ЦЕРКОВНАЯ. ИСТОРИЯ. ЭРМИЯ СОЗОМЕНА САЛАМИНСКОГО. В ТИПОГРАФИИ ФИШЕРА.. КРАТКОЕ СВЕДЕНИЕ. ОБ ЭРМИЕ СОЗОМЕНЕ. ЕГО ЦЕРКОВНОЙ ИСТОРИИ

OCR и вычитка Ю. Н. Ш. (yu_shard@newmail. ru). Июль 2007 г.

В сети Интернет имеется эл. издание «Церковной Истории» Созомена. (Например, на русском языке: http: //www. sedmitza. ru/index. html? did=17634). К сожалению, это эл. издание неполное (отсутствуют некоторые главы и даже книги). Полный текст на английском: http: //www. newadvent. org/fathers/2602. htm

Мною текст эл. издания восстановлен в полном объеме по исходному русскому изданию 1851 г. (В том числе восстановлены греческие цитаты и разбивка на страницы издания-оригинала — окончания страниц обозначены фигурными скобками {}).

ЦЕРКОВНАЯ

ИСТОРИЯ

ЭРМИЯ СОЗОМЕНА САЛАМИНСКОГО

——× •Ø ——

САНКТПЕТЕРБУРГ.

В ТИПОГРАФИИ ФИШЕРА.

1851.

{1}

Печатать позволяется. С. Петербург. 8 декабря

1850 года.

Цензор архимандрит Иоанн. {2}

КРАТКОЕ СВЕДЕНИЕ

ОБ ЭРМИЕ СОЗОМЕНЕ

ЕГО ЦЕРКОВНОЙ ИСТОРИИ

Эрмий Созомен, подобно Сократу, у Фотия называется схоластиком 1; следовательно, по роду гражданских своих занятий, он принадлежал также к сословию адвокатов, или стряпчих. Местом его рождения было селение Вефилия, лежавшее недалеко от Газы палестинской. По крайней мере, в этом поселении дед Созомена, первый из своего рода, принял христианство и между окрестными христианами славился просвещенным своим умом, знанием божественных Писаний и способностью объяснять казавшиеся темными места их 2. Притом Созомен был личным свидетелем святой жизни Зенона 1, занимавшего епископский престол в Майуме близ Газы, следовательно и сам должен был жить в тех местах. Никифор, вместе с другими писателями, несправедливо утверждает, будто отечеством Созомена надобно почитать Саламин — город на острове Кипре. Поводом к его догадке служит только то, что Эрмий Созомен называется также саламинским, или правильнее, саламанским: но это название, по всей вероятности, было фамильное, а не отечественное, как можно заключать из следующих обстоятельств. В пятой книге Церковной Истории Созомен говорит, что дед его подвигнут был {3} к принятию христианской веры чудесным исцелением одного своего родственника Алафиона, над которым до того времени напрасно истощаемы были все средства врачебной науки, и которого одним призыванием имени Божия исцелил некто монах Иларион, изгнав из него демона. Дети и внуки этого Алафиона отличались святостью жизни, нищелюбием и другими добродетелями, строили также в окрестностях Газы монастыри и церкви. Позднейшие из них, наставленные вышеупомянутым Иларионом и избравшие по-видимому род жизни монашеской, известны были лично самому писателю Истории; ибо с ними он обращался еще в своем детстве и этих родственников называет братьями — Саламаном, Фусконом, Малхионом и Криспионом 2. Первый между ними, Саламан, вероятно был родоначальником отдельного дома Саламанских, к которому принадлежал и Созомен. Обращением Созомена с этими любителями подвижнической жизни и воспитанием в их обществе, как увидим после, хорошо объясняются и некоторые особенности написанной им Истории. Получив начальное воспитание под руководством своих родственников, Созомен предположил потом изучить судебное законоведение и для этой цели переехал в пограничный с его отечеством, финикийский город Берит 3, в котором процветало знаменитое в то время училище правоведения, в истории церковных событий памятное нам, между прочим, и из жизни мученика Апфиана 4. Неизвестно, сколько времени оставался он в Берите; но {4} после того жил уже в Константинополе, где приобретенные из науки познания прилагал к делу, и занимался адвокатством 5.

