Сдается в аренду. 10 страница

Кажется, прошла целая вечность, прежде чем меня вызвали, но в конце концов я услышала свое имя. Лукас помахал мне, и я скрылась за дверью.

Грузная медсестра с бейджем, на котором было написано «Сельма», вошла в кабинет вслед за мной.

– На что жалуемся?

– У меня часто кружится голова. – Бумага на кушетке смялась, когда я села. – И аппетит совершенно пропал.

Сельма глянула на меня:

– Ты случайно не беременна?

– Нет! – Щеки мои запылали. Я знала, что доктора задают такие вопросы, но все равно была к этому не готова. – В смысле… я… ну, если можно так выразиться, веду половую жизнь, но мы предохраняемся. И я точно знаю, что не беременна. Честно.

– Ну что ж, посмотрим, в чем дело. – Сельма сунула мне в рот градусник. Я послушно прижала его языком, глядя, как она берет тонометр. – Как ты себя чувствуешь?

Я покрутила рукой: так себе. Сельма кивнула, стала надевать манжетку мне на руку – и вдруг замерла. Я скосила глаза и увидела, что она уставилась на дисплей термометра, на котором высветилось – «91 градус». [9]

У меня всегда была немного пониженная температура. Доктор Даймонд вечно шутил насчет моих 97 градусов, но в этом не было ничего такого уж особенного. Однако 91 градус – это действительно необычно.

– Дай-ка мне его. – Сельма вытащила градусник у меня изо рта, стерла показания, снова сунула его мне в рот, закрепила на руке манжетку и начала накачивать в нее воздух. Манжетка плотно сжала мое предплечье. Я не отводила глаз от дисплея термометра. «Ну давай, – думала я. – Поднимайся. Хотя бы до девяноста семи градусов! Она не сочтет это слишком странным».

Цифры на дисплее сменились, упав до 90 градусов. [10]

Сельма вытаращила глаза. Сначала я подумала, что она увидела показания градусника, но тут же поняла, что с давлением тоже что-то не так. Сельма сорвала манжетку с моей руки и скомандовала:

– Ложись! Я сейчас же приведу доктора.

– Да нет никакой спешки, – неуверенно возразила я. – Ну честно, у меня просто голова кружится.

– Ложись, пока не упала! – Сельма прижала мои плечи к кушетке. Несмотря на силу, в ее манере было что-то очень мягкое: должно быть, она хорошая медсестра. Сельма выскочила из кабинета, а я осталась лежать, скрестив руки на животе и пытаясь убедить себя, что ничего страшного не происходит.

К несчастью, я знала, что это не так.

Будь это пневмония, или грипп, или любой другой вирус, температура не была бы такой низкой. Когда люди заболевают, температура у них повышается. Думаю, и с давлением тоже что-то в этом роде.

Иными словами, то, что со мной происходило, не имело никакого отношения к человеческим болезням.

Я слышала, как в коридоре медсестра взволнованно разговаривает с кем-то, вероятно с одним из докторов. Неужели они решат, что это неотложный случай? И положат меня в больницу? А если так, смогу ли я из нее выйти?

Я быстро встала – чересчур быстро. От резкого рывка голова закружилась, и на какой-то миг я испугалась, что упаду, но ухватилась за кушетку и сделала несколько глубоких вдохов. Еще чуть-чуть – и я уже могла идти.

Я выглянула в коридор. Сельма стояла неподалеку, полностью поглощенная разговором с доктором, и я хорошо слышала, как она говорила:

– Я уверена, что термометр исправен. Это случилось всего десять минут назад. Говорю вам…

Нужно торопиться. Я на цыпочках прошла половину коридора и пустилась бежать к комнате ожидания. В коридоре появилась еще одна медсестра и вздрогнула, когда я промчалась мимо нее.

«Не оглядывайся». Не сбавляя хода, я ворвалась в комнату ожидания и крикнула:

– Лукас! Пойдем!

Он удивленно посмотрел на меня, но мгновенно вскочил на ноги.

