Хелпикс

Главная

Контакты

Случайная статья





Заголовок 1 2 страница



Так, уже не юный мечтатель даже не заметил, как за это время прошло почти полтора часа, и как он успел пере­браться из кухни в спальню на свою кровать. Он взглянул на часы и понял – пора собираться в филармонию.

 

Кто старое помянет…

 

Как гласит одна известная китайская мудрость: «Зачем идти, если можно ехать», – вот Роман и поехал на автобусе. Он, как обычно, сел у окна и тупо (или задумчиво) смотрел в него. Он наблюдал за сотнями пробегающих мимо него огоньками, человечков и вместе с этим предвкушал сегодняшний концерт. Попутно он зарывался в свои мысли, но там по‑ преж­нему не было ничего хорошего. Он вспомнил один давний случай с той самой девушкой.

Еще в колледже, Роман купил два билета на кон­церт: себе и ей. Играли брат и сестра: дуэт из гитариста и пианистки. Концерт прошел хорошо, музыка была хороша, но в тот вечер в зале чего-то не хватало – это она… Он звал ее, взял билеты для двоих: место на балконе, где как раз стояли два кресла рядом друг с другом. Но в день концерта девушка отказалась от похода, мотивиро­вав отказ какими-то семейными пробле­мами (хотя оба они понимали, что этими проблемами был ее тогдашний молодой человек). Она сказала: «Я не могу, у меня семейные дела. Позови другую девчулю. Я буду не против. ». Эти слова тогда были как ножом по сердцу, но он проглотил и это и все-таки пришел к ней (она жила не так далеко от его общежития при колледже). Шел Роман быстро, через сугробы, злясь и пыхтя от напряжения. Пришел. Тогда она даже не вышла к нему, а передала свой билет через окно – это было еще хуже. Он тогда сильно разозлился и обиделся на нее: ведь в который раз она избегала его и прене­брегала им. Он был в смятении, подавлен, разрушен в очередной раз. Ему пришлось ехать одному: ведь больше он никого не хотел видеть. И там, возможно, к счастью, ему в какой-то степени повезло. Роман взял с собой два билета в надежде на то, что она все‑ таки опомнится и приедет, – но, увы, она не приехала. Вместо этого там он встретил одногруппницу, которая тоже приехала на концерт. К слову, она была не одна и не только из его группы: туда прие­хали музыканты со всех учебных заведений города. Он вкратце рассказал ей о случившемся и ей стало его жаль. Они вместе шли на балкон: ее место тоже было там, но где‑ то в другой стороне. Роман подошел к своему месту, где стояли два кресла и оба в уединении от всех: с них откры­вался отличный вид на сцену. Он все думал по дороге туда: что будет с ним, когда он увидит одно пустующее кресло, где должна была быть она? Он думал, что заплачет. И хоть тогда ему это показалось чересчур сентиментальным и инфан­тильным, однако, несмотря на это, когда он подошел к креслам с од­ногруппницей – он резко заплакал. Роман быстро сел на кресло, закрыл лицо руками и стал плакать. Его подруга была в шоке и сразу же села вместе с ним, чтобы успокоить и утешить его. Так она сидела весь концерт. Кто знает, что было бы с ним там и что после, если бы не его подруга. Тогда все обошлось без жертв.

Когда Роман вспоминал об этом, то слезы у него навора­чивались сами по себе. Но рыдать сейчас было неко­гда, да и не в таком месте: он почти приехал и, как обычно, заранее.

Вышел Роман на положенной остановке и не спеша побрел до филармо­нии. По пути, проходя через пешеходный переход, на слегка заснеженной улице, ему встретилась какая-то молодая парочка: парень и девушка, которые так гармонично связывались друг с другом.

