|
|||
Бесконечная история 2 страницаЛежит спокойно ничего... Блеск звёзд, да синь мазками. Уходит плавно в даль, в поход.
Ах, сладкий вкус клубники сочной! Кислинка скулы мне свела... И сок оранжевый по пальцам Из апельсинов истекал;
Аврора спит, поджав колени, Сопит от насморка, дрожит... Василий, фартук не жалея, Ей отдаёт, и в майке спит.
А я не сплю. Письмо кружится То самое, что принесло. Возможно, это есть та сила? Но кто послал её вперёд?
Мне слышно крыльев воздыханье, Такая тяжесть... Не поднять... Всё ближе, ближе взмахи тайны! Ты мать кубов и жизней тать!
Тебя я видел, птица-феникс, В огне погибших кораблей... Зачем горишь, других сжигая? Кубы очистить? Не посмей...
И громче, громче взмахи крыльев! И ближе, ближе её зов... Зачем письмо писал природе Раз жизнь жалеешь для неё?
И я проснулся. Было утро. Василий дёрнул за плечо, Я встал, смотрю: Аврора пляшет Над нашим маленьким гнездом.
Странная горячка горячка... Удар пришёлся, как всегда, Когда не лишняя рука, Чтоб полететь опять туда,
Где ждут нас вечные занятья, Да чертежей скрипящий стол, Куда нас кинула судьба? Куда лететь? А, чёрт поймёт!
Хоть воду слили, продуваться Подольше нужно кораблю, А то заглохнет где попало, Так и очутимся в раю.
Мы, верно, топливо забыли Купить в кромешном том аду. Авроры бешенные мысли Уже сверкают на глазу:
Из фартука, фруктовой сумки, Иголки, бывшею акростлем. За двигатель, за анкерок, С Авророй парус натянули.
И вот, холодный утра ветер, Так свеж, гоняет сердца пыл, А мы летим, как белый пепел, Туда, куда поток судил.
Рассвет идёт, пора уж, время... И птиц проснулся перезвон, С далёких слышим кубов песни Как ксилофона знатный звон,
И мимо ласточки летают, Ныряя вниз, взлетая вверх, Наш парус-бабочку встречают, И дальше к гнёздам путь велел.
С утра бывает, что в туманах Скрываются кубы - миры, Как в вате серебряные рамы, Их грани – спицы для шерсти.
Так было с нашим милым домом, От озера бежал дымок, И утром каждым теремок Был окружён молочным морем.
Тогда мы часто у камина Сидели, что-то говоря, Аврора, помню, сочинила Однажды стих так у огня.
Там было сказано: " Природа! Ты наша мать, твоё дитё Подросток с пылкою породой, Но как ребячество пройдёт,
Он вскинет взор к своей основе, Увидит гармоничный рост; Раскинет руки над водой И ветер листья шелохнёт. "
Она мне раньше говорила, Что не всегда была такой. Когда-то раньше вместе жила С старушкой доброю родной.
Родители исчезли рано, Когда уплыли далеко, Искать работу за морями Кубов, в которых ничего.
Злой рок? Судьба? Ей неизвестно. Лишь только бабушка была, Она её любить учила Спокойный мир вокруг себя.
Поощряла страсть к науке, И созиданью шестерней... Аврора с помощью причуды Жизнь упрощала для людей.
Бывало часто, проверяла Работу в чистом поле снов, И часто всяких там встречала, Заблудших, брошенных давно.
Из мыслей вывел вдруг Василий Протяжно басом затянув Какую-то родную песню Из рода плавающих душ:
" По старым доскам старых дерев Как гриф разбитый киль лежал, Пиратский говор в небе весел, Покуда в облако не спал! "
Аврора брякнула: " Ну Вася! Зачем же в небо, да и спал? Пока за борт не выпал сам! " Василий быстро поменялся
Смекнув, наверное, про способ Каким Аврора за борт шлёт, Запел, глухой антрепренёр,
" Здесь нет ни лета, ни зимы, Лишь только ветер глубины, Без карты плаваешь один - Тебе не жить в хладу из тьмы! "
Горящий взор упал на Васю. Как чайка засмеялся я. " Ну что, дружок, кончать пора, И песню выбираю я! "
Аврора где-то у сопрано Но голос мягкий, не глушит, И песня выбрана простая, И голос вовсе не дрожит:
" Среди кубов моих родных, Где в них свобода, сонм утра, Сирень, пушица, птиц мольба И вечный запах предвесенний...