Мы уйдем отсюда. У нас получится. Вот мы уже на улице, и пылающее июльское солнце тут же обдало меня жаром. От ступенек и асфальта поднимались горячие волны. Это было чересчур, и я обмякла, упав на перила. Ступеньки как будто растянулись и теперь покачивались под ногами.

– Бьянка! – Лукас подхватил меня, закинув мою руку себе на плечи.

Спотыкаясь, я спустилась с крыльца, и мы завернули за угол.

– Не останавливайся! – задыхаясь, выпалила я. – Я знаю, они сейчас выйдут и начнут искать меня.

– Я и не останавливаюсь. Но что случилось?

– У меня слишком странные показатели. Медсестра испугалась.

Лукас завернул в переулок, продолжая шагать в быстром темпе. Мне стало немного лучше, но без поддержки я на ногах не устояла бы.

– Что значит странные?

Страшная правда обрушилась на меня. Я всю свою жизнь так или иначе готовилась к этой минуте, и все-таки это оказалось ужасно.

– Я еще не вампир, – прошептала я, – но больше и не человек.

ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ

Домой мы вернулись на закате. Лукас тут же отправил меня в постель, и мы стали взволнованно обсуждать, что же теперь делать. Я рассказала обо всем, что произошло в поликлинике, в том числе и о странных показаниях, так напугавших медсестру.

– Раньше такого никогда не было? – спросил Лукас. Я помотала головой. – Значит, ты меняешься, нравится тебе это или нет. Становишься вампиром. Я имею в виду – полноценным вампиром.

– Я не могу стать полноценным вампиром, пока не убью. Это единственный способ.

– Ну откуда ты знаешь? – воскликнул Лукас. Он лежал рядом со мной, только я под одеялом, а он поверх. – Ведь никто толком не знает, что происходит с такими детьми, как ты.

– Почти никто. Но мои родители в этом разбираются. Они мне мало что объясняли, но тут выразились совершенно определенно. – Я уставилась в белый потолок, изучая гипсовые завитушки. – Есть только два способа стать вампиром. Или ты обычный человек, которого несколько раз укусил вампир, причем от последнего укуса ты умер, или ты рожден вампиром, как я, и должен убить. Вот и все.

– Тогда что происходит с тобой? – Лукас положил ладонь мне на щеку. В его темно-зеленых глазах читалось страдание. – Я просто не могу это выносить. Ничего не знать, но понимать, что тебе может стать еще хуже.

Я прижала его ладонь к своему лицу и попыталась улыбнуться. Я не могла рассказать ему то, о чем начала догадываться.

Тело мое слабело, и я стала испытывать очень странные ощущения: как будто я куда-то погружаюсь или меня уносит. Как будто с каждым днем меня становится все меньше. Что-то внутри меня боролось против жизни, и это что-то побеждало.

Родители категорически отказывались сообщить, что происходит, если рожденный вампиром не совершит первого убийства и не завершит переход. Теперь мне казалось, что я знаю, чего они так сильно боялись.

Кажется, единственной альтернативой была смерть.

Лукас запустил пальцы мне в волосы и начал их расчесывать, пытаясь меня успокоить. Я долго молчала, но потом все-таки сказала:

– Если я напишу родителям письмо, пообещай мне, что отправишь его, если…

– Если что?

Я закрыла глаза.

– Если случится что-нибудь плохое.

– Бьянка…

– Сейчас я не хочу об этом говорить. Но если ты пообещаешь… Для меня это очень много значит.

Лукас помолчал и прошептал:

– Обещаю.

На следующее утро, едва проснувшись, я поняла, что что-то внутри меня изменилось к худшему.

Раньше даже в самые плохие дни я могла встать и даже кое-что делать, но тут настолько ослабела, что не сумела выбраться из кровати без помощи Лукаса. К моему смущению, ему даже пришлось отвести меня в туалет. Завтрак он принес мне в постель, но я смогла съесть только кусочек тоста, да и то с трудом.