Роман шел немного позади них, а они шли впереди, взявшись под руки. Они о чем-то болтали и в промежут­ках оба непринужденно смеялись. Внутри у Романа в этот момент что-то зашипело и закипело. Что это? Зависть из-за того, что у кого-то, быть может, есть искреннее сча­стье, а у него нет? Злость из-за того, что не смог забыть ту, которую так любит и так и не начал жить новой жиз­нью? Ненависть, отвращение к незнакомым ему лю­дям, но таким счастливым хотя бы на первый взгляд? Роман был растерян и в недоуме­нии. Он видел, как никто никого не скрывает и никого не боится; как влюбленные могут свободно гулять, держаться за руки не боясь, что их кто-то увидит, будет осуждать обоих и другие неприят­ные вещи; у этой пары не было того партизанства, которое было у Романа с его любимой; этой паре не нужно было прятаться по кабинетам колледжа или у своих некото­рых друзей, чтобы побыть вдвоем и чтобы никто не узнал об их любовной связи: они были счастливы здесь и сейчас. Парень, который шел вместе с девушкой, явно был не третьим лицом в чьих-то отношениях: он не оставался где-то там, на ненавистных задворках. Того же и хотел Роман: любить и быть любимым.

Значит завидовал? Да, определенно что-то такое было, но в то же время он был рад за них и хотел, чтобы у них все было хорошо. Его действи­тельно радовали подобные пары, он ими умилялся и в какой-то степени переживал за их сча­стье. Ему хотелось, чтобы хоть у кого-то была такая же боль­шая и сильна любовь, как и у него, но только в действи­тельности, а не в вечных мечтах.

Через дорогу тем временем виднелось большое белое здание – городская филар­мония. Вот он вошел в нее: высокие потолки, колонны, белые и бирюзовые стены, люстры с лампочками в виде свеч под потолком. Там с ним любезно поздоровались. Ро­ман показал билет на входе, прошел в гардероб. Тут раз­делся, передал свое пальто гардеробщице, а та с ним любезно поздоровалась, дала номерок и забрала пальто. Потом он подошел к рядом стоящему зеркалу, посмот­релся в него, как он выглядит: опрятен ли (в таком‑ то месте). Оделся строго: черные туфли, черные брюки, бе­лая рубашка.

Тут Роман подумал, что до начала было бы неплохо схо­дить в уборную. Так он и сделал. А пока ходил, то надоумил себя, что может встре­тить кого-нибудь из школы: ведь среди его коллег не только он интересовался концертами. По итогу это и произошло.

Когда Роман рассматривал висящие картины и порт­реты, развешан­ные по филармонии, он встретил Наталью Владимировну: преподавателя по сольфеджио. Это была чудная молоденькая девушка лет тридцати, которая всегда была божьим одуванчиком. Телосложением она чуть плотного, с коротенькими, но кудрявыми светлыми волосами, с круглым лицом, серыми глазками, а также с черной небольшой родинкой над верхней губой на правой стороне лица. На ней было вечернее платье серого цвета и такие же туфли.

Наталья Владимировна, увидев знакомое ей лицо, спешным ша­гом зашагала в сторону Романа Константиновича.

– Добрый вечер, Роман Константиныч! – Крикнула она высоким голосом все еще спешно идя к нему.

– И вам здравствуйте, Наталья Владимировна! – Отве­тил он ей и сделал пару шагов в ее сторону.

Они обнялись и, не закончив этого, Наталья вежливо поинтересовалась у Романа:

– Как ваши дела?

– Ох, даже не спрашивайте, – улыбчиво отмахнулся Ро­ман, – весь в работе, да в работе. А вы как?

– У меня все хорошо, все как обычно: работа, дом, се­мья. Вот выбралась на концерт: так захотелось послу­шать органную музыку вживую, а это нечастое удоволь­ствие, знаете ли! – После последних слов Наталья проро­нила пару смешков. – Жаль только, что без мужа. – С лег­кой досадой добавила она.

– Знаю, знаю, про орган-то: поэтому я и здесь. А с му­жем что, занят?

– Ох, – тяжело вздохнула Наталья, – работа же у него такая: врач скорой помощи. Против ничего не скажешь, а тем более при нынешнем нашем положении… Вы, думаю, сами все хорошо знаете. Я Родю понимаю. – Проговорила она с той же досадой.

