Джулиан Синклер 3 страница

Квинн присела на корточки, чтобы оказаться на одном уровне с ним. В груди было так тесно, что трудно стало дышать. Пульс гулко отдавался в ушах. Ей нужно быть там. Ей нужно попасть туда прямо сейчас.

— Ты будешь в безопасности с бабушкой. Я вернусь, обещаю. Я скоро вернусь.

Майло отступил назад и бросил на Квинн тоскливый взгляд, как маленький потерявшийся щенок.

— Твои джедайские фокусы на меня не действуют, Мелкий. — Она встала и вытащила перчатки из карманов куртки. Ее руки дрожали. — С тобой все будет в порядке.

— Я собираюсь делать ведра для какашек, — сказала бабушка совершенно серьезно. — Ты удивишься, какой прекрасный туалет можно сделать из ведра, опилок, ножниц, клейкой ленты и нескольких аквапалок, взятых с летнего склада в подвале. Веришь или нет, но мы получим за них хорошую цену. Мне бы не помешала помощь, парень. Нет смысла валяться без дела, когда столько всего нужно сделать.

— Ведра для какашек, Майло, — с деланным весельем проговорила Квинн. — Подумай о том, как это может быть увлекательно.

Он кивнул, дрожащая улыбка подергивала уголки его губ.

— Хорошо. Может быть.

— Никаких «может быть»! — сурово проговорила бабушка. — Я не шутила, когда сказала, что мне нужна твоя помощь. Кроме того, своим помощникам я плачу сэндвичами с арахисовым маслом. Два печенья, намазанные арахисовым маслом, прижатые друг к другу. Не уверена, что ты сможешь выдержать такой уровень арахисового масла.

Его маленькая улыбка расцвела.

— Я справлюсь.

Толстый Один потерся о ноги Майло, его хвост торчал прямо вверх. Майло поднял его, и кот боднул головой подбородок Майло.

— Его сумка с лекарствами на кухне. Если я не вернусь...

Бабушка отмахнулась от нее.

— Мы с Майло разберемся с этим. Проваливай отсюда.

Квинн быстро обняла Майло, сказала бабушке «спасибо» и поспешила на кухню. Она схватила ключи от грузовика с крючка у задней двери и выбежала из дома, стараясь не хлопать дверью.

Хрустящий холодный воздух ударил ее как пощечина. Послеполуденное солнце почти не добавляло тепла. Голые деревья оставались неподвижными и безмолвными, толстые кучи снега прилипли к их ветвям. Откуда-то донеслось карканье ворона.

Она не потрудилась прикрыть лицо шарфом, когда забиралась в «Оранж Джулиус». Еще раньше Квинн соскребла лед и снег с лобового стекла. Двигатель взревел, и она включила обогрев на максимум.

Она старалась не думать о том, что может ее ожидать. Квинн вообще старалась ни о чем не думать.

Меньше чем через десять минут она уже оказалась на месте. Отдаленные крики и вопли, доносились снаружи сквозь гул двигателя «Джулиуса». Десятки голосов. Может быть, сотни. Они звучали гневно. Как от толпы зрителей или бунтовщиков.

Скопище народа появилось впереди нее.

Сотни людей заблокировали центр главной улицы. Вместо нее она свернула на одну из задних дорог через квартал, чтобы попасть в переулок за рядом заведений.

Церковь Кроссвей находилась в северной части главной улицы. Квинн не хотела ее видеть. Она знала, что не сможет справиться с цунами ужасных воспоминаний. Не сейчас.

Она притормозила, проезжая мимо прачечной и азиатского бистро. Ей хватило ума припарковать «Оранж Джулиус» за огромным зеленым мусорным контейнером на парковке для сотрудников прачечной.

Нет причин оставлять его на виду, чтобы соблазнять всех, кому нужен транспорт — а это почти все жители города.

Звуки толпы становились все громче.

Квинн быстро вышла из грузовика, заперла его и положила ключи в карман. Она топала по снегу в сторону главной улицы. Снег между зданиями уже утоптали десятки ног.