– Хочешь, я достану тебе крови? – спросил он, с такой силой сжав спинку стула, что даже костяшки пальцев побелели. – Я могу кого-нибудь поймать или опять совершу налет на больничный банк крови.

– Я не хочу крови. Я вообще ничего не хочу. Только… может быть, немного воды.

По правде говоря, я и воды не хотела, но так Лукасу будет казаться, что он сделал для меня хоть что-то.

Время больше ничего для меня не значило; из дому я тоже больше не выходила. Лукас сказался на работе больным. Я боялась, что его уволят, но, может быть, в чоп-шопе и не ожидали, что все механики будут выходить на работу ежедневно. Я спросила, и Лукас кивнул:

– В местах, где нарушают закон, не особенно придерживаются правил. Не волнуйся обо мне, ладно? Тебе нужно заботиться только о себе.

Вот только интересно, как мне это сделать?

Тем вечером Лукас сходил в магазин за покупками, вернулся невероятно быстро и бросил бумажный пакет на стол, сразу же о нем забыв.

– Эй! – окликнул он меня. – Ты читала книжку?

– Немножко.

Днем он где-то нашел «Джейн Эйр» в мягкой обложке и принес ее мне, но у меня слишком кружилась голова, и слабость была такой, что я даже читать не могла. Черный шрифт на белых страницах будто выжигал глаза.

Лукас кивнул и сел на стул. Я не поняла: он сел туда, а не на кровать, чтобы оказаться от меня подальше, или же потому, что хотел лучше меня видеть? Лукас сидел, уставившись в пол, положив руки на колени, и шаркал ногой по полу, что выдавало его волнение.

– Не знаю, что ты хочешь мне сказать, – прошептала я, – но давай говори.

– Сегодня я послал письмо Балтазару, – сказал Лукас. – И еще электронное письмо Вику – спросил его, не может ли он вернуться домой. Или Ранульф. Вдруг кто-нибудь из них знает, что делать.

Вик ничем не сможет помочь, и я подозревала, что Балтазар тоже рассказал нам все, что знал. Что до Ранульфа… да, он уже долго живет на свете. Кто знает, что ему известно? Но я сомневалась, что существует какой-нибудь выход. Понимал Лукас это или нет, но вызвал он их только потому, что нуждался в поддержке.

– Это хорошо, – произнесла я. Лукас покачал головой:

– Я не должен был увозить тебя из «Вечной ночи».

– Как ты можешь так говорить? – Я попыталась сесть, но голова сразу закружилась, так что я просто приподнялась на локте. – Я хотела уехать. Это я тебя просила!

– Да не важно, даже если бы ты умоляла. Я не должен был этого делать. – Он запустил пальцы в свои бронзовые волосы, словно хотел вырвать их с корнем. – Твои родители знают, что происходит. Ну и что, что они лгали? По крайней мере, они бы точно знали, что делать. По крайней мере, смогли бы о тебе позаботиться. А я не могу! Я хочу в этой жизни только одного: чтобы ты поправилась, – и ничего не могу сделать!

– Перестань. Лукас, то, что со мной происходит, – это проявление моей сущности. Того, кто я есть и кем должна была стать. Наш побег ровным счетом ничего не изменил.

– Но твои родители смогли бы это прекратить.

– Этого мы не знаем. Мы знаем точно только одно: они попытались бы убедить меня стать полноценным вампиром, а этого я не хочу. Даже сейчас.

Лукас так легко не сдавался.

– Ты столько времени в бегах. В опасности. У тебя нет денег, чтобы делать то, что ты хочешь, – даже питаться нормально! Я обещал, что буду о тебе заботиться, и я тебя подвел.

– Ты меня не подвел! – Я должна была заставить его понять: это то единственное, в чем я была совершенно уверена. – Прошедшие два месяца с тобой – это лучшее время моей жизни. Даже Черити, даже то, что мы столько просидели в Черном Кресте, – оно того стоило, потому что мы были вместе.

