Глава восьмая

В середине июня Романов принял от «доктора» несколько шифровок. В них сообщалось, что обещанная посылка будет направлена со дня на день. Так, 15 июня центр радировал:

«Курьер к вам непредвиденно задержался. Не унывайте. Приветом. Доктор».

Вероятно, текст радиограммы был составлен самим шефом. Трайзе, конечно, учитывал, что батареи у Романова уже сели. Он написал всего-навсего одну фразу:

«Ждите нашей посылки».

Но Трайзе не учитывал главного. Он и не подозревал, что все его так старательно зашифрованные указания Романов и Глухов сразу же передавали сотрудникам государственной безопасности и что все разведданные, полученные от них в штабе «Абверкоманды-103», были составлены теми же сотрудниками. Не подозревал он и того, что связной, якобы убитый при попытке перейти линию фронта, на самом деле был выслежен чекистами и схвачен с поличным. Посылка для Романова находилась при нем, ведь ему так хотелось выслужиться перед шефом. После благополучного приземления он долго бродил по лесу, пока не нашел чемодан, спущенный на грузовом парашюте. Однако в радиограмме, полученной центром 8 мая, утверждалось, что Шубов посылки не принес. Можно было предполагать, что, получив это сообщение, полковник не замедлит послать на связь с Романовым нового агента. И чекисты не ошиблись. Слезливыми радиограммами в штаб Трайзе им удалось разжалобить старика и заставить его активно действовать. Прошло полтора месяца, и он снарядил в путь еще одного курьера.

Курьера поджидали с нетерпением. 19 июня Романов отстучал на ключе:

«Лично доктору. Нетерпением ждем обещанное нашему адресу: Липки, Путейцев, двадцать три. Заранее сердечно благодарим. Не забудьте прислать новые документы. Объявленная советскими властями перерегистрация отпускников из госпиталей началась».

И через день, чтобы создать видимость работы:

«15 июня на Курск (источник надежный) прошел эшелон с автобатальоном. На открытых платформах грузовые и легковые машины: первых - 80, вторых - 5. Погода летная, видимость отличная, слабый южный ветер».

А утром 22 июня, без семи минут десять, опять отозвался «доктор»:

«Готовьтесь встретить нового курьера, он уже в пути. Кличка - Меншиков».

Приняв и тут же расшифровав эту коротенькую, но очень важную радиограмму, Романов передал ее дежурившему у рации работнику госбезопасности. Тот быстро пробежал глазами текст.

- Вы его знали, этого Меншикова? - спросил чекист, переведя взгляд па Романова.

- Еще бы! Мы оба из функеров, радистов значит… И учились, и жили вместе.

- Ну и как он?

Романов ответил не сразу:

- Откровенно говоря, я не смог раскусить его. Личность чересчур загадочная. Ни черта не раскрывался. Даже в азартных, . картежных играх. Невозмутим. Уж я-то наблюдая. А так молодой, общительный, военное дело знает. Кажется, воевал и даже чем-то командовал.

- Нашел кого раскусывать! - бросил из своего угла Глухов. - Продался фашистам, вот и все. Разве не видел, как сам Трайзе с ним нянчился?

- Это верно, - согласился Романов. Он вспомнил, как Меншиков ехал в Смоленск в одной; машине с шефом.

Итак, Меншиков… Игра с фашистской военной разведкой продолжалась. Чекистам удалось вызвать еще одного ее агента. Что ж, пусть идет.

Никто из жителей Липок и не подозревал, что в небольшом домике-даче на улице Путейцев, рядом с детским садом, днем и ночью шла это невидимое сражение. Наступление, которое-развертывали здесь наши контрразведчики, было необходимо для победы над захватчиками так же, как и боевая операция на фронте.

Меншикова поджидали в Липках со дня на день, но он все не являлся. Неужели что-нибудь заподозрил? Или нашелся человек, который предупредил его? Сотрудники, получившие приказ подкараулить и захватить нового связника, строили различные предположения.

Совершенно секретное сообщение разведотдела Западного фронта о задержании в ночь на 22 июня немецкого шпиона обстановку до конца не прояснило. Парашютист, сброшенный со скоростного бомбардировщика, оказался Раевским, а не Меншиковым. Он сам явился с повинной, заявил, что выполнять задания абвера не будет. Шел он, по его словам, на связь с радистом Кудряшовым. Но в управлении гос-безопасности ничего не знали о каком-то Кудряшове. Оставалось одно: предложить разведотделу Западного фронта срочно доставить в-Москву самого Раевского и все материалы на него, которыми располагает отдел.

В последних числах июня сотрудника управления майора Терехова вызвал начальник отдела. Полковник поручил ему, отложив все другие дела, немедленно заняться Раевским, который уже находится в Москве.

- Вот в этом пакете, - начальник отдела протянул Терехову украшенный по углам сургучными печатями голубой конверт, - свидетельства очевидцев появления на нашей земле Раевского. Последний утверждает, что сдался он по доброй воле. Нам очень важно установить, какое задание имел он от своей разведки, кто такой Кудряшов и что побудило так называемого Раевского явиться с повинной. Искренен ли он? Не затевает ли ответной игры с нами фашистский абвер? Какие полезные сведения мы можем получить от него о разведшколе в Борисове и Катыни?