Первым опытом собственно литературных трудов Созомена было — сокращение Церковной Истории от Рождества Христова до низвержения Ликиния 6: но это сочинение его до нас не дошло. Потом он написал Церковную Историю другого периода времени, долженствовавшую служить продолжением его Сокращения и предлагаемую ныне читателям в русском переводе. По предначертанию писателя 7, она должна была обнимать события Церкви от третьего консульства кесарей Криспа и Константина до семнадцатого консульства Феодосия Младшего, то есть, от 324 до 439 года; но на самом деле этот труд оканчивается 415 годом. Из этого видно, что Созомен не совсем выполнил свое предначертание, и предпринятое сочинение довести до конца, вероятно, не позволила ему смерть. Некоторые обстоятельства дают также основание для догадки, в которое именно время Созомен писал свою Историю. Он посвящает ее Феодосию Младшему и, в своем посвящении восхваляя царя, говорит, что Феодосий, во время похода в Ираклию понтийскую, палимый зноем и засыпаемый пылью, не хотел принять подносимый ему прохладительный напиток, размышляя, что в его войске никто не отказался бы утолить свою жажду подобною жидкостью, и однако ж воины лишены этого удовольствия. Приводимое здесь обстоятельство в похвалу Феодосия относится, как известно, к 443 году; следовательно Созомен начал писать свою Историю после сего времени. А продолжался его труд далее 446 {5} года; потому что в последней книге он упоминает о константинопольском епископе Прокле, как об архипастыре уже умершем; но Прокл умер в 446 году.

Излагая Историю Церкви, Созомен, по всей вероятности, имел пред глазами Церковную Историю Сократа и заимствовал из нее особенно описание тех лиц и событий, которые относились к новацианской секте. Это видно из похвал, расточаемых в его сочинении новацианским епископам. Но личного пристрастия к учению сих еретиков он конечно не имел, потому что во многих случаях порицает жестокосердие новациан к согрешившим 8. Притом, его История везде сохраняет свой особенный характер, которого отличительные черты видны частью в духе и направлении повествования, частью в предпочтительном развитии известных исторических предметов. В том и другом отношении труд Созомена надобно понимать, как необходимое и весьма важное пополнение сочинения Сократова. Воспитанный под руководством благочестивых подвижников, Созомен на все — даже внешние происшествия постоянно смотрит с нравственной и религиозной точки зрения и с особенною полнотою излагает те исторические события, которые касались египетских, сирских, палестинских, понтийских, арменских и озроенских пустынников, чего у Сократа почти вовсе нет. Но с другой стороны, превосходя Сократа обширностью и разнообразием материалов, он, по суду Фотия 1, уступает ему в строгости суждения. То же почти надобно сказать и о языке Созомена. Язык Истории Созоменовой наряднее, чем язык Сократа; но зато ему не достает простоты и точности языка Сократова. {6}

ЭРМИЯ СОЗОМЕНА САЛАМИНСКОГО

слово царю Феодосию

СОДЕРЖАНИЕ ЦЕРКОВНОЙ ИСТОРИИ.