– Ночное дежурство, да? – Утешительно спросил Роман, положа руку ей на плечо.

– Угу, – промычала она, – скорее вечернее.

– Ну что поделать: пандемия дело такое. А вы не расстраивайтесь, в следующий раз обязательно схо­дите вместе.

– Да, он обещал… Хорошо, что но­чью он уже приедет, и мы точно найдем время друг для друга… – Наталья ненадолго задумалась. – Ну а вы что, Ро­ман Константиныч, привели кого с собой? – Вдруг резко оживилась и игриво спросила Наталья.

– Да нет, что вы, один. – С расстановкой и чуть улыбаясь, ответил о­н.

– Эх, Роман Константиныч! Такой мужчина, а все будто бы в девках! – Смеясь, сказала она. – Простите… – Посмеиваясь. – То ли вы никого не ищете, то ли вас никто не берет, – а последнее совершенно незаслуженно и несправед­ливо, прошу заметить! – Как бы грозила она паль­цем.

– Эх, если бы все было так просто, Наталья. А мо­жет это я все перебираю, да никак выбрать не могу… – Задум­чиво сказал Роман.

– Ой, знаете, как говорят: лучше быть с тем, кто тебя любит. По аналогии: стерпится – слюбится.

– Да слышал я такое, даже пробовал раз, – но ничего не вы­шло. Да и не верю я. Возможно, я для этого еще слишком молод, чтобы любить без любви.

– О да, в этом точно что-то есть. Я, честно признаться, тоже в это не верю… – Произнесла она, как бы немного сконфу­зившись.

– Ну, вот и я о том же. – И выдержав короткую паузу, Роман спросил: – А вы своего мужа любите? – Прямо в лоб говорил он Наталье, что та даже немного испугалась.

– Люблю, конечно! – Воодушевленно сделала заявле­ние Наталья. – Я жизни без своего Роди не знаю… – Мечта­тельно сказала она, подняв голову вверх, а руки опустила вниз и сделала из кистей замочек и немного как бы помяла его.

– Такие, как вы – дорогого стоите. Да что там, пожалуй, бесценны, – очень важно заметил Роман, – да еще и так кра­сивы!

– Ой, ну что вы… Полно вам! – Засмеялась и слегка засму­щалась Наталья.

Тут они оба обратили внимание на часы, висящие на стене, которые показывали, что через каких-то семь минут заиг­рает маэстро. Пора!

Наталья и Роман поспешили в зал занимать свои ме­ста. Они не договаривались заранее, но так получилось, что их места находились друг от друга на расстоянии двух кре­сел. Они сели каждый на свои места и стали ждать, пока подойдет народ.

Роман осматривал большой глубокий зал, сцену, где стояла ужасно больших размеров махина (орган), с кучей торчащих из нее страшных труб, всяких ручек и изобилием клавиш как на клавиатуре, которых было несколько стоящих по вертикали, так и на полу под ногами. «…Сколько же нужно мастерства, чтобы управиться с таким инструментом? Или нужно быть осьминогом…» – Подумал Роман. И может это будет глупо или странно, но в какой-то степени этот инструмент даже пугал его. «…Таким инструментом только умертвлять, да дорогу в могилу заказывать…» – Думал он снова. Еще складывалось такое впечатление, что скоро на сцене разыграется какая-нибудь трагедия, что кого-нибудь похоронят под аккомпанемент «страшного инструмента».

А вот народ уже подошел, и так вышло, что те пустые места остались незанятыми: поэтому Наталья Владимировна решила сесть вместе с Рома­ном. Он не стал ей отказывать. Так прошло еще не­много времени и концерт начался.


 

 

Трагедия маленького человечка

 

Прошло уже чуть больше полутора часа с начала концерта: было ясно, что он подходит к завершению. Органист играл отлично: видно, что он отдавался процессу полностью; видно с какими глубокими чувствами он играл, как будто пи­сал всю эту музыку сам совсем недавно и переживал все это на собственной шкуре.

