|
|||
«В соответствии с актом об усыновлении органы опеки и попечительства представили в суд заключение об обоснованности и о соответствии усыновления интересам усыновляемого ребенка». 1 страница«Рассмотрев заявление Элен Глисон об установлении усыновления, суд принимает решение о полном удовлетворении ее просьбы о принятии в семью ребенка на правах кровного, с официальным присвоением ему статуса сына Элен Глисон».
Формально все в порядке. Документ вступил в законную силу, и Уилл официально считается ее сыном. Элен прекрасно помнила то заседание суда. Они вместе с Уиллом поднялись на второй этаж здания суда в Норристауне, судья широко улыбнулся, ударил своим молоточком и зачитал вслух текст решения. Потом он добавил, и Элен никогда не забудет его слов: — Редко я бываю так счастлив, вынося свое решение! При воспоминании о том счастливом дне на душе у нее немного полегчало. Слушая судью, она держала маленького Уилла на руках. И вот заседание объявлено закрытым, и она официально стала его матерью! Элен стала читать дальше:
«В соответствии с актом об усыновлении органы опеки и попечительства представили в суд заключение об обоснованности и о соответствии усыновления интересам усыновляемого ребенка».
Она усыновила Уилла на законных основаниях, выполнила все требования, которые были к ней предъявлены. Дело закрыто. Она не обязана была знакомиться с биологическими родителями Уилла. Те добровольно подписали согласие на усыновление и отказались от своих родительских прав. Все необходимые документы представила суду адвокат Элен. Имя и адрес адвоката были напечатаны внизу страницы: Карен Батц. Элен прекрасно помнила Карен. Она работала в Ардморе, в пятнадцати минутах езды от дома Элен. Карен показала себя умным и опытным специалистом по семейным делам. Она помогла Элен заполнить все необходимые документы, сопровождала ее в суде. И гонорар, который она запросила, оказался вовсе не запредельным. Тридцать тысяч долларов — обычная плата за усыновление ребенка. Что ей тогда говорила Карен? Биологическая мать ребенка мечтает о том, чтобы ее сынишку кто-нибудь усыновил, желательно, чтобы он попал в состоятельную семью. Тогда родители смогут оплатить дорогостоящую операцию, и малыш будет здоров. Кроме того, Карен указала на то, что усыновление тяжелобольного ребенка склонит судей на сторону Элен: как-никак она не замужем. Позже судья высказался так: — Можно сказать, всем заинтересованным сторонам крупно повезло. Все документы были оформлены безукоризненно. Далее на плечи Элен легла ответственность за лечение Уилла. Операция и последующий уход обошлись в двадцать восемь тысяч долларов с хвостиком, но Элен договорилась с администрацией больницы о рассрочке. И вот наконец она выплатила всю сумму до конца, Уилл выздоровел и окреп, и они зажили вместе. От счастливых воспоминаний у Элен полегчало на душе. Она убрала конверт в папку, а папку — в ящик. Задвинула ящик, но не вернулась за стол, а задумалась. Над тумбой с документами на стене висела репродукция Гогена; она сама подбирала к ней рамку. Через некоторое время Элен поняла, что внимательно разглядывает репродукцию. Тропические цветы, яркие краски — все оттенки синего и зеленого — отчего-то тревожат ее. В чем дело? В доме тишина. На улице завывает ветер. Иногда тихонько булькает вода в радиаторе отопления. В спальне наверху, наверное, мурлычет кот. Все хорошо. И все же… Надо поговорить с адвокатом.