Окна хозяйственного магазина забили досками. Осколки стекла блестели на снегу под каждым окном. Кто-то взломал дверь. На кирпичных стенах банка нацарапаны грубые граффити — «К черту FEMA», «Свиньи должны умереть», «Убить всех».

Масса тел заслонила ей вид на главную улицу. Люди стояли спиной к ней.

Ее кровь бурлила, кожа пылала и покалывала. Квинн уже не чувствовала холода.

Она сделала глубокий вдох и вошла в толпу. Холодный воздух вонял потом, немытыми телами и выхлопными газами. Несколько человек надушились одеколоном и духами, чтобы замаскировать запах своего тела. Тяжелый химический смрад обжег ее ноздри и ужалил горло.

Квинн закашлялась, зажала нос и протиснулась вперед. Толкаясь и пихаясь локтями, она пробивалась вперед, пока не оказалась прямо напротив здания мэрии.

Снегоуборочная машина расчистила дорогу два дня назад. Четыре дюйма снега покрывали улицу, но сугробы высотой в несколько футов завалили тротуары.

Несколько сотен человек выстроились по обеим сторонам улицы перед зданием мэрии. Люди теснились перед сугробами вдоль обочины или стояли на насыпанных курганах.

Толпа впала в неистовство. Все злились, кричали и дико озирались. Некоторые хватали камни и пустые пивные бутылки. Другие потрясали кулаками.

— Справедливость! — кричали десятки людей. — Справедливость для Кроссвей!

— Мы требуем справедливости!

— Убейте монстров!

Они испытывали ярость, горе, жажду мести. Они страстно хотели заставить виновных заплатить. Отчаянно желая, чтобы это не повторилось.

Суперинтендант Синклер стояла на верхней ступеньке старого здания суда, по обе стороны от нее возвышались белые колонны в стиле греческого возрождения. Несколько вооруженных людей в серой камуфляжной форме — ополченцы — обступили ее с двух сторон.

Еще дюжина ополченцев выстроилась у основания лестницы. Квинн разглядел несколько человек. Они не пытались успокоить толпу, но выглядели готовыми вмешаться, как только ситуация выйдет из-под контроля.

Шеф Бриггс стоял рядом с суперинтендантом. Выражение его лица казалось напряженным и недовольным. Он яростно жестикулировал, что-то говорил, чего Квинн не могла расслышать, но суперинтендант, похоже, не обращала на него внимания.

Сын суперинтенданта, Джулиан Синклер, стоял в нескольких шагах слева от нее. Рядом с ним стоял Ноа Шеридан, его оружие находилось в кобуре, но рука лежала на бедре. Он выглядел озабоченным и настороженным, его взгляд постоянно метался по беспорядочной толпе.

Гул снегоходов наполнил воздух. Крики и вопли о мести достигли апогея. Она едва могла расслышать этот гул.

Квинн вглядывалась в толпящиеся тела, пока не смогла получить четкий обзор на север.

Четыре снегохода медленно приближались к зданию суда. Каждый тащил за собой большую, длинную штуковину. Она не могла четко разглядеть эти предметы. Волосы на ее затылке встали дыбом.

Когда они приблизились, ее мозг наконец прояснил то, что не хотели видеть глаза. Раскинутые ноги. Овал лица.

Люди. Снегоходы тащили за собой людей. Людей, связанных веревками. Людей еще живых.

Толпа ревела в злобном восторге. Они бросали в тела куски затвердевшего снега. Несколько человек — и мужчины, и женщины — бросали камни и стеклянные бутылки.

Кто-то толкнул Квинн в спину.

— Отойди с дороги! Я не вижу!

Она проигнорировала их.

Толпа продолжала реветь. Мрачная энергия со времен похорон возросла в тысячи раз. Те же люди, которые махали друг другу на улицах, вежливо болели за другую команду на футбольных матчах своих детей. Они не были жестокими по своей природе.

