Глава 18 (часть I). 10 страница

Представь Пэнси. Прямо сейчас, представь, как она стоит перед тобой на коленях, делая привычный её губам минет.

Пальцы шевельнулись, проводя по горячей коже, и стоило ему ощутить это движение, как образ Пэнси вынесло из головы волной отчаянного желания.

Потому что это была Грейнджер. С её крошечным и ядовитым ртом.

Нет, нет. Не думай о ней. Не думай. Но, кажется.

Поздно.

Рука пришла в движение, сжимаясь у самого основания члена, проводя по всей длине горячей, пульсирующей кровью плоти, разнося по телу жаркие волны постыдного удовольствия, болезненных мурашек, собирающихся в затылке, в пояснице, в ступнях. Вызывающих желание двигать бёдрами навстречу неплотно сжатому кулаку, а мозг уже рисовал картинки, от которых Малфой плотнее закрывал глаза, желая не только видеть, но и ощущать.

Закрой сильнее. Чувствуй. Это не твоя рука, не твоя.

Сердце колотится как ненормальное.

Она. Стоит за его спиной. Вода стекает по её лицу и волосам, которые тяжелеют, распрямляются. Скользкими змейками ложатся на острые плечи и выступающие ключицы, и, блин, как же он хочет её угловатые руки. Её целиком, немного нескладную... но такую... Что просто крышу срывает.

А она протягивает руку, проводит по его спине ладонями, пропуская сквозь пальцы ручейки горячей воды. Прижимается к его лопаткам своей маленькой грудью, скользя ладонями вниз, к его животу, который тут же напрягается. И снова низкий стон срывается с губ, приглушённый стиснутыми зубами.

— Ч-чёрт.

Малфой начинает быстрее двигать рукой. Воображение рисует тонкие пальчики, мокрые от воды, которые гладят его бёдра, а затем поднимаются к члену и обхватывают, сжимая. Сильнее и увереннее с каждым лихорадочным движением вверх-вниз.

Да-а, Господи.

Горячие губы скользят по его спине, кусая, вылизывая каждый позвонок. Он зажмурился, ощущая, как дрожит всем телом. Он пытался. Но не мог ощутить этого, ощущая лишь её руку.

Слишком не такую.

Слишком грубую.

Слишком. Всё было слишком. Так блядски слишком. Мерлин, помоги.

Он дрочил в душе как малолетка, судорожно сглатывая слюну, что не хотела течь по сухой гортани. Ловил губами влажный воздух, сжимая его зубами. Дышал как херов утопленник, жмуря глаза. Это была она. На коленях. Перед ним.

Или нет.

Прижатая к стенке. И он — внутри. Влажно, туго, растягивал, входил, врезался. Слышал шлепки их тел, её крики. Нет. Не такие, как у Паркинсон. Нежные. От которых мурашки по спине и заряд по позвоночнику. Такие, как тот стон... в темноте коридора. Когда он чуть не проклял себя за то, что выпустил язык изо рта, целуя её в ответ.

Этот стон отдался в его ушах, вызывая судорожные фрикции. Драко вколачивался в свою ладонь, пачкая светлую кожу кровью. Стискивая в кулак свободную руку едва ли не до треска кожи, прижимая её к губам, чтобы заглушить...

Ещё. Ещё, сжимает сильнее, принимает глубже, открывает рот шире.

Мерлин. Сколько её было в нем. Сколько. Её. Было.

Выйди из меня.

Пожалуйставыйдияпрошутебяпожалуйста.

Драко впился зубами в костяшки, с глухим рычанием кончая, захлебываясь дыханием, вздрагивая, снова, снова, продолжая двигать рукой. Грейнджер. Грейнджер. Грейнджер.

Ему казалось, что он падает. И он падает. Стоит на коленях; вода льется на спину, а он продолжает резкие движения.

Он вздрогнул в последний раз, выдыхая. Застыл, чувствуя, как на мгновение расслабляются мышцы шеи и плеч. И как прекрасно-пусто на одно мгновение становится в голове. Но вдруг понимает, что её лицо всё еще смотрит на него, снизу. Она улыбается, облизывая губы. А он проводит по ним пальцами.