Выслушав указания начальника, майор спросил:

- Возможно, заброска Раевского имеет какую-либо связь с ожидающимся визитом Меншикова?

- Я потому и поручаю вам это дело, - сказал полковник.

Терехов вернулся к себе в кабинет и перечитал содержимое пакета: объяснительную записку старшего лейтенанта Шацкого, докладные солдат транспортной роты Реброва и Яценко и рапорт начальника штаба полка капитана Чванова о первой встрече с парашютистом. В пакет были вложены также документы, заготовленные немцами на имя Раевского Александра Васильевича, и опись вещей, найденных в прифронтовом лесу. То, что чемоданы и вещевой мешок разведчика были до отказа набиты сухими батареями, бланками различных доку-ментов и советскими деньгами на солидную сумму в полмиллиона рублей, не могло не навести на мысль, что радисты, к которым послан этот курьер, Обосновались довольно прочно и снабжают абвер ценной информацией. Иначе стоило ли так щедро им платить и заботиться об условиях для их работы! Если это не Романов и Глухов, то кто же тогда?

Терехов решил допросить Раевского. Он позвонил дежурному, и через несколько минут к нему ввели молодого, стройного, с приятным, можно даже сказать, красивым лицом человека в военной форме. Вид у него был явно усталый, но держался он бодро, и в небольших, сосредоточенно-внимательных глазах таились доверие и надежда.

- Вы Раевский? - спросил Терехов, успев с ног до головы осмотреть вошедшего.

- Нет, не Раевский, - спокойно сказал тот, усаживаясь на стул за небольшим приставным столиком.

- Тогда кто же вы?

- Кто я? - переспросил Александр Иванович, улыбнувшись. - Настоящая моя фамилия Козлов. Но когда прибыл в разведшколу - мне предложили забыть ее.

- У вас еще была кличка?

- Да. В школе - Александр Данилович; Меншиков.

- Меншиков? - Майор, научившийся ничему не удивляться, даже привстал: так неожиданным было сразу вдруг приблизиться к разгадке тайны, над которой пришлось столько ломать голову.

- Да, Меншиков, - повторил Александр

Иванович. - Шеф «Абверкоманды сто три» послал меня на связь к радисту Кудряшову. Я должен был доставить ему питание для рации, бланки документов и деньги.

- Вы точно назвали агента?

- Если был точен полковник Трайзе. Он сказал мне при этом, что Кудряшова я знаю в лицо. На самом деле я не знаю никакого Кудряшова. Мне кажется, шеф схитрил.

- Где назначена ваша встреча?

- В Липках. Это железнодорожный поселок. На пути в Тулу.

«Хитрая, видать, лиса, этот Трайзе, - подумал Терехов. - Путает следы каким-то Кудряшовым. Дескать, если Раевский попадет в наши руки, радист уцелеет. Но это же адрес Романова! »

Лишь в одном Трайзе не обманул Меншикова, или теперь уже Козлова: его курьер действительно знает того радиста в лицо. Но Козлов и не догадывается, что те, к кому он направлен, давно известны чекистам и с самого первого дня работают под их диктовку. Не догадывается, что посылку он нес не кому-нибудь, а самому Романову, в котором видел только азартного картежника. Майору проще простого было бы спросить сейчас у Козлова, знаком ли он с Романовым, но соображения служебного порядка не позволяли ему это делать.

- Известны ли вам, - начал Терехов издалека, - какие-либо агенты, заброшенные в Советский Союз?

Козлов утвердительно кивнул головой.

- Я могу назвать их только по школьным кличкам, - пояснил Александр Иванович перед тем как рассказать все, что он знал о заброшенных и еще дожидавшихся своей очереди разведчиках. Цепкая память сохранила все, и он говорил долго. Ему приятно было видеть, что чекист слушает его внимательно, с той серьезностью, которая возникает сразу же, как только тебе начинают верить. Именно этого и хотелось больше всего Александру Ивановичу. Доверия… Обычного человеческого доверия. Дело тут не только в нем самом, в его судьбе. Если не поверят, пропадет, не принесет ни малейшей пользы все, что было собрано и доставлено им с таким риском. А сведения его правдивы до мелочей. Они нужны, очень нужны Родине, нужны людям, ведущим борьбу с фашистской разведкой.

- Я прошу вас, - сказал Терехов, терпеливо выслушав длинный и подробнейший рассказ Козлова о разведывательных школах в Борисове и Катыни, - изложите нам все это письменно. Опишите систему подготовки агентов, их численность, приметы, деловые качества каждого, школьные клички. Дайте объективную характеристику всему преподавательскому составу, руководству школы. Что из себя представляет шеф абверкоманды? Кто непосредственно занимается заброской агентуры… Мы предоставим вам достаточно времени, так что не торопитесь.

«Об этом я и мечтал, этого и хотел, - думал Александр Иванович, слушая чекиста. - Дайте мне бумагу, чернила, стол, а напишу я быстро, очень быстро, может быть, даже в течение одной ночи».

Козлов все больше проникался уважением к майору. Именно с таким человеком и надеялся встретиться в Москве. Этот майор выгодно отличался от того майора, который обыскивал и допрашивал его в штабной полковой палатке. Кто знает, чем закончилась бы та, первая на родной земле встреча, если бы не рассудительный, справедливый и все понимающий командир дивизии. Но даже и к тому, фронтовому, майору Козлов не испытывал чувства обиды и неприязни. Война слишком накалила сердца людей, они вспыхивали от первой искры. Даже у разведчиков, хотя им это и прощалось меньше всех. Они не имели права при любых обстоятельствах лишать себя способности сопоставлять, анализировать, думать.

