КНИГА СЕДЬМАЯ

Глава первая: «Топы, касающиеся установления тождества»

Следует также смотреть исходя из словоизменений, из однорядного и из противолежащих друг другу [вещей], тождественно ли нечто чему-то или отлично от него — тождественно ли в самом прямом из перечисленных выше значений тождественного (тождественным же в самом прямом смысле я назвал то, что по числу одно). В самом деле, если справедливость — то же, что мужество, то справедливый — то же, что мужественный, и справедливо — то же, что мужественно. То же самое и в отношении противолежащего. А именно если вот эти [вещи] тождественны друг другу, то противолежащие им [вещи] — в любом из названных видов противопоставления — также тождественны друг другу. Нет никакой разницы, берут ли противолежащее одному из тождественного или другому, поскольку и то и другое одно и то же. С другой стороны, судить о тождественном следует исходя из созидающего и уничтожающего, возникновения и уничтожения и вообще из находящегося к тому и другому в одинаковом отношении. У всего, что тождественно без оговорок, тождественны и возникновение и уничтожение его и то, что создает и уничтожает его.

Если же об одной из двух [тождественных вещей] говорится что-то больше всего, то следует смотреть, не говорится ли это и о другой в том же отношении больше всего, как, например, Ксенократ доказывает, что счастливая жизнь и добродетельная жизнь тождественны, так как из всех образов жизни больше всего предпочитают добродетельную и счастливую жизнь, ибо то, что предпочитают больше всего, и наибольшее — одно. То же самое можно сказать и о всем другом подобном этому. Однако и то и другое, названное наибольшим и больше всего предпочитаемым, должно быть одним по числу, иначе тождественность не доказана. В самом деле, если самые храбрые из эллинов — пелопоннесцы и лакедемоняне, то не обязательно, чтобы пелопоннесцы были тождественны лакедемонянам, так как имеется не один по числу пелопоннесец и не один лакедемонянин, а необходимо, чтобы одно было объемлемо другим, так же как лакедемоняне пелопоннесцами; иначе окажется, что один из них лучше других, если только одни не объемлются другими. В самом деле, пелопоннесцы необходимо должны быть лучше лакедемонян, если одни не объемлются другими, ибо они лучше всех остальных. Точно так же и лакедемоняне необходимо должны быть лучше пелопоннесцев, ибо и они лучше всех остальных. Так что получается, что они лучше друг друга. Таким образом, ясно, что названное лучшим и наибольшим должно быть одним по числу, если надлежит доказать тождественность. Поэтому и Ксенократ не доказывает [тождественность], ибо жизнь счастливая и жизнь добродетельная не одно по числу, так что не обязательно, чтобы они были тождественны на том основании, что обе более всего предпочитаемы; одно должно быть подчинено другому.

Далее, следует смотреть, тождественно ли одно тому, чему тождественно и другое, ибо если оба не тождественны одному и тому же, то ясно, что они не тождественны и друг другу.

Далее, следует [судить о тождественности двух] исходя из того, что им сопутствует, и из того, чему они сами сопутствуют. В самом деле, то, что одному сопутствует, должно сопутствовать и другому, [ему тождественному], и, чему одно из них сопутствует, тому и другое должно сопутствовать. Если же здесь есть какая-то несогласованность, то ясно, что они не тождественны друг другу.

Следует также смотреть, не обстоит ли дело так, что оба принадлежат не к одному роду категорий, а одно являет собой качество, а другое — количество или отношение, и, далее, не обстоит ли дело так, что род у обоих не один и тот же, а у одного, [например], благо, у другого — зло или у одного — добродетель, а у другого — знание или же род хотя и один и тот же, однако не одни и те же видовые отличия сказываются о том и другом, а об одном говорится, что оно знание об умозрительном, а о другом — что оно знание о деятельности. И точно так же в других случаях.

Далее, следует исходить из большего — не обстоит ли дело так, что одно допускает большую степень, а другое нет или оба, правда, допускают, но не в одно и то же время, как, например, кто больше любит, не желает большего совокупления, а потому любовь и желание совокупления не одно и то же.

Точно так же следует исходить из прибавления — не обстоит ли дело так, что прибавление каждого из двух к одному и тому же не делает целое тождественным или при отнятии одного и того же от каждого из них остаток разный, например если бы сказали, что двойное половины и многократное половины — одно и то же. Ведь если отнять от каждого половину, то остаток у обоих должен был бы быть одним и тем же, но это не так, ибо двойное и многократное не означают одно и то же.

