|
|||
(Бирюк) Дмитрий Петров 32 страница- Ну откуда же я его могу знать, - пожал плечами тот. - Мне показалось, будто ты с ним разговаривал... - Нет, я его только поблагодарил. - Афанасьев, явно расстерявшись, молчал. - Ты говоришь, - продолжал он, - что прапорщик - гроза. Он вежливый, предупредительный, дал прикурить. - Прикидывается вежливым, - с прежней озлобленностью сказал Виктор. Говорят, что он-то и виновник всех провалов нашей организации. Он арестовал Журычева, он выследил товарища Елену... Да, я думаю, что и Маринка моя попала в тюрьму по милости его... Ух, мерзавец! - скрипнул зубами Виктор. - Попадется он мне в руки. Афанасьев внимательно посмотрел на Виктора, как бы удостоверяясь, правду ли он говорит. - Говоришь, он виноват во всем? - Ну конечно, через эту гадину все провалы у нас, - вскрикнул юноша. - Убить его мало!.. Знаешь что, Василий, по секрету тебе скажу, только ты никому не говори... - Виктор запнулся, как бы не решаясь дальше продолжать. - Ну что ж ты замолчал? - нетерпеливо сказал Афанасьев. - Что, ты мне не веришь, что ли? - Я верю тебе, но ведь это тайна. - Эх ты! - с укором посмотрел на него Афанасьев. - Друга своего таишься. - Я не имею права никому этого говорить. Но тебе, как своему товарищу, скажу, но только об этом никому не звука... - Клянусь. - Ну, смотри. На днях мы этого прапорщика укокошим. Афанасьев покосился на Виктора, отвернулся и холодно проговорил: - Такого мерзавца стоит. * * * Дня через два Виктор снова проходил с Афанасьевым по Садовой. Распрощавшись с ним на углу Николаевского проспекта, Виктор вернулся и, пройдя несколько шагов, оглянулся и увидел, что Афанасьев о чем-то оживленно разговаривал с прапорщиком-контрразведчиком, у которого он два дня тому назад прикуривал папиросу. Виктор усмехнулся и, шагнув в подъезд какого-то дома, стал наблюдать. Он видел, как, переговорив, Афанасьев и прапорщик завернули за угол по Николаевскому, и, когда Виктор подбежал к этому переулку, то едва успел заметить, что они нырнули в винный погребок. Виктор удовлетворенно усмехнулся: - Попался, сволочуга! В погребке было дымно от табака. Стоял пьяный гам. Как неподмазанное колесо, пронзительно визжала зурна, глухо бил бубен. - Кабина есть отдельная? - спросил прапорщик у официанта. - Все заняты, господин офицер, - почтительно сказал официант. - Надо кабину, понимаешь! - многозначительно взглянул на него прапорщик. - Надо! - Хотя, подождите, - вспомнил официант, - кажется, одна освободилась. Сейчас узнаю. Подбежав, он отдернул бордовую бархатную занавесь у одной из кабин и пригласил: - Прошу, пожалуйста! Что прикажете принести? Афанасьев хотел было сделать заказ, но офицер мягко отстранил его. - Разрешите мне этим делом заняться... Я больше вас зарабатываю. Афанасьев не возражал. Скоро официант принес заполненный напитками и закусками поднос. - Ого! - весело воскликнул Афанасьев. - Вы заказали на целый взвод. Куда нам столько. - День велик, - заметил, смеясь, прапорщик. - Не спеша, с толком, с чувством, с расстановкой все поедим и попьем... За наше знакомство, чокнулся он с Афанасьевым. - Я ведь давно вас знаю, но не имел удовольствия до сих пор лично познакомиться... - Знали в лицо? - Преотменно, - усмехнулся прапорщик. - Да вообще-то я многих из ваших знаю. Даже знаю того молодого человека, который на днях шел с вами по Садовой... Помните, когда вы подходили ко мне прикуривать? - Неужели? - поразился Афанасьев. - Кто ж он, по-вашему? - Давайте еще выпьем, тогда скажу. Будьте здоровы! - Спасибо. Желаю и вам того же. Они выпили, закусили. - Так кто же он? - спросил сгоравший от любопытства Афанасьев. - Ваш