|
|||
{17} Леонид Андреев большой и маленький Критически очерк{12} 5 Это бытовая сторона Андреевской биографии, фактическую же сторону мы знаем из краткой заметки самого Андреева, появившейся в «Журнале для всех» (январь 1903) тотчас же после выхода нашумевшей повести «В тумане». Приводим эту заметку полностью: — «Родился я, — говорит Андреев, — в 1871 г. в Орле, там же учился в гимназии. Учился скверно, в седьмом классе целый год носил звание последнего ученика, и за поведение имел не свыше четырех, а иногда и три. Самое приятное проведенное в гимназии время, о котором до сих пор вспоминаю с удовольствием, — это перерывы между уроками, так называемые перемены, а также те редкие, впрочем, случаи, когда меня “выгоняли” из класса. В пустых и длинных коридорах звонкая тишина, играющая одиноким звуком шагов; по бокам запертые двери, а за ними полные народу классы; луч солнца — свободный луч, прорвавшийся в какую-то щель и играющий приподнятой на перемене и еще не осевшей пылью, — все так таинственно, интересно и полно особым сокровенным смыслом. Когда я еще учился в гимназии, умер мой отец, землемер, и в университете мне пришлось сильно нуждаться. На первом курсе в С. ‑ Петербурге я даже голодал не столько, впрочем, от настоящей нужды, сколько от молодости, неопытности и неумения {13} утилизировать лишние части костюма. Мне и сейчас стыдно подумать, что я мог два дня ничего не есть в то время, как у меня было: две или три пары брюк, два пальто, теплое и летнее, и т. п. [1] Оканчивал курс я в Московском университете. Здесь материально жилось лучше: помогали товарищи и “комитет”; но в других отношениях я с бó льшим удовольствием вспоминаю Петербургский университет: в последнем сильнее дифференциация студенчества, и, среди резко выраженных и обособленных групп, скорее можно найти подходящую для себя среду. В 1894 г. в январе я неудачно стрелялся; последствием неудачного выстрела было церковное покаяние, наложенное на меня начальством, и болезнь сердца, не опасная, но упрямая и надоедливая. За это время я делал одну или две неудачные попытки писать, но с большим удовольствием и успехом отдавался живописи, которую люблю с детства, а именно: рисовал на заказ портреты по 3 и по 5 р. штука. Усовершенствовавшись, я стал получать за портрет по 10 и даже по 12 рублей. В 1897 г. я получил диплом и записался в помощники присяжного поверенного, но с самого начала сбился с правильного пути: мне предложили давать судебные отчеты в {14} газету “Курьер”, только что возникшую. Практики юридической мне за недосугом приобрести не удалось: было у меня всего-навсего одно гражданское дело, которое я проиграл во всех инстанциях, и несколько уголовных бесплатных защит. В 1898 году я написал, по предложению секретаря “Курьера” И. Д. Новика, первый свой рассказ, пасхальный, и затем уже целиком отдался литературной деятельности, довольно разнообразной: одно время я составлял судебные отчеты, писал фельетоны под различными псевдонимами и рассказы. Теперь я занимаюсь одной беллетристикой и лишь изредка пишу статейки на общественные темы. Сильно помог мне в литературном отношении своими всегда дельными советами и указаниями Максим Горький». К этой автобиографии в настоящее время сделано три существенных добавления. Во-первых, Леонид Андреев покушался на самоубийство не однажды, — как он сам рассказывает о себе, — а трижды. Это рассказывает о нем в интересных воспоминаниях г. Петроний (П. П—ий): «Леонид Андреев покушался на себя и ножом, и револьвером Лефоше, и тогда, когда он бросился почти роковым и ужасным образом под поезд» («Св. М. », 908, апрель). Во-вторых, тот И. Д. Новик, который в автобиографии изображается в виде первого пробудителя андреевского творчества {15} и некоторым образом покровителя молодого таланта, здесь у г. Петрония, принимает несколько иное обличье: «В тихой запруде редакционной комнаты, — повествует г. Петроний, — сидели двое: страховой агент и “наше приданное”. Под “нашим приданным” мы разумели секретаря редакции И. Д. Новика: “Курьер” перешел в руки новой редакции с непременным условием, чтоб пухлый, и толстый Новик стал секретарем. И Новик говорил: — Это недостаточно либерально. Вы приехали из провинции, а у нас все работает “столица”! Это тот самый Новик, который был уличен в плагиате едва ли не единственной своей передовой статьи, и который теперь состоит в партии “мирнообновленцев”, занимая должность секретаря “Московского Еженедельника”. Страховой агент был редактором, Новик был секретарем, а Леонид Андреев — судебным хроникером. И судебному хроникеру не подавали руки — тому самому судебному хроникеру, который однажды проснулся знаменитым». В‑ третьих, по словам г. Петрония, оказывается, что Максим Горький помог Леониду Андрееву не только «советами и указаниями», а и делом. «По независящим обстоятельствам, — сообщает г. Петроний, — приостановился “Нижегородский {16} Листок”, в нем постоянным сотрудником был, между прочим, Максим Горький. Постоянным сотрудникам газета рассылается. И редакция приостановленного “Нижегородского Листка” вошла в соглашение с московской газетой “Курьер” об удовлетворении подписчиков. Дело было перед пасхой. А в пасхальном номере газеты “Курьер” был помещен рассказ “Большой шлем”. Максим Горький запросил редакцию: — Кто скрывается под псевдонимом Леонид Андреев? Ему ответили: — Леонид Андреев! Этого было достаточно, чтоб тихая запруда редакционной комнаты — страховой агент Фейгин и секретарь редакции Новик — стали уважительно жать руку Леониду Андрееву». Если к этому ко всему — к редактору, страховому агенту, не подающему руки; к оскорблению памяти покойной жены; к критике физиономии; к публичным заявлениям, что Андреев пьяница из сумасшедшего дома; если ко всему этому прибавить, что 28 июля 1907 г. два хулигана пытались застрелить Леонида Андреева из револьвера, то этим и можно считать его общественную сторону биографии покуда законченной. {17} Леонид Андреев большой и маленький Критически очерк
|
|||
|