На следующее утро Элен одевалась на автопилоте. Натянула джинсы, свитер, сунула ноги в сабо на толстой подошве. На свитер надела пуховик. Сушить мокрые волосы после душа не стала. Глаза подкрасила кое-как. Элен отвратительно спала и не отдохнула. Всю ночь напролет ее одолевали тревожные мысли. — Вы сегодня рано, — заметила Конни, устраивая свою теплую куртку на вешалку. В застекленную верхнюю дверную панель светили яркие лучи солнца, отчего казалось, будто в прихожей тепло. — Да, у меня уйма работы, — солгала Элен и сама себе удивилась. Почему, собственно, она говорит неправду? — Сегодня у него нет температуры, но он плохо спал. Пусть еще денек посидит дома. — Ладно, отдохнем от занятий. — Хорошо, спасибо. — Не поворачиваясь к няне лицом, Элен схватила со столика в прихожей дамскую сумку и большой конверт с документами. Распахнула дверь. — Я с ним попрощалась. Он играет в постели — что-то строит из «Лего». — Тяжело мне придется! — Да, знаю, детальки от конструктора будут на полу и в кровати. Извините, я не подумала. — Похоже, снегопада не будет, — дипломатично улыбнулась Конни. — До свидания, спасибо. — Элен вышла за порог, мельком заметив озадаченное выражение лица няни. Она плотнее запахнулась в пуховик и, вдыхая морозный воздух, заспешила к машине. Через десять минут она подъехала к двухэтажному кирпичному зданию на площади и остановилась у знака «Стоянка для служебных автомашин». Утром она несколько раз набирала рабочий номер Карен Батц, но адвокат не сняла трубку. Автоответчик у нее оказался отключен. Элен решила заехать наудачу. Все равно офис Карен по пути в город. Элен очень надеялась, что Карен ее примет. Даже сотрудник отдела очерков умеет, когда нужно, проявить напористость. Элен взяла сумку, конверт и вышла из машины. Поднялась на крыльцо, толкнула синюю дверь. Как всегда, не заперто. Прихожая оформлена в колониальном стиле. Стойка для зонтиков с изображением охотничьих сцен… Справа дверь: «Адвокатская контора». Элен шагнула за порог и недоуменно прищурилась. Кабинет Карен изменился до неузнаваемости. На полу появился темно-синий ковер — его не было прежде, как и дивана в мелкий цветочек и двух таких же мягких кресел. Вместо многочисленных детских фотографий — плакаты с видами пляжей и серферов; на стене висит большое зеркало в ракушечной рамке. — Чем я могу вам помочь? — Из примыкающей комнаты вышла пожилая дама, судя по всему помощница адвоката. Лет шестидесяти пяти на вид, в кардигане с вышитыми лыжниками и длинной вельветовой юбке. На кончике носа очки для чтения, коротко стриженные каштановые волосы. В руках дама сжимала пустой кофейник. — Я ищу Карен Батц, — объяснила Элен. — Она здесь больше не работает. Ее кабинет занял Карл Гейгер. Мы занимаемся недвижимостью. — Извините. Я звонила Карен по телефону, но она не сняла трубку. — О чем они только думают в телефонной компании! Давно пора отключить телефон! Я все время им напоминаю, но они ничего не делают. Вы не первая, кто приходит сюда по ошибке. — Я ее клиентка. Вы не знаете, куда она переехала? Глаза помощницы адвоката заблестели. — Неприятно сообщать людям такую новость, но миссис Батц скончалась. — В самом деле? — переспросила изумленная Элен. — Когда? Ведь ей было всего сорок с