- Расскажите о себе, - попросил майор, готовясь столь же внимательно и терпеливо выслушать еще один рассказ. - Где и когда родились, чем занимались после школы, как стали военным.

Он опять ничем не мешал Козлову. На его худощавом, несколько суховатом, отмеченном профессиональной строгостью лице все заметнее проступала искренняя заинтересованность. Чекист не просто слушал. Он, казалось, шел по жизни человека, на долю которого в тяжелую годину войны выпали трудные, далеко не прямые пути. И самым благородным, самым честным во всех поступках Козлова было остаться самим собой, не растерять своих, впитанных всем существом, убеждений, не изменить чувствам, определявшим его характер с самого детства. Удалось ли ему это? Хватило ли силы воли, хитрости и ума? Так ли он вел себя, по-пав к врагу? Или нужно было пойти напрямик, в лобовую атаку? И тогда все уже давно было бы кончено, и год, прошедший с момента пленения, сровнял бы с землею тот маленький холмик, который второпях, кое-как насыпали бы над его могилой.

Он вспомнил первую встречу с Галей, фронтовую любовь, женитьбу. Наверное, нет, наверняка именно это спасло его. Не будь Гали, такой надежной заложницы, гитлеровцы вряд ли стали бы возиться с ним. Александр Иванович понимал это теперь лучше, чем когда бы то ни было. Как живется ей там после его ухода? Не пронюхал ли Трайзе, что агент, которому он так верил, обманул его? Кто этот Кудряшов? Ведь он, не дождавшись курьера, мог уже радировать шефу. И тогда Трайзе все свое нечеловеческое зло сорвет на Гале, и ничто не удержит обезумевшего палача.

- Я так боюсь за нее, - откровенно признался Александр Иванович. - Они ведь не церемонятся. Тем более что нет у нее там никаких защитников.

- Там действительно нет, - подумав, сказал чекист. - Но зато они есть здесь.

- То есть? - не понял намека Козлов.

- Вашей жене угрожает опасность лишь в одном случае: если немцы узнают, что вы пришли к нам. Но этого могут и не узнать.

- А шумиха, поднятая вокруг меня в полку? Они с первого взгляда увидели во мне шпиона. Особенно этот капитан, их начштаба. Я уверен, он не успокоился до сих пор., Но как было объяснить ему, в чем тут дело? И почему в полку не должны были принимать меня за шпиона? Ведь достаточно одного перебежчика или пленного…

- Перебежчика не будет, - заверил Терехов.

- Разве за каждого поручишься? У нас в полку был такой. С рыжей физиономией.

Терехов улыбнулся:

- Вы меня не поняли. Что ж, открою перед вами тайну. Полк, о котором вы говорите, вчера проследовал через Тулу. В восточном направлении.

- Передислокация?

- Его отвели. С целью предосторожности.

- А-а, - протянул Козлов, и в этом непроизвольном звуке были одновременно и удивление и радость.

- Остается Кудряшов. Думаю, что вы и его опасаетесь: Не сообщит ли он немцам о пропаже посылки и заодно курьера? Так? -И, не дожидаясь ответа, Терехов сказал: - Кудряшов передаст, что вы к нему прибыли благополучно.

- Я прибыл к вам, не к нему, - поспешил уточнить Козлов. - Как же он передаст такое?

- Сегодня к нам, а завтра… Адрес Кудряшова у вас есть, и завтра вы доставите ему посылку.

- Зачем же? - не удержался Козлов. - Зачем? Он передает врагу шпионскую информацию, а я:.. Или вы испытываете меня?

- Нет, так не испытывают. - Терехов задумчиво посмотрел на Козлова. - Нам нужно, чтоб посылка была доставлена. Непременно!

- Ну, если нужно, тогда другое дело, - сказал Александр Иванович, догадываясь, что у чекистов есть какие-то планы.

Терехов продолжал:

- До Липок поедем вместе. Завтра утром. А сейчас, - он снял телефонную трубку, -› вашу посылку принесут сюда. Надо убедиться, все ли там на месте.

Майор распорядился по телефону, и вскоре какой-то парень в штатском принес в кабинет вещевой мешок и чемодан.

- Неужели в этом мешке деньги? - спросил он, обращаясь к Козлову. - Слушай, гвардии капитан, откуда ты их привез?

- От гитлеровцев, - вместо Козлова ответил майор. Ему не понравилось ненужное любопытство сотрудника; к тому же спрашивает у человека, которого первый раз в глаза видит. Чтобы он почувствовал это, Терехов добавил: - И перед вами не гвардии капитан, а немецкий шпион.

- Да-а, - только и смог выговорить сотрудник, словно на большее его не хватило. Оставив возле письменного стола вещевой мешок и чемодан, он удалился из кабинета.