Или, может быть, они не проявляли жестокости до этого, потому что им никогда не приходилось этого делать.

Но сейчас? Страна погрузилась в хаос. Все изменилось. Никто не знал, чего от них ждут. Никто не знал правил.

Возможно, никто не знал, на что он действительно способен, пока его не подтолкнули к определенному рубежу, произвольному пределу, которого на самом деле не существовало. Сейчас всех толкали. Всех.

В кого они превратятся после этого?

Мужчины на снегоходах припарковались на обочине улицы прямо перед зданием суда. Они были одеты в одинаковую серую камуфляжную форму с длинными черными винтовками, перекинутыми через спину. Опять ополченцы. Они теперь повсюду.

Ополченцы сошли со снегоходов, сняли шлемы и направились к четырем связанным людям, лежащим на дороге, дергающимся и ругающимся.

Квинн не могла назвать их жертвами. Она знала, кто они.

Шесть солдат ополчения подняли каждого из них на ноги и разрезали веревки, обвязанные вокруг талии и груди. Руки пленных все еще оставались связанными за спиной.

Ополченцы повели их к ступеням. Все пленники были в лохмотьях, избиты, лица в синяках, царапинах и крови, но Квинн все равно узнала каждого из них. С выпуклыми лягушачьими глазами — Рэй Шульц. Высокий, стройный Томми Картер. Баки Картер с плоскими, тусклыми чертами лица.

И еще одного. Человека с вьющимися черными волосами и потрепанным, впалым лицом, которое когда-то считалось красивым. Лицо, которое когда-то было добрым.

Октавия Райли.

Глава 21

Квинн

День десятый

Кровь Квинн застыла. В животе у нее заурчало от стыда и отвращения, но еще и от страха, и от любви. Октавия вызывала досаду и жалость, но она все равно ее мать.

Квинн не знала, что чувствовать, что она должна была чувствовать.

Ополченцы выстроили трех мужчин и женщину в центре улицы напротив ступеней. Солдаты поставили их на колени.

Томми и Рэй бросались проклятиями и оскорблениями. Один из бойцов крикнул им, чтобы они замолчали. Второй солдат ударил обоих прикладом винтовки по голове. Не настолько, чтобы лишить их сознания, но достаточно, чтобы причинить боль. Наконец они затихли.

Суперинтендант, офицер Синклер, шеф Бриггс, Ноа и охранники-ополченцы остались на верхней ступеньке, глядя вниз на всех с мрачными лицами.

Разъяренная толпа начала рваться вперед, но несколько ополченцев повернулись к ним и подняли винтовки. Не прямо на толпу, но достаточно, чтобы продемонстрировать свою силу.

— Не подходите! — крикнул один из них. — Дайте нам сделать нашу работу!

Суперинтендант Синклер поднесла мегафон к губам. Она подождала, пока крики толпы стихнут.

— Мужчины и женщины Фолл-Крика. Я никогда не думала, что буду стоять перед вами вот так. Не могла подумать, что захочу или выберу это. За последние две недели мы пережили катастрофы и трагедии, о которых никогда не думали. Мы верим, что со временем все вернется на круги своя, но теперь мы понимаем, что это произойдет не скоро. Мы сами по себе. А раз мы сами по себе, наша задача — защитить себя.

— Как вы все знаете, две ночи назад семь отморозков вошли в церковь Кроссвей и открыли огонь, застрелив сорок семь невинных мужчин, женщин и детей. Нашу семью. Наших соседей. Наших друзей.

Кто-то рядом с Квинн начал плакать. Случайные всхлипы и подавленные рыдания пронеслись по толпе. Низкий ропот скорби смешался с гневом.

— Это беспрецедентное злодеяние. Раньше таких преступников арестовывали, сажали в тюрьму, назначали дату и отправляли в суд. Они были бы осуждены и заключены в тюрьму до конца своих дней. Но сейчас мы не можем этого сделать. Ближайшие тюрьмы и пенитенциарные учреждения уже перегружены и едва держатся на плаву. Они не могут принять больше заключенных. У нас нет помещений, чтобы разместить их здесь.