небольшим… — Полтора-два года назад. Мы переехали сюда примерно тогда же. Элен сдвинула брови. — То есть сразу после того, как она вела мое дело… — Мне очень жаль. Может, присядете? Воды хотите? — Нет, спасибо. От чего она умерла? Помощница Карла Гейгера ответила не сразу. Поколебавшись, она подошла к Элен и понизила голос: — Откровенно говоря, она покончила с собой. Элен застыла на месте. — Покончила с собой?! Но… — Она прекрасно помнила Карен. Замужняя женщина, трое сыновей. Весь стол уставлен детскими фотографиями… — Но ведь она была замужем, и у нее трое детей! — Знаю. Очень жаль. — В соседней комнате зашуршали бумаги, и помощница Карла Гейгера встрепенулась. — Извините, мне надо идти. У нас сейчас оформление сделки. Элен пришла в замешательство. — Она помогла мне усыновить ребенка, и я хотела кое-что с ней обсудить… — Попробуйте обратиться к ее мужу. Возможно, он сумеет вам помочь. Тех, кто сюда приходит, я обычно направляю к нему. — Помощница адвоката подошла к компьютеру и нажала несколько клавиш. В стеклах очков заплясали блики от монитора. Потом она вынула из стакана ручку и что-то написала на листе бумаги. — Его зовут Рик Маскоу. Вот его рабочий телефон. — Спасибо. — Элен взяла записку. Код 610, значит, Рик Маскоу работает в пригороде Филадельфии. — А его адрес у вас есть? — Я не уполномочена давать адреса. — Понимаю. Спасибо. Вернувшись в машину, Элен, не заводя мотора, тут же стала звонить по мобильному телефону мужу Карен. Несмотря на раннее время — всего десять минут девятого, — он оказался уже на месте. — Маскоу слушает. — Мистер Маскоу… — Элен представилась и продолжала: — Извините за беспокойство, но я… м-м-м… была клиентом Карен. Примите мои соболезнования. — Спасибо, — сухо ответил Маскоу. — Она помогла мне усыновить ребенка, и я хотела с ней поговорить. У меня несколько вопросов насчет… — Ее практика перешла к другому адвокату. Вы должны были получить письмо. Могу сообщить вам его адрес и телефон. — Меня интересуют только документы по моему делу. Архивные дела тоже перешли к преемнику? — Ваше дело давнее? — Карен занималась им года два назад. — Элен невольно вздрогнула: какое совпадение! Но даже если Маскоу что-то заметил, виду он не подал. — Архивные дела хранятся у меня в гараже. Приезжайте и ищите, что вам надо. Вот и все, что я могу для вас сделать. — Чудесно! Когда можно приехать? — До конца месяца я занят, мы сдаем проект. — Прошу вас, а нельзя пораньше? Для меня это очень важно. — Элен уловила в собственном голосе тревогу, удивившую даже ее саму. — Нельзя ли заехать к вам на этой неделе? Или… даже сегодня вечером? Простите, что так нахально напрашиваюсь, но я вас не побеспокою. Мне бы только войти в гараж. Я сама все найду. — Сегодня?! — Прошу вас! — Ладно, хорошо… Гараж вам откроет экономка. Ее зовут Венди. Я ей позвоню. — Огромное вам спасибо! Я приеду часам к шести. — Элен про себя взмолилась: только бы Конни сегодня смогла задержаться! — Лучше приезжайте к семи, когда дети поужинают. В гараже ищите коробки с эмблемой перевозочной фирмы. Венди вам покажет. В общем, не перепутаете. — Маскоу продиктовал Элен адрес. Она снова поблагодарила его, отключилась и тут же забила продиктованный адрес в свой коммуникатор. Как будто она способна его забыть!