ближайший друг, активный работник подпольного большевистского движения, Виктор Волков. Возражать будете? - насмешливо посмотрел офицер на Афанасьева. Афанасьев встретил его взгляд и покачал головой. - Почему ж вы в таком случае его не арестуете? - пробормотал он. - Надобности пока в этом нет, - жуя колбасу, ответил прапорщик. Арестуешь его, а более крупных подпольных большевиков распугаешь... Арестовать его, да и многих других, мы всегда успеем... Будьте здоровы! снова чокнулся он с Афанасьевым. Они снова выпили и стали закусывать. Афанасьев ел медленно, думая о чем-то и поглядывая на офицера. Казалось, что он хотел о чем-то спросить его, но не решался... - Это все, конечно, верно, господин прапорщик, простите, не знаю вашей фамилии, - сказал он, наконец. - Фамилия моя Ликсанов, - торопливо, пожалуй, даже слишком поспешно ответил прапорщик и незаметно выплеснул из своего стакана водку под стол. - Все это верно, господин Ликсанов, - повторил с некоторой грустью Афанасьев. - Мне об этом уже говорили... - Кто? - осведомился офицер. - Да... там... в контрразведке. - Кто именно? - Да многие... Сам начальник контрразведки Икаев говорил... Но вот слушаю я вас, и мне даже обидно становится... Выходит, что вам все подпольщики известны... В таком случае, зачем я вам нужен?.. Без меня можете обойтись. Я... - О! Не скажите. Без помощи вашей мы никак не можем обойтись... По сведениям вашим и ваших товарищей я-то и знаю подпольщиков... - Значит, это правда, я не один такой? - встрепенулся Афанасьев. Есть и другие подобные мне, а?.. - Будто вам об этом не известно? - хитро сощурился офицер. - Да так, краем уха слыхал, - хмелея, сказал Афанасьев. - Будто есть у нас такие, которые работают для полиции и на контрразведку, а насколько это достоверно, - не знаю. - Хорошо, - кивнул прапорщик и пристально, трезвыми глазами посмотрел на Афанасьева. - Вы мне что-то хотели сказать, господин Афанасьев. Василий допил водку из стаканчика и вытер губы салфеткой. - Вы вот сейчас сказали мне, что знаете Виктора Волкова, - усмехнулся он, - а, видно, не знаете того, что он вместе со своими ребятами готовится убить вас... - Да ну? - изумился прапорщик. - Откуда вам это известно? - Сам он говорил мне об этом. - Значит, он меня знает? - Знает, - мотнул головой Афанасьев. - Какой мерзавец! - взволнованно сказал офицер. - Вы правы, его надо немедленно арестовать... Арестую и его сообщников. Вы мне должны помочь, господин Афанасьев, и выдать его сообщников. - Но я же их не знаю. - А вы выпытайте у Волкова, а потом скажете мне. - Но ведь он может мне и не сказать. - А вы сделайте вид, что хотите вместе с ними участвовать в покушении на меня. - Ладно, господин Ликсанов, попробую. - Вы давно работаете у нас, в контрразведке? - спросил офицер. - Да с того раза, как был арестован Журычев. - Это вы его выдали нам? - Нет, - замотал головой Афанасьев. - Журычева я вам не выдавал... Меня тоже в тот раз вместе с ним арестовали. Но, когда мне предложили работать в контрразведке, я согласился, и меня выпустили... Наши подпольщики даже и не знают, что я был арестован. - Понятно. А остальные аресты уже при помощи вашей были совершены, не так ли? - Думаю, что так, - ухмыльнулся Афанасьев. - Но вы, наверно, об этом знаете не хуже моего... - Конечно, знаю, - кивнул головой прапорщик. - Вы - молодец, - со скрытой иронией сказал он. - Да особенного-то я ничего не совершил, - пьяно засмеялся Афанасьев. - Указал адреса подпольщиков - вот и вся моя работа... - За ваше здоровье! - поднял стаканчик офицер. Афанасьев чокнулся и выпил. Офицер снова незаметно выплеснул из своего