Плывут небесные орлы Ловцы эфира, снов, и молний На крыльях дивной красоты Из тканей тонких, но не робких...
И между ними проплывёт Размаха страшного жар-птица, Мать мира, мать всех и всего, И наша славная царица... "
Я вспомнил сон. Опять жар-птица. Царица, царство... не годится, Тревога снова ум тупит! Аврора за плечо: " Смотри! "
Я повернулся, в дальнем кубе Стоит некрупный островок, Где место дереву, коробке, И камень скальпелем скребёт.
Вот - замахнулся! И ударил, В районе где-то он у рта, И из отверстья раздалось: " Кто здесь? Поможете, друзья? "
Пока кричал валун " ау" нам, Как будто из пещеры звал, Мы изучили положенье, Что он размером с самовар.
И я сказал ему: " Давай! " А он ответил: " Чудеса! Прошу, Прошу, берите этот скальпель, И изваяйте из меня! "
" Кого? " - спросили валуна. " Я вас прошу, кого-нибудь! " Ну как откажешь другу-камню, А если он промажет вдруг?
Пока туман всё дальше таял, Мы камню сделали глаза, Они заплыли странной дымкой, Из них скрутились два зрачка,
В ушах уж были где-то дырки, Немного криво, но сойдёт... Из ящика достали кисти, И к телу вбили - гвоздь к гвоздю.
Он говорит нам: " Ох, дела здесь! Мой папа - странный человек. Не то он маг, не то механик, Но я - творение чудес.
Могу услышать славных чаек, Они мне, знаете, трещат, Что рядом где-то есть корабль Размером с куб, а то и два... "
Слегка маня к себе, он ручкой Нас наклониться попросил, И говорил шептаньем-гулом, Чужую тайну приоткрыл:
" Возможно, будет скоро страшно... Корабль-рыба неспроста Запасы делает в ковчеге, Возможно, будет и война! "
" Как? С кем? Зачем? За небо? " - Василий явно удивлён. " Я не уверен... Он на север, Как мне напели, поплывёт.
И вот, прошу, мне всё не надо" - На ящик кистью показал, - " Меня с тем выкинул цейхвантер, Связавший моего отца. "
А в ящике лежали снасти: Компас, да карты, астролябий, Зачем оставили в пропасти? Забыть не мог большой моряк!
" Мой друг прелестный был похищен Пиратом жутким - Да Гама... " У нас с Авророй шерсть в миг дыбом, Да уж, торговец, вот беда...
" Куда отправился паршивец? " - Василий выпалил вопрос. " Я думаю, что, может, к рыбе, Где сила рук нужна водой...
И с камнем скоро распрощавшись Мы полетели к дому, но, Покуда ближе подплывали Всё меньше было вкруг кубов...
(Ах, мой наставник, Уильям Оккам, Прости, но я тебя подвёл! Хотел рубить всё длинной бритвой, В итоге - мазал лишь пером... )
Пока летели в Солнца стане, С Авророй глянули вдвоём - Кубы теряются в пространстве, Их грани меркнут, тают, что ль...
Пока Василий рассуждает: " Ну, камень! Мастер заболтать. Хотя, заметьте, как бывает, Какую мысль он мне подал...
Когда точили его кожу, По сути, делали его... Тогда, возможно, и мы тоже Точим друг друга через спор?
Когда выводим механизмы Из сотни разных узелков, Мы, как отцы различных истин, Сквозь призму наших дум и слов.
Как, помню, говорил мне Один писатель, мой приятель, Работа писаря проста: Проводишь жизнь через себя... "
Ведь он был прав, я часто думал, Что racio весь мир берёт, И покрывает сетью формул, Поэт любовью всё возьмёт,
И поглотит своей душой. Я так считаю, лишь учёный Всё в теоремы обернёт, Живой всё примет и поймёт.