— Мы не дадим этим животным ни одного куска хлеба изо рта наших детей! — закричал мужчина.

— Федеральное агентство по чрезвычайным ситуациям кормит насильников и растлителей детей, прежде чем позаботиться о своих собственных людях! — выкрикнул кто-то еще.

Суперинтендант Синклер подняла руку, чтобы восстановить порядок.

— Вам не нужно убеждать меня. Я вас слышу. Я согласна с вами. И поверьте, я не позволю ни одному ребенку из Фолл-Крика голодать, отдавая наши драгоценные запасы этим монстрам. Я этого не сделаю!

По толпе пробежал ропот. Толпа не аплодировала. Они ждали, что она будет делать. Выражение их лиц и язык тела говорили обо всем. Они хотели крови. И если суперинтендант не даст им ее, они возьмут ее сами.

Солдат ополчения протопал по ступенькам. Это был крупный мужчина, мускулистый, с прямой спиной, сложенный как носорог. Он производил впечатление человека, который предпочитает стрелять первым и вообще не задавать вопросов.

Он протянул руку к рупору.

Шеф Бриггс посмотрел на него.

— Розамонд, что ты делаешь? Ты не можешь...

Суперинтендант резко взглянула на шефа Бриггса, чтобы заставить его замолчать. Двое из вооруженных ополченцев подошли ближе к Бриггсу

Суперинтендант Синклер передала мегафон военному.

— Меня зовут Маттиас Саттер, — произнес тот ясным, суровым голосом, не терпящим никаких пререканий. — Я и мои люди здесь по приказу главы вашей администрации. Наша единственная задача — защищать город. Мы не правительство. Мы не полиция. Нас не ограничивают ни законы, ни политики, ни политика.

— Это перезагрузка. Единственное правительство, которое у вас есть — это правительство, которое вы видите прямо перед собой. У федералов есть дела поважнее. Они придут сюда не для того, чтобы помочь вам. Они придут не для того, чтобы защитить вас от беженцев, хлынувших из Детройта, Гранд-Рапидса и Каламазу. Если вы думаете о том, что они прилетят и спасут вас, выбросьте это из головы. Если вы не хотите провести следующие несколько лет в лагере Федерального агентства по чрезвычайным ситуациям, имея в своем распоряжении только койку и одеяло, вам лучше следовать программе.

Некоторые люди аплодировали. Другие молчали. Женщина слева от Квинн беспокойно переминалась с ноги на ногу.

— У меня плохое предчувствие на этот счет, — пробормотала она себе под нос.

— Любой, кто угрожает безопасности этого города, будет уничтожен, — крикнул Саттер. — Никакой пощады, никаких колебаний. То, что произойдет сейчас — это правосудие! Ваше правосудие. Правосудие для Кроссвея!

Толпа одобрительно заревела.

— Вы не можете так поступать! — закричал шеф Бриггс. Его лицо покраснело от злости. — Это не правосудие! Это убийство!

Толпа зашипела и освистала его.

— Это против закона...

— Замолчите! — Джулиан Синклер набросился на него. — Вы мешаете работе, шеф.

Шеф Бриггс на мгновение застыл, словно потрясенный тем, что это вообще происходит, и не знал, как реагировать. Наконец, он указал дрожащим пальцем на суперинтенданта.

— Я не единственный, кто не согласен с твоими методами!

Суперинтендант вздрогнула.

— Шеф явно охвачен эмоциями. Пожалуйста, проводите его внутрь, чтобы он мог отдохнуть несколько минут и восстановить свои силы.

Она обратилась к Саттеру, который кивнул своим людям. Два солдата, стоявшие в двух шагах от Бриггса, взяли его под руки. Шеф полиции пытался стряхнуть их, но ему уже за шестьдесят, а они были молоды и сильны.