Он спрятал лицо в ладонях:

– Я бы отказался от всего этого, лишь бы ты поправилась.

– А я нет. Это было мое решение, а не твое. Я не совершила ошибки. – Лукас все-таки поднял голову, и я улыбнулась. – Я сделала бы это снова. И сделала бы это еще сто раз, лишь бы быть с тобой.

Лукас подошел ко мне и крепко обнял. В ту минуту мне не требовалось больше ничего.

Но когда я проснулась посреди ночи, быть отважной оказалось намного сложнее.

– Держись! – Лукас прижал меня к груди, растирая спину. – Просто держись.

– Не могу!

Меня неудержимо трясло. Это не было припадком, потому что я понимала, кто я и где нахожусь, и я могла двигаться, только не могла перестать дрожать. Это началось во сне, и Лукас проснулся раньше, чем я. Ему пришлось несколько раз громко прокричать мое имя, прежде чем я окончательно проснулась.

– Пожалуйста, Бьянка! Пожалуйста!

– Я не могу это прекратить, просто не могу…

– Тебе и не нужно это прекращать. Не ругай себя. Это просто нужно выдержать. Я здесь, с тобой, хорошо?

– Хорошо, – выдохнула я.

Но меня трясло еще не меньше часа, я чувствовала себя настолько измотанной, что казалось, будто я больше никогда не смогу шевельнуться.

Мы с Лукасом так перепугались, что не могли даже подумать о том, чтобы снова заснуть.

Когда стало ясно, что утро уже наступило, я попросила Лукаса найти мне бумагу и ручку. У него под глазами залегли тени, кожа сделалась пепельного оттенка. Мне так хотелось позаботиться о нем, а не лежать тут совершенно беспомощной!

Лукас подложил мне под спину несколько подушек и я, несмотря на сильную дрожь, сумела написать короткое письмо.

Мама и папа, если вы читаете это письмо, значит…

Мне пришлось остановиться. Я знала, что должна написать, но мне не хватало мужества. Представлять, как родители читают эти слова, было просто невыносимо.

…я больше никогда не смогу вернуться домой. Лукас пообещал, что, если со мной что-нибудь случится, он отправит это письмо вам.

Я понимаю, вы думали, что поступаете правильно, когда рассказали миссис Бетани про мою весточку. Я не виню вас за то, что вы пытались меня отыскать, особенно сейчас, когда понимаю, как сильно вы за меня волновались. Но именно поэтому я больше не могла с вами связаться. Я не хотела подвергать опасности Лукаса.

Пожалуйста, не сердитесь на него. Лукас относился ко мне чудесно и дал мне все, что мог. Этим летом я была с ним так счастлива! Думаю, если бы вы увидели нас вместе и узнали, что я чувствовала, вы бы все поняли. Я впервые в жизни осознала, что для вас значило любить друг друга, несмотря ни на что. Мы с Лукасом тоже испытали это, пусть в течение всего нескольких месяцев. Я знаю, когда-нибудь вы порадуетесь за меня.

Я так люблю вас обоих! Спасибо за все, что вы для меня делали. Несмотря на все наши споры и ссоры, несмотря на разлуку, я всегда знала, что вы самые лучшие родители на свете.

Люблю вас, Бьянка.

Тот день прошел для меня как в тумане. Я просыпалась и снова засыпала или впадала в беспамятство, я больше не могла отличить одно от другого.

Меня лихорадило, но при этом я понимала, что тело мое совсем остыло, потому что каждое прикосновение Лукаса к руке или ко лбу обжигало огнем. Потные конечности путались в простынях, я то и дело беспокойно пыталась откинуть пряди волос, прилипшие к шее и спине. Окружающее перестало казаться реальным.