Такая нужная. Такая правильная.

Его.

А потом он открывает глаза. Её нет. Конечно, её нет. И никогда не будет.

Злость наполняет тело. Спасительная. Он был рад ей.

Драко медленно поднимается. Выключает душ, выходит из кабинки.

Садится на ближайшую скамейку и опускает голову, зарываясь руками в волосы, чувствуя, как с голого тела на каменный пол падают остывающие капли воды. Впервые в своей жизни ему захотелось, чтобы его голова была слепа.
Чтобы ни одного образа не рисовала воспалённому сознанию. Ни одного чёртова образа.

Что мне делать?

Вопрос повис в воздухе, невысказанный. А она всё улыбается ему, стоя на коленях. А он всё гладит ее губы.

Глава 6.

William Fitzsimmons – I Kissed A Girl

Нарцисса Малфой допивала чай с бергамотом, когда к ней явился перепуганный Ланки, сообщив, что в Мэноре гость.

Она никого не ждала этим вечером, поэтому, нахмурившись и ощутив знакомое беспокойство где-то в глубине грудной клетки, торопливо отставила чашку и встала, расправляя платье. Взволнованное состояние эльфа не показалось Нарциссе странным — Ланки пугался каждого посетителя, но даже он в этот раз превзошёл себя в подёргиваниях и заиканиях.

Спускаясь из библиотеки в гостиную, женщина старалась успокоить колотящее в груди сердце. Мистер Томпсон просил докладывать обо всех посещениях поместья в Министерство. В последние два визита он был очень напряжён — всё вглядывался в её лицо будто в поисках каких-либо сведений, но Нарцисса ничем не могла ему помочь — память была кристально чиста.

Так глупо было потерять её! Как раз тот момент, когда она могла бы так пригодиться.

Она не сдержалась и досадливо сжала кулаки, хмурясь, прислушиваясь к легкому стуку своих каблуков по каменным ступеням. Нарцисса уже почти привыкла к Мэнору. Заново. Ежедневно будто впервые преодолевая каждый тёмный коридор, отводя глаза от очередного портрета, что смотрел с опустевшей укоризной, ей казалось, что эта темнота накроет её с головой, поглотит и уничтожит в себе. Мистер Томпсон сказал, что она и её семья любили это... здание. Даже мысленно женщина боялась называть глыбу холодного камня своим домом. Особняк напоминал склеп. Она не хотела жить в склепе.

Но теперь стало легче. Возможно, она просто втянула в себя часть холода, что исходил от ровной каменной кладки. Часть того, чем дышал Мэнор. Иногда Нарциссе казалось, что он и дышал — ею.

В такие моменты она связывалась с Дереком Томпсоном, который приходил незамедлительно, почти в любое время суток. И писала Драко письма, которые никогда не имели ответа. Мысли о сыне пронеслись в голове, оставляя после себя след ледяной корки, горькой и неподъёмной. Не нужно думать об этом сейчас.

Мистер Томпсон — добрый, поддерживающий её, — вот, кто сейчас рядом и кому она рассказывает обо всём, что беспокоит, пугает. Навещающий её, заботливо интересующийся, нет ли проблесков в памяти — он каждый раз будто надеется, что она вспомнит что-то. Или боится. Каждую их встречу. Что-то заставляет его переживать, а значит, есть причины для беспокойства. Нарцисса и сама не знала, желает ли она вспомнить, что так старательно скрывало от неё собственное сознание, но она полагала наверняка, что хочет помочь ему. Хотя бы чем-то. Но её даже не ознакомили с проблемой, по поводу которой сейчас так волнуется Министерство.