Совсем рассеялся туман, И день вошёл в свои права, И чистым, белым небо стало, Но только вот одна беда:
По карте здесь стоял наш домик... На деле - вовсе ничего. Блуждают змейки облаков, И тучи свищут далеко.
" Аврора, друг. " - пришлось начать мне, - " Мы если будем здесь плутать, То потеряемся навечно. Нам нужно что-то отыскать. "
" Я поняла. На карте рыба, И путь её отмечен нам. Лишь на удачу положиться, Что честь пиратов - не обман. "
И, развернувшись, мы поплыли До ветра дальнего порывов. Промчится тёплая роса, Пока плывём под скрипы досок, Скрипим желудками втроём, Уж час иль два плывём, иль больше, И вечер скоро нападёт.
Без слов плывём, а в думах вязнем, Нет дружбы крепче, чем такой, Когда молчать спокойно можно При взгляде не скрывать и свой.
" Давайте ляжем" – и зевок Нарушил Вася тишину. " Пускай, давай... " - в ответ Аврора, - " На случай вверим жизнь свою. "
И хоть был тон в речи сарказма, (Аврора случаю не верит) Но кроме плыть в тени у ветра... Другого нет у нас здесь плана.
И стоит мне померкнуть телом, Морфею в руки дать покой, Как сны безумные завеют, Я наблюдатель, заклеймён:
Жар-птица болью отзовётся В горящем разуме моём, В прорехах воздуха взовьётся Кровавых перьев быстрый ход,
Спаси меня, спаси ушедших... На их костях стоит мой мир. Кубы мне - рёбра, свод корней. Мои же дети и труды...
И нас в трубу закрутит ветер, Огромный огненный колпак Смиряет мой потухших дар, И заставляет биться сердце -
В огне я вижу хлад реки, И хвойность леса, прядь земли, Что пахнет свежей каплей жизни, Разбившейся, как хлыст, о листья,
Сметённых в кучу смерти лета, Зима идёт, за ней без цвета Сметает всё бурьян - комета, Сгорая в почках новых дней,
Весна поёт дыханьем змей - Цветов, проснувшихся с одёжек Из покрывала сотни кроек Узоров белой пелены,
И лето за дождями скрылось. И Солнце вместе с ним дрожит Несмелым бледным тучным светом Меня из сна спешит спасти...
Проснулся от тепла руки Стоящей надо мной Авроры. " Совсем уж бледен, посмотри... Нам срочно нужен где-то порт. "
Проспал я где-то час, не больше, А всё вокруг туман сильней - Плывём, как ёжики - на веру В туннеле всяческих зверей, Которым дом - воображенье.
Казалось, только - день, и нет... Как будто бы туман не здесь, А где-то в голове... ну, что ж, Теки рекой, держись... Плывём!
Пока я был сокрыт покровом, Жестоким сонмом томных снов, На горизонте появлялись, Меркались звёзды и стирались,
Иль так казалось это мне... Я слышал только: " твой обет Стеречь меня, твою царицу От смерти кубов через спицу,
Стучащую о сердце пыли Грядущего самоубийцы, И только ветер, воин верный, Пойдёт с тобой на бой последний. "
Я помню крик Авроры бедной: " Сюда, сюда! " Носилки, чай... Василий бродит силуэтом, Как будто рядом невзначай...
Но я-то знаю – неспроста, Вы сердцем слышите – мольба… Будь то обычный перебежчик, Бегущий в поисках надежды
От лап огромных пауков, Иль потерявшийся слепой, Без денег всяких и помятый, Каким когда-то был и я.
Была Аврора в детском вся, Когда Василий разобрался В талантах девочки-огня, Забрал к себе, и воспитал.
А ведь не случай странным часом, Каким бы горем опоясал Авроры маленькой мирок? И был бы синий её взор
На фоне девственной природы? Василий воин, он живой. Прошёл войну в родном мне мире, Когда не есть – дышать просили.
Не за себя, а за родную Большую Родину святую Готов был каждый умирать... Василий точно, как за Мать
Бросался на стальных чудовищ, Метал гранаты в тёмной ночи, Один израненный лежал, Держал в буранах братьям связь!
Наверно, правда, Мать природа Его когда-то родила, И этой вечною любовью Он будет кубы защищать.
