщвлено мечем бесчисленное множество христиан; ибо маги по городам и селениям усердно ловили скрывающихся; а некоторые выдавали себя и сами, добровольно, без всякого принуждения, чтобы чрез молчание не показаться отступниками от Христа. Тогда беспощадно были убиваемы все христиане, многие даже из придворных, и между ними евнух Азад, к которому царь был весьма расположен. Узнав о его смерти, Сапор очень скорбел и после сего приказал прекратить всеобщее умерщвление (христиан), а убивать одних только учителей этого богопочтения.

ГЛАВА 12.

О сестре Симеона, Тарвуле, и ее мученичестве.

В то же время, по случаю болезни, приключившейся царице, схвачена была и сестра епископа Симеона, посвященная (Богу) дева, по имени Тарвула, с служанкою, провождавшею ту же жизнь, и с сестрою, которая, по смерти мужа, отказавшись от (второго) брака, вела подобный образ жизни. А схвачены они по наущению иудеев, {107} которые обвиняли их в том, что будто, мстя за смерть Симеона, они отравили царицу ядом. Царица, — так как больные обыкновенно слушают все невероятное, — клевету приняла за истину, тем более, что эта клевета происходила от иудеев; ибо она держалась одинаковых с ними мыслей, жила по-иудейски и считала их правдивыми и к себе благорасположенными. Схватив Тарвулу и прочих, маги осудили их на смерть и, перепилив на двое пилою, повесили их — с тою целью, чтобы, для отвращения болезни, царица прошла посреди этих вывешенных частей. Говорят, что Тарвула была благообразна и весьма хороша на вид, и что один влюбленный в нее маг, желая склонить ее к постыдной связи, тайно подсылал ей денег и, если она согласится, обещал спасти ее и бывших с нею. Но Тарвула, не обратив и слуха к бесстыдному предложению, осыпала укоризнами и возненавидела распутника. Она охотнее согласилась умереть, чем нарушить девство. Между тем, по силе Сапорова указа, которым, как выше сказано, предписывалось других оставить, а брать одних только священников и христианских учителей, маги и начальники магов, проходя по персидской земле, тщательно преследовали епископов и пресвитеров, особенно же в стране Адиавинской; ибо эта персидская область была наполнена христианами. {108}

ГЛАВА 13.

О мученичестве святого Акепсимы и бывших с ним.

В это время схватили они епископа Акепсиму и многих его клириков; но потом рассудив, удовольствовались задержанием одного предстоятеля, а всех прочих отпустили, отняв у них имение. Однако ж некто пресвитер Иаков добровольно последовал за Акепсимою и, упросив магов заключить себя в узы вместе с ним, усердно прислуживал старцу, облегчал его страдания, сколько мог, и врачевал его раны. Вскоре по задержании Акепсимы, маги жестоко мучили его сырыми жилами, принуждая поклониться солнцу; но так как он не согласился, то опять заключили его в узы. В то же время за учение христианское содержались в темнице и жестоко были терзаемы магами пресвитеры Аифала и Иаков, и диаконы Азадан и Авдиисус. По прошествии долгого времени, великий начальник магов доложил о них царю и, получив позволение мучить их, как хочет, если не поклонятся солнцу, объявил узникам об этом повелении Сапора. И так как узники решительно отвечали, что отнюдь не будут изменниками Христу и не поклонятся солнцу; то он подверг их жесточайшим мучениям. Акепсима, мужественно перенося страдания за исповедание веры, скончался, — и {109} некоторые из бывших в Персии армянских заложников, тайно взяв останки его, погребли их. Прочие же, хотя и не менее того были мучимы, но чудесным образом остались живы и, не изменив своей вере, опять заключены в узы. В числе их находился и Аифала, у которого, когда во время бичевания он был растягиваем, сильным растяжением оторвали руки от плеч, так что они висели без жизни, и уже другие подносили пищу к устам его. Во время этого царствования, мученически окончили жизнь бесчисленное множество пресвитеров и диаконов, монахов и священных дев, и других преданных вере служителей Церкви. Епископы, о которых я знаю, были: Варвасим и Павел, Гаддиав и Сабин, Марея и Мокий, Иоанн и Ормизда, Папа и Иаков, Рома и Маар, Ага и Вохр, Авда и Авдиисус, Иоанн и Аврамий, Агдела и Сапор, Исаак и Давса, который был пленником у персов из страны так называемой Завдейской 1. В то же время, вместе с хорепископом Марсавдою и его клириками, умерли за веру около двухсот пятидесяти человек, взятых персами в плен. {110}

ГЛАВА 14.

О мученичестве епископа Милла, о его образе жизни, и о том что Сапор замучил в Персии до шестидесяти тысяч человек известных, кроме тех, которые неизвестны.