«Ежедневный пророк» писал об исчезновении семьи, которую разыскивали уже третьи сутки. Глядя на эту новость, Нарцисса вновь и вновь ощущала тревогу. Она не знала, почему. Не могла понять или вспомнить. Но руки холодели, когда она смотрела на фотографию мужа, горделиво взирающего на неё с печатных страниц. При воспоминании о ледяных глазах и надменно вздёрнутых бровях знакомая дрожь пробежала по спине, однако женщина решительно сжала губы. Мистер Томпсон повторял, что бояться ей нечего. Всё будет в порядке. Она верила ему.

Больше некому было верить.

На несколько секунд остановившись у тяжелой двери в гостиную, касаясь ручки кончиками прохладных пальцев, она затаила дыхание. От тонкой полоски света, пробивающейся у самого пола, кажется, веяло могильным холодом. Нарцисса нахмурилась. Отругала себя за недобрые мысли и резко толкнула створку.

В гостиной её ждал мужчина. Стоял спиной ко входу и любовался закатывающимся за горизонт солнцем в распахнутом окне. Он был высокого роста, худощав, дорого одет. Каштановые волосы достигали плеч. Женщина, прищурив светлые глаза, скользила взглядом по напряжённой фигуре гостя, не имея понятия, как к нему обратиться, и потому молча сделала шаг в комнату, не прогретую камином, отчего открытая кожа рук тут же покрылась мурашками.

В одно мгновение фигура ожила, будто человек выдохнул, разворачиваясь к ней. Волосы, щедро посеребрённые ранней сединой на висках. Изогнутые брови, прямой нос, темные глаза и мрачный взгляд, впившийся, кажется, прямо в ком сжатых нервов под кожей.

— Здравствуй, Нарцисса.

Она вздрогнула. Голос полоснул лезвием по ушам — настолько знакомым показался, вызывая ледяной страх в застывающем сердце.

— Я не ждала гостей. Кто вы?

— Логан.

Нарцисса ожидала продолжения, однако гость молчал, постукивая тонким пальцем по подбородку и изучая её взглядом, как если бы она была экзотическим цветком. Или умирающим от неизвестной болезни человеком.

— Просто Логан?

— Ты действительно не помнишь меня, — недоверчивые интонации на несколько секунд смягчили режущий голос, и женщина медленно выдохнула.

— Я... — она моргнула, чувствуя вдруг, что может вот-вот упасть на пол, будто силы медленно выкачивали из тела.

— Нарци...

Для человека достаточно высокого он двигался с необычайной грацией и быстротой, Нарцисса даже не успела отступить — он оказался возле неё, скользя прохладными руками по её плечам.

Непонятным порывом. Будто он очень долго ждал этой встречи и теперь... так напряженно вглядывался ей в глаза.

— Это я, Логан.

Прикосновения его будто разорвались под кожей, и Нарцисса отпрянула, отталкивая его руки.

Ужас сдавил гортань, и она прижала ладони к груди, глядя на мужчину распахнутыми глазами. Что-то внутри действительно вспомнило его. Что-то громко вопящее, чтобы Нарцисса бежала подальше отсюда — из этой комнаты и из Мэнора, но эти воспоминания никак не доходили до сознания, будто натыкаясь на глухую стену.

Запах, касание. Мерлин, кто он?

Почему от него пахнет смертью?

К столкновению со своим прошлым нужно было готовиться. Она должна была. Она знала этого мужчину и не могла вспомнить. Сердце кричало ей что-то, но слова было так сложно разобрать, когда внутри всё будто рушилось и в то же время нерушимо замерло на месте.

— Что вы себе... Я не помню вас, — на выдохе произнесла она, глядя на мужчину с предупреждением. Одна рука потянулась за палочкой, что была в складках юбки. — Или вы расскажете мне, что делаете в моем доме, или я попрошу вас удалиться и больше не посещать меня.

Спокойный голос прерывался лишь дрожащим дыханием.

— Ты вспомнишь, Нарци. Ты уже вспомнила. Осталось лишь позволить этим воспоминаниям вернуться в твою голову.

