Лесная Ведьма 1 страница

Стр 1 из 5Следующая ⇒

ПЕРВАЯ

Лесная Ведьма

Моих прошлых лет порвана нить,

Я по-новому научился жить,

Человек исчез, его больше нет,

А из тела его демон вышел на свет.

«Хозяин леса»

Король и Шут

Гленна шла через болотце, прорываясь сквозь колючие кусты и осторожно ступая по кочкам. Изредка она ошибалась с расчетом шага, и ее нога с оглушительным чавком погружалась в зловонную жижу. Гленна каждый раз молилась, чтобы следующий шаг оказался не последним. Пока что боги, в которых она давно не верила, слышали ее молитвы. Гленна не стала бы утверждать, кто именно ей помог: один из импов или какой-то доброжелательный небожитель. Она наконец добралась.

***

В маленькой избушке в самой чаще леса кто-то жил, по словам лесника, где-то с Верена[1].

Целыми днями не умолкали разговоры о том, как же в такой глуши, в старой разваливающейся лачуге, почти на краю света, могла завестись жизнь. Точнее, жизнь регулярно заводилась в заброшенных и не очень домах: клопы, мыши, крысы или же кто-то покрупнее и опаснее. И в целом избушку было бы не жаль отдать крысам или даже нечисти. Но в словах лесника сквозило сомнение и предостережение. Гоблины[2], как и крысы, не зажигали свет, случайно набредая на человеческое жилье. Да и этих мелких поганцев почти не встречали здесь, так далеко от гор. Разбойники? Лесной народ? Ведьмы? Имп?..

Старый охотник заметил неладное издалека, перепугавшись не на шутку. Мастер Йозеф жил в деревне уже давно, а в молодости часто оставался в лесу. Но потом зимовья стали не нужны, и большинство он забросил. Старый охотник знал, что такая избушка может спасти заблудшему путнику жизнь, поэтому в каждой хранил огниво и немного еды. Он изредка пополнял этот скромный запас, убирая пропавшее и принося свежее. И вот, когда он по весне проверял все свои оставленные зимовья, он увидел свет. С последней проверки прошел не один месяц, поэтому Йозеф не мог сказать, когда в его схроне появился жилец.

Он не стал заходить в избу, потому что был уверен, что ему мало обрадуются. Да и разбойники вполне могли облюбовать этот уголок леса для своих целей…

Вот только зачем? Дальше шли одни леса и ни одной деревни, ни одного города, ни одной дороги. Что там могли забыть люди? И люди ли это были?

В лесу всегда опасно. Там жили разные существа, о многих из которых не знал даже старик Йозеф. Он хорошо помнил, как в молодости наткнулся на ужасную тварь, еле сумев отбиться от отвратительного существа. Оно не было зверем, оно было самой настоящей бестией из глубин, в которые никто лезть не осмеливался. Эти создания могли быть и добрыми, даже благожелательными, как рассказывалось в преданиях, но проверять и сравнивать их никто не спешил. Да в чаще даже деревья на самом деле могли быть чем-то… кем-то иным.

Кто знает, что завелось в маленькой избушке? Зачем беспокоить то, что могло исчезнуть само?

Йозеф был уже стар. Он видел уже сто зим, и едва ли надеялся увидеть еще столько же. По крайней мере, не в охотничьих сапогах и с луком за спиной. В свое время его опасный промысел целиком и полностью окупил себя: он стал уважаемым человеком, его семья ни в чем не нуждалась, и он мог уже сейчас уйти на покой.

Но лес манил обратно. Своими тайнами и загадками, красотой и тихим шепотом ветвей – он звал охотников в свои чащи, снова и снова.

Поначалу лесничество было тяжелой и опасной работой, где ты постоянно боролся за жизнь. Потом лес помогал охотникам, открывая им свои тайны. Они учились читать знаки. Конечно, те, кто не умер раньше по собственной глупости. И кто не погиб, пытаясь узнать больше положенного.

Когда-то и Йозеф был жаден до знаний. Одна бестия, встреченная им далеко от грани, переубедила его раз и навсегда соваться в нутро леса. А избу, облюбованную подселенцем, он построил незадолго до встречи с тварью. Это зимовье, как он теперь знал, находилась в опасной близости от грани.

Никто не знает наверняка, насколько далеко ему разрешено зайти и сколько раз удастся избежать опасности в виде стаи волков или свирепого медведя. Ни один охотник не смог бы ответить, где пролегает та самая граница, которую нельзя преступить. Поэтому каждый поход был опасен: ты мог шагнуть не туда и уже никогда не вернуться.