Говорят, что у древних самодержцев бывал (всегда) какой-нибудь предмет заботы: кто любил украшения, — у тех порфира, венец и тому подобное; кто заботился о красноречии, — у тех какое-нибудь баснословное стихотворение или очаровательная повесть; кто упражнялся в воинском деле, — те старались метко пускать стрелу, повергать зверя, бросать копье или вскакивать на коня. И ко двору представлялся всякий, могший доставить повелителю, что было ему любезно: один приносил редкий камень, другой предлагал блистательнейшую краску для порфиры; тот посвящал стихотворение или повесть; этот открывал новый и необыкновенный способ вооружения. Величайшим же и царским (сокровищем) считалось, если повелитель всех приобретал хотя одну частицу общественной добродетели. А о благочестии, истинном украшении царствования, ни у кого тогда не было заботы. Напротив ты {7} державный царь Феодосий, говоря кратко, при помощи Божией, стяжал всякую добродетель. Для зрителей облакаясь в порфиру и венец — символы (твоего) достоинства, внутренно ты всегда облакаешься истинным украшением царствования — благочестием и человеколюбием. Посему поэты, повествователи, многие из твоих градоначальников и другие подданные непрестанно трудятся над прославлением тебя и твоих действий. И ты, как верховный судия и ценитель словесных произведений, не обманываешься в суждении каким-нибудь высокопарным словом или внешностью, но произносишь мнение верно, обращая внимание и на сообразность языка с предметом сочинения, и на форму речи, и на части, и на порядок, и на согласие, и на выражение, и на связность, и на доказательства, и на мысли, и на историю. А награждаешь сочинителей и своим суждением, и рукоплесканиями, и золотыми изображениями, и выставкою их статуй, и дарами, и разнообразными почестями. В отношении к тому пресловутому Гомеру, ни Алевады в отношении к Симониду, ни сицилийский тиран Дионисий в отношении к Платону, другу Сократову, ни Филипп македонский в отношении к летописцу Феопомпу, ни кесарь Север в отношении к Оппиану, описавшему в сти-{8}хах роды рыб, их свойства и ловлю. Ибо критяне, наградив Гомера за красноречие тысячью монет и хвалясь этим, будто чрезвычайною щедростью, предали ее памяти потомства на публичном столбе. Алевады, равно как Дионисий и Филипп, были бы не молчаливее критян, уважаемых за мирный и философский порядок жизни, и, по подражанию, не замедлили бы поставить такой же столб, если бы подобным даром не боялись унизить себя. А Север, за каждый стих посредственной поэмы Оппиана, подарил ему по золотой монете и до того изумил всех этою щедростью, что Оппиановы стихи еще доныне у многих называются золотыми. Таковы были дары древних любителей науки и словесности. Что же касается до тебя, Государь, то в награждении за словесные произведения, ты не уступаешь никому из бывших когда-либо награждателей и, мне кажется, делаешь это не без цели; ибо, стараясь победить всех добродетелями, ведешь себя к усовершению и для сего между прочим вникаешь в историю древних происшествий у греков и римлян. Говорят, что днем ты занимаешься оружием, упражняешь тело и распоряжаешься делами подданных, производя суд, предписывая, что следует, рассматривая обязанности частные и общественные, а ночью читаешь книги и, для чтения их, как носится слух, пользуешься такою лампа-{9}дою, которая посредством какого-то механизма сама собою подливает масло в светильню, — чтобы никому из придворных не нужно было озабочиваться твоими трудами и насиловать природу борьбою со сном. Так ты человеколюбив, так кроток и к приближенным, и ко всем, подражая твоему заступнику, небесному Царю, Которому благоугодно дождить на праведных и неправедных, сиять своим солнцем (для всех) и доставлять без скупости все всем. Вероятно, чрез такое-то многоучение узнал ты, как слышно, и свойство камней, и силы корней, и действия лекарств, — не менее мудрейшего Соломона, сына Давидова. А добродетелями и его превосходишь; ибо, сделавшись рабом удовольствий, он не до конца сохранил благочестие, — причину своих благ и мудрости; а ты, державный, сластолюбию противопоставив воздержный помысл, по справедливости считаешься самодержцем не только людей, но и