— Замолчите! — Нарцисса выхватила палочку, направляя её туда, где ровным рядом черных пуговиц соединялись стороны его пиджака. Логан даже бровью не повёл. Смотрел неотрывно, будто пытаясь вытащить что-то взглядом из её головы. Что-то, что сидело за семью замками. Она вдруг поняла, что его карие глаза можно было бы назвать красивыми, если бы не ужас, что сковывал её изнутри при взгляде на них. — Если вы закончили, я прошу вас покинуть мой дом.

— Это не твой дом.

— Что вы имеете в виду? — тихо переспросила она, до жжения в кончиках пальцев сжимая палочку.

— Успокойся, Нарци.

— Что вы имеете в виду?..

Эти слова гремели в ушах, оглушая её. В комнате же они едва отразились от стен. Мужчина усмехнулся так, будто знал что-то, что ей неведомо. «Да так оно и было», — горько подумала женщина. Она чувствовала себя изломанной марионеткой, которую вдруг превратили в человека. Только нитки её спутались, и теперь за них дергали все кому не лень. А она ничего не понимала, лишь беспомощно хлопая глазами и пускаясь в рваный пляс под чужую дудку.

Нарцисса не заметила перемены в лице Логана, но теперь он смотрел на неё со спокойной отстранённостью, вновь складывая руки на груди и постукивая пальцем по подбородку.

— Что ж, — он сделал шаг вперед, и палочка в тонкой руке дрогнула, — я ухожу, Нарци.

— Сначала объясните мне, что вы имели в виду.

Он остановился в шаге от неё.

— Убери палочку.

Губы Нарциссы дрожали, когда она медленно опустила руку. Несколько секунд оба молчали. Первым заговорил мужчина.

— Нужно было дать тебе время. Вспомнить, привыкнуть. Но его нет, ни одного лишнего часа, — он взглянул на наручные часы, обхватывающие кожаным ремешком запястье. — Мне нужно идти, сегодня суббота, у меня еще остались дела в Министерстве.

— Вы из Министерства? — на выдохе произнесла женщина, делая к нему быстрый шаг, однако Логан лишь сверкнул глазами, отступая к двери. — Вас прислал мистер Томпсон? Расскажите мне хотя бы что-то, вы ведь всё знаете!

Тонкие губы растянулись в холодной улыбке, которой к удивлению удалось скрасить его лицо. В уголках глаз пролегло несколько глубоких морщин.

— Появились вопросы, Нарци?

— Я просто...

— В понедельник в восемь вечера я вернусь. Буду ждать более тёплого приема, — Логан качнулся с пятки на носок, на секунду оказываясь в опасной близости от лица Нарциссы, что заставило её сделать шаг назад, а его — хмыкнуть. — И не стоит рассказывать Дереку о моем визите.

— Мистер Томпсон взял с меня обещание, что я буду говорить о каждом, кто посещает меня, — отчеканила она таким тоном, что не приходилось сомневаться ни секунды — Нарцисса расскажет об их встрече во всех подробностях. Но...

Один шаг — и они стоят почти вплотную, а под её кожей оживают нервные окончания, сплетаясь, сжимаясь, мешая дышать от страха.

Ледяной воздух вот-вот заморозит. Страх отключает голову. Легкий запах его одеколона впивается в лёгкие, раскурочивая их. Будто острый нож под рёбра, посылка из прошлого. Далёкого и недоступного. Она уверена — этот запах слышен ею далеко не впервые. И от него застывает кровь в жилах.

— Я не советовал бы. Рассказывать. Это может повлечь за собой. Море. Проблем. Нарци, — небольшой паузы вполне хватило, чтобы обоим заметить: женщина не дышит. — Поняла меня?

Логан произнес это очень тихо, но она слышала каждое слово и верила ему. Этому голосу невозможно было не верить. Кажется, он мог убить, стоит лишь засомневаться на секунду.

Отрывисто кивнула, он одобрительно кивнул в ответ. Несколько секунд сверлил её взглядом, а затем резко развернулся. Нарцисса молча наблюдала, как он скользит к двери, выходит, плотно закрывая её за собой, и быстрый выдох сорвался с губ. Она поняла, что стояла, затаив дыхание, а удары сердца душили как обёрнутая вокруг шеи змея.