Я погрузилась в воспоминания, не связанные между собой. В основном это были счастливые моменты, и я радовалась тому, что мое сознание блуждает среди них. Вот я иду с Ракель по улицам Нью-Йорка, и мы с ней смеемся над тем, как болят мышцы после утренней тренировки. Вот я снова в Эрроувуде, и мама с гордостью добавляет последние штрихи к моему костюму, приготовленному для принцессы фей Хеллоуина. Вот я в «Вечной ночи», и Патрис делает мне такой же маникюр, как у нее, чтобы наши ногти сверкали одинаковым лиловым оттенком. А вот я в фехтовальном зале, напротив Балтазара, он с легкостью отражает мои удары и смеется, опуская рапиру.

Я в закусочной с Виком и Ранульфом – они оба в гавайских рубашках. Или в фургоне с Даной – она громко включает радио и подпевает.

В лесу с папой – мы слушаем уханье сов и обсуждаем мое будущее.

В Ривертоне с Лукасом – я любуюсь подаренной им брошью и смотрю на него с благодарностью и любовью.

Мне не хотелось возвращаться из этих воспоминаний.

Когда сознание все-таки прояснилось, я обнаружила, что уже ночь. Я с трудом повернула голову и увидела Лукаса. Он с белым как мел лицом стоял рядом с кроватью. Наши взгляды встретились, я улыбнулась, но он нет.

– Эй! – шепнула я. – Надолго я вырубилась?

– Слишком надолго. – Лукас медленно опустился на колени, оказавшись почти вровень с моим лицом. – Бьянка, я не хочу тебя пугать, но… то, что с тобой происходит…

– Я знаю. Чувствую.

Наши взгляды встретились, и боль в его глазах показалась мне сильнее, чем мои страх и печаль. Лукас закрыл глаза и поднял лицо к потолку. Если бы я плохо его знала, решила бы, что он молится.

– Я хочу, чтобы ты выпила мою кровь, – сказал он.

– Я не хочу крови, – прошептала я.

– Ты не поняла. – Лукас прерывисто вздохнул. – Бьянка, я хочу, чтобы ты пила кровь до тех пор, пока я не умру. Я хочу, чтобы ты завершила переход. Я хочу, чтобы ты стала вампиром.

От потрясения я утратила дар речи, только молча смотрела на него.

– Я знаю, ты давно решила, что не хочешь становиться вампиром, – продолжал Лукас, взяв мою руку в свои. – Но похоже, это единственный путь. Если такой ценой можно спасти тебя, это не так уж и плохо, правда? Ты вернешься к родителям и навеки останешься молодой и красивой.

Все было далеко не так просто, и мы оба это знали. Но если Лукас в самом деле согласен пойти на это вместе со мной…

– Ты тоже станешь вампиром, – сказала я. – Мы превратимся вместе. Ты готов к этому?

Лукас покачал головой:

– Нет.

– Что?

– Бьянка, пообещай мне – ты должна поклясться всем, что тебе дорого, – когда я умру, ты уничтожишь меня до того, как я очнусь. Не дай мне восстать вампиром. Я предпочитаю смерть.

Значит, он готов принять мою трансформацию, но не свою. Хрупкая надежда последних нескольких секунд разбилась вдребезги.

Лукас оттянул ворот рубашки, обнажая шею, и негромко произнес:

– Пей.

– Ты хочешь, чтобы я убила тебя, – прошептала я. – Ты хочешь отдать жизнь, чтобы спасти меня.

Он посмотрел на меня, и в его взгляде читалось: «Разве это не очевидно? » Мои глаза наполнились слезами.

– Я знаю, что делаю, – сказал Лукас. В комнате царил полумрак, и мне казалось, что его лицо светится. – Я готов. И последнее, что я буду знать, – это то, что с тобой все в порядке, больше мне ничего не нужно.

Я покачала головой:

– Нет.

– Да, – настаивал Лукас.

Но мне еще хватало сил, чтобы сопротивляться.

– Как же я смогу жить, зная, что ты умер, спасая меня? Я не смогу жить с таким чувством вины, Лукас. Не смогу. Даже не проси.

– Ты не должна чувствовать себя виноватой! Я сам этого хочу!