стаканчика на пол. - Давайте, Афанасьев, вместе работать, - сказал он. - То есть как вас понимать? - насторожился тот. - А очень просто. Составим список подпольщиков и сделаем облаву... - Это можно. Икаев мне тоже об этом говорил. Да ведь они ж, сволочи, все свои квартиры попеременили. Войсковой старшина Икаев велел мне выяснить их новые квартиры, вот я и выясняю... - Ну, и выяснили? - Кое-какие выяснил, но не все еще... - Ну скорее выясняйте. - Выясню, не сомневайтесь, - пообещал все более пьянеющий Афанасьев. - Видать, хороший вы человек, господин прапорщик. Люблю с хорошими людьми посидеть за выпивкой... Эх, - с сожалением вдруг крякнул он, - девочек нет... Люблю, скажу вам, женский пол, ох и люблю же! - А вот как допьем здесь, так и поедем к девочкам. - Ей-богу? - обрадовался Афанасьев. - А у вас есть? - Найдем. - Вот это дело, - оживился Афанасьев. - Ей-богу, дело! Признаюсь, как увижу красивую девочку, так весь сам не свой делаюсь... Эх, черт побрал!.. Люблю красивую жизнь!.. Я извиняюсь, господин офицер, выйду до туалета... - Может быть, проводить? - Нет, спасибо. Я сам. Пошатываясь, Афанасьев отдернул портьеру, вышел. Прапорщик встал и снова ее задернул. Но она тотчас же приподнялась. Вошел Виктор. - Ну как, Вася? - тихо спросил он у прапорщика. - Все идет как по маслу, - усмехнулся тот. - Он во всем признался. - Напои его водкой до бесчувствия, - прошептал Виктор. - Я тут на улице, на фаэтоне жду... Да выпытай у него, есть ли у нас еще провокаторы... - Ладно, ладно! - отмахнулся прапорщик. - Уходи, а то он сейчас войдет. Виктор исчез за занавеской. Вскоре, раскачиваясь из стороны в сторону, вошел Афанасьев. Он грузно сел на стул. - У-у! - помотал он головой. - Я, кажись, того... охмелел... Ах, да наплевать! - махнул он рукой. - Только и нашего, что немного повеселишься. Жизнь стала мрачная... Никакой отрады не видишь ни для души, ни для тела... Слушай, прапорщик, как тебя зовут, а?.. Меня Василием, а тебя? - Меня тоже Василием зовут. - О! - обрадованно вскочил Афанасьев. - Значит, тезка?.. Великолепно, дай расцелую. Он обнял офицера и облобызал его. Прапорщик брезгливо вытер губы носовым платком, потом, взяв графин с водкой, налил в стаканчики. - Выпьем. Вскоре Афанасьев настолько напился, что стал плохо соображать. - Вася! - бормотал он. - Слышишь, Вася... Поедем к девочкам... Люблю девочек... - Выпей вот еще, - подал ему стаканчик с водкой прапорщик. - Выпьем тогда поедем. - И выпью! - вызывающе воскликнул Афанасьев. Вырвав из рук офицера стаканчик, он залпом выпил водку. Но, видимо, это уже было сверх меры. Афанасьев ошалело мутными глазами оглянулся вокруг, хотел что-то сказать, но покачнулся и, промычав нечто бессвязное, опустил голову и стал засыпать. Прапорщик с брезгливой усмешкой посмотрел на него. - Сволочь! Афанасьев приподнял голову и уставился на офицера. - Кто - сволочь? - спросил он. - Да официант, - усмехнулся прапорщик. - Велел принести ему еще водки, а он не несет... Сейчас выпьем и поедем к девочкам. - Вася, друг, поедем, - оживился Афанасьев. - Обязательно, - кивнул офицер. - Ты мне вот только скажи, кто еще с тобой работал заодно? - Да ведь это не точно, - пьяно мотал головой Афанасьев. - Ну а все же... - Слышал, будто... - Ну-ну?.. - Емельян Василенко... - А еще? - записал на папиросной коробке прапорщик. - Чуднов... - А еще?.. - Грачев... - А еще кто? - Больше не знаю, ей-богу, не знаю, - снова положив голову на стол, он захрапел. Расплатившись с официантом, офицер попросил его помочь довести пьяного Афанасьева до извозчика. Его посадили в экипаж, и он тотчас же повалился на сиденье и заснул. Подошел