Нарцисса торопливо подошла к двери, приоткрывая её. Успевая заметить, как он пересекает полутёмный, освещенный прохладными факелами холл и выходит из Мэнора. Судя по тому, как уверенно он передвигается по особняку, он здесь не впервые.

Салазар, помоги. Что здесь происходит? Что за животный страх бьётся в грудной клетке при виде этого человека? Почему он называет ее Нарци, будто старый друг? Друг семьи...

Прижав пальцы к губам, женщина распахнула дверь, выбегая в холл, и, задыхаясь, рванула вверх по лестнице, путаясь в длинном платье, перебарывая глупое желание оборачиваться через каждый второй удар сердца, чтобы проверить, не вернулся ли он. Не побежит ли за ней.

Она бежала по коридору, напуганная, провожаемая укоризненными взглядами с бубнящих портретов. Собранные заколкой волосы рассыпались по плечам, а полы платья норовили выпасть из влажных пальцев. Бежала, будто все призраки неизвестного прошлого вдруг погнались за ней, рванувшись из своего тягучего мрака, и самым первым из них был Логан, тенью скользивший за ней, нагоняя, загоняя в угол. Приближаясь, обнажая зубы в волчьей усмешке.

«... Нет!.. »

Тише, Нарци.

Из губ Нарциссы вырвался задушенный всхлип. Она знала Логана. Она его знала. Образ исчез моментально, сметённый волной ужаса, что сковывал от затылка и до негнущихся, подгибающихся ног. Она застыла, почти упала, привалившись к ближайшей из тяжёлых резных дверей.

Господи. Пожалуйста.

— Пожалуйста... — плечи мелко задрожали, а хриплые, прерывающиеся дыханием всхлипы скрючили стройное тело женщины, сгибая её, заставляя сползать вниз по косяку, прижимаясь лбом к холодному дереву.

От кого она бежала?

А главное — куда? Где ее нора, в которую можно забиться как напуганной мыши? Где она?

Её нет.

У неё нет ничего. Ни прошлого, ни настоящего. Слёзы текли по щекам, а тело дрожало от страха, сжавшись на полу, наплевав на дорогую ткань платья. Растрёпанные длинные пряди лезли в лицо. Образ, который явился ей, загнанной в угол, - наступающий, улыбающийся.

Нарци...

Этого не было. Это было не с ней, а с той, кем она была до потери памяти.

Рыдания вырывались из горла, рождая что-то более основательное. Что-то под кожей, жужжащее в позвонке, зарождающееся в груди, поднимающееся. Душащее.

Находящее выход на языке. Крик. Тонкий, отчаянный, что молнией промчался по каменным стенам, отдаваясь где-то в сердце мрачной глыбы особняка, который ответил женщине незамедлительно — тишиной и огромным глотком её сил, моральных, физических. Глотком Нарциссы. Снова.

И что-то внутри отпустило как раз в тот момент, когда она подумала, что сейчас просто умрёт.

Грудь беспрепятственно наполнилась воздухом.

Нарцисса сидела, покачиваясь, обхватив себя руками и чувствуя, что снова может дышать и думать. Стерев со щёк слёзы, поднялась, придерживаясь за дверь, осторожно расправляя платье. Руки дрожали, когда она медленно пошла по коридору, прислушиваясь к своим шагам и оттого успокаиваясь. Мысли будто выключились.

На секунду даже показалось, что она помешалась. Но нет. Она всё ещё осознавала, что происходило. К сожалению, так просто сойти с ума невозможно.

Было пусто в груди, когда она со спокойной решимостью вошла в кабинет покойного мужа и остановилась перед портретом, занавешенным тёмным куском шёлковой ткани. Она никогда не снимет её. Никогда больше не взглянет в живые глаза, что смотрели на неё с холста. Эти глаза пугали её. Её пугало всё в этом чёртовом мире. Так ли было там, откуда она пришла?