Музыка же была действительно оглушающей: орган ревел, гудел, от чего дребезжали окна, стекла, кресла, ходуном хо­дила вся фурнитура, весь зал и даже публика дрожала и преклонялась перед этим страшным, но могучим инструментом. Послед­ним, что играл музыкант, было «Токката и фуга в ре ми­нор». Пожалуй, это было одно из самых захватывающих произведений в этот вечер.

Что Роман, что Наталья, что другие люди в зале слушали все с придыханием и предвкуше­нием. Роман уже слушал ее ранее, но вживую на органе никогда. Для него это был очень волнительный момент: он чувствовал каждую ноту и каждый аккорд своим телом и душой, его пробирало до самых глубоких глубин. В этой музыке он уловил трагедию, трагедию любви.

На п­ротяже­нии всей композиции ему представлялся маленький, но го­рячо и безумно влюбленный человек. Роман видел и чувство­вал, как он бежит по этой трагичной любовной ли­нии к своей любимой и с каждым шагом ему становится все труд­нее и больнее. Он представлял, как этот человечек натыка­ется на острые ножи, перепрыгивает через пропасть, пута­ется в колючей проволоке, а потом выпутывается и бежит дальше. Этому человечку нужна любовь, ему нужно одно – это она и он готов пойти ради нее на все: на муче­ние, страда­ние, даже смерть. А она, в свою очередь, каза­лась все дальше от него, – но человечек все бежал, бежал и бежал сломя голову. Так ли это было нужно? Стоило ли это того? Скорее человечку, как и Роману, было решительно все равно. Они избрали свою участь – любить до конца только одну женщину. Человечек, как и Роман, хотят искренне любить и обладать ею чего бы это ни стоило. И вот уже практи­чески в самом конце композиции, на последних аккор­дах и нотах маленький человечек делает последние шаги, последние выпады, прыжки в сторону своей любимой. Она, кажется, так близко и осталось только протянуть руки и все, вот она. Но тянет ли она свои руки к этому человечку? Роман не знает, что об этом думать: от одной только подобной мысли ему становиться и тошно, и больно, и ком прибивает к горлу, хочется кричать и плакать.

Звучат последние ноты и аккорды. Все рушится. Какая тра­гедия. Маленький человечек падает в темную пропасть, в глубины глубин. Он тянет руки наверх, но их, увы, никто не берет в свои. А он все падает, падает и, задрав голову к верху, смотрит туда наверх с какой-то последней надеждой, что сейчас его кто-то вытащит и спасет от этой страшной гибели, что это будет она, – но нет. Маленький человечек падает и погибает страшной и одинокой смертью, а в этот момент, в зале, музы­кант держит устрашающий аккорд на клавишах страшного и величествен­ного инструмента.

Музыка затихает. Наступает оглушительная тишина, на которую в следующее мгновение обрушивается буря апло­дисментов стоя и криков: «Браво! » Маэстро встает и раскланива­ется. Кто-то бежит к нему дарить цветы, а кто‑ то просто так и стоит и аплодирует в неописуемом восторге. Одним из таких людей был Роман, у которого на глазах выступили слезы, а в его душе бушевал ураган самых раз­ных эмоций, чувств и впечатлений. Он достал из кармана платок и стал подтирать скатывающиеся по его щекам слезы. Наталья это заметила, но пока что ничего про это не сказала, а только молча изумилась такому тонкому чув­ству искусства.

Роман и Наталья покинули зал, вышли к гарде­робу. Там (как это обычно бывает после окончания концерта или любого другого выступления) толпится куча народу, да еще и стоит громкий гул голосов людей, которые очень бурно обсуждают сегодняшний концерт и делятся своими впечатле­ниями. Среди них были и Роман с Натальей, но они решили не толпиться в очереди, а остались ждать в сто­роне, пока вся эта гулкая масса рассосется сама собой.

Идя в гардероб, они уже переговаривались между со­бой, и Наталья снова начала повторяться:

– …Я повторюсь снова, простите, но Боже, это было про­сто великолепно, шикарно! – С восторгом говорила де­вушка.