Следует смотреть не только то, не вытекает ли непосредственно из тезиса нечто несообразное, но и то, не может ли из предположения возникать несообразное, точно так, как у тех, кто утверждает, что пустое и наполненное воздухом — одно и то же. Ведь ясно, что, когда воздух выходит, пустота не уменьшается, а увеличивается, в то время как наполненного воздухом уже нет. Так что если при каком-то предположении — ложном ли или истинном (это не имеет значения) — одно опровергается, а другое нет, то они не одно и то же п.

Вообще говоря, исходя из того, что так или иначе сказывается о том и о другом, и из того, о чем они сами сказываются, следует смотреть, нет ли где какой-нибудь несогласованности. Ведь то, что сказывается об одном, должно сказываться и о другом, а о чем сказывается одно, о том должно сказываться и другое.

Далее, так как о тождественном говорится в различных значениях, то следует смотреть, не тождественно ли то и другое и в каком-то ином смысле. Ведь тождественное по виду или по роду не должно или не может быть одним и тем же по числу. Мы же рассматриваем, тождественны ли они в этом смысле или нет.

Наконец, следует смотреть, может ли быть одно без другого. Ведь если может, то они не будут одним и тем же.

Глава вторая: «Топы, касающиеся установления тождества при обсуждении определений»

Итак, топов, касающихся тождественного, столько. Из сказанного также ясно, что все касающиеся тождественного топы, годные для опровергания, могут быть применены к определению, как было сказано раньше. В самом деле, если имя и речь выражают не одно и то же, то ясно, что данная речь не будет определением. Но ни один из топов, годных для обоснования [тождественности], неприменим к определению. Ведь для обоснования определения недостаточно доказать, что то, что содержится в речи, и то, что содержится в имени, — одно и то же; определение должно соблюдать все остальные предписания.

Глава третья: «Топы, касающиеся построения определений черев умозаключение»

Итак, пытаться оспорить определение следует всегда таким именно образом и с помощью этих [топов]. Если же мы хотим обосновать определение, то прежде всего следует знать, что никто или немногие из рассуждающих получают определение через умозаключения, а все принимают определение за начало, например те, кто занимается геометрией, учением о числах или другими подобными учениями. Далее, следует знать, что, конечно, дело другого исследования — точно объяснить, что такое определение и как должно определять; но теперь для настоящей цели достаточно сказать лишь то, что об определении и сути бытия [вещи] можно получить умозаключение, и если определение есть речь, выражающая суть бытия вещи, и единственно лишь сказываемое в определении должно сказываться в сути вещи (а в сути вещи сказываются роды и видовые отличия), то очевидно, что если в сути вещи сказываются лишь род и видовое отличие, то содержащая их речь необходимо будет определением, ибо другого определения быть не может, так как ничто другое не сказывается в сути вещи.

Итак, очевидно, что умозаключение об определении может получиться. А исходя из каких [топов] следует строить определение, — ото разъяснено более подробно в других сочинениях. Для данного исследования полезны эти же топы. А именно, надо обратить внимание на противоположности и на остальные противолежащие друг другу [вещи] и исследовать определения в целом и по частям. Ведь если определение, противолежащее [данному], есть [определение] противолежащего, то и указанное необходимо есть [определение] обсуждаемого. Но так как имеется несколько сочетаний противоположностей, из противоположностей следует брать ту, противоположное определение которой наиболее очевидно. Итак, определение в целом надо рассматривать так, как сказано, части же его — следующим образом. Прежде всего необходимо убедиться, что данный род указан правильно. Если же противоположное принадлежит к противоположному [роду], а обсуждаемое к этому же [роду] не принадлежит, то ясно, что оно будет принадлежать к противоположному [роду], так как противоположности необходимо принадлежат к одному и тому же [роду] или к родам, противоположным друг другу. Мы полагаем также, что противоположные видовые отличия сказываются о противоположностях так, как о белом и черном, ведь одно рассеивает зрение, а другое собирает. Так что если о противоположном сказываются противоположные видовые отличия, то ясно, что об обсуждаемом [предмете] сказываются указанные [видовые отличия]. Так что если род й видовые отличия указаны правильно, то ясно, что указанное будет определением. Или быть может, не обязательно, чтобы противоположные друг другу видовые отличия сказывались о противоположностях, если противоположности не принадлежат к одному и тому же роду. Что касается [вещей], ролы которых противоположны друг другу, то ничто не мешает, чтобы для них было названо о Дно и то же видовое отличие, как, например, для справедливости и несправедливости: ведь первая есть добродетель души, а вторая — порок души. Так что «души» у того и другого говорится как видовое отличие, так как существуют еще добродетель и порок тела. Во всяком случае правильно то, что у противоположностей имеются или противоположные, или одни и те же видовые отличия. Поэтому если о противоположном сказываются противоположные [видовые отличия], а о данном нет, то ясно, что указанное [видовое отличие] будет сказываться о нем. Вообще же говоря, так как определение состоит из рода и видовых отличий, то, если определение противоположного очевидно, очевидным будет и определение обсуждаемого [предмета]. В самом деле, так как противоположное принадлежит к тому же роду или к противоположному ему и равным образом о противоположностях сказываются или противоположные видовые отличия, или те же самые, то ясно, что об обсуждаемом [предмете] должен сказываться либо тот же род, что и о противоположном, тогда видовые отличия суть противоположные — или все, или же некоторые, а остальные — одни и те же, либо же, наоборот, видовые отличия — одни и те же, а роды — противоположные друг другу, либо же оба — и роды и видовые отличия — противоположные друг другу. Ведь невозможно, чтобы и роды и видовые отличия были тождественными, иначе было бы одно и то же определение для противоположностей.