Первым её воспоминанием были слёзы на собственном лице. Может быть, она умоляла применить Обливэйт, чтобы забыть наконец-то о той жизни? Прошлой, зачёркнутой, стёртой. Которая тенью нависала над нею теперь. И она уже не знала, хорошо ли то, что её голова чиста, или плохо. Иногда создавалось ощущение, что все воспоминания по-прежнему остались в ней. Их просто нужно найти в себе. В лабиринте собственной головы, составить, правильно соединить хитро запутанные клубки цепочек, и всё вернется.

На несколько мгновений она прикрыла глаза, отворачиваясь от портрета и стараясь прогнать ощущение, что она не должна быть сейчас здесь. Кабинет мужа будто сам выталкивал её — обстановкой, грубой и холодной, без излишеств. Запахом — немного резким, дорогих чернил и средства для ухода за перьями. Огромным, пустым камином, распахнувшим свою пасть. В этот момент она решила, что прикажет домовикам каждый вечер разжигать камины в каждой комнате Мэнора.

Возможно, от огня особняк немного оттает. Но это позже. А теперь нужно сосредоточиться на написании письма.

Нарцисса мысленно складывала слова в строки, пока усаживалась за стол, доставала пергамент, искала новое перо и чернильницу. Логан приказал не говорить мистеру Томпсону о его визите, но он ничего не говорил о других.

Женщина быстро облизала губы и склонилась над пергаментом, шепча молитву Мерлину, чтобы на это письмо Драко ответил.

***

Несмотря на то, что шторы были плотно задернуты и в комнате царил полумрак, Гермиона проснулась в половину восьмого.

Скорее, по привычке, конечно. Полежала немного с закрытыми глазами, вспомнив, что сегодня воскресенье и можно выспаться, однако сон отказывался возвращаться к ней. И хорошо, - подумала, садясь и ёжась от утренней прохлады. Ей снилось что-то, от чего голова казалась теперь невообразимо тяжёлой.

К чёрту такие сны.

Девушка встала, потягиваясь и оправляя рубашку. На секунду прислушалась. Наверное, это уже вошло в привычку — прислушиваться, чтобы знать, не бродит ли в соседней комнате Малфой. Что вряд ли, конечно — не поднял бы он свою аристократичную задницу с постели в такое время, да еще и в выходной.

Пусть проспит поход в Хогсмид к чертям собачьим.

Так ему и надо.

Усмехнувшись своим по-детски мстительным мыслям, она прошлепала босыми ногами в ванную, покосившись на дверь, ведущую в спальню слизеринца. Ей вспомнился недавний инцидент с Пэнси, и в щеки бросилась кровь. Не дай Мерлин он узнал бы об этом. Всю свою жизнь Гермиона выслушивала бы подколы от него лишь на эту тему.

Чувствуя привычное раздражение, что уже с утра в её голове столько Малфоя, она подошла к раковине, заглядывая в зеркало. Растрепана ещё больше, чем обычно. Нужно поскорее приводить себя в божеский вид. Только буркнув ставший привычным Коллопортус, запечатавший дверь в спальню Малфоя, Гермиона умылась и почистила зубы. Затем разделась и встала под горячие струи душа, прикрывая глаза и мурлыча какой-то незатейливый мотивчик себе под нос, думая о том, что совсем скоро ни одной лишней мысли не будет в голове — она будет распивать сливочное пиво с Гарри и Роном. Только сейчас она поняла, как сильно соскучилась по ним.

Просто сидеть и болтать.

Обсуждать очередную глупую попытку Симуса и Лаванды быть вместе, очередное наказание от Снейпа для Невилла, в очередной раз видеть противные слизеринские рожи за соседними столиками и отбиваться от их заносчивых шуточек. В Хогсмиде всё было проще. Даже со слизеринцами — там каждый отдыхал. Их подколы и попытки кусаться воспринимались иначе. Проще.

В Хогсмиде все занимались своими делами. Это было чем-то вроде нейтральной территории, где если и перебрасывались руганью, то больше из вежливости, чем потому, что так хотелось.