Это маленькое происшествие окончательно освободило Козлова от той скованности, которая еще чувствовалась в его разговоре с чекистом. Он уже не ловил себя на мысли, что-занимающийся им по долгу своей особой службы чекист относится к нему с явным предубеждением, что порой он лишь делает вид, что верит, а на самом деле думает о нем плохо. Вместе они пересчитали деньги - выданная Козлову сумма не убавилась ни на рубль, - вместе переложили содержимое чемодана, составив полную опись, и навели во всем прежний порядок. Пожалуй, сам Трайзе не заметил бы, что в чемодане кто-то рылся. Если постараться, русская аккуратность не уступит немецкой!

- Ну а теперь обедать, -сказал Терехов, вытирая руки. - Не знаю, как у вас, Александр Иванович, а у меня засосало под ложечкой. Острый гастрит, черт бы его побрал!

В эту минуту Терехов не был похож на человека, от которого зависела дальнейшая судьба Козлова. Он казался просто товарищем.

Ожидая, пока принесут обед, майор разыскал в столе свободную папку, стопку чистой бумаги, заправил лежавшую про запас авторучку и все это передал Александру Ивановичу.

- Вечером займитесь сочинением, - напомнил Терехов. - Как говорят, на заданную тему. Беспокоить не буду…

Никогда еще Александру Ивановичу не доводилось писать столь длинных сочинений. Он перевертывал страницу за страницей, а в голове оставалось еще так много невысказанного. И все, что долгими месяцами копил в памяти, теперь просилось на бумагу. Все казалось важным, значительным. Он словно продолжал беседу с чекистом, пытаясь ставить перед собой вопросы, которые мог бы задать ему майор Терехов, и отвечать на них обстоятельно, честно и со всей прямотой.

«Как я мог, - спрашивал он, - добровольно согласиться - сотрудничать с германской военной разведкой? Сделал я это по следующим соображениям. Немцы - враги моей Родины, следовательно, и мои. Я ненавижу их, я боролся с ними. Только мое пленение заставило пока (последнее слово Козлов дважды подчеркнул) прекратить эту борьбу. Я думал, что, если соглашусь стать германским разведчиком, за этим не последует никаких преступных действий с моей стороны. Я считал, что преступление совершу тогда, когда начну работать в пользу немцев против своих и своей Родины. Пусть меня перебросят к своим, я расскажу им методы работы германской разведки и ее секреты.

Будучи со временем переброшен на сторону частей Красной Армии, я сразу же явился к военным властям, чтобы рассказать о полученном задании и о всей известной мне работе германской разведки…»

Он подробно описал, как его вербовали в лагере для военнопленных, как в течение многих недель приглядывались, изучая характер и способности, каким удивительно добрым и подкупающе заботливым старался быть с ним полковник Трайзе. Ненавидя каждого русского, этот гитлеровец заискивал перед теми, кого отбирал в школу, наивно думая, что этим сумеет удержать их от предательства интересов рейха. Что еще сказать об этом абверовце? Какими качествами обладает этот человек, поставленный во главе одной из разведывательных команд абвера?

Козлов отложил ручку, задумался, вспоминая встречи с шефом. В самом деле, что представляет из себя Трайзе как разведчик? Пожалуй, ничего особенного. На этой высокой должности держится только за счет лейтенанта Фуксмана. Вот Фуксман действительно опытный и хитрый разведчик, провести его не просто. А старик все же какой-то слабохарактерный, нервный и к тому же излишне самоуверенный. Своим подчиненным то и дело твердит без стеснения: учитесь у меня работать! А они совсем не расположены хотя бы чему-нибудь учиться у своего шефа. Старик, конечно, замечает это, нервничает, срывает зло. Как в случае с доктором Пониковским.

«Выдам, пожалуй, служебную характеристику фашисту Трайзе да и спать, - решил Александр Иванович, вспомнив о позднем времени. Часы показывали половину второго. - На сегодня хватит. А вернусь из Липок, остальных распишу. Особенно лейтенанта Фуксмана…»

При мысли о Фуксмане Козлов на мгновенье испытал какое-то неприятное чувство. Вот с кем он больше всего не желал бы встретиться еще раз. Опасный это человек, рядом с ним всегда как на минном поле. Впрочем, стоит ли теперь из-за него волноваться. До Фуксмана сейчас не ближе, чем до полковника Трайзе. А тот и другой остались с носом…

Утром Козлова разбудило солнце. Взобравшись на крышу соседнего дома, оно залило еще не очень яркими, но горячими лучами крошечную комнату, в которую временно поместили Александра Ивановича. До того как выяснятся все обстоятельства, связанные с его пребыванием у врага, он должен был жить под наблюдением чекистов. Каким бы странным ни показалось его нынешнее положение со стороны, сам он в эти дни испытывал потребность в близком и постоянном общении с людьми, которые могли объективно разобраться в приключившейся с ним истории.

Майор Терехов еще с вечера распорядился насчет машины и заранее послал в Липки оперативного работника. Последний должен был предупредить Романова и Глухова. Меншиков передаст им посылку и тотчас уйдет. Он не задержится у них ни одной лишней минуты. Пароль известен. Вести себя так, словно они и в самом деле работают на немцев. Ничего с ними не случилось, дела идут отлично, они вне всяких подозрений. Одним словом - зер гут!

- Порядок соблюдем! - ухмыльнулся Романов. - Как-никак - разведчики. Но он-то, Меншиков, не улизнет? Надежно за ним присматривают?

- Сто процентов гарантии.