Солдаты действовали мягко, но твердо.

— Пожалуйста, пройдемте с нами, сэр.

— Вам это с рук не сойдет! — прорычал Бриггс.

— Мы все сейчас на взводе, — сказала суперинтендант, сохраняя спокойствие, хотя выражение ее лица было напряженным, а рот сжался в тонкую линию. — Я уверена, что нам всем станет легче, когда все закончится.

Квинн посмотрела на Ноа. Он выглядел несчастным. Он не проронил ни слова, пока они уводили Бриггса со ступенек. Что он думает обо всем этом? Сама она все еще не знала, что думать или чувствовать.

Суперинтендант Синклер снова повернулась к толпе, словно потасовки позади нее и не существовало. Она ждала, когда закроются двери и вернется тишина.

Она поправила свои светлые волосы, заправила прядь за ухо и прочистила горло.

— Рэй Шульц. Томми Картер. Бак Картер. Октавия Райли. Властью, данной мне поселением Фолл-Крик, я приговариваю вас к смертной казни через расстрел по сорока семи пунктам обвинения в убийстве первой степени. Вынесение приговора начнется без промедления.

Толпа затихла. Над городом воцарилась жуткая тишина. Никаких двигателей. Ни гула машин. Даже птицы не щебетали.

Квинн наблюдала за происходящим, ее конечности отяжелели, а кровь в венах превратилась в камень. Холодный воздух обжигал ее горло при каждом быстром, неглубоком вдохе.

Ее мать вот-вот умрет.

Она должна чувствовать ужас, страх и горе.

Она закрыла глаза от вспышки крови и криков, запах пороха одурманил ее ноздри. Она должна ощущать удовлетворение, облегчение, жажду возмездия. Бандиты, убивавшие на ее глазах мужчин, женщин и детей, вот-вот получат по заслугам.

Квинн не чувствовала ничего из этого.

Пустота разлилась по ее груди. Холодное, отстраненное оцепенение. Она как-то выдохлась, ее силы вытекали из нее на холодную, припорошенную снегом землю.

Маттиас Саттер спустился по ступеням и встал в квадрат в пятнадцати или двадцати футах от четырех убийц. Полдюжины солдат очистили площадь от зазевавшихся горожан и оттеснили толпу с улицы.

Саттер взял в руки винтовку и прицелился в голову Рэя Шульца.

— Мне жаль! — плакал Рэй. Слезы и сопли текли по его разбитому лицу. — Пощадите! Пожалуйста! Я сделаю все, только не убивайте меня...

Саттер сделал два выстрела. Громкие звуки раскололи воздух. Бум! Бум!

Тело Рэя дернулось. Он упал набок.

Мужчина рядом с Квинн вздрогнул.

Квинн не шелохнулась. Ошеломленная, она просто смотрела, как Саттер переместился, и его смертоносное оружие еще на шаг приблизилось к ее матери.

Саттер прицелился в Томми Картера и выстрелил дважды. Томми покачнулся. Его голова откинулась назад. Он упал и больше не двигался.

Пятый выстрел попал Баки Картеру в правый глаз. Шестой — в рот. Кровь забрызгала снег. Он упал назад. Его ноги несколько раз дернулись, прежде чем он перестал двигаться.

Саттер переместился к Октавии Райли.

Октавия не рыдала, не кричала, не молила о пощаде. Она не произнесла ни слова. Тонкие плечи застыли, исхудавшая челюсть сжалась. В глазах пустота.

Ее взгляд не нашел Квинн в толпе. Не было никакой последней секунды отсрочки. Не случилось последнего отчаянного момента близости, раскаяния. Никакого «Я люблю тебя», за которое Квинн могла бы ухватиться, не прозвучало между ними.

Не было ничего. Ничего, кроме гулких тресков выстрелов. Ничего, кроме того, что ее мать дергалась как кукла, крови, пустого лица и тела, упавшего на снег.

А потом все закончилось.

Квинн не помнила почти ничего из того, что происходило после.