Виктор. Молодой прапорщик вытащил коробку с папиросами. В ней была только одна папироса, он закурил и бросил коробку. - Ну, рассказывай, Вася, - попросил Виктор. Вася Колчанов коротко рассказал ему о разговоре, который у него был с Афанасьевым. - Значит, гад, признался? - угрюмо спросил Виктор. - Да. Теперь нет никаких сомнений в том, что он провокатор. - Ты выяснил, один он был провокатором, или еще кто есть? - Ах ты, черт возьми! - вдруг спохватился Колчанов. - Коробку-то я бросил... Где она?.. - Да вон мальчик поднял ее, - недоумевающе сказал Виктор. - Зачем она тебе?.. Она же пустая... - Мальчик!.. Мальчик!.. - ринулся Колчанов к оторопевшему мальчугану. - На тебе три рубля, а ты отдай мне коробку... Завладев коробкой, Колчанов прочитал на ней: - Емельян Василенко... Чуднов... Грачев... Знаешь ты таких? - Не знаю, - ответил Виктор. - Но узнаем. Дай мне коробку. Поедешь со мной или нет? - Нет, Витя, спасибо, - покачал головой Колчанов. - Я понимаю, куда ты его повезешь. Мне там не место. Это дело ваше, как с ним поступить, меня это не касается. - Один вопрос, Вася, - взволнованно сказал Виктор. - Ты видел Марину? - Три дня назад в тюрьме, и то мельком. - Как она? - с болью спросил Виктор. - Настроение неплохое, но похудела, побледнела. Она узнала меня и улыбнулась. Я ей дал понять, чтоб надеялась... - Бедная, - прошептал Виктор. - Вася... - тихо сказал он и запнулся. - Ну-ну? Но Виктор молчал. Колчанов обнял его. - Я знаю, что ты хотел сказать... Пока, Витя, ничего не могу тебе обещать. Очень уж строгий надзор за ней... Но я верю, что мы что-нибудь сделаем. Не горюй, Витя, сделаем, - пожал он руку Виктору. - А о товарище Елене что-нибудь знаешь? - Та сидит в одиночке. К ней никого не допускают. О ней я ничего утешительного не могу сказать... Если появится какая возможность, я сейчас же сообщу. Пока, а то Афанасьев очнется да еще сбежит... - Не сбежит, - сурово сказал Виктор. - За ним следит извозчик, а он наш парень. Ну, прощай! Вскочив в экипаж, он сел рядом со спавшим Афанасьевым и крикнул извозчику: - Гони, Ваня! - Туда? - оглянулся парень. - Да, Ваня, туда. Они помчались по Садовой. VIII Солнце клонилось к закату. За городом, в стороне от Новочеркасского шоссе, вблизи небольшого оврага стоял фаэтон. Извозик, молодой парень, отпустив чересседельник, кормил лошадь овсом из торбы... В овраге же в это время шел партийный суд. Судили провокатора Афанасьева. Судьями были три члена Ростово-Нахичеванского подпольного большевистского комитета - Иван Гаврилович Семаков, Андреев и седовласый, болезненного вида старичок в очках, рабочий полиграфист, которого под кличкой " Лукьян Лукич" знали все подпольщики. Кроме них, в овраге были еще Виктор, привезший уже успевшего протрезвиться Афанасьева, и вихрастый молодой паренек Коля, тот самый, которого зимой Виктор с Колчановым освободили из новочеркасской тюрьмы вместе с Семаковым. Василий Афанасьев, побледнев, как мел, дрожа всем телом, стоял перед судьями, с ужасом глядя на них. - Ты, Василий Афанасьев, - строго глядя на него, говорил Андреев, поблескивая очками, - изменил нам, рабочему классу, партии, предал контрразведке лучших наших товарищей, революционеров... По вине твоей они подверглись страшным пыткам, умерли в жестоких мучениях... Ты выдал руководителя подпольной большевистской организации Журычева... - Не выдавал я его, - глухо выдавил из себя Афанасьев. - В этом вину на себя не беру... - Ты выдал товарища Елену, ты выдал многих других. Признаешь себя виновным в этом?.. - Признаю, - прошептал Афанасьев. - Голова его опустилась на грудь, он всхлипнул. - Ты готовил новый