– Да, абсолютно точно, я полностью с вами согласен! Это было филигранно, я в неописуемом восторге!

– Как я вас понимаю, Роман Константиныч…

Они оба некоторое время помолчали, а потом Роман ска­зал:

– О, кажется, в очереди стало свободно. Я схожу за ве­щами. – Обратился он к Наталье, предлагая остаться той посидеть, отдохнуть на скамейках пока он сам принесет все вещи.

Наталья была польщена и согласилась дать свой номерок ему. Так Роман оперативно забрал вещи и принес их ей. Потом они не спеша одевались, попутно о чем-то болтая.

Далее они вышли на улицу, где уже стояла темнота и понемногу сыпался мокрый и холодный снег. Складывалось такое впечатление, что кто-то плачет. Может быть дождь начал идти?.. Вообще, иногда казалось, что в этом городе всегда (зимой) идет снег: как только не выйдешь на улицу, – то снег. В общем, коллеги решили надолго не задерживаться и собрались сразу разъезжаться по домам. Конечно же, Роман предложил проводить Наталью до ее остановки и посадить на автобус. Та уже не знала, куда ей деваться от такого внимания, но не стала отказывать и была еще раз польщена обходительностью и трепетностью, казалось бы, к мало знакомому и ничего не значащему человеку.

Пока они шли, Наталья Владимировна стала кокетни­чать и расспрашивать Романа Константиновича:

– …Знаете, Роман… Можно просто Роман?

– Конечно, Наталья. Все-таки не чужие люди.

– Ах, хорошо… – Заулыбалась она. – За все то время, пока я работала с вами я и не знала, что вы такой… Что вы настолько… чуткий, чувственный. И не только по отношению к музыке, а вообще…

– Так ли не знали?

– Ну да, просто как-то до этого момента не довелось. Я, конечно, представляла, предполагала, считала, да и все мы вас считаем крайне положительным человеком, но мы… я не могла представить, что вы такой, настолько… А сейчас я прочувство­вала все это на себе и это просто удивительно. Как бы мне хотелось рекомендовать вас всем одиноким девуш­кам, которые так жаждут такого внимания и обраще­ния к себе… А как вы любите я и представить уже боюсь…

– Правильно, бойтесь. Лучше не надо об этом вообра­жать. – С какой-то холодностью ответил Роман.

– Простите, может я сказала что-то лишнее…

– Нет, ничего. Все хорошо.

– Наверное, я не знаю, о чем говорю, да? Вы сказали это не просто так…

– Возможно… Не забивайте себе этим свою светлую и прекрасную головушку, Наталья.

– Ах, да что вы… Но неужели вы никого не любите или вам никто не нужен? Неужели вы никому не нравитесь? Как вас может кто-то не любить? Кому может быть не нужно то, что вы можете дать? Я думаю, что все это не спра­ведливо по отношению к вам точно.

– Я тоже иногда об этом думаю, – но смысла в этом нет никакого.

– Ох, кажется, я начинаю что-то видеть: что-то такое, что пугает меня. Мне вас жаль, Роман: я искренне желаю вам всего хорошего и найти покой в этом мире. – Говорила Наталья, когда вместе с Романом подходила к своей оста­новке.

– Спасибо, спасибо. Но жалость мне ни к чему.

– И все же я желаю вам всего хорошего…

Наталья вдруг огляделась и увидела свой автобус.

– Мой автобус! – Крикнула Наталья.

Они оба обнялись на прощание.

– Спасибо вам, Наталья, за вашу компанию и теп­лоту, что дали мне в этот холодный вечер: я сохраню все до конца этого дня и до утра.

– Ох, всегда пожалуйста, Роман. Вам спасибо за все. Не болейте!

Наталья побежала к автобусу, а потом, уже на пороге, развернулась, оглянулась назад – Роман все еще стоял, провожая ее взглядом. Она этого не ожидала. Она послала ему воздушный поце­луй, который он поймал и с улыбкой прижал к своему сердцу. Наталья, улыбнувшись, зашла в автобус и уехала.