Каждая клеточка ее тела кричала, чтобы она ушла, убежала, оказалась как можно дальше от ступенек мэрии. Но она не ушла. Она не могла.

Она стояла там, опустив руки по бокам, с пустыми ладонями, с бешено колотящимся сердцем. Отрешенная. Оцепеневшая.

Ополченцы вынесли мешки для трупов и унесли тела.

Не ее мать. Ее больше нет.

Ноа и другие полицейские последовали за суперинтендантом и Маттиасом Саттером в здание суда. Шеф Бриггс хлопнул дверью и спустился по ступенькам, потирая предплечья и сердито бормоча про себя. Никто не последовал за ним.

Толпа рассеялась. Разошлись кучками и группами. Их месть и гнев иссякли. Они не смотрели на Квинн. Казалось, они ее даже не видели.

Может быть, ужас от того, что они только что наблюдали — от того, частью чего стали — медленно просачивался внутрь. А может, они чувствовали себя отомщенными, оправданными.

А может, и то, и другое.

Квинн не волновало, что думают горожане. Ей никогда не было дела до них, до их сплетен и суждений. Ей совершенно все равно. Она ненавидела их всех.

И еще, она никогда не чувствовала себя настолько одинокой.

Ее мать мертва.

Квинн Райли теперь официально стала сиротой.

Глава 22

Лиам

День одиннадцатый

Лиам так сильно сжимал руль джипа, что у него заболели руки. Его бедра и задница ныли, мышцы натянулись от напряжения.

Поскольку они поздно выехали, Лиам планировал проехать как можно дальше. Может быть, даже до самого Фолл-Крика.

Но снег оказался глубоким, повсюду лежали тяжелые сугробы. Заглохшие машины представляли собой адскую полосу препятствий. Они поехали по шоссе М-37 на юг до шоссе М-46 на запад, а затем на юг. Пересекли Гранд-Ривер и проскочили между Холландом и Гранд-Рапидс.

Он обогнул Холланд по I-196 и продолжил движение на юг. Двухполосная дорога шла по сельской местности. Проселочные дороги в этих местах представляли собой запутанный клубок, который трудно размотать, но пока они свободно объезжают большие города, все должно быть в порядке.

Ехали медленно, в некоторых местах скорость достигала десяти миль в час, иногда меньше. Он осторожно маневрировал, объезжая несколько скоплений машин или перевернувшийся грузовик посреди дороги. За четыре часа они встретили только два других работающих автомобиля.

Ханна неподвижно сидела на пассажирском сиденье рядом с ним, сложив руки на животе и устремив взгляд прямо вперед. Бедный Призрак теснился на узком заднем сиденье.

Он свернулся в клубок, положив голову на лапы, и выглядел подавленным и несчастным. Ханна кормила его изредка кусочками вяленой говядины, чтобы успокоить. Это работало. Пес любил вяленое мясо, как кошки любят кошачью мяту.

Грозные тучи полностью закрыли небо. Не было ни лунного света, ни света звезд, ничто не пробивало темноту, кроме фар джипа. Снежинки закручивались в узких конусах света.

Было до смешного темно. Его глаза не могли освоиться в этой черноте. Он продолжал искать вдалеке отблески огней городов и поселков, но ничего не находил.

Только темнота и еще больше темноты. Лиам знал, что где-то есть города и деревни, но их словно стерли с лица земли.

Они отправились из Эшленда во второй половине третьего дня — ровно через сорок восемь часов пристального наблюдения, прежде чем доктор Лауде разрешила им отбыть с ее благословения.

Пару раз у Призрака поднималось давление, но ей удавалось его снизить. В первую ночь он слегка пошатывался, и она подключила капельницу и дала ему немного жидкости. Это помогло.

Хорошо, что они остались.

Два дня, которые они провели в доме ветеринара, прошли спокойно. Лиам внимательно наблюдал за всеми. Обстановка в городе становилась напряженной и шумной, но никто не приближался к дому ветеринара с дурными намерениями. Она была нужна горожанам.