страстей души и тела. И если уже надобно сказать даже об этом, то я узнал, что ты побеждаешь всякую прихоть в пище и питии, и ни сладкие фиги, говоря поэтически, ни другой какой плод не могут пленить тебя. Много, что ты коснешься их и отведаешь, благословив наперед Творца всяческих. Привыкши господствовать над жаждою, зноем и холодом в ежедневных подвигах, ты воздержание, кажется, обратил в свою природу. Недавно {10} еще, спеша видеть в Понте город Ираклею и восстановить в нем все, что пострадало от времени, ты предпринимал летнее путешествие по Вифинии. И когда, во время полуденного солнечного зноя, один из копьеносцев, увидев тебя, покрытого пылью и обливаемого потом, поспешил доставить (тебе) удовольствие, — поднес тебе ярко отражавшую лучи солнца чашу с каким-то приятным напитком, разведенным холодною водою: то ты, державный, хотя и принял ее и похвалил того человека за усердие, давая знать, что скоро облагодетельствуешь его с царскою щедростью; но так как все воины с жадностью смотрели на чашу и того почитали счастливым, кто станет пить из ней, то великодушно возвратил ему напиток и приказал употребить его, как угодно. Поэтому, мне кажется несомненным, что своими добродетелями ты победил даже Александра Филиппова. Почитатели его говорят, что, когда он путешествовал с македонянами по безводному месту, — один усердный воин, нашедши воду, зачерпнул ее и принес своему государю; но принесенной он воды сам хотя и не стал пить, однако ж вылил ее. Кратко сказать, мы вправе назвать тебя, по выражению Гомера, царем царственнее твоих предшественников: ибо иные из них, как известно, не приобрели ничего достойного удивления; а другие прославили свое царствование разве одним или {11} двумя подвигами. Напротив ты, державный, соединяя все добродетели, всех превзошел и благочестием, и человеколюбием, и мужеством, и воздержанием, и правдою, и щедротою, и свойственным царскому достоинству великодушием. Твое только управление, из всех когда-либо бывших в продолжение целого века, прославляется как бескровное и не запятнанное убийствами. Ты с удовольствием учишь подданных всему доброму и внушаешь им — усердие к тебе и к обществу доказывать благожеланием и почтением. По всем этим причинам, приступая к изложению церковной истории, я счел нужным посвятить ее тебе; ибо кому с бó льшим приличием мог бы я поднести свой труд, намереваясь изобразить добродетели многих и Богоподобных мужей, описать события вселенской Церкви и показать, сколько встречала она врагов и как всегда находила покровительство у тебя и твоих предков? Ты, знаешь и украшаешься всеми добродетелями, а особенно благочестием, которое, по слову Божию, есть начало премудрости. Прими же от меня это сочинение, рассмотри его и, по указанию верного твоего взгляда, сделав прибавки и исключения, сообщи ему своими трудами надлежащую чистоту; ибо что покажется хорошим тебе, то будет полезно и превосходно для всех читателей. Никто не наложит перста на то, что искушено тобою. Мое {12} сочинение идет от третьего консульства кесарей Криспа и Константина до пятнадцатого твоего. А разделить всю свою историю мне показалось хорошим на девять частей. Первые две книги будут обнимать церковные события при Константине; третья и четвертая — при сыновьях его; пятая и шестая — при племяннике сыновей Константина Великого Юлиане, а также при Иовиане, Валентиниане и Валенте; седьмая и восьмая покажут нам события при братьях Грациане и Валентиниане — до восшествия на престол божественного твоего деда Феодосия. Здесь же будет рассказано и о том, державный Государь, как славный ваш отец Аркадий, вместе с благочестивейшим твоим дядею Гонорием, наследовал власть родителя и получил в управление римскую империю. А девятую книгу я отложил для описания христолюбивых и благочестивых подвигов Вашего Величества, которое да хранит Бог всегда в нерушимом благоденствии, да одолевает оно врагов и попирает их под ногами, и благочестивое свое царство да передает в роды родов, по благоволению Христа, чрез Которого и с Которым слава Богу и Отцу со Святым Духом во веки. Аминь. {13}

ЦЕРКОВНОЙ ИСТОРИИ

ЭРМИЯ СОЗОМЕНА САЛАМИНСКОГО

КНИГА ПЕРВАЯ.

12 3 4 5 6 7 8 9 10 Следующая ⇒