Сразу, когда Наталья скрылась с глаз Романа, то он убрал улыбку с лица. Что-то закипело в нем и снова заши­пело. Он начал злиться ни с того ни с сего. И к чему был этот разговор он не мог понять. « …жаждут такого внима­ния… …а как вы любите… …представить уже боюсь… …несправед­ливо… мне вас жаль…» – все это обрывками звучало в го­лове Романа, пока он шел на остановку и ехал домой в авто­бусе. В справедливости ли дело? Наталье об этом су­дить? Нет, и о нет. Любовь несправед­лива, любовь беспощадна, лю­бовь – это что-то нелогичное, эфемерное, не поддающееся законам, нечто парадоксальное и жестокое. А может быть это как игра, например, в казино или русскую рулетку, где нужна удача, где тебе самому нужно быть чем-то эфемер­ным и нелогичным. Интересная же получается эта игра в русскую рулетку: где в убойном револьвере с барабаном на шесть пуль заряжены все шесть и шанс на благоприятный исход (осечку) только один. Может быть все вышло наилучшим образом, и свой выигрыш Роман еще получит и ему воздастся за его страда­ния, которые, быть может, являются ожиданием очереди в кассе. А может быть и так, что все это является ожиданием, пока выпущенная пуля достигнет мозга и счет снова будет в пользу любви. Однако же, долго летит эта пуля: она все еще проходит через кожу и плоть, продолжая причинять боль. Роман действительно был бы только рад, когда пуля, нако­нец, пробила череп и уничтожила мозг. Тогда бы все страда­ния прекратились, а иначе Роман, вот уже, какой год был с болью на «ты». Но зачем же тогда ему жить? Навер­ное, для того, чтобы все-таки познать искреннюю и взаим­ную любовь: ведь надежда в нем еще теплилась. В этом и был смысл его последних лет после университета… А, пожа­луй, даже еще со времен колледжа – это она – любовь.

Рассуждениям Романа пришел конец тогда, когда он при­ехал на свою остановку и неспешным шагом пошел до­мой, приняв на себя удрученный вид.

Внезапно пока он шел, ему в голову пришла мимолетная мысль о том, чтобы что-нибудь выпить. (Роман, конечно, не являлся сторонни­ком того, чтобы заливать алкоголем свое горе или какие-либо другие проблемы, а тем более прибегать к наркотическим веществам, полагая, что это бы значило сдаться, сломаться, опуститься на самое дно, социальное дно, в котором нет выхода, нет решения, а, возможно, мимолет­ное утешение, после чего все начиналось бы снова. Он не хотел превращаться в животное, которое живет оправданиями. )

И все-таки Роман шел в магазин за пивом, чтобы хотя бы на один вечер облегчить себе жизнь: все равно выпивал он нечасто и мало. Пиво, кстати, было единственным, что он мог пить (водку или что-то подобное он просто тер­петь не мог). Там он взял две бутылочки средней крепости и по­шел на кассу.

– …Маску надеваем, пожалуйста!.. – Донесся голос девушки кассира с другой кассы.

Там Роману вдруг предложили купить еще сига­рет, но он вежливо отказался: не курил. К слову, он этого не понимал, как и не жаловал курящих людей, но пло­хими они от этого в его глазах, конечно не становились. Да и курить Роману было вредно, так как деятельность не позво­ляла. Он просто купил пива и пошел домой.

Все так же на подходе он осматривал окрестности, все так же ступал по тем же ступенькам. Аналогично открывал дверь, заходил в квартиру и так же аналогично закрывал ее за собой. Роман включил свет, поставил пиво рядом на тумбу, разулся, снял и повесил пальто и уже в предвкуше­нии хотел пойти включить музыку, чтобы в своей свойствен­ной и только ему понятной атмосфере насла­диться музыкой вместе с напитком, как вдруг он почувство­вал что‑ то неладное. Ему показалось, что его кожу стал гладить холод­ный воздух, но необычный, а какой-то мертвый, ка­кой бывает на кладбище среди могил. Вскоре он ощутил это по всей квартире, и казалось, что веял он из кухни.