С каждым днем состояние Призрака улучшалось. К тому времени, когда они собрались уезжать, он почти вернулся к прежнему образу жизни. Все такой же спокойный, сдержанный и бдительный — хотя и носился по заднему двору, шумел, лаял, радостно разбрасывал снег и, в общем, доставлял массу приятных хлопот.

Доктор Лауде говорит, что большие пиры обожают снег. Это торжественные, величественные собаки, которые серьезно относились к своим обязанностям, но зима часто пробуждала в них щенка.

Наблюдая, как пес расхаживает по двору с высоко поднятой головой и развевающимся за ним плюмажевым хвостом, Лиам не мог отделаться от мысли, что Призрак понял, что ему подарили вторую жизнь. Собака выглядела так, будто не собиралась терять ни секунды.

Ханна тоже не планировала терять время. Она с трудом влезла в свою зимнюю одежду и поковыляла за ним на улицу. Лиам прислонился к дверному косяку и наблюдал за ними, скрестив руки на груди.

Она кидала снежки через весь двор, и Призрак с азартом бросался за ними. Он высоко подпрыгивал и выхватывал снежок прямо из воздуха. Когда снежок рассыпался у него в пасти, забрызгав нос снежной пылью, он фыркал и качал башкой, а потом рысью возвращался к Ханне за добавкой.

Ханна взглянула через плечо на Лиама и улыбнулась. Настоящая, искренняя улыбка озарила все ее лицо. Ее зеленые глаза сияли, шоколадно-коричневые волосы были убраны за уши, выражение лица выглядело теплым и открытым. Она становилась совсем другим человеком, когда радовалась.

Грудь Лиама сжалась. Он обнаружил, что улыбается ей в ответ, не думая об этом, без сознательного выбора. Он не мог оторвать от нее глаз.

В свободное от игр с Призраком время Ханна два дня восстанавливала силы, отсыпалась и готовила еду для ветеринара, когда та забегала в перерывах между визитами, и возвращалась домой поздно, голодная и измученная.

У доктора Лауде не работало электричество, но у нее имелись камин, пропановая походная печь, портативный пропановый обогреватель и несколько походных фонарей на батарейках. Плюс несколько сотен свечей. Доктор коллекционировала свечи «Янки». Во всем доме пахло бальзамом, кедром и яблочной тыквой.

У одного из клиентов доктора Лауде был колодец с ручным насосом, и он обменял столько ведер и контейнеров с водой, сколько смог наполнить, чтобы еще месяц лечить своих собак от глистов.

Они вручную постирали свою одежду в пятигаллонном ведре со стиральным порошком и развесили ее у костра для просушки. Помылись в одиночку, затем наполнили кухонную раковину и по очереди вымыли волосы шампунем. Лиам наполнил все их бутылки с водой.

Утром Лиам первым делом почистил старую бензопилу доктора Лауде и, как и обещал, спилил два мертвых дерева. Он распилил их на дрова и хворост и сложил все на брезенте в гараже.

Закончив с этой работой, он отправился исследовать город и окрестности. Но сначала он велел Ханне быть бдительной и осторожной и всегда держать при себе «Ругер».

Ему не нравилось оставлять ее где-либо без него, но в доме тепло, тихо и безопасно. И у нее был Призрак. Пес, казалось, почувствовал, что ему нужно действовать более активно, и решительно отказался покидать Ханну.

У Лиама набрался список вещей, необходимых ему перед отъездом. Сто сорок миль не казались чем-то сложным. Но после ЭМИ любое препятствие могло легко сбить их с пути. Он хотел быть готовым.

К тому же ни Ханна, ни Призрак не могли выдержать больше нескольких часов на снегоходе при низкой температуре и жестоком ветре. Ему нужно найти машину. И топливо.

Снегоход конечно и быстрее, и универсальнее — они могли держаться подальше от дорог и ехать куда угодно. В машине же теплее и она защищена от стихии, но медленнее и ограничена дорогами.