список с адресами наших товарищей для передачи контрразведчикам... Признаешься в этом? - Признаюсь, - едва слышно произнес Афанасьев и вдруг тонкоголосо завопил: - Я попал в руки контрразведчиков... они меня заставили... я... я... испугался... Простите. Я докажу свою преданность... - По постановлению Ростово-Нахичеванского подпольного большевистского комитета ты, Василий Афанасьев, за предательство подлежишь казни через расстрел как презренный изменник, провокатор... Хотя Афанасьев и не ожидал пощады, но при этих словах он охнул и, надломившись в коленях, повалился. - Товарищи! - кричал предатель, ползая по земле, - пощадите!.. Я искуплю свою вину... Заставляйте меня всякую опасную работу выполнять... Заставляйте!.. Все выполню... Все буду делать... Могу убить донского атамана, а ежели хотите, то и Деникина... Прошу пощады!.. Помилуйте!.. Видя холодные, насупленные, суровые лица своих судей, он истерически закричал: - Что же вы молчите?.. Ай вы не люди?.. Семаков!.. Иван Гаврилович!.. Ведь ты ж мой друг!.. Пощади!.. Вспомни, как мы дружили. Семаков, мрачно глядя на него, молчал. - Приговор подпольного комитета поручается выполнить товарищам Волкову и Хомякову, - сказал Андреев. Виктор вздрогнул. Он знал, что Афанасьева расстреляют, но никак не ожидал, что ему придется это сделать. Сильно побледнев, юноша взглянул на Семакова, словно прося, чтобы тот его заменил, и встретил строгий взгляд своего друга. - Пощадите!.. Помилуйте!.. - вопил предатель. Брезгливо глядя на него, Виктор вытащил из кармана браунинг и, подойдя к визжавшему Афанасьеву, сурово сказал: - Вставай! Афанасьев мутно глянул на Виктора, не поняв его намерения. - Вставай, говорю! Провокатор увидел в руке Виктора револьвер. - А-а... - завыл он. - Уби-ивают!.. Уби-ивают!.. Помогите!.. Витя!.. Что ты делаешь?.. Опомнись!.. Я ж твой друг!.. Витечка, родной!.. Пожалей! - Он подполз к ногам Виктора, намереваясь обнять их, но тот отскочил от него и сразу же подряд три раза выстрелил Афанасьеву в затылок. Коля, подбежав, тоже выстрелил в провокатора. По глинистой желтой земле зазмеилась струйка крови. С минуту все молча смотрели на труп. - Собаке - собачья смерть, - наконец сказал Андреев. - Надо все же его зарыть, - проговорил Семаков и, взяв лежавшую лопату, поплевал в ладони, начал рыть яму. Зарыв труп, все выбрались из оврага. Солнце заплывало за горизонт. Розовый налет лежал на побуревшей осенней степи. Над бурьянами неясными тенями скользили птицы. Вдалеке ослепительно искрились на закате окна большого города. - Надо немедленно ликвидировать и остальных, - хмуро сказал Андреев. - Обязательно, товарищ Андреев, - отозвался Семаков. - Завтра разделаемся с ними. Семаков нагнал Виктора, примолкнувшего, подавленного происшедшим. - Оробел, крестник, а? - Тяжело убивать человека, - вздохнул Виктор. - Человека - да, - жестко сказал Семаков, - но врага - никогда! IX Около двух месяцев уже жил Константин Ермаков в Лондоне. Старый, назначенный еще царским правительством русский посол Андрей Аркадьевич Саблин приказал отвести ему в посольстве комнату (благо, что дом посольства наполовину пустовал), и Константин надолго поселился в ней. За это время он уже успел повидать немалое количество влиятельных лиц Великобритании, сочувствующих контрреволюции, беседовал с послами США и Франции. И послы, и все эти влиятельные люди Англии наговорили много любезностей посланцу Дона. Они заверили Константина, что душой, всеми своими мыслями и желаниями они сочувствуют той великой миссии, которую взяло на себя донское казачество в деле освобождения России от большевистского ига. Обещали всяческую