- Тогда пусть тащит нам сухие батарейки. Позарез нужны нашей рации! Сами кому хочешь можем одолжить…

Машина, на которой Терехов и Козлов добрались до Липок, остановилась в безлюдном глухом переулке. Александр Иванович приладил за спиной вещевой мешок, взял в руку чемодан и, придирчиво оглядев себя, спросил:

- Разрешите действовать?

Но отпускать его Терехов не спешил.

- Как вы считаете, - спросил он, словно советуясь, - когда лучше взять их? Сразу после вашего возвращения или…

Майор почему-то не договорил.

«Действительно, как с ними быть, - подумал Александр Иванович, - что посоветовать чекисту? Романова и Глухова, как вражеских агентов, следовало бы арестовать. Но там, в штабе абверкоманды, немедленно станет известно, что они провалились. Тогда что подумает шеф о своем надежном курьере? Виновник, конечно, он, кто же еще? »

- Ну так что с ними делать? - напомнил о своем вопросе майор.

После вчерашнего разговора с Козловым у Терехова родился смелый план. Но чекист не считал возможным раньше времени посвящать в него Александра Ивановича. Вот напишет свое «сочинение» о школе, тогда видно будет, стоит ли вообще это делать. Если стоит, значит, тем более ему незачем знать о радиоигре с немецкой разведкой. И вообще это незачем знать каждому. Тайна разведки - святая святых.

- Я не думаю, что вы нуждаетесь в моем совете, - сказал Козлов, смутившись. - Вам, конечно, виднее. Но я просил бы пока не трогать их.

- Почему?

- Полковник Трайзе поймет, что я…

- Вы и сейчас боитесь его? -спросил Терехов.

- Лично мне он уже не страшен. Но я же вам говорил, что там моя жена… Она в их руках… Нельзя ли подождать с месяц или хотя бы с полмесяца?

- Хорошо, мы подождем, -Терехов улыбнулся. - А теперь можете идти. Желаю удачи!

Он проводил Козлова до первого поворота. Когда тот скрылся за углом зеленого дощатого забора, вернулся в машину и стал ждать.

Прохожих на улице было негусто. Навстречу Александру Ивановичу сначала попалась худенькая рослая девушка с черной затасканной сумкой через плечо. Почтальон! Сумка ее была пуста, девушка возвращалась на почту. Как все молоденькие и к тому же хорошенькие девушки, она успела на ходу оглядеть фронтового капитана, подарила ему робкую, застенчивую улыбку и пошла не оглядываясь, хотя самой, возможно, и хотелось еще раз взглянуть на гвардейца. Наверное, она подумала, что капитан приехал с фронта на побывку, и теперь перебирала в памяти всех своих адресатов, прикидывая, к кому из них мог пожаловать такой ладный и статный офицер.

«Ничего же ты обо мне не знаешь, милая, симпатичная девушка, - подумал в свою очередь Козлов. - А знала бы, вряд ли наградила своей доброй улыбкой. Отвык я уже за два военных года от улыбок, ой как отвык! »

Скрипнув калиткой, суетливо выскользнул со двора низкорослый старикашка с кошелкой в руках. Заспешил куда-то, семеня мелко и часто, но, увидев офицера, приостановился, почтительно приподнял над лысиной серую кепчонку. Не мог он пройти, не засвидетельствовав своего уважения. А Козлову стало как-то не по себе. За что столько чести? За офицерский мундир? Так ведь он ненастоящий. Погоны и звездочки немцами прилажены, да и гвардейский значок ими привинчен. Бутафория! Содрал бы с себя все это, как только погасил на опушке леса парашют, да нельзя было. К радистам-то надо в полной форме явиться, согласно выданным документам.

Дом под номером двадцать три стоял в глубине двора, в десяти метрах от ворот. Едва Александр Иванович открыл калитку, как за квадратными стеклами террасы мелькнула знакомая фигура. Неужели Романов? Полгода как не виделись, а вот узнал же. Скользнул глазами по закрытым окнам - никого! Прячется, во дворе встретить боится. А ведь ждет, и не первый день.

Поднялся на террасу, постучал в окно. Совсем по-обычному, вроде бы даже с неохотой, открыли дверь. Сам Романов. В офицерской гимнастерке с расстегнутым воротом, в брюках-бриджах, на ногах - домашние тапочки. Лицо бледное, точно все эти месяцы провел в подземелье. Минуту-другую молча смотрел он на долгожданного гостя, потом тихо шепнул:

- Проходи. Да побыстрей…

- Я от «доктора».

- Вижу и без пароля. Давай вещи!

Романов выхватил из рук Козлова чемодан, посторонившись, пропустил в комнату его самого, запер на ключ дверь. Александр Иванович привычно сбросил с плеч лямки вещевого мешка, и его ноша мягко упала на пол.

- Деньги, - оглянувшись на все еще бледного Романова, пояснил он. - В чемодане батареи, летнее обмундирование, погоны.

- Сколько денег?

- Пятьсот тысяч. Будешь считать?

- Зачем! Тебе верю. Сунь под кровать! - распорядился Романов, пряча чемодан.

Козлов, не нагибаясь, носком сапога затолкал под кровать мешок.

- Теперь вам хватит. И батарей тоже.