— Элен, зайди ко мне! — позвал ее Марсело, едва она вбежала в редакцию. — Сейчас. — Она помахала ему рукой, заметила, что в кабинете редактора сидит Сара, и ей стало не по себе. Элен торопливо скинула пуховик и подхватила его вместе с сумкой и конвертом. — Доброе утро. — Марсело, улыбаясь, встал из-за стола. Элен мысленно отметила: черные брюки и матовая черная рубашка очень идут ему, выгодно подчеркивая широкие плечи и отменную талию. Либо он не вылезает из тренажерного зала, либо она просто влюбилась по уши. — Привет! — Сара кивнула ей, и Элен села, едва кивнув коллеге. Марсело тоже сел. — Вчера вечером Сара взяла интервью у нового начальника полиции. Правда, здорово? Элен готова была зарычать. — Угу. Здорово. — Он рассказал о ситуации с ростом тяжких преступлений. Вот погоди, прочтешь расшифровку… Просто потрясающе! — Марсело повернулся к Саре. — Не забудь переслать Элен копию. Я хочу, чтобы вы были в курсе дел друг друга. Так мы скорее закончим материал. — Ясно. — Сара что-то черкнула в блокноте. Марсело повернулся к Элен. — Ну а как поживает твой кусок? — Черные глаза выжидательно сверкнули. — Пока ничего существенного. — Элен лихорадочно соображала… — Мысли у меня есть, но пока ничего важного. — Что ж, хотя бы честно. — Марсело кивнул. Даже если Элен его разочаровала, он не подал виду. — Как только будет готов черновой вариант, покажи его мне и Саре. В разговор вмешалась Сара: — Элен, на третьей странице тех материалов, которые я тебе вчера положила на стол, есть список экспертов и людей, у которых имеет смысл взять интервью. Первым номером у меня идет Джулия Гест. Во время предварительной беседы она охотно согласилась дать интервью и поделиться своими соображениями. По-моему, тебе лучше начать с нее. — Может быть, так я и поступлю, — ответила Элен, с трудом подавляя раздражение. Марсело хлопнул в ладоши, словно тренер спортивной команды. — Итак, за работу! — Он пристально посмотрел на Элен, однако его взгляд отнюдь не был манящим. Скорее, в его глазах читалось: скоро тебя уволят. — Спасибо. — Элен вышла из кабинета редактора следом за Сарой. Та на ходу вынула из футляра на поясе мобильный телефон и тут же принялась кому-то названивать. Элен на ходу сбросила свои вещи на чей-то пустующий рабочий стол и, не давая Саре начать разговор, догнала ее. — Погоди-ка секундочку. — В чем дело? — Сара развернулась, прижав к уху телефон. — Тебе не кажется, что нам с тобой нужно поговорить? — Давай потом! — отмахнулась Сара, но Элен не собиралась спускать ей все с рук. Она молниеносно выхватила у Сары телефон, нажала кнопку «Отбой» и круто развернулась в обратную сторону. — Если хочешь получить свою игрушку, приходи в женский туалет!
— А ну, отдай! — Сара протянула руку. Ее черные глаза сверкали. — Ты что, совсем уже? — Это я-то совсем уже?! — Элен повысила голос, который особенно гулко отдавался в отделанном кафелем помещении. — С какой стати ты плетешь всем про меня невесть что? — О чем ты? Не понимаю. — Ты сказала Марсело, что я очень расстроилась из-за Кортни, а Мередит сообщила, будто я поносила Марсело и Артура. — Ничего подобного я не говорила. Отдавай телефон! — Сара нетерпеливо взмахнула рукой, и Элен с размаху ткнула телефон ей в руку. — Мередит сама мне передала, и Марсело тоже. Если ты забыла, напоминаю: Марсело — наш непосредственный начальник! Чего ты добиваешься — чтобы меня уволили? — Да ладно тебе! — поморщилась Сара. — Мередит не так меня поняла. Я не говорила, будто ты поносила Марсело и Артура. — Я ни словом о них не упоминала! — Ты назвала их ублюдками! — парировала Сара, отчего Элен лишилась дара речи. — Что?! Когда? — Да здесь, перед тем как за Кортни пришли. Ты сказала: «Не позволяй всяким ублюдкам себя доставать». — Сара, ты что, с ума сошла? Это просто выражение такое. Мой