Далее, надо исходить из словоизменения и однорядного, ибо роды необходимо следуют родам и определения — определениям; например, если забвение есть утрата знания, то забывать будет означать утрачивать знание и быть уже забытым — быть уже утратившим знание. Если что-нибудь одно из перечисленного признали, то необходимо признать и остальное. Точно так же, если гибель есть разложение сущности, то погибать — значит разлагаться сущности и «губительным образом» означает «разлагающе», или если гибельное означает разлагающее сущность, то и гибель есть разложение сущности. Точно так же в остальных случаях, так что если принято что-нибудь одно, то должно признать и все остальное.

Равным образом следует [обосновать определение] исходя из [вещей], находящихся в одинаковом отношении одна к другой. В самом деле, если здоровое содействует здоровью, то и крепкое содействует крепости тела и полезное содействует благу. Ведь каждое из перечисленного находится в одинаковом отношении к своей цели, так что если одно из них имеет своим определением «содействие цели», то и для каждого из остальных будет такое определение.

Далее, следует исходить из большего и одинакового столькими способами, сколькими можно обосновывать, сопоставляя две [вещи] с двумя [другими]. Например, если одно есть в большей мере определение другого, чем третье есть определение четвертого, а то, что в меньшей мере [признается] определением, есть определение, то определением будет и то, что в большей мере [признается] определением. И если одно есть определение другого в той же мере, в какой третье есть определение четвертого, то если одно есть определение другого, то и остальное есть определение остального. Если одно определение сопоставляется с двумя [вещами] или два определения — с одной, то рассмотрение, исходящее из большего, непригодно. Дело в том, что не может быть одно определение для м двух [вещей] или два определения для одной и той же.

Глава четвертая: «Краткое перечисление важнейших топов, касающихся определения»

Наиболее же удобны те топы, которые только что приведены, и те, которые исходят из однорядного и из словоизменения. Вот почему их следует больше всего усвоить и иметь под рукой, ибо они применимы для большинства случаев; а из прочих топов особенно следует усвоить те, что распространяемы на все, ибо они самые действенные из всех остальных, например что необходимо обращать внимание на единичное и исследовать виды — подходит ли к ним определение, так как вид соименен [с принадлежащими к нему единичными]. Это, как утверждалось раньше, полезно против тех, кто утверждает, что есть идеи. Кроме га того, следует смотреть, не названо ли имя иносказательно и не сказывалось ли что-то о самом себе как нечто иное. И если еще какой-нибудь топ распространяем на многое и действен, то следует им пользоваться.

Глава пятая: «Сопоставление степеней трудности обоснования и опровергания определения, собственного, рода и привходящего»

Из того, что будет сказано после этого, станет очевидным, что определение труднее обосновывать, чем опровергать. В самом деле, усмотреть определение и получить путем вопросов такого рода положения нелегко, например усмотреть, что в данном определений одно есть род, а другое — видовое отличие и что в сути [вещи] сказываются род и видовые отличия. А без них нельзя получить умозаключение об определении. Ибо если в сути вещи сказывается еще что-то другое, то неясно, есть ли указанное определение — определение вещи, или им будет иное, так как определение есть речь, выражающая суть бытия [вещи]. А что обосновывать труднее, чем опровергать, ясно также из следующего: легче умозаключать одно, чём многое. Так вот, при оспаривании достаточно рассуждать против чего-то одного (ибо, опровергая что-то одно, мы оспариваем определение), при обосновании же необходимо все привести в согласие [и показать], что все содержащееся в определении присуще. Далее, при обосновании следует делать общее умозаключение, ибо определение должно сказываться обо всем, о чем сказывается имя, и, кроме того, быть взаимозаменяемым с ним, если данному определению надлежит быть отличительным [для предмета]. При Опровергавши же нет необходимости доказывать общее, достаточно показать, что [определение] неверно для чего-то из того, что подпадает под [Данное] имя. Если же следует опровергнуть общее [положение], то и в этом случае для опровергания взаимозаменяемость необязательна. При опровергании общего достаточно показать, что о чем-то из того, о чем сказывается имя, речь не сказывается. Однако не необходимо показывать обратное — что о том, о чем сказывается ю речь, имя не сказывается. Кроме того, определение оспаривается и в том случае, если оно присуще всему тому, что подпадает под [данное] имя, но не только этому. Точно так же обстоит дело с собственным и родом. А именно, их легче опровергнуть, чем обосновать.