помощь как моральную, так и материальную. Но пока это было только на словах... Старый лис, прожженый политикан Саблин, старательно содействовал Константину в его встрече с военным министром Великобритании Уинстоном Черчиллем. Предварительно согласие министра на это свидание было получено. Но встреча со дня на день откладывалась. Военный министр был занят важными делами. - Ничего не поделаешь, Константин Васильевич, - разводил руками Саблин. - Надо ждать. Без свидания с военным министром вам уезжать на Дон нельзя. Черчилль - смелый, решительный человек, он хорошо помогает и генералу Деникину, и донскому правительству. Помогал и Юденичу, и Колчаку. Я верю, что он еще много нам поможет... Я ему все уши прожужжал, говоря, что нужно более активно вмешаться в русские дела. Но этого, конечно, недостаточно. Нужны иногда и другие меры. Очень будет неплохо, если вы, как живой свидетель, участник борьбы с большевиками, расскажете ему сами о всех событиях, происходящих в России. Понимаете ли, дорогой полковник, Англия получает сведения о России, из самых сомнительных источников. И это наносит вред. При поддержке нашего посольства в Лондоне издается журнал, который призван осведомлять английскую общественность о Советской России. Поэтому я вам рекомендую предварительно, перед встречей с военным министром, выступить в этом журнале с рядом статей по русскому вопросу. - О, Андрей Аркадьевич! - сказал Константин. - Я - литератор неважный. - Это не имеет значения, - заметил посол. - У нас столько литераторов - хоть пруд ими пруди. За вас напишут какую угодно статью. Конечно, вы должны авторам этих статей кое-что рассказать... Надо возбудить англичан, взбудоражить их. В Англии еще не осознают той грозной опасности, которую представляет русский большевизм. К Константину прикрепили для литературной работы пресс-аташе посольства Харитона Харитоновича Басманова, ожиревшего человека лет тридцати двух. Пресс-аташе в свою очередь " прикрепил" к нему двух русских журналистов, бойко пишущих на английском языке. В посольстве, после долгого перерыва, началась лихорадочная деятельность. Заскрипели перья, застучали машинки. За подписью донского казачьего полковника Константина Ермакова в прессе стали появляться статьи, призывающие англичан помочь своей союзнице России в ее борьбе с большевиками. В столице Великобритании об этих статьях заговорили, Константином заинтересовались. С ним охотно знакомились. У него появились поклонники и поклонницы, любящие экзотику. Константина стали приглашать на приемы и обеды. Он входил в моду. Всякий рад был похвастаться знакомством с донским казачьим офицером. О донских казаках, как во времена Платова, когда он пребывал в качестве гостя в Лондоне, стали говорить и писать всякие чудеса. У Константина появились деньги. Он сшил себе еще одну прекрасную казачью форму старой моды, поражая ею простодушных лондонцев. Его уже хорошо знали и почтительно встречали швейцары в ресторанах, кабаре и кафе-шантанах. Несмотря на такую веселую, беспечную жизнь, на все развлечения и удовольствия, Константин тосковал по жене, Новочеркасску... Иногда он запирался в своей комнате, зверски напивался и, заливаясь пьяными слезами, предавался сладостным воспоминаниям о жене, о тихом Доне, о друзьях. Вспоминая о Вере, он содрогался от ярости и ревности, представляя ее в объятиях Брэйнарда. X Однажды Константин сидел в своей комнате у окна и тоскливо смотрел на дождливую улицу. Дождь, мелкий, осенний, надоедливо стучал по стеклу. Константина беспокоили думы о доме, о жене. Хотелось скорей на Дон... В дверь кто-то торопливо и настойчиво