- Спасибо, выручил… А деньги, они ведь не только нам с Глуховым. За информацию знаешь сколько платить приходится? Дерут, черти! А шеф все торопит. И зачем ему этот Курск сдался? Дыхнуть некогда… Не то что в Катыни…

«Нисколько не изменился, - отметил про себя Козлов. - Только бледность в лице отчего-то. А руки все такие же нервные. Вот так они у него дрожали, когда банк метал… Дрожи не дрожи, а песенка твоя, Романов, спета! »

Может, пропустим? - спросил Романов. - По одной? За твое благополучное возвращение.

- Не надо, - Козлов повернулся к двери. - Доктор приказал возвращаться немедленно. Еще чекисты застукают… А где же Глухов? Привет ему.

- Передам. Между прочим, он живет на большой! Женился. Здесь же, в поселке.

- Ну, поздравь его… Счастливо оставаться!

Козлов наспех пожал Романову руку и вышел.

Направляясь к машине, в которой его поджидал Терехов, Александр Иванович думал: через несколько часов полковник Трайзе все узнает. То есть узнает то, что его курьер Меншиков доставил посылку в полной сохранности. И не усомнится ни в чем. Ни на секунду.

Романов думал о шефе другое. Здорово же, однако, дурачат его чекисты! Вдобавок еще с этим Меншиковым затеяли что-то. Новую роль он играл сегодня не плохо. Явился, не запылился. Привет от доктора! Так сказать, по всем правилам. Дотошный, черт, всегда был себе на уме, а тут ничего не смекнул. Но скоро смекнет! Где только они хватать его будут? Наверное, подальше от Липок.

Из соседней комнаты вышел дежуривший у рации чекист, протянул Романову заранее составленную радиограмму.

- Передайте в центр. Трайзе там ждет не дождется, - сказал он и от души рассмеялся.

«Курьер явился, - прочел Романов. - Он принес от господина доктора все, не хватает только одного комплекта батарей…»

Романов запнулся, соображая, зачем чекисты написали это «не хватает».

- Ничего, скорее поверят, - подсказал дежурный.

- И точно. - Романов поискал глазами продолжение. - «Получением вашей посылки настроение наше заметно улучшилось. Обещаем выполнить все задания».

…К вечеру майор Терехов и Козлов вернулись в Москву.

- Итак, обо всем условились? - спросил Терехов, расставаясь с Козловым до следующего дня. - Кончайте свое сочинение, и тогда решим, как быть дальше, что нам делать.

- Что делать? Воевать! Если, конечно, разрешите мне отправиться на фронт. Я не хочу… Я не могу оставаться в стороне от борьбы с фашизмом, - Александр Иванович говорил страстно, волнуясь. - Я еще молод, у меня военное образование и кое-какой фронтовой опыт. Наконец я кое-что смыслю в разведке. Доверьте мне самое трудное, самое опасное задание. Отправьте кем угодно на фронт, и туда, где самое пекло. Я ничего не боюсь, мне не страшна смерть на поле боя, по…

Он не находил больше слов.

- Так-таки ничего и не боитесь? - заполняя образовавшуюся паузу, спросил Терехов.

- Да, - голос Козлова обрел твердость. - Я боюсь только одного: вдруг ваше начальство не поверит мне. А это ужасно. Это конец.

- Вы правы, - грустно улыбнулся Терехов, - для человека в вашем положении это означало бы конец. Но, если хотите, я лично не вижу никаких оснований для подобных опасений. Надеюсь, что и мое начальство их не увидит. То есть их просто нет. Заканчивайте сочинение, а завтра поговорим о вашей дальнейшей работе.

Вечер и добрую часть ночи Александр Иванович провел за письменным столом. Он написал все, что знал, что сумел удержать в памяти. В конце последней страницы поставил дату, расписался и только тогда почувствовал, как устал. Сил для того, чтобы перечитать написанное, уже не хватило.

Спал он плохо, одолевали сны. До самого рассвета по Кучерскому лесу за ним гонялись немцы и никак не могли поймать. Загнали в болото, подожгли лес. И; чувствуя, что он вот-вот задохнется от едкого дыма, Александр Иванович проснулся.

Солнца в это утро не было. Над крышей, куда оно взобралось прошлый раз, туманилась легкая мгла. Вмещавшийся в проем окна кусок неба застилали плотные слоевые облака. Точно живая, лопотала на деревьях напоенная земными соками листва. Она перешептывалась с ленивым, еще не разгулявшимся после ночной дремы ветром. О чем? Упрашивала его разогнать туман и облака? Ей ведь тоже не безразлично, каким будет наступающий день - пасмурным или ясным? А каким он будет у

Александра Ивановича? Что скажут ему теперь, когда пришел срок подвести черту под целым годом его трудной. и невероятно запутанной жизни?

Терехов вызвал его сразу после завтрака.

Беседа началась с вопроса, которого Александр Иванович никак не ожидал.

- Козлов, сколько времени вы находились в разведшколе? Десять месяцев? - с непонятной и не свойственной ему сухостью начал майор. - Какие задания немецкой разведки выполнили вы за этот срок?

- Задания? - переспросил Александр Иванович, не скрывая своего удивления. - О чем вы говорите?

- Разве вам, разведчику, не ясно о чем? - Терехов нервно повел плечами.

- Как разведчик я не получал никаких заданий. Я только учился.

- А сколько раз немцы забрасывали вас на нашу сторону?

- Меня?

- Да, вас!