Смельчак пошел к двери и стал медленно ее открывать, но то, что он увидел, повергло его в шок. Про себя он даже выругался, проговорив несколько непечат­ных слов. Роман Константинович увидел призрака…


 

Как в живом может быть столько мертвого, – а в мертвом может быть столько живого?
Константин Васильевич Чаюк

 

Глава Ⅱ

Ночь живых мертвецов

 

Оставь страх, всяк меня встречающий

 

В самом деле, на кухне Романа за его столом на стуле преспокойненько себе сидел немного прозрачный, кажется, бледный, слегка излучающий свет призрак. Это была на вид среднего телосложения, молодая, симпатичная девушка: с небольшой грудью, в каком-то летнем яр­ком сарафанчике, но в таком блеклом и потускневшем (ско­рее всего из-за прозрачности). Можно было понять, что она высокого роста по ее длинным ногам. Была она, кстати, босая. Лицо было овальным, с остреньким подбородком и немного впалыми щеками. На лице были маленькие, аккуратненькие, но немного пухленькие губки, которые были тускло-синего цвета (такого мертвого, какой бывает только у покойников). Курносая. У девушки были большие и длинные ресни­цы, контур которых все же был уловим, несмотря на прозрач­ность. Глаза одновременно были страшным и по-своему завораживающим местом: мертвые, но такие красивые (зеленые, что ли), при взгляде в которые охватывал сладкий и прохладный ужас. У нее были очень длинные волосы, при­мерно ниже поясницы и казалось, что они уходили в никуда: возможно русые, но скорее всего из‑ за прозрач­ности они казались то ли пепельного, то ли седого цвета. Такого же неведомого русого или седого цвета были тонкие изящные бровки.

Девушка сидела на стуле, сложив ногу на ногу и положив руки крестом на коленке. Была абсо­лютно спокойна и не выражала даже недоумения. Она не сразу обратила внимание на вошедшего Романа, а лишь спу­стя пару секунд, как будто он был чем-то пустяковым и мало­важным: совершенно обычной и элементарной вещью. Роман в свою очередь в шоке смотрел на диво дивное, не говоря ни единого слова. В итоге, немного погодя, они оба уставились друг на друга и Роман все так же сверлил взглядом де­вушку, которая все так же спокойно смотрела уже ему прямо в глаза. Но в какой-то момент ее лицо и взгляд стали выражать недоумение, какое обычно бывает от того, что тебя кто-то так пошло и некрасиво сверлит взглядом (ну конкретно пя­лится).

Нависшее молчание прервала незваная гостья, которая спокойным и нежным сопрано спросила:

– Ну и что вы так на меня смотрите? Точно восстав­шего из мертвых увидели. Не пяльтесь же так! – Говорила она со всей серьезностью.

– Я… А вы… – Пытался говорить Ро­ман, ища рядом рукой, на что можно было бы опе­реться.

– А вы, я полагаю, хозяин этой квартиры?

– Да…

– Так что же вы как не родной-то ей-богу?! Присаживай­тесь! – Бойко заговорила она, приглашая руками на другой стул возле стола.

Роман покорно подошел и сел на стул, дивясь самому себе и, выдержав небольшую паузу, осторожно спросил:

– Мне кричать?

– Да, конечно! Громко и срывая голос! – весело захохо­тала девушка.

Роман совсем сконфузился и потерялся.

– Не понимаю, мне ужаснуться или смеяться вместе с вами?.. Вы кто? – Все так же недоумевал Роман.

– Я-то? – Хихикнула она. – Призрак. Разве не видно?

– Да видно, вроде… Но как?.. Не может быть, не может быть… – В этот момент Роман встал, схватился за голову и стал ходить по кухне, говоря: – Я схожу с ума, я схожу с ума…

– Да бросьте вы! – Выпалил призрак. – Вы для меня тоже открытие. – Подмечал он.