постучал. - Войдите! - меланхолично сказал Константин, не двигаясь с места. В комнату вошел взволнованный Саблин. - Что случилось, господин посол? - не меняя позы, спросил Константин. - Я вижу, полковник, вы заболели сплином, - сказал весело и вместе с тем встревоженно Саблин, тяжело дыша. - О, черт возьми, - приложил он руку к сердцу. - Мотор сдает... Эх, старость... Будьте готовы, Константин Васильевич. Сегодня вас примет военный министр Черчилль... Будем ждать звонка. Оденьтесь!.. Одевшись в синий казачий мундир, натянув на себя шаровары с лампасами, Константин стал ждать вызова... Саблин прислал за ним только поздно вечером, когда Константин хотел было уже раздеваться и ложиться спать. У подъезда посольства стоял лакированный длинный черный лимузин. - Не робейте, полковник, - поучал дорогой Саблин Константина. - Он не бог, а такой же человек, как и мы с вами, а поэтому, прошу вас, не теряйте человеческого достоинства, особенно достоинства русского человека, к тому же донского казака... * * * По выражению Ленина, Уинстон Черчилль был " величайшим ненавистником Советской России". Вот к такому-то человеку и вез Константина Ермакова старый пройдоха, искушенный в тонкостях дипломатии посол Саблин. Старик, конечно, отлично понимал, что этот грубый невежественный казачий полковник не представляет особого интереса для военного министра Великобритании, но надеялся, что своими рассказами о зловещем большевизме Ермаков сумеет еще больше разжечь ярость Черчилля. Саблин, сидя рядом с Константином в автомобиле, что-то рассказывал ему, указывая на осыпанные разноцветными рекламными огнями магазины, парки, памятники, на огромные, потемневшие от дождя, влажные каменные громады зданий. Но Константин почти не слушал его. Он радостно думал о том, что вот побеседует сегодня с Черчиллем, выяснит все - и через несколько дней уже сможет тронуться в путь, домой. - Куда мы едем, Андрей Аркадьевич? - спросил он у старика. - В Вест-Энд, - ответил тот и стал рассказывать, что собой представляет этот Вест-Энд. Автомобиль плавно подкатил к чугунным ажурным воротам. Шофер выскочил из кабины и услужливо распахнул дверцу машины перед Саблиным. - Прошу вас, сэр, - сказал он. - Мы приехали. Это дом военного министра лорда Черчилля. Посол, опираясь на плечо шофера, тяжело вылез из автомобиля, подошел к привратнику, сидевшему в будке у ворот, и назвал себя. Тот распахнул перед ним калитку. - Пожалуйста, милорд! - сказал он и, пропуская гостей, нажал кнопку звонка. Саблин и Константин направились к большому старинному одноэтажному каменному дому, стоявшему в глубине двора. Предупрежденный звонком, швейцар уже гостеприимно распахнул перед ними широкую стеклянную дверь. Раздевшись в обитой дубом передней, сопровождаемые лакеем, Саблин и Константин прошли мимо двух бронзовых рыцарей в латах, в застывшей позе стоявших с факелами у дверей, ведших в огромный освещенный зал. - Прошу, милорды, в кабинет, - сказал лакей и открыл перед поздними визитерами тяжелую резную дверь. В просторном кабинете стоял полумрак. Пахло хорошим табаком и мятой. При входе их из-за письменного стола поднялся светловолосый мужчина средних лет и сделал несколько шагов навстречу. - Приветствую вас, джентльмены, - слегка поклонился он. - Хэлло, милорд! - подал ему руку Саблин. - Познакомьтесь, сэр, с посланцем тихого Дона, полковником Ермаковым. - Весьма рад, - пожимая руку Константину, сказал Черчилль. - Прошу садиться, господа. Курите, - указал он на раскрытую коробку с гаванскими сигарами. Взяв сигару и срезав кончик ее, Константин закурил и с любопытством окинул взглядом Черчилля. Ничего особенного в