отец постоянно его повторяет. Я никого конкретно в виду не имела! — Как бы там ни было, ты так сказала, — фыркнула Сара. — А я ни с кем не сплетничала, поделилась только с одной Мередит. — И ее одной достаточно. Мы ведь в газете работаем, не забыла? — Мередит болтать не станет. — В наши дни болтают все. Сара закатила глаза. — Какая ты, оказывается, чувствительная! — Кстати, а как насчет Марсело? Ты ведь и ему про меня наврала. Сказала, что я в нем разочаровалась! — Он спросил, как настроение у сотрудников после увольнения Кортни. Я ответила: плохое, и ты тоже подавлена. Вот и все. — Сара подбоченилась. — Или ты хочешь сказать, что радуешься увольнению Кортни? — Конечно нет. — Тогда на что жалуешься? — Больше не болтай про меня начальству, поняла? Сара отмахнулась: — Подумаешь! Какая разница? Марсело все равно тебя ни за что не уволит, и ты прекрасно знаешь почему. Элен покраснела от злости. — Ну знаешь! Это уже просто хамство! — А мне плевать. Мы с тобой вместе работаем над аналитическим обзором. — Сара облокотилась о раковину. — Хватит изображать оскорбленную невинность. Сделай одолжение, прочитай мои заготовки и договорись об интервью с Джулией Гест. От этой статьи зависит моя работа, и я не позволю тебе все изгадить! — Насчет работы не переживай. Занимайся своими делами, а я займусь своими. — Да уж, сделай милость. Сара широким шагом прошла мимо нее к двери и что-то буркнула себе под нос. Элен тоже выругалась в сердцах. Как ни странно, обе высказались одинаково: «Сука! »
Всю вторую половину дня Элен читала наброски Сары и бродила в Интернете, изучая материалы о растущем уровне преступности. Она понимала, что надо звонить и договариваться об интервью, но ей никак не удавалось сосредоточиться. В голову все время лезли мысли о Карен Батц. Сегодня она разыщет в архиве адвоката документы, связанные с усыновлением Уилла, и, возможно, узнает кое-что новое. Элен успела позвонить Конни. К счастью, няня согласилась задержаться. Рассеянно оглядев разбросанные по столу бумаги, Элен приказала себе сосредоточиться на работе. Или хотя бы притвориться деловитой. Марсело в своем кабинете беседует с сотрудниками; ее стол ему отлично виден. Она подняла голову, и в ту же секунду Марсело посмотрел на нее через стеклянную стену. Элен вспыхнула и улыбнулась; Марсело быстро отвернулся, переведя взгляд на своих собеседников. Он что-то бурно обсуждал, жестикулировал. Элен опустила голову и постаралась сосредоточиться. Через несколько часов стемнеет… Она взяла телефон.
В той части города, куда она приехала, улицы пустели рано. Солнце быстро уходило за горизонт, оставляя темнеющее небо. Элен объехала квартал, время от времени останавливаясь и делая пометки в блокноте. Сточные канавы завалены бытовыми отходами; под напором воды горы мусора перемещаются, правда, совсем недалеко. Повсюду стоят старые машины, возле них тоже скапливается мусор. Ряды закопченных двух-трехэтажных домов, разбитые тротуары; во многих окнах нет стекол, вместо них вставлены листы фанеры, почти сплошь расписанные граффити. В других зияют черные провалы, неприглядные, как дыры в беззубом рту. Навесы над крылечками просели, облупившиеся ставни висят на одной петле. Зато на каждом целом окне, на каждой двери — решетка. В одном месте решеткой обнесено все крыльцо, отчего дом похож на клетку. Здесь, на Эйснер-стрит, всего две недели назад в своей комнате погиб восьмилетний мальчик. В него попала шальная пуля. Убитого мальчика звали Латиф Уильямс. Элен повернула на Эйснер-стрит. На всей улице горел единственный фонарь. Его тусклые лучи освещали наваленную в углу гору мусора, булыжников и старых покрышек. Она остановилась у дома номер 5252, где жил Латиф. Перед домом — своего рода мемориал, памятное место. Сейчас почти ничего не видно… Когда