– Нет, нет, нет, нет… не может быть… Я. Вы. Мы. Но… Призрак? – Роман остановился и встал напротив призрака. – У вас есть, может быть, имя?

– Может и есть. А к чему вам это? – Спросила девушка, сделав подозрительный взгляд.

– Да как-то неудобно же, как мне кажется. Неинтелли­гентно получается… Согласитесь?..

– Пожалуй, пожалуй… – Задумалась на секунду девушка, а потом встала со стула. – Елиза­вета. Можно просто Лиза. – Она протянула руку.

– Роман Константинович. – Протянул он руку. – Можно просто Рома. Очень при­ятно познакомиться?.. – Вопросительно проговорил последние слова.

Лиза коснулась его, и у них даже получилось рукопожатие, но ощущение было мертвым – никаким.

– Ох, благодарю, – с каким-то облегчением начала гово­рить Лиза, – а то я уже начала чувствовать себя так не­ловко… Искренне прошу прощения, если сильно напугала вас. – Закончила она и села на стул.

– Да ладно, ничего страшного. Прощаю. – Говорил Роман пока садился на другой стул.

– Ничего страшного? – Начала хихикать Лиза. – Ви­дели бы вы свое лицо, когда только увидели меня. – И снова начала хихикать.

– Ну, уж извините меня: я не каждый день имею честь ви­деть призраков. А вы, например, с живыми часто встречае­тесь? Вам не страшно?

– Признаться – нет. Но вы – живые – хотя бы на мертве­цов не похожи. С другой стороны, у вас такой болезнен­ный вид… Думаю, мы бы неплохо с вами смотре­лись. – Немного заулыбалась Лиза. – К тому же вы такой бледный и худой: буквально одни кожа да кости, что сами смахиваете на мертвеца.

– Ох, я часто об этом слышу. И с этим, конечно, нельзя не согла­ситься. Однако больше, чем снаружи я мертв только внутри. – Проронил Роман вместе с последними словами улыбку.

Лиза после этого расхохоталась, задрав голову назад, а потом обратилась к Роме:

– Тогда мы точно с вами поладим, Рома! Внутри, как вы можете видеть, у меня ничего нет: я тоже бесповоротно мертва.

Удивительно, но такая неожиданная и, казалось бы, пу­га­ющая встреча превратилась в очень веселую, а вскоре и в приятную беседу. Оба они уже спокойно сидели друг пе­ред другом и интересовались, откуда они вообще взялись каждый в своей жизни, – а у кого-то в смерти.

– …Но как же вы? Кто вы? Откуда вы? – В предвкушении вопрошал Рома Лизу.

– Ох, – тяжело та вздохнула, – как бы сказать. – Стала она думать, и, видимо, вспоминать. – Я смутно помню то, что было ранее. Скажем: я помню каких-то мужчин, жен­щин, ребятишек, город, еще один город, одно время, потом другое время. Кажется, что все и ничего одновременно. Так что я уже точно не могу сказать: откуда я, кто я. Помню, что зовут меня Елизавета, а полное имя не помню. Припоми­наю, что была учителем в какой-то школе, а может и не в одной… О, вспомнила! – Воскликнула она. – Я была учителем русского языка и литературы.

– Надо же, это просто восхитительно! Я, знаете ли, люблю литературу. Как-нибудь обсудим с вами пару книг? – с блеском, неподдельным удивлением и воодушевлением обращался Рома к Лизе.

– Да, конечно! С удовольствием! – Радостно подхва­тила Лиза. – Как-то мне попался один мужчина из живых, который совершенно не интересовался литературой – очень скучный тип. Он мне быстро наскучил и я от него ушла.

– Вот так, в самом деле? У вас был кто-то еще до меня? То есть я не первый?

– Конечно, нет. Я помню еще несколько человек, от которых по раз­ным причинам уходила, шла куда-нибудь еще, летала… Можно сказать, что таким случайным образом я и залетела к вам в открытое окно.



  

© helpiks.su При использовании или копировании материалов прямая ссылка на сайт обязательна.