В отношении собственного это видно из сказанного. В Самом деле, в большинстве случаев собственное дается в сочетаний [с другим], так что опровергнуть его можно, оспаривая нечто одно. При обосновании же все необходимо вывести посредством умозаключения. Но почти все остальное, что относится к определению, подходит и для собственного, ибо, во-первых, при обосновании следует показать, что оно присуще всему тому, что подпадает под [данное] имя, между тем как при опровергании достаточно показать, что чему-то одному оно не присуще; во-вторых, если собственное присуще всему, [что подпадает под данное имя], но не только ему, оно опровергается таким же образом, как это сказано об определении. А относительно рода [это очевидно из того], что обосновать его необходимо [лишь] одним способом, показывая, что он присущ всему, [что подпадает под данное имя], между тем как опровергать можно двояко, ибо если показали, что он ничему [из этого] не присущ иди что он чему-то [из этого] не присущ, то указанное вначале оспаривается. Кроме того, при обосновании недостаточно показать, что род присущ, надо еще показать, что он присущ как род. При опровергании же достаточно показать, что он чему-то не присущ или не присущ ничему, [что подпадает под данное имя], поэтому и полагают, что, так же как и во всем остальном легче разрушать, чем создавать, так и здесь легче опровергать, чем обосновывать.

Что же касается привходящего, то общее привходящее легче опровергать, чем обосновывать. В самом деле, при обосновании следует показать, что оно всему присуще, между тем как при опровергании достаточно показать, что оно одному не присуще. Частное же привходящее, наоборот, легче обосновывать, чем опровергать. Дело в том, что при обосновании достаточно показать, что оно чему-то присуще, при опровергании же следует показать, что оно ничему не присуще.

Очевидно также и то, что из всех [видов оказывания] легче всего опровергнуть определение, ибо в нем больше всего данных, поскольку многое было указано, и, чем больше их, тем быстрее получается умозаключение [против данного определения], ведь естественно, что там, где много дается, скорее ошибаются, чем там, где немного. Кроме того, доводы против определения можно приводить и через другие [виды оказывания]. Ведь если определение относится не только к [данной] вещи, или данный род не ее род, или что-то из содержащегося в определении ей не присуще, то определение оказывается оспоренным, против остальных же [видов оказывания] нельзя ни приводить доводы, почерпнутые из [топов] относительно определения, ни использовать все прочее, ибо только то, что относится к привходящему, одинаково распространимо на все [виды оказывания], ведь каждый из них должен быть присущ вещи. Если же род присущ не как собственное, то род еще не будет оспорен. Точно так же и собственное не обязательно должно быть присуще вещи как род, равным образом и привходящее не обязательно должно быть ей присуще как род или как собственное, а должно быть ей только присуще. Так что нельзя извлекать доводы из одного против другого, разве только у определения. Таким образом, ясно, что из всех [видов оказывания] легче всего оспорить определение, а обосновать его труднее всего. Ибо здесь должно быть выведено посредством умозаключения все, [что необходимо для остальных видов оказывания] (а именно: что все указанное присуще; что то, что дано, есть род; что определение относится только к данной вещи), и, кроме того, еще то, что определение выражает суть бытия [вещи], и это должно быть сделано надлежащим образом.

Из всех остальных [видов оказывания] больше всего таково, [как определение], собственное. Ибо его легче оспорить, так как оно обычно состоит из многого; обосновать же его труднее всего, потому что для этого нужно многое привести в согласие и, кроме того, доказать, что оно присуще только [данной] вещи и взаимозаменяемо с ней.

Легче же всего обосновать привходящее. В самом деле, в других [видах оказывания] надо показать, что они не только присущи, но что они присущи таким-то образом; в отношении же привходящего достаточно показать, что оно только присуще. Опровергать же привходящее труднее всего, потому что оно содержит меньше всего данных, ибо помимо того, что оно присуще, привходящее не показывает, каким образом оно присуще. Так что другие [виды оказывания] можно оспорить двояко — показав или что они не присущи, или что они не так присущи. Привходящее же нельзя оспорить иначе как показав, что оно не присуще.

Итак, топы, при помощи которых можно приводить доводы относительно каждой проблемы, почти полностью перечислены.

⇐ Предыдущая 1 2 3 4 5 678 Следующая ⇒