Гермиона как раз наносила на волосы шампунь, когда услышала грохот кулака по двери, и подскочила на месте, едва не выронив из рук флакончик.

— Грейнджер, твою грёбаную мать, сколько можно распеваться?!

Судя по хриплому голосу, она его разбудила, задумавшись и неосознанно повысив громкость своих песнопений. А судя по интонации, Малфой не любил, когда его будили. Она с тяжёлым вздохом принялась смывать пену с волос, решив, что разумнее будет промолчать, ведь если день начался со слизеринца, значит и пройдёт он через задницу. Ведь настроение испортить куда легче, чем снова поднять. Тем более, если его портит этот кретин. У него же просто дар на подобные...

Ещё один удар по двери - и Гермиона снова вздрогнула, выронив флакон с шампунем, который больно стукнул её по пальцу на ноге. Она охнула и нахмурилась, уничтожая взглядом матовое стекло кабинки, за которой едва просматривалась дверь, что осаждал Малфой.

— Идиотка! Чтоб тебя.

Последний удар был почти ленивым, и Гермиона решила его не считать.

Прошло секунд десять тишины, нарушаемой лишь шумом воды.

Судя по всему, ушел обратно в постель, намереваясь проспать еще несколько часов. Гермиона, слегка щурясь от бивших в макушку струй, усмехнулась. Фиг ты поспишь, змеёныш.

Воодушевленная, она подобрала флакончик и, набрав побольше воздуха в лёгкие и используя шампунь в роли микрофона, запела с таким пристрастием, что собственный голос звонкой трелью отдался в ушах, вибрируя в стенках стеклянного кокона:

— Лондонский мост падает,
Падает, падает!
Лондонский мост падает,
Моя милая леди!

Первое, что пришло в голову. Говорят, это обычно является самым правильным выбором.

Маггловская детская песенка «My fair lady», которую она часто пела в детстве. Однако никогда — с таким увлечением. Старательно вытянув последние гласные, слегка сфальшивив и закусив губу, она сделала небольшую паузу, чтобы проверить реакцию.

Что последовала незамедлительно.

Об дверь так шандарахнуло чем-то таким тяжёлым, что Гермионе на секунду показалось, будто она оглохла.

— Закрой рот! — его разъярённый вопль лился лечебным бальзамом на душу. Пусть сегодняшнее утро будет признано утром-самой-глупой-мести-за-всё. Вдохнув поглубже, гриффиндорка снова запела, отставляя флакон и время от времени отворачивая голову от бьющих струй, чтобы смыть пену.

— Укрепи твердым бруском,
Укрепи, укрепи.
Укрепи твердым бруском,
Моя милая леди!

Она прислушалась и услышала его шаги. Дверь снова содрогнулась.

— Ты, дура, сейчас сама превратишься в брусок с моей легкой руки, если не прекратишь петь это маггловское дерьмо! Забыла, что твое хиленькое заклинаньице открывается простой Алохоморой?

Гермиона захлопнула рот прежде, чем ещё хоть звук успел сорваться с её губ. Конечно, не забыла, но у неё и мысли не было, что он вздумает открывать дверь. Зачем? Чтобы полюбоваться на ненавистную Грейнджер? Она могла, конечно, поставить заклинание и посложнее, чтобы Малфой не смог открыть чертову дверь, но палочка осталась возле раковины.

— Уж кто из нас брусок, так это ты, Малфой, — буркнула она и могла поклясться, что услышала, как он фыркнул. — Прочь от двери. Через две минуты я освобожу ванну.

Он стукнул еще раз, для достоверности или просто со злости.

— Засунь свой приказной тон себе в глотку, грязнокровка. Ты ответишь за то, что разбудила меня в такую рань.

Закатив глаза, Гермиона заставила себя промолчать и быстро смыть остатки шампуня и мыла.

Обмотавшись полотенцем, она юркнула в свою комнату, прикрывая за собой дверь и накладывая на неё несколько запирающих. На всякий случай.