– А ты бы смог? – спросила я. – Смог бы убить меня ради спасения собственной жизни?

Лукас уставился на меня, пытаясь осознать весь ужас этих слов.

– Пообещай мне, что проживешь хорошую жизнь, а не будешь вечно сидеть и оплакивать меня, – попросила я.

– О боже! – Лицо Лукаса исказилось, и я поняла, что он вот-вот заплачет. Он зарылся лицом в одеяло, я положила руку ему на голову. – Бьянка, пожалуйста! Пожалуйста, сделай это. Спаси себя!

Я чувствовала, что он колеблется, что, если я надавлю еще чуть-чуть, он позволит мне превратить себя в вампира. Но я знала: эта жертва для него куда больше чем смерть – и понимала, что не смогу его об этом попросить – ни ради собственного спасения, ни ради чего-нибудь другого.

– Нет, – сказала я, и он понял, что на этот раз отказ окончательный. – Пообещай мне, Лукас.

– Да какую жизнь я могу прожить без тебя? Ты – самое лучшее и светлое, что у меня есть!

Тут я заплакала. Он взял меня за руку, положил голову мне на плечо, и ощущение того, что он рядом, успокаивало.

Прошло немного времени, и я уже не могла сжимать его руку. Тени в комнате сгустились. Лукас вдруг забеспокоился, но я не могла разобрать, что он говорит, и тем более не находила сил ответить.

Он принес воды, но я и пить не могла. Я уснула, наверное уснула, и очнулась, как мне показалось, спустя очень долгое время.

Лукас стоял у стены, с такой силой упираясь в нее руками, словно пытался не позволить ей упасть, и смотрел диким взглядом.

Заметив, что я пришла в себя, он сказал:

– Я чуть не вызвал скорую помощь. Толку от нее, конечно, не было бы, но я… ни черта не могу сделать!

– Просто будь рядом, – прошептала я. Что-то словно давило на грудь, и каждое слово давалось с трудом.

Меня пронзила дрожь, выворачивая наизнанку. Тело сделалось свинцовым, меня лихорадило, я с трудом могла терпеть это. Мне хотелось вырваться. Хотелось освободиться.

Должно быть, то, что я ощущала, отразилось на моем лице, потому что глаза у Лукаса расширились. Он подошел и положил ладонь мне на щеку. Несколько секунд он боролся с собой, но сумел выдохнуть:

– Я люблю тебя.

– Люблю… – Больше я ничего сказать не могла. Лицо Лукаса потускнело, свет куда-то исчез. Было так приятно перестать сопротивляться.

Я уступила течению, увлекающему меня куда-то вниз.

И умерла.

ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ

Больше ничто ни с чем не соединялось – только таким образом я могу описать свои ощущения. Например, я все еще понимала, что гравитация существует – чувствовала разницу между небом и землей, – но ко мне она больше не имела никакого отношения. Я могла всплыть вверх или опуститься вниз, а иногда мне казалось, что я делаю то и другое одновременно.

После стольких дней телесных страданий, после боли и тяжести, я вдруг стала легкой как перышко и свободной. Но это было какое-то пустое ощущение. Я чувствовала себя опустошенной. Потерянной.

Я попыталась открыть глаза, но поняла, что и так все вижу. Впрочем, увиденное казалось бессмысленным. Весь мир расплылся, подернувшись молочно-серой синевой, в которой бродили бесформенные тени. Я попыталась шевельнуться, но, несмотря на ощущение свободы, поняла, что конечности не реагируют.

«Давно ли это со мной? » Я перестала чувствовать течение времени. Может быть, прошло десять секунд, а может, год, я не могла вспомнить, как это определить. «Дурочка, начинай считать по количеству вдохов. Или по сердцебиению. Что-нибудь да подскажет».

И тут до меня дошло, что сердце не бьется. Там, где оно должно находиться, не было ничего.

Меня пронзил шок – удар показался тем сильнее, что тела у меня не было. Ужас рассек окружавший меня туман, на какое-то мгновение он рассеялся, и я увидела, что происходит.