В то же время претерпел мученичество и Милл, который сначала служил в персидском войске, а потом, оставив военную службу, стал вести жизнь апостольскую. Говорят, что, быв рукоположен во епископа одного персидского города, он часто страдал, претерпевал удары и растяжения членов, но, не могши никого убедить к принятию христианства, огорчился этим, подверг тот город проклятию и удалился оттуда. Спустя немного времени, тамошние начальники совершили против царя преступление, — и прибывшее войско с тремястами слонов разрушило город и, возделав почву его, как ниву, засеяло ее семенами. Между тем Милл, взявший с собою только суму, в которой хранил священную книгу Евангелий, отправился в Иерусалим на богомолье, а оттуда в Египет, чтобы видеть тамошних монахов. Какие потом совершил этот муж чудные и божественные деяния, о том свидетельствуют ученики сирских пустынников, описавшие дела и жизнь его: а для меня довольно, думаю, и того, что уже сказано как о нем, так и о других персид-{111}ских мучениках в царствование Сапора. Да и кто мог бы исчислить все, с ними случившееся, и рассказать, кто они были и откуда, как совершили мученичество и какие претерпели страдания; ибо у персов, отличающихся жестокостью, способы мучений разнообразны. Вообще говорят, что тогда сделались мучениками до шестидесяти тысяч мужчин и женщин, известных по именам; а не поименованным и числа нет. Поэтому пересказать их названия было трудно для самих жителей Персии, Сирии и Эдесы, которые прилагали к тому особенную заботливость.

ГЛАВА 15.

О том, как Константин писал Сапору о прекращении гонения на христиан.

Когда римский царь, Константин, узнал о бедствиях христиан в Персии, то почувствовал великую скорбь и досаду. Он желал помочь им, но не знал, как поступить, чтобы и они жили спокойно. Случилось, что в то время прибыли к нему послы царя персидского. Соизволив на их прошение и сделав им угодное, он отпустил их и, этот случай для ходатайствования пред Сапором о персидских христианах находя благоприятным, написал к нему письмо, в котором выражал, что он получит право на величайшую и беспредельную его благодар-{112}ность, если будет оказывать человеколюбие к чтителям христианской веры в своем государстве. Да в образе их богопочтения, говорил, и нет ничего предосудительного; потому что они довольствуются только бескровными молитвами для умилостивления Бога, Которому не угодно пролитие крови, но приятна одна чистота души, стремящейся к добродетели и благочестию. Верующие таким образом даже достойны похвалы. Потом он доказывал, что за покровительство этой вере, Сапор и сам будет пользоваться милостью Божиею, и в пример приводил случившееся с Валерианом и с собою; ибо за веру во Христа, говорил, получая божественную помощь свыше, он покорил под свою власть, начиная с западного океана, всю римскую империю, и счастливо окончил многие войны как с иноплеменными народами, так и с современными себе тиранами. Для сего не нужно было ему ни жертвоприношений, ни каких-либо гаданий: чтобы победить, он довольствовался знамением креста впереди своих войск и молитвою, без крови и скверны. Даже и Валериан, пока не оскорблял Церквей, — продолжал царствовать благополучно; а как скоро задумал произвести гонение на христиан, — гнев Божий предал его персам, у которых в плен он бедственно окончил жизнь свою. Так писал Константин Сапору, стараясь вну-{113}шить ему благосклонность к христианской Вере; ибо он имел великое попечение о всех вообще христианах, римских и иноплеменных.

ГЛАВА 16.

О том, как последователи Ария, Евсевий и Феогнис, дали письменное уверение в своем согласии с Собором никейским и получили обратно свои престолы.

Спустя немного после никейского Собора, Арий, сосланный в ссылку, был возвращен, но вступить в Александрию еще не мог. О вступлении его в Египет, как будет сказано в свое время, всячески старались уже впоследствии. Вскоре также обратно получили свои церкви — Евсевий никомидийский, изгнав рукоположенного на свое место Амфиона, и Феогнис никейский, изгнав Христа. Они возвращены после того, как прислали епископам письменное раскаяние следующего содержания: «Осужденные вашим благоговением, мы должны бы молчаливо переносить приговор святого суда вашего: но так как молчанием безрассудно подавать повод к клевете на себя; то доносим, что мы сошлись (с вами) в вере и, рассмотрев значение единосущия, ни в чем не следуем ереси, — совершенно склонились к миру. Для безопасности Церквей, припоминая все, представлявшееся нашему уму, мы тогда же удовлетворились и, вместе желая удовлетворить тем, которые чрез нас должны были убедиться в вере, под-{114}писали символ, а анафематствования не подписали, — не потому, что осуждали веру, но потому что не верили, будто осужденный действительно таков, ибо частно — из его к нам посланий и из личных бесед с ним ясно видели, что он не таков. Если же святой Собор ваш и тогда удостоверился, что мы не противимся вашим приговорам, но соглашаемся с ними; то теперь мы и письменно подтверждаем это согласие, и побуждаемся к тому не тягостью ссылки, а желанием освободиться от подозрения в ереси: ибо как скоро вы удостоите ныне нас свидания с собою, то увидите, что мы во всем согласны с вашими определениями. Когда уже вашему благоснисхождению угодно было удостоить человеколюбия и вызвать из ссылки того, кто был первый осужден в этом; то после человека, казавшегося виновным, а потом вызванного и оправдавшегося в том, в чем он был обвиняем, — после этого человека нелепо было бы нам молчать и давать повод к обличению самих себя. Итак, с свойственным вам христолюбивым благоснисхождением, благоволите напомнить об этом самому боголюбивейшему царю и, представив ему наше прошение, произнесите поскорее благоприличное вам о нас суждение». Раскаявшись таким образом, Евсевий и Феогнис обратно получили свои престолы. {115}

⇐ Предыдущая 1 2 3 456 7 8 9 10 Следующая ⇒