Когда Йозеф был молод, он и не хотел жениться, не думал никогда о семье и даже деньгах. Он жил почти бирюком, все дальше и дальше углубляясь в тайны леса, постигая науку зверей. Вскоре он преступил черту и наткнулся на нее - на бестию. Убить ее было сложно, почти невозможно. Он выжил тогда по одной причине: его не хотели сожрать. Припугнуть, поиграть, и только. Он приполз в деревню через несколько дней, израненный и готовый отправиться на тот свет. Его выходили с трудом.

А потом он пришел к девушке, подруге детства, о которой думал в бреду и горячке, которую почти позабыл, очарованный скрипом сосен и танцующими солнечными зайчиками, и попросил ее руки.

С тех пор он редко пользовался зимовьями. Но все же...

Да, теперь он исправно возвращался к жене и детям.

Но влекущее в лес желание подсмотреть чудо, увидеть сказку там, за деревьями…

Такие вещи не исчезают бесследно, но хороший якорь, то есть любящие тебя люди, не даст уйти. Не даст покинуть привычную жизнь ради чего-то неизвестного, непонятного, почти нереального.

Охотник пришел в деревню после обхода и в тот же вечер в кабаке рассказал о случившемся. Ему налили огромную кружку грога и внимательно выслушали описание.

- Там, в лесу, любой свет ночью виден хорошо, особенно с пригорка. Я не стал ближе подходить, - тут Йозеф слегка замялся, - у меня ведь жена… Дочка, в конце концов, замуж не выдана. Но там точно был огонь в домишке. Наверное, запалили очаг. Умело, я бы сказал, там хитрость одна есть, как дым не в зимовье держать, а чтоб он выход нашел…

Все требовали деталей: старый охотник продолжал рассказывать. Но чем он мог потешить собравшихся? Не в его лета сражаться с чудовищами из-за грани.

После скупого описания люди все равно загалдели. Такие новости они слышали не каждый день. Пусть охотник был краток, а подробностей дать не смог, на долгое время свет в избушке стал предметом споров и волнений.

Охотник же долго обсуждал с женой, как ему поступить. В итоге они пришли к выводу, что он через пару месяцев сходит проведать зимовья, и проследит, не остался ли кто в его жилище. Или же разведает, что там творилось до этого.

На этом для семьи охотника волнения закончились.

Спустя пару месяцев уже вся деревня, затаив дыхание, ждала его возвращения. Больше всех беспокоилась жена.

- Оно и понятно, - кивали кумушки, - вы б слушали преданий побольше!

- А то! Говорят, там в лесу девицы невиданной красоты есть!

- Ага! Бери шире! У них там волосы зеленые у всех, какому мужику это понравится!

- Дык охотник же… мало ли, что у него там на уме.

- Ага, женка вон поизвелась вся. Подозревает, небось!

- На дочку-то смотреть страшно! Бледная ходит второй день…

- Так не загуляла ли она с сыном старосты?

- Что ты говоришь, дурная! Там же свет… какие гуляния?

- Вот то-то! А вдруг разбойники?

- Да у молодежи мысли только об одном, какой там о свете в зимовье переживать…

- Да тебе самой еще и шестидесяти нет!

- Ой, а себя давно ты записала в мудрые да старые?

- Обе хороши.

- На себя посмотри!

- Вот-вот! Уже семьдесят, а все никак детей не заведете!

- Ой, было бы зачем! Чтоб как вы, в сорок уже с первенцем?

В кабаке споры не утихали ни на миг, когда наконец появился кузнец, и объявил, что охотник появился и сразу отправился домой. Толпа зашумела еще сильнее, обсуждая вести.

- Ой, беда приключилась! Пора вещи сбирать! Вон, охотник как торопился!

- Он бы об опасности и нас предупредил, мужик-то хороший.

- И то правда.

В женском кругу распространялись совсем другие вести.

- Ну как в воду глядела, девицу себе нашел, змеюку зеленую…

- И жену-то с дочкой сразу бросать побежал!

- Уйдет в лес и концы в воду. Не вернется он обратно ради красоты той…

Шум был прерван громким хлопком. Все умолкли и повернулись к двери. Охотник стоял в проеме, его уже посеребренные у висков сединой волосы блестели на солнце. Он мрачно оглядел сборище, особенно тяжелый взгляд достался кумушкам.

- Ну, не томи! – не выдержал кто-то из молодых, лет 30, парней, что стояли у входа.

- В лесу новый жилец, - сурово произнес охотник, снова обводя помещение взглядом, - он не опасен.

- Кто это? – поинтересовался кузнец, недовольно хмурясь.

Возникла небольшая пауза. Все затаили дыхание в ожидании ответа. Охотник недовольно потер переносицу, обдумывая дальнейшее повествование. Наконец он вздохнул и продолжил.

- Она не назвалась, - начал он.