А когда обернулась к зеркалу, поняла, что отражение ей улыбается.

* * *

В гостиную она спустилась в прекрасном расположении духа, уложив волосы особенно аккуратно. Не для Малфоя, конечно. Ей просто захотелось выглядеть сегодня привлекательной. Целое утро придется крутиться среди её мальчишек, и она серьезно настроилась развеять любые их подозрения по поводу того, что она стала какой-то «не такой».

Вчерашний вечер она провела в гостиной Гриффиндора, поедая с Гарри и Роном «Берти Боттс» и посмеиваясь над попытками Финнигана сочинить приличный стих для Лаванды. Потом Невилл притащил волшебные шахматы, чем и занял всех почти до ночи. Они провели вечер так, как проводили всегда до этого, с первого по шестой курс, и в Башню старост Гермиона вернулась в приподнятом настроении, далеко после отбоя. Услышала смех Пэнси и, не раздумывая, поставила на комнату заглушку, после чего упала в постель и уснула, впуская в голову какой-то дурацкий и неприятный сон.

Гермиона ухмыльнулась, ставя сумку на стол и думая о том, что останься Паркинсон до утра в соседней спальне, она бы тоже проснулась от столь задушевных песен в душе. Но Малфой никогда не позволял ей остаться в своей постели. Это были его личные размышления, в которые Гермионе вникать не хотелось, хотя какая-то очень глупая её часть втайне радовалась от этого. Чего именно — неясно. То ли от того, что даже для Малфоя есть какая-то святая святых, куда нет доступа кому попало. То ли от осознания того факта, что он не такой ширпотреб, как казалось. Если только в определенном смысле.

За спиной раздался тихий стук, и девушка резко развернулась. На каменном подоконнике сидел огромный черный филин, узнать которого было не так сложно. Семейный почтовик Малфоев смотрел на гриффиндорку своими желтыми глазами сквозь стекло, нетерпеливо переминаясь с лапы на лапу. В клюве был зажат небольшой конверт.

Гермиона выпустила сумку из рук и подошла к окну, кусая губы. Малфой убьёт её, если узнает, что она приняла его почту. Чёрт, пусть сам разбирается со своими письмами. Намереваясь вернуться к столу, она вздрогнула от очередного стука. Птица смотрела на неё почти с недоумением, не понимая, почему у неё не хотят принять конверт.

Нахмурив тонкие брови, девушка решительно сжала губы и открыла створку, осторожно забирая письмо из изогнутого клюва. Филин тут же благодарно ухнул и хлопнул своими широкими крыльями по бокам.

Пергамент был даже не в конверте. Будто обычная записка. Если присмотреться, можно было увидеть аккуратные буквы на сложенной стороне. Может быть, это от Пэнси? Она могла устроить Малфою минутку романтики, пробраться в Башню сов и...

Или от Нарциссы?

Интересно было бы взглянуть на общение сына с матерью. Наверное, в таком сыночке она души не чает. Вырастила чадо на свою голову. А возможно, послание от Люциуса, который на самом деле жив? И, может быть, Гермиона держит в руках опаснейший компромат, за прочтение которого её могут убить.

Она не сдержалась и фыркнула.

Нет. Читать чужую почту, а тем более почту Малфоя, она не станет. Просто положит это на стол, и пусть сам решает... Она уже почти протянула руку, почти выпустила письмо из пальцев, но лихорадочный интерес нездоровой волной накрыл грудную клетку.

Судя по тому, что писал “Пророк”, Нарцисса была не в себе после произошедшего летом. Что она писала сыну?

Чёрт, он же не узнает об этом. Достаточно просто развернуть две половинки пергамента. Он ведь не в конверте, значит, ничего важного там быть не может. Гермиона воровато обернулась, прислушиваясь. Тишина. Может быть, Малфой пошел в ванную или же выбирает рубашку, которую наденет сегодня. Покосилась на филина, который старательно вычищал перья, не обращая особого внимания на девушку.

⇐ Предыдущая 6 7 8 9 101112 13 14 15 Следующая ⇒