ее глаза привыкли к полумраку, она разглядела красного игрушечного зайчика, фигурку Человека-паука, несколько детских рисунков фломастером, большой пакет фруктовых драже, открытки с выражением соболезнования, огромный букет искусственных маргариток и горшок филодендронов, который так и не вынули из целлофана. Над всем этим висела растяжка, написанная несмываемым фломастером: «ТИФ, МЫ ТЕБЯ ЛЮБИМ! » По краям стояли свечи. Правда, сейчас, на холоде и на ветру, они не горели. Латифу Уильямсу даже после смерти было отказано в крошечной толике тепла и света… К горлу Элен подступил ком. Она не помнила, сколько точно детей погибло в Филадельфии в прошлом году, да это и не важно. Все равно нельзя, невозможно смириться с тем, что дети погибают от пуль. Элен надеялась, что никогда не очерствеет душой, никогда не привыкнет к тому, что в наше время на улицах или у себя дома гибнут дети. Притормозив, она заехала на парковку, взяла все необходимое и вышла из машины. Мать Латифа согласилась дать ей интервью. Двадцатишестилетняя Летиция Уильямс оказалась настоящей красавицей: худое лицо, чуть раскосые карие глаза, высокие скулы, полные губы, не тронутые помадой. В мочках ушей висели длинные серьги с деревянными бусинами. Волосы средней длины были выкрашены в светло-рыжий цвет. Летиция выпустила поверх джинсов безразмерную черную футболку с фотографией сына и подписью: «Латиф, покойся с миром». — Спасибо, что приехали, — сказала Летиция, придвигая к Элен большую кофейную кружку. Они сидели за круглым столом в маленькой, уютной кухне. Элен огляделась. Шкафчики облицованы темным деревом, рабочий стол заставлен противнями для выпечки и формочками для печенья. Два пирога на блюде накрыты фольгой. Летиция сказала, что они «вышли неудачными» и ей стыдно подавать их на стол. — Это вам спасибо за то, что вы в такое тяжелое для вас время не отказались встретиться со мной, — ответила Элен, выразив матери погибшего мальчика свои соболезнования. — Пожалуй, единственное, что мне не нравится в моей работе, — необходимость приставать к людям, когда они переживают самое страшное… Пожалуйста, еще раз примите мои соболезнования. — Спасибо. — Летиция села и устало улыбнулась. — Я хочу, чтобы про него написали в газете. Тогда, может быть, до всех наконец дойдет, что у нас творится. Пусть люди знают, что в нашем квартале каждый день убивают детей. Нельзя, чтобы все ограничивалось сухими цифрами, статистикой… Цифрами не проймешь. — Вот именно! Потому-то я к вам и приехала. Я хочу, чтобы читатели нашей газеты поняли, что значит потерять ребенка, убитого шальной пулей… Извините. — Ничего. Я уже все слезы выплакала по Латифу. Но я не верю, что вам удастся до них достучаться. Знаете, чего ваши читатели ни за что не поймут? — Чего? — Для таких, как я или Диана — соседка, у нее тоже недавно убили ребенка… Она живет напротив, через дорогу… Так вот, для нас с ней мир перевернулся. Мы ведь не просто горюем. Мы злы на весь мир! Гнев переполняет нас! Вот где у нас уже сидит этот ужас! — Летиция провела ребром ладони по шее. Она говорила нараспев, как будто молилась. — Все матери в нашем районе до смерти боятся, что их ребенка тоже убьют шальной пулей. Как будто мы мишени в каком-то адском тире… А остальные живут так, словно ничего не происходит! И ничего не меняется. И это Америка! У Элен рвались с губ слова сочувствия, но она благоразумно промолчала. Интересно, удастся ли ей передать в статье чувства Летиции? — Помните, что было во время урагана «Катрина»? Мы здесь живем как будто в другой стране. Как будто в США два свода законов, разные правила, разные цели для белых и для черных, для богатых и для бедных! Вот что я думаю, если коротко. — Летиция ткнула в Элен указательным пальцем. — Вы живете в Америке, а я нет. Вы живете в Филадельфии, а