- Ага! – торжествующе воскликнула одна из кумушек, больше всех настаивающая на версии с зеленоглазой прелестницей и романе дочери охотника с сыном старосты. – Я знала, что девица…

- Да помолчи ты, Стряпуха! – перебили ее.

- Она не назвалась, - продолжил охотник. – Но и не должна была. Сказала, что будет жить там, купила у меня еды. Не слишком много. Может, она там ненадолго. Она перебралась ближе к деревне.

Все испуганно загалдели, страшась возможного соседства с одной из бестий.

- Спокойно! – прикрикнул охотник, а потом снова заговорил, подбирая слова еще более тщательно, - Она человек. Простой человек. Нелюдимая и странноватая. Она умеет делать… отвары. Может лечить.

Все снова загалдели, но на этот раз охотник не прерывал их. Он сообщил все, что считал нужным, а обсуждение его не касалось. Он вернулся домой, к жене и дочери.

Жена его тихо плакала, сразу вытирая слезы платочком и не давая им капнуть вниз. Дочка счастливо улыбалась. Бледность постепенно покидала ее лицо. Она по привычке медленно встала с табурета, будто опасаясь упасть. И улыбнулась еще шире, когда поняла, что это ей не грозило. Мать погладила ее по голове и сунула в руку пирожок, проворно спрятав в кармане мокрый платок и улыбаясь мужу. На столе, рядом с миской супа, впервые за долгое время абсолютно пустой, стояла склянка. Темный небольшой пузырек, который ему дала девушка из лесной избушки, был пуст. А его дочь впервые за долгое время нормально поела. Он вздохнул с облегчением.

***

Смеркалось. Старый охотник долго кусал щеку, решая, вернуться ли на пару километров обратно и переночевать в лесу или же попросту узнать, что в срубе. Он обнаружил свет гораздо ближе к деревне, и это его разволновало не на шутку.

Он проверил, удобно ли висит его кинжал. Потом снял лук и крепко сжал в руке. Кое-где были видны царапины, оставленные дикими кошками в неожиданно близких стычках.

Если он не проверит все сейчас…

Дома ждала жена. И дочь. И они обе знали, что он любит их. Он каждый раз напоминал об этом, покидая деревню. Хороший охотник знает, что иногда лес забирает жизнь, иногда смерть приходит неожиданно, иногда даже у опытного и сильного нет шансов.

Он был хорошим охотником. И прожил уже сто зим. Ему было боязно умереть от рук бестии, но и смерть в кровати ему претила.

Он постучал в дверь. Коротко. Быстро. Четко. За дверью послышался шорох. В темноте летнего вечера был виден отблеск лучины за ставнями. Или глаз неведомой твари.

Дверь распахнулась со скрипом. Ужасающе медленно и неспешно раскрывался темный зев дома.

Охотник ждал, не подступая ближе. «Так вот каково бывает тетиве на моем луке, пока я медлю», - успел подумать он.

А потом увидел тьму и два блестящих глаза. Существо улыбнулось ему из темноты, оскалив на мгновение зубы. В этой ухмылке был и оскал озлобленного зверя, и веселье сумасшедшего варвара, не чувствующего ран, и молчаливая угроза импа, вырезанного в дереве колдуном.

- Пришел убить меня, охотник? – спросила тьма, опуская лучину чуть ниже.

- Нет, - ответил он, вздыхая, - я слишком стар, чтоб убивать таких.

Послышался смешок.

- До границы далеко. Бестии не любят уходить от нее – им нечего есть здесь, а простая дичь им не нужна.

- А людей они не едят?

В зимовье кто-то хмыкнул. Послышались неспешные шаги, отдаляющиеся от двери.

- Людей даже звери есть порой не хотят. Дерьма много. Чего встал? Мне твоя жизнь не нужна. Так что сам заходи, а страх оставь на пороге.

- А лук?

- Я удивлюсь, если в этой комнатушке у тебя получится достать стрелу из колчана. Лично я постоянно бьюсь локтями об стены.

Йозеф медлил. В пасти избушки вспыхнуло пламя. Болезненно яркое мгновение прошло, и в маленькой хлипкой печурке запылал огонь. Теперь охотник лучше видел пространство за дверью.

Зимовье перестало казаться ему ужасающей пещерой чудес. Он без труда разглядел все знакомое убранство: стол, лавку, лежак, доски, прикрывающие погребок. Увидел он и нового жильца.

В свете очага тьма приобрела черты простой девушки, чье лицо почти полностью скрывала темная тряпка.

- Чего встал?

Незнакомка ловко подсунула к огню небольшой котелок с чем-то жидким. Потом устало вздохнула и потянулась. Ее голова почти уперлась с верхнюю балку.

Йозефу наскучило топтаться снаружи, и он скинул лук и колчан на специальные крюки у двери. Потом, пригнувшись, прошел к лавке, отмечая наличие на лежанке каких-то вещей. Разглядеть их в неровном свете огня ему не удалось.