Я по-прежнему находилась в винном погребе, но была не в постели, а почему-то парила под потолком. А внизу я видела себя, лежавшую под одеялом. Мое лицо было белым как простыня, а глаза незряче смотрели вверх.

Рядом с кроватью на коленях стоял Лукас, упершись лбом в матрас рядом с моей неподвижной рукой. Он обхватил голову руками, словно пытался от чего-то отгородиться, но я не могла понять от чего. Плечи его тряслись, и до меня дошло, что он плачет.

Я увидела, как он терзается, и сразу захотела его утешить. Почему я не сажусь и не утешаю его? Я же лежу там, внизу!

«Стоп. Это не я. Я здесь. Посмотри наверх. Просто посмотри». Но голоса у меня тоже не было, и языка, и губ, чтобы облечь мысли в слова.

К моему удивлению, Лукас поднял голову, но не повернул ко мне лицо. Кажется, он меня не услышал. Глаза его распухли и покраснели. Он небрежно утер щеки рукой и потянулся ко мне – к той, что лежала на кровати. Я смотрела, охваченная ужасом и в то же время завороженная, как он закрывает мне глаза. Видимо, это отняло у него последние силы, потому что после Лукас обмяк, прислонившись к металлической спинке, и остался так же неподвижен, как тело в кровати. Мое тело.

Нет. Это все неправильно, и я не собираюсь так мать. Не знаю, что сейчас происходит, но все это ошибка, просто чудовищная ошибка, мы все исправить, когда придумаем как.

Я же докричалась до него только что, так? Когда я позвала Лукаса, он меня услышал, хотя и не понял этого. Просто нужно позвать снова. «Лукас, я здесь! Прямо здесь! Тебе только нужно посмотреть на меня».

Он не шелохнулся.

Может быть, нужно подобраться поближе? Но как это сделать? Я не могла понять, как (или почему) все еще двигаюсь, если мы с телом разделились.

Потом я посмотрела на Лукаса и увидела на его лице такую муку… Он выглядел таким отчаянно одиноким и потерянным. Мне очень хотелось обнять его, хоть как-то утешить…

И это желание, словно буксиром, сдернуло меня с потолка прямо к нему. Я вдруг ощутила, как меня, будто одеялом, окутывает тепло его тела, и почувствовала, что я прорвалась.

– Лукас!

Он дернулся, глаза его расширились, он отскочил от кровати и попятился в угол.

Почему он испугался?

«Лукас, я здесь! »

Но я уже поняла, что он меня не слышит и, кажется, не видит. Лукас пару раз моргнул и сполз вниз по стене. Очевидно, решил, что ему почудилось.

И тут я тоже перестала его видеть. Голубовато-серый туман снова сомкнулся, и я опять почувствовала, что свободно парю в воздухе. Вверх или вниз? Двигаюсь ли я вообще? Невозможно определить.

«Нужно отыскать свое тело, – сказала я себе. – Если я найду его, то просто заберусь в него». Я воображала, что это как со спальным мешком – нужно залезть внутрь и застегнуть молнию. Вроде бы довольно просто. Но почему я не могу найти свое тело?

«Оно больше не твое».

Вздрогнув, я попыталась оглядеться, понять, кто это сказал, но не увидела ничего, кроме тумана. И голос этот я не слышала, хотя и восприняла сказанное.

«Нужно вернуться в винный погреб, – решила я. – Я хочу быть с Лукасом и окажусь рядом с ним – немедленно».

И я снова оказалась рядом с ним, но не в винном погребе. Он стоял на подъездной дорожке у дома Вудсонов. Я находилась у него за спиной, будто подглядывала из-за плеча. Кажется, вот-вот наступит рассвет: небо уже стало серым. На дорожку только что вырулила машина. Из нее вышел кто-то высокий.

Балтазар с напряженным лицом шел навстречу Лукасу. Его синяки еще не прошли, и шагал он медленнее, чем обычно, но похоже, он был уже почти здоров.