Черчилле не было. Походил он на мелкого банковского клерка. Было Черчиллю лет сорок пять. Среднего роста, с небольшими светлыми усами, он уже начинал немного полнеть. - По-английски говорите? - спросил Черчилль у Константина. - Немного. Но за это время, что прожил у вас, в Лондоне, я стал говорить и понимать значительно лучше. - Практика, - улыбнулся Черчилль. - Вы простите, полковник, что я вас задержал, - с любопытством разглядывая Константина в его казачьей форме, проговорил он. - Был занят. Мы, высшие чиновники британского правительства, часто не располагаем собой... - Это же закон, - подобострастно подхватил Саблин. - Чем выше человек занимает пост, тем занятее он бывает. Свет от настольной лампы мягко падал на лицо Черчилля. Он сидел спиной к огромному шкафу из красного дерева, заполненному книгами с золочеными корешками. Над шкафом висел большой портрет в тяжелой бронзированной раме какого-то сановного мужчины в средневековом одеянии. - Я, - сказал Черчилль, - читал ваши статьи, полковник, в нашей прессе. - Хорошие статьи. Они раскрывают перед читателем правдивую картину действительности теперешней России... Мне хочется задать вам несколько вопросов. Вы разрешите? - Пожалуйста, господин министр, - наклонил голову Константин. - Я вас слушаю. - Мне бы хотелось знать, все ли население Донской области враждебно относится к большевикам и их доктрине, или есть и такие слои, которые им симпатизируют? - Почти все поголовно донские казаки ненавидят большевиков, - ответил Константин. - Другое дело иногороднее население... Многие из иногородних симпатизируют идеям большевиков... - Что значит " иногороднее население? " - спросил Черчилль. Константин пояснил. Завязалась беседа. Черчилль много и подробно расспрашивал Константина о положении на Дону, о России, записывал в блокнот его ответы. - Не хотите ли коньяку? - вдруг спросил он у своих гостей. И, не дожидаясь, ответа, подошел к одному из внушительных шкафов, достал оттуда графин с коньяком и три хрустальные рюмки. - Люблю коньяк, - сказал Черчилль, разливая из графина по рюмкам. Полезен для здоровья. Прошу! Выпили и сели в кресла. - События в России, - проговорил он, - начинают быстро нарастать и, я скажу, нарастают они в правильном направлении. Правда, большевистским силам несколько удалось повлиять на наши оборонительные позиции на Севере России, но армия генерала Майкарда сильно не пострадала. То же самое и на Юге России. Армия генерала Деникина оправилась от недавних неудач, благодаря огромной помощи оружием и снарядами, которые она получает из Англии. Мы послали полное снаряжение на двести пятьдесят тысяч солдат... В Балтике имеется уже достаточное количество войск под ружьем, чтобы взять Петроград и исключить возможность доступа большевиков в Балтийское море; нужны только поддержка британского флота, вооружение, в особенности артиллерией, и снабжение съестными продуктами гражданского населения Петрограда. Решительные враги большевизма многочисленны как внутри России, так и за ее границами, поэтому даже самые предубежденные не могут претендовать на то, чтобы к большевикам относились, как к фактическим представителям России... Я прошу передать там, на Дону, мои слова: пока я жив, пока я нахожусь у власти, я не перестану помогать истинно русским людям в их борьбе против злейшего врага человечества - большевизма. Можете передать в Новочеркасске своему президенту или атаману, как он у вас называется, что помощь Англии будет ощутима. Для того, чтобы вам приехать на Дон не с пустыми руками, мы снарядим корабль с вооружением для Донской армии. Вы сами поведете этот корабль...
|
|||
|