«Что все это значит? - подумал Козлов. - Почему так неузнаваемо изменился человек, отлично понимавший меня до вчерашнего вечера? Недоразумение или чья-либо провокация? Не постарался ли тут Романов? »

- Что же вы притихли? - напомнил о себе майор.

- Меня озадачил ваш вопрос. Я говорил и продолжаю говорить только правду. И все, что здесь написано, - Александр Иванович показал рукой на лежавшую перед Тереховым стопку листков, - все это тоже чистая правда.

- Значит, немцы к нам забросили вас впервые?

- Да, впервые, - коротко и, пожалуй, даже резко ответил Козлов. Его раздражала подозрительность чекисту.

- Тогда объясните эти записки, - сказал Терехов, доставая из сейфа блокнот.

Козлов сразу же узнал свою записную книжку, с которой он никогда не расставался в школе. Он и на задание захватил ее с собой, но майор-разведчик в присутствии командира дивизии отобрал у него все документы, в том числе и этот блокнот. На какое-то время Козлов вообще забыл о нем, а вспомнив, махнул рукой - все равно там ничего особенного не было. Однако чекисты нашли что-то…

- В вашем блокноте - вы, конечно, не станете отрицать, что этот блокнот ваш, - есть две записи. Вот первая: «Прощай, мы с тобой расстаемся… Всего наилучшего тебе. Вернись ко мне, не забудь меня…» и тому подобное. Подпись вашей жены и дата: 20 августа 1942 года. Куда вы тогда уезжали?

- В тот день полковник Трайзе увез меня из деревни Алексеевское в Смоленск. Галю он не взял, сказав, что за ней приедут позже. Она боялась, что мы больше не увидимся, и, прощаясь, написала мне эти слова.

- Вас перевезли именно двадцатого? Чем вы можете подтвердить эту дату?

- Чем? - Козлов задумался. - Пожалуй, нечем… Впрочем, - лицо его вдруг просияло, - я же написал вам об этом в отчете. Вы посмотрите, не помню, какая страница.

- Страницу найдем, - меняя тон, проговорил Терехов и стал внимательно перебирать лежавшие на столе листы. Их было слишком много, чтобы сразу, без особого труда, найти необходимое. И все же он нашел.

- Верно, верно, - словно бы даже обрадовался он, прочтя нужное место. - Но в блокноте есть еще запись, кажется, от 5 февраля 1943 года. - Терехов отложил листы и вернулся к блокноту. - Вот послушайте: «Дорогой друг! Прощай». Видите, опять прощай, - подчеркнул майор. - «Мы с тобой расстаемся. Я знаю, какие опасности ждут тебя впереди. Всего наилучшего тебе в твоем пути».

- А, помню, помню, - охотно отозвался Александр Иванович. - Это было в тот самый день, когда отправляли на аэродром Глухова и Романова. Полковник сам отвез меня тогда к Гале в Смоленск. Так что на задание меня еще не посылали. Но Галя чувствовала, что скоро это случится.

«Действительно, - подумал Терехов, - Романов и его напарник сброшены в районе деревни Мелеховка, Тульской области, в ночь на шестое февраля. Совпадает! »

- Будем считать, что инцидент исчерпан, - сказал Терехов и улыбнулся довольный.

К нему вернулось то настроение, которое все эти дни окрыляло Александра Ивановича. Увидев опять на лице Терехова улыбку, Козлов заволновался, ему казалось, что недоразумение, случившееся так некстати и неожиданно, огорчало чекиста не меньше, чем его самого. А может, это так и было.

Вернув Козлову записную книжку, Терехов принялся читать очень пространный, насыщенный важными фактами и логично построенный отчет. Ни одна фраза, ни одно слово не вызывали сомнений. О разведывательной школе гитлеровцев в Катыни чекисты уже кое-что знали из показаний немецких шпионов, задержанных ранее. То, что сообщал о ней сейчас Козлов, совпадало с рассказами Романова,. Глухова, Шубова… Терехов все больше убеждался, что сидящий перед ним человек и после года пребывания у фашистов остался нашим, советским, и что ему можно верить. Чекист вспомнил о своем плане и подумал, что Козлову, пожалуй, можно поручить основную роль в той операции, которая могла бы принести столько пользы.

Докладывая в отделе о своих беседах с Козловым и о том, что он производит впечатление честного и порядочного человека, Терехов предложил перебросить его обратно к немцам. Он должен вернуться в штаб «Абверкоманды-103», доложить полковнику Трайзе о выполнении его задания и по возможности устроиться в школе преподавателем. С майором согласились, но у начальника отдела, да и у самого Терехова вызвали сомнения записи в блокноте Козлова. Майору поручили выяснить, не означают ли эти записи, что Козлов уже выполнял шпионские задания. Если он на самом деле пришел к нам впервые, если все, что он рассказал о школе, сущая правда, он вполне мог бы стать советским зафронтовым контрразведчиком.

Прочтя все до последней точки, Терехов откинулся на спинку стула и долго и пристально смотрел на Козлова. Затем спросил:

- Александр Иванович, вы пошли бы… обратно?

- К ним? - чуть не вскочил Козлов. - К фашистам?

- Да, к ним. Но с нашим заданием.

Козлов облегченно вздохнул:

- Вот как… С нашим?..

- Да. Мы могли бы послать вас.