Как то, что он так сильно любит... Мне было страшно наблюдать Его глаза той страшной бурей, Когда базар в золе опал,
Как листьев дождь осел в огонь, Бескрайних чёрных облаков, Прекрасный дом из сотни лодок, Который всем нам был родной...
Я помню встречи, встречи, встречи, Рассветы, праздники, фейерверк, Когда базар горел сильнее Чем звёзды купола, милей
Тогда казался он всех звёзд! И мы с Авророй в лоне грёз О путешествиях за Солнце, И синих глаз счастливый взор;
И даже возгласы от пламя, Красивый красный, быстрый белый, Цветастый жёлтый, синий неба Весь мир терялся в анфиладах,
Когда смотрел в глаза Авроре... И вот он мрак в глазах моих. Как может снится сон на воле, Просторе снов средь снов других?
Затишье мыслей. Славный миг. Безумный стук в ушах, затылке, Я истощился слабым быть. Ужасный гнев. С небес на листья.
Я плачу. Плачу, о, друзья… Аврора, Вася, я создатель, И буду верен вам всегда, Вставать и ручкой вновь марать
Источенные мукой листья, Пытаться счастье передать, И мир, и души записать, Отдать вас в руки ваших жизней.
В дубовой комнате лежу. Смотрю вокруг, не вижу рати Разбойников, пиратов флаги... Опять я невесть где в плену.
Я шевелю рукой - кровать Скрипит под тяжестью движений, Пружины режут ткань сквозь тело, Мешает одеяло встать...
Не помешало б тело запасное. Как будто пропотел опять... Горячка, дело есть такое, Ну что ж, не буду привыкать.
В углу стоит из дуба кресло, Над ним висит фонарь китовый, Железный столик был по центру, Какие по палатам ходят.
А где Аврора, Вася? Помню, Мы плыли по небу тихонько… " Сюда, сюда! " Кровать и чай. Авроры грустной очертанья.
Красиво лак по стенам ходит, Блестит миражем янтаря, На столике тарелка ягод, И чайник пахнет бергамотом.
Прильнув главой к стене, стучу Я сердцем в такт движенью, шума - Глухие шестерни поют, Терпенье гложет сердце дуба,
Терпеньем щёлкают моим... К двери тяжёлой я вскочил, Толкнул - и кубарем свалился – Дубовый склад не просто вид!
Я взаперти. Как паутинка, В углу что скована в пыли, Теперь паук тут не один, А где ты сам, о невидимка?
Коль ты сбежал, то я быть может Лазейку скромную на волю Найду, и, горестный шпион, Найду скукоженных семь ножек…
И стоило мне шевельнуться, Ключей побрякиванье, знак, Что бродят близкими путями, И притаиться таит шанс!
Рывком бросаюсь под кровать, И замер со щелчком замка. Не видно мне, кто внутрь заходит, А только пыль, и только ноги.
Стук схож с походкой каблуков, Аврора каблуки не носит. Василий тоже, вроде как. А значит, в комнате чужак.
Застыла. Возвела курок. Какой прекрасный револьвер Способен издавать такой, Кристально-чистый, яркий треск?
Всё ближе к центру слышу стуки, Скрипенья издал столик звуки, Остановилась. Не дышу. Но сердце что лавины шум.
«Вылазь» - басистый женский рык, Я боком выполз в паутине, В плаще глубокой, чёрной тины, С глазами яркой полыни,
И, поправляя белый волос, Что на нос острый ей упал, Стояла девушка с лицом Иссохшей мумии царя.
Я поднялся. Чуть ниже ростом Была меня, и мундштуком Направила мне в коридор, Что галереей был огромной:
Кубы, дворцы, вдоль них текли, Сияли в пламени эфира, Мазки картин как волны пены, Вдоль ровных шоколадных стен.
Я шёл вперёд прямою стрункой, Мне в спину револьвер глядел. Неловкий шорох, шаг наружу – И я б в крови лежал своей!
Здесь пахло сыростью. Свистел Далёко пар из труб печей. Как поезда… Но чтобы здесь Провёл бы кто путь длинный рельс?
Я в мыслях плыл, глава гудела Портреты, замки и дворцы… Так не заметил, как мы к двери Стальной и ржавой подошли.