я нет! Элен не знала, что ответить, поэтому промолчала. — В том месте, где живу я, моего ребенка могут пристрелить на улице, и никто ничего не заметит. Знаю, вы хотите привлечь к нашим проблемам внимание властей, призвать соседей к бдительности, чтобы они вовремя вызывали полицию и все такое, а я соседей ни в чем не обвиняю. Они тоже люди. Если они донесут на убийц, они покойники! Бандиты убьют и их, и их близких… Их детей. Элен не перебивала взволнованную Летицию. Сейчас слова убитой горем матери шли из самого сердца. Пусть выскажет, что у нее наболело… Она заслужила это право. — Поэтому все, что мне остается, — рассказать вам о том, каким был мой Тиф, потому что он… — Летиция бегло улыбнулась, и ее ожесточенные глаза на секунду потеплели. — Забавный он был мальчик, настоящий клоун. Бывало, смешил нас до слез. На последней вечеринке в школе он из себя выходил, и все просто падали от хохота. Вы не представляете, как я по нему тоскую… Элен вспомнила Сьюзен Суламан, которая ездит по округе и ищет своих детей. И Кэрол Брейверман, которая вот уже два года надеется на чудо. — Понимаете, что самое страшное? Тиф был моим сыном, но ведь он не единственный, кого здесь убили. — Летиция прижала руку к груди, закрыв фотографию сына на футболке. — Недавно в нашем квартале подстрелили еще троих детей, всех троих насмерть. Можно вас спросить: случается ли такое там, где живете вы? — Нет. — Значит, только в этом году убиты четверо. А в прошлом году, а в позапрошлом? Вы ужаснетесь, если представите. Только на нашей улице погибли восемь детей. Только на нашей! Целая гора трупов… Элен покачала головой. Да, восемь убитых детей — огромная цифра. Но ведь для матери погибшего ребенка в общем не важно, сколько всего убито детей. Один застреленный ребенок — так же страшно, как и восемь, десять, двенадцать. Достаточно и одного… В этом случае один — огромная цифра. — Можно сказать, по нашим улицам бродят привидения убитых детей! И таких в нашем квартале полным-полно. Скоро бандитам некого станет убивать. Филадельфия станет городом-призраком, как на Диком Западе. Городом полным привидений! Слушая горькие слова Летиции, Элен невольно подумала, как много общего у Летиции Уильямс и Сьюзен Суламан, двух очень разные женщин, которые как будто живут в разных городах, разных мирах! Обеим нет покоя — и, видимо, уже не будет до конца жизни. Может, и Кэрол Брейверман чувствует то же самое? Элен стало не по себе. Она вспомнила о папке с архивным делом, которая лежит в гараже. Возможно, в ней отыщется ответ на мучительный для нее вопрос. Неожиданно Летиция спросила: — У вас есть дети? — Да, — кивнула Элен. — Сын. — Это хорошо. — Летиция улыбнулась. — Не отпускайте его от себя, слышите? Не отпускайте его от себя. С детьми так: никогда не знаешь, когда потеряешь. Элен кивнула. На минуту она лишилась дара речи.
Элен стояла посреди гаража и озиралась по сторонам. В морозном воздухе от ее дыхания шел пар. К металлическим стеллажам прислонились детские велосипеды, на полках лежали футбольные мячи, целая гора роликовых коньков и наколенников, канистра с небесно-голубым антифризом. На полу стояли замасленные флаконы из-под полироли, баллоны со средством от насекомых. В углу старый верстак, за ним — велотренажер. Над головой горят лампы дневного света. Слева пусто. Наверное, в ту часть гаража Рик Маскоу загоняет машину — на бетонном полу четыре масляных пятна. Правее, на том месте, где раньше, видимо, стояла машина Карен Батц, высится груда картонных коробок, похожая на кубик Рубика. На самой верхней коробке лежит заброшенный кем-то и забытый теннисный мяч. Архивные дела тоже забыты и заброшены. Они никому не нужны. Элен расстегнула пуховик, подошла к груде коробок и сняла самую верхнюю. Оказалось, что дела в коробках разложены