- Ну, если с нашим…

- Только с нашим, Александр Иванович… С заданием Родины. Мы были бы плохими разведчиками, если бы упустили эту возможность, если бы не воспользовались доверием, которое оказывают вам фашисты. Разумно и, главное, осторожно пользуясь их доверием, можно многое сделать. Работать с ними, но против них. Это же здорово! Что вы могли бы делать для вас, находясь на службе у шефа «Абвер-команды сто три»?

- Откровенно говоря, я ничего подобного не ожидал. Сначала все надо хорошенько обмозговать, - сказал Козлов. - Все это для меня ново. Но я говорил прежде и повторяю сейчас: приму любое задание Родины, каким, бы опасным и рискованным оно ни было.

- Что немцы. могут поручить вам в школе? - спросил Терехов. - Какую работу?

В самом деле, какую? Новый начальник школы капитан Вольф несколько раз поручал Александру Ивановичу занятия по организационной структуре Красной Армии.

Козлов ответил не сразу:

- Пожалуй, я мог бы устроиться у них преподавателем. Обычно разведчиков, выполнивших хотя бы одно задание, немцы оставляют в школе преподавателями. Если бы мне это удалось! Тогда я знал бы каждого их агента. Больше того, я мог бы влиять на них.

- Что ж, это идея! -Терехов живо представил себе, какие возможности открылись бы перед Козловым. - Нам важно, понимаете, очень важно знать, кого и когда гитлеровцы забрасывают в наш тыл. А если к тому же вам удастся хотя бы часть подготовленной агентуры перевербовать! Трайзе бы готовил, оснащал и забрасывал их со своими заданиями, а они следовали бы вашему примеру: являлись в органы государственной безопасности и рассказывали о том, куда протягивает свои щупальца гитлеровская военная разведка.

- И то, что ее интересует, оставалось бы военной тайной.

- Вот именно!

- Да, ради этого стоит каждый час рисковать жизнью, - убежденно проговорил Александр Иванович. - Стоит… Возможно, я сумею сделать и большее. Я надеюсь, что Галя тоже не останется в стороне. Вы не будете возражать, если я посвящу ее в нашу тайну?

- Вы верите ей?

- Как самому себе.

- Что ж, работайте вместе. Легче будет… Тщательно изучайте преподавателей, агентуру, обслуживающий персонал. Выявляйте людей, настроенных против оккупантов. А такие, наверное, даже там найдутся. И конечно же, во всем - побольше осторожности.

- Понимаю.

- Вот так, Меншиков!

- Значит, опять Меншиков? А я думал, с этим покончено. Сразу после приземления.

- К сожалению, не покончено. Так же, как и с войной. Еще предстоят ожесточенные бои. И на фронте, и по ту сторону фронта. В том числе и в разведшколе полковника Трайзе. - Чекист на минуту задумался. - Впрочем, он вам обрадуется. Может быть, даже наградит. Немцы любят подкупать, задабривать. Что ж, пусть награждают. Принимайте их награды и делайте вид, что гордитесь ими. Делайте вид. Оставайтесь для них Меншиковым. Только мы будем знать, кто вы и что вы.

- Понимаю. Кем угодно буду, лишь бы приносить пользу Родине. Она вскормила и взрастила меня, и я останусь верен ей до конца жизни. Фашистов я ненавижу, обманывал их и буду обманывать. Точно так же настроена моя жена. Когда я сказал Гале, что немцы завербовали меня для шпионской работы против Советского Союза, она не хотела со мной разговаривать. Большого труда стоило втолковать ей, что я не изменник, что с предложением немцев согласился лишь для того, чтобы потом дурачить их. Не сразу, но поверила… Как счастлива она будет теперь, узнав о вашем задании! Это же для нас обоих такое счастье, такое счастье!..

Козлов всегда был скуп на слово, его нельзя было заподозрить в красноречии. А тут самому захотелось вдруг говорить и говорить - так много накопилось за военные годы невысказанного, да и кто знает, сколько еще может накопиться за те месяцы, а возможно, и годы, которые он проживет там, за линией фронта.

Майор Терехов оказался внимательным слушателем. Ни одним жестом, умышленным или случайным, ни одной репликой не прервал он взволнованной, хотя и затянувшейся, речи. Дослушал до конца, подождал, давая Козлову время справиться с волнением, и вдруг предложил:

- Пойдемте-ка, Александр Иванович, побродим по городу, а? Дел у нас с вами еще много, за один день не провернешь. Операцию следует тщательно продумать. А вы, я знаю, по Москве соскучились. Немцы-то, наверное, страшные небылицы рассказывают о ней?

- Чего-чего, а этого хватало. До хрипоты трубили, что город стерт с лица земли, весь вымер, что в Москве нет никакой жизни…

- Вот-вот, никакой жизни!.. Геббельс скажет. Ну и лжец! Только ноги у его лжи коротки и такие же хромые, как у него самого. Вымер, стерт… Да мы сейчас можем пойти с вами и в кино, и в театр. Кстати, что у нас сегодня в «Метрополе»? - Терехов развернул «Правду», мельком взглянул на крайний столбик последней полосы: - «В старом Чикаго». Ну как, пойдем?

- Пойдем, товарищ майор! - Козлову было все равно какой фильм смотреть. Он и в самом деле очень соскучился по Москве. Трудные его дороги начинались отсюда…

⇐ Предыдущая 3 4 5 6 789 10 11 12 Следующая ⇒