– Как она? – спросил он. Внимательно вгляделся в лицо Лукаса и резко остановился. – О нет!

– Она… – Лукас не мог произнести ни слова. Я видела, как дергается его челюсть, словно он разучился говорить. – Ее больше нет.

– Нет! – Балтазар затряс головой. На его лице отразилась паника. – Ты ошибся!

– Бьянка умерла, – сказал Лукас.

Теперь все стало реальным. Я хотела закричать, но не могла. Хотела убежать, но и это было невозможно. Я не могла прятаться от случившегося.

– Я хочу на нее посмотреть, – произнес Балтазар.

Вместо ответа Лукас отошел в сторону. Промчавшись мимо него, Балтазар пробежал сквозь меня – о, какое странное, но при этом ошеломительное ощущение, потому что на секунду вся сила, отчаяние и любовь Балтазара эхом отозвались во мне. Это не отличалось от ощущений живого человека, но было реальным – куда более реальным, чем я сама.

Балтазар вбежал в винный погреб и как будто увлек меня за собой. Может быть, потому, что до этого он прошел сквозь меня, не знаю. Знаю только, что пролетела по длинному коридору из винных бутылок – вслед за Балтазаром, мимо него – и оказалась в комнате. Я смотрела на него, в то время как он смотрел на мое тело.

Оно лежало на том же месте, где я видела его в последний раз, когда Лукас закрывал мне глаза. Балтазар долго стоял и смотрел, словно не мог поверить в случившееся. Потом прислонился к стене и… упал. Соскользнул на пол и вцепился в собственные волосы.

Я покружилась над своим телом – оно казалось мне вполне нормальным. Может, немного нездоровым, но, в сущности, оно не сильно отличалось от спящего. Единственная разница была в том, что я больше не дышала. Но ведь это можно исправить, правда? Нужно только запрыгнуть в него.

Ну, звучит-то это просто, но на деле все оказалось не так. Я смотрела на себя, пытаясь ощутить то же магнетическое притяжение, как с Лукасом и Балтазаром. Если получится уловить эту энергию, рассудила я, меня просто втянет обратно в тело и я оживу.

Но никакого притяжения не возникало.

Прошло немного времени – думаю, несколько минут, но точно не знаю, – и Балтазар поднялся на ноги. Позади я слышала шаги Лукаса. Оба они встали у изножья кровати, глядя на меня.

– Что случилось? – хрипло спросил Балтазар.

– Я написал тебе в письме. – Голос Лукаса звучал так устало, что я призадумалась: сколько же он не спал? – Она все слабела и слабела. Мы понимали, что врач тут не поможет, поэтому я был вынужден просто смотреть…

Лукас с трудом сглотнул. Балтазар нерешительно взглянул на него, и мне показалось, что сейчас он потреплет Лукаса по плечу, но он не шевельнулся.

– Я попытался уговорить ее завершить переход, – продолжал Лукас – Предложил воспользоваться мной, чтобы превратиться в вампира. Но она не захотела, если я не превращусь вместе с ней. Я сказал – нет. – Он ударил кулаком по стене. – Проклятие, почему я просто не согласился?

Балтазар покачал головой:

– Бьянка решила все правильно. Не только для тебя, но и для себя тоже. Есть вещи более страшные, чем смерть.

– Прости, но сейчас я с тобой не соглашусь.

– Понимаю.

Они стояли рядом и смотрели на меня, как двое часовых. Мне все еще хотелось прокричать им, что все это ошибка, что мы еще можем все исправить, но это уже и мне самой начинало казаться неправдой.

Я умерла. Покинула тело, как пишут в книжках, и в любую секунду увижу яркий свет, на который мне придется идти.

Мне хотелось заплакать, но для слез нужно тело. Даже этого утешения я лишена и не могу дать выход печали и страху, скопившимся внутри.

⇐ Предыдущая 5 6 7 8 9 101112 13 14 Следующая ⇒