Тюремщик к створке подошла И ветер сбил меня порывом, И свет слепил мои глаза; Я задышал привычным миром.
Мы словно в глаз большой попали: Зрачок был выходом в простор, Артерий вместо куба шпаги, А оболочка лён-белок. Коснувшись языков травы, Я положить пытался образ – Вокруг куба разросся город, Дома коробками легли.
" Налево, друг мой, поверни" – Там винтовая шла до верха Под самый купол шли ступени, И я, оживший, к ней вспарил.
Чем выше мы по ней взбирались, Тем больший открывался вид: Где самолётики взлетели, Где потолок пронзал труб шпиль.
Потоком лодки в город шли, И люди между зданий ходят, В огромном кубе мегаполис, Гигантский храм висел над ним.
Огромный улей малых ульев; Практичный город целиком, Как брюхо монстра-кашалота И лилипутов стройный дом.
Ревёт вой крохотных моторов, Рыскают блоки, горн, очаг - Здесь бродит в дальней суматохе Цветов растоптанных пыльца.
Стоят недвижимые стражи, Сребром сверкают, умоляют, Как будто воют об одном: Как тяжко жить с таким трудом.
И поднимаясь выше, к башне, Шатром укутанным гигантским Меж стёкол свет лучей ненастный В дыму чернел, и исчезал –
Мы вышли в узкую площадку, Порывы с ног совсем сбивали, Корабль сверху свет ласкал И трубы, крылья - обнажал
Котелень горн воде вещал, На смертный бой её взывая, Давленьем мощным рук-поршней Вбивая в бак жестяный, печь,
Откуда, паром вырываясь, Чрез уголь с пламенем сражаясь, Заводит крылья-паруса Огромной рыбы-корабля,
Как я себе назвал его. Как понял, видя из окон Висящих будок под шатром, Смотря на медленный поход
Громадных шпиц, да тканей ход Слегка назад, слегка вперёд, И весь идущий этот дом, Где каждый зубчик - плод трудов.
Корабль соткан с трёх частей: Котельни, город, сверху башня, Наружи всякое убранство, И всё по цвету видно стен:
Котельни - красные, как вереск, С оттенком накипи резной, Немного ржавчины - поверх Почти что кварцевый узор.
Чудесный город! Детский мир: Дома как блоки всех размеров, Из окон флаги с ярким гербом: " Мы – пар, мы – облачные дети;
И голубое небо бдим, Мы – механизм, стремящий жизнь! " И шелестят с балконов флаги Под ропот самолётных крыл;
Которые на крыши сядут, Изложат груз, и вновь взлетят Исчезнут капельками в пасти Огромной рыбы - корабля…
Мы с дамой с ветра отошли, К стальной недвижимой двери, И видно стало, различим Из труб каркас, как паутина,
Что в комнате я наблюдал. " Толкай. " Толкаю. Не устал. Там рубка, входим, вид предстал Окно высокое, да кругом
Вокруг, и пусто, нет людей. А за окном просторным видом Всё то же вечное ничто, Лишь небеса, да дым несёт,
Хлестает белые зверушки, Как обжигает их хлыстом, Подобно лестницам на небо За нами три таких столбов.
" Нам выше. " Лестница простая Ведёт наверх. Куда ж ещё? И я, просторы вспоминая, Слегка пьянеющий пошёл.
Со скрипом быстро мы поднялись. На рубку, там уж люди есть. Сидят, и кнопочки вбивают, Но явно меньше нижней здесь.
За нами кто-то яро спорит, И голос этот мне знаком. " Да вас коррозия угробит! " - И на меня вдруг повернёт -
" О, друг мой! С нами, жив ты, тут! " - Бежит Аврора, мне в объятья, - " Они тебя, да хоронить, а я А я…" – Уткнулась в грудь.
Фигура, спор с которой был, Смотрела, полная вниманья, Высокий китель, взгляд хранит Суровый взор, и строгий ряд
Нависших на веки морщин, И чёрной жёсткой щетины, Осанки статной, позы, и Перчаток атласной красы,
" Я - Да Гама. Спасибо, Зи. " - Кивнул он даме из тени, Она пред ним слегка склонившись, Присела рядом, но за ним.