по алфавиту, по фамилиям клиентов. Элен принялась искать дела на букву «Г». Через десять минут она совсем согрелась; весь пол вокруг нее был уставлен коробками. Она открыла ту, на которой было написано: «Га–Го», и заглянула внутрь. Коробка была так туго набита плотными крупноформатными желтыми конвертами с делами, что Элен пришлось вынуть один, чтобы можно было без помех перебирать остальные. На каждом конверте имелась белая наклейка с фамилией клиента. Элен начала с первого конверта. Она обратила внимание, что на наклейках, как правило, две фамилии. Дела о разводе, дела об оформлении опеки… Карен была специалистом по семейным и бракоразводным делам. «Галетта, Билл и Калпанна»; «Гарднер Дэвид и Маккейн Мелисса»; «Гентри, Роберт и Синьвэй»; «Гиббс Майкл и Карбоун Пенни». Когда она добралась до «Гилбертов, Дилана и Анджелы», сердце у нее тревожно забилось. Но за супругами Гилберт не оказалось конверта с делом «Глисон Элен». За Гилбертами шли «Гейл Джон и Редд Люси». Элен перебрала конверты, подписанные «Голд, Хауард и Мойде»; «Голд, Стивен и Калина». Дальше шла Голдбергер Дарья. Глисон нет. Ее конверт не сунули по ошибке в конец литеры. Она быстро перебрала все конверты на букву «Г». Голден, Голен, Горман, Грант, Грин. Глисон точно нет. Озадаченная, она взглянула на груду коробок, потом осмотрела те, которые стояли вокруг нее на полу. Есть и другие коробки, помеченные буквой «Г». Дело Глисон могли по ошибке засунуть в любую из них. Элен глубоко вздохнула и засучила рукава. Через два часа она изучила все фамилии на букву «Г», но свое дело так и не нашла. Где же оно? Она принялась укладывать коробки на место, стараясь, чтобы «кубик Рубика» не развалился. Вдруг громко зарокотал мотор. Дверь гаража с шумом отъехала в сторону, и ей в глаза ударил ослепительный свет фар. Элен зажмурилась. Когда глаза постепенно привыкли, она увидела перед дверью гаража внедорожник. Водитель вышел из машины, подошел к ней и представился: — Рик Маскоу. — Он шагнул в круг света. — Еще не закончили? — Рик Маскоу оказался высоким лысым мужчиной за пятьдесят, безусловно старше покойной Карен. — Извините, но я никак не могу найти свое дело. Не волнуйтесь, я все расставлю по местам. Я уже почти закончила. — Погодите-ка… — Маскоу заморгал глазами. — Я ведь вас помню! Вы журналистка, которая усыновила ребенка и написала о нем статью? — Совершенно верно. — Элен снова представилась. — Когда мы с вами разговаривали по телефону, я как-то не сообразил, кто вы такая. Голова была забита другими делами. — Маскоу протянул ей руку, и она пожала ее. — Извините, если нагрубил вам. Жаль, что я не вспомнил вас сразу. Статьи, которые вы написали, так понравились Карен! — Она была очень хорошим адвокатом. Примите мои соболезнования. — Спасибо. — Вы не знаете, куда могло подеваться мое дело? — Элен подхватила коробку и поставила ее на другую. — Может, оно теперь у адвоката, к которому перешла практика Карен? Наверное, имеет смысл позвонить ему завтра с утра. — Нет, вряд ли. — Маскоу поднял с пола еще одну коробку и закинул ее наверх. — Преемник Карен просмотрел все ее дела, но взял только самые последние, в основном бракоразводные и споры о детях. Он сказал, что архив ему негде держать. Кажется, так. — Маскоу поправил гору коробок и похлопал по верхней. — После ее смерти они так и хранятся здесь. У меня нет денег, чтобы сдать их на платный склад. Интересно, куда подевалась ваша папка? — У вас нет по этому поводу никаких соображений? — Элен поставила на место очередную коробку, плотно закрыв ее крышкой. — Странно, что моего дела нет. — Может быть, оно здесь, — задумчиво проговорил Маскоу, беря еще одну коробку. — Сюда я сложил личные вещи Карен и содержимое ящиков ее письменного стола. Очень может быть, что ваше дело хранится здесь.
|
|||
|