С беременной женщиной на позднем сроке и выздоравливающей собакой Лиаму пришлось задуматься о выборе, который он не хотел делать.

В конце второго дня он нашел то, что ему нужно. В пяти милях от города по старой проселочной дороге он наткнулся на заброшенный фермерский дом с большой стальной пристройкой на заднем дворе.

Он открыл навесной замок и обнаружил пыльный охотничий зеленый джип 1978 года выпуска, оснащенный подъемником и большими колесами. Джип оказался не заперт, ключи лежали в бардачке. В нем даже осталось полбака бензина. Лиам добавил цепи противоскольжения, которые нашел висящими на крючке рядом с большим ящиком для инструментов.

Джип немного дребезжал, но двигатель мурлыкал, как котенок.

Лиам чувствовал себя немного неловко, когда брал джип. Хозяева явно не возвращались домой еще с Черного Рождества. Их фермерский дом уже разграбили, хотя в кладовке кое-что все же осталось.

Ему удалось раздобыть несколько банок фруктов, коробку крекеров и фруктовых закусок, а также пакет вяленой говядины. Вяленая говядина даже не успела попасть в его рюкзак, как Ханна быстро стащила ее и скормила весь пакет Призраку, который впился в мясо с такой жадностью, словно не ел целый месяц.

Лиаму все еще недоставало топлива. Он одолжил у доктора Лауде три канистры и прикрепил их к задней части снегохода. На местных заправках бензин уже закончился. Рукописная табличка на окне гласила: «Бензина нет. Еды нет. Мародеры будут расстреляны».

Неважно. Он мог получить бензин из сотен машин, заглохших по всему городу. На новых машинах на бензобаке стоял клапан против откидывания, который также работал как система предотвращения самопроизвольного слива.

Возможно, пятьдесят процентов машин уже опустошили, многие из них — самым варварским способом. Но при этом терялось много бензина. Лиам не любил тратить ресурсы впустую.

Его также не привлекало отсасывание бензина ртом. Это казалось Лиаму не только отвратительным, но и опасным. Всегда был шанс случайно проглотить бензин или вдохнуть пары.

Он раздобыл две трубки — одну длинную, другую покороче — в сарае доктора Лауде. Найдя старую «Тойоту» с бензином в баке, он вставил длинную трубку в бензобак, пока она не погрузилась в топливо, а другой конец засунул в пустую канистру на земле. Засунул более короткую трубку в бак и использовал влажную тряпку, создавая уплотнение вокруг пластиковых трубок и отверстия бака.

Лиам подул в короткую трубку, чтобы создать высокое давление воздуха внутри бензобака, и вытеснить бензин через более длинную трубку в канистру. Таким образом, он наполнил канистры, перелил бензин в джип, пока его бак не заполнился, а затем снова наполнил канистры.

Первые две канистры он оставил доктору Лауде для ее генератора в качестве компенсации за доброту. Она была очень рада. Третью он поставил в джип как запасную.

Лиам переместился на своем сиденье, расправил плечи, держа руки на руле. Наклонился вперед, не отрывая внимания от дороги, от возможных препятствий и угроз.

Черная мгла казалась густой и тяжелой, как необъятный бездонный океан. Она продолжалась бесконечно долго, не имея ни конца, ни света — никого на всей этой мрачной планете, кроме него самого, Ханны и Призрака.

Это не так уж плохо. Большинство людей ненавидят одиночество. Для него оно стало и бичом, и утешением. Но сейчас он чувствовал свою оторванность от мира как никогда остро.

Он думал об уединении в своем поместье на севере Мичигана, о своих сельских пяти акрах, примыкающих к милям леса, которые давали ему ту изоляцию, которой он так жаждал. После Чикаго он твердо решил, что это все, чего он желает. Сбежать. Отгородиться от мира, повернуться спиной к человечеству.

⇐ Предыдущая 3 4 5 6 789 10 11 12 Следующая ⇒