" За хлам меня простить прошу" - Он начал так про алый дуб, Которым вся обита будка, И кресло, трона из слитых труб.
И серый взгляд застрял на мне, Тот самый грозный человек, Торговец, наш чертёж купивший, И мир кубов объединивший...
" Так вы пират великих сил? " - Я начал, выпалив, сглупив. " О нет, позвольте, кто сказал вам? Не камень случаем, тот брак?
Который мы, создав, жалели, Залили в вязкий силуэт, Он так болтал, так врал, и это Стерпеть никак я не сумел! "
Из тени слышен был ответ: " Он механизм, заел. Терпеть Не мог ни капельки. Обида За то, что с мостика слетел
Теперь грызёт его пружины! " Он рассмеялся мягким смехом, Аврора, бросив мне улыбку, Продолжила свою беседу:
" Чертёж сей будки - наш план, да, Поэтому, я заявляю - Хотим продолжить у тебя Работать, вещи создавая.
Ведь если ты сказал, что так, Что кубы правда исчезают... То нам уж некуда бежать, И наша просьба – крик отчаянья. "
Аврора тише стала вдруг, Её печаль взяла по кубу, В котором дом стоял её, Воспоминания, работа,
Где дом родителей её, Где был воспитан сей характер Прекрасной бабушкой давно, Сейчас всё - пропасть над туманом.
" Я сам рождён был на кубах. " - Вёл Да Гама с серьёзным взглядом, - " Но больше, чем на островах, Тем чаще странного встречаю:
Ну ладно, стало быть, они, Жуки гигантские, стрекозы, Но исчезающий в пути Мой дом... Нет, друг, так жить негоже.
Я, как Аврора, потерял, Всех близких в этой заварушке. Уплыл - всё было, раз - пропал Мой дом, судьбе он стал игрушкой!
И я решил, что сам создам Такой корабль, чтоб не смыло Его ни времени теченья хлад, Ни волей зависти пугливой,
Вы сами здесь, мои друзья. Сей будки складной инженеры, Служите мне. А я и вам Дам всё, что нужно для творенья. "
Аврора мне кивнула, да, Риторика за мной осталась. " Да, я согласен. " - выдал я, Лишь об одном всё вопрошая:
Почто кубы исчезли вдруг? Каких тут рук соображений Дела? И где Василий? Вслух Я не успел спросить. " Василий,
Друг ваш, он раньше всех Ответил мне прямым отказом. Я не уверен, что с ним, в век Не видел образов туманней. "
И мы с Авророй, повернув, Уже готовясь где-то выйти Под руки взяты были вдруг, И повела нас дама к крыше...
Над миром всем был самолёт - Биплан, изящный старший клон Крыла Багряного Барона, Теперь он ждёт, покорный дон.
Там было место на четыре Подряд сидящих пассажира, С Авророй заняли в кабине В хвосте сидения для вида,
Зажёгся рокот. Вкус бензина. Нас вбило тягой в кресел спинки, Икара облетев могилы, Мы зрели на пилоны дыма;
Незримо в них слова струились: " Прогресс, свобода! Ум есть сила! " За ними крылья шевелились, И сотни маленьких клинков
Летящих мимо самолётов... Там куб в далёко был, и зов Добычи выл в крови пилотов, Взвиваясь вместе с виражом;
И куб по камням разбирая, На рыбу камни относя, Взлетали искорки пилотов Гирляндой в брюхо корабля.
Но рамы острова сломались, Как ножки тоненьких бокалов Разбились, и крошатся камни, И рой мушиный в спинке рвал.
И остров начал осыпаться... И изумлённые глаза Авроры слёзы поджигали, И щёки плавились в огнях...
Она, бездумно, опьянела От мысли гибели домов... Но порт сгорел, исчезли вещи, Природа в списке из врагов.
Читалось в ярости Авроры, В зажатых маленьких руках, В глазах безумной, мысли злобной, В зубах, так стиснутых лишь раз,
Когда она одна осталась Совсем в сем мире всём одна. В пике уйдя, она была Всё также мыслями взята.
Вернувшись с нею на корабль, Каюту выделили скоро: Комбинезоны, стол, работу С которой будем ум ломать.
Лежу я в двухярусной кровати.
|
|||
|