Незнакомка тем временем сняла со стены пучок каких-то трав и засыпала несколько листочков в котелок, растирая их между пальцами.

- Что ты здесь забыла? – поинтересовался охотник.

- Твоя хата? – произнесла незнакомка, задумчиво перебирая пучки трав на стене.

Раньше их там не было. Да и котелок был не его. А вот огниво незнакомка наверняка позаимствовала. Йозеф мрачно посмотрел в угол, где хранил крупы и немного сушеного мяса. Незнакомка увидела его взгляд и фыркнула:

- Не больно много я взяла.

- Это ты была в дальней избе?

- Я, - глухо ответила она.

Он подождал. Но никаких объяснений не последовало. Он задумчиво почесал подбородок. Что-то в котле закипело, и девушка аккуратно отодвинула его от огня.

- Это не особенно вкусно, - произнесла она, подавая ему первую чашку и неспешно набирая вторую, для себя, - но помогает восстановить силы.

Йозеф повертел предложенное в руках, но пить не торопился.

- Зимовье твое паршивое, - заметила спустя пару мгновений незнакомка, делая неспешные глотки, - хотя в этом хоть печка есть. В том один очаг был. Да лавка.

Они помолчали, каждый думая о своем.

- Но у меня тогда сил не было, пришлось съесть твою крупу. И мясо. Там ничего не оставила, ты уж извини. Где мне было в начале Тая[3] еду искать?

Охотник молчал. Потом задумчиво глотнул из чашки. Незнакомка села на пол, прислонившись к стене и вытянув ноги к печке. Йозеф отметил добротные сапоги, но изрядно потрепанные. Вот-вот прохудятся. Но самое главное – сапоги были теплые, с опушкой. Такие может себе позволить не каждый. Да и не нужны они простому человеку. Эти сапоги были для тех, кто ходил в лес. Зимой. Не для обхода силков, а для долгих переходов и ночевок прямо на снегу.

Когда он поднял глаза. Девушка внимательно смотрела на него. Он снова глотнул отвара. Глаза у его гостьи были не черными, как ему сперва показалось. Очень большая радужка создавала странное впечатление, а цвет… с одной стороны темная зелень сосновых иголок, а с другой солнечные лучики на стволе дуба. Он раньше не видел людей с такими глазами.

- С детства такая. Один глаз от мамы по наследству достался, другой от папы. Но мы не об этом, давай к делу.

Охотник заинтересованно посмотрел на незнакомку. Ему хотелось знать, зачем она здесь и почему живет одна в лесу.

Но она не сказала ему ничего о себе. Сначала она задавала вопросы. Потом утешала. А потом сказала, что вылечит его дочку. Утром он вышел из избы, уставший и растерянный. За ночь он так и не сомкнул глаз, наблюдая за неторопливыми, почти ленивыми движениями девушки. Она связывала какие-то травы в пучки, вешала на стены и под потолок сушиться. Некоторые она откладывала. Он знал, что утром они тоже будут заготовлены, но в подходящих условиях. Она говорила с травами. Что-то нашептывала, аккуратно перебирала стебли.

А потом он вернулся к ней, объехав остальные зимовья.

Ее лицо все так же было скрыто платком, на руках красовались перчатки без пальцев. Под тряпками, как он заметил, скрывалась добротная дорогая одежда. Она, как охотник догодался, намеренно прячет себя от взглядов, делая себя похожей на кучу тряпья.

Он ничего ей не сказал. Молча принял флакон, выслушал инструкции и быстрым шагом отправился прочь, не оборачиваясь.

И его дочь исцелилась. Ведьма сказала ему, что придется пить лекарство часто, но потом все пройдет. Он ей почему-то верил.

- Денег мне не надо, - сказала она ему тогда, - Лес не принимает золото, сам знаешь. Мне бы пригодилась еда. Не сырое мясо, а крупа. Может, солонина. И ткани бы мне. А лучше – одежду готовую. Жена шить умеет?

Его жена умела. И даже вязала. Она собрала ему две сумы. В одной было то, что просила ведьма. Ничего дорогого или необычного. Только необходимое. А во вторую жена сложила подарки.

Зачем?

Ведьма ведь не только вылечить может. Они еще и проклинать умеют.

Да и сколько она сделала для них! Обещала дать еще… лекарства. И охотник видел, как порозовели щеки его дочери. Он радовался. Жена плакала. Плакала и шептала благодарности, складывая в сумку новенький гребень, ленты, рубаху с вышитыми на ней незабудками, легкие летние поршни[4], несколько вышитых поясов, новенькие сапожки, которые были куплены дочке на осень…

Сама дочка так и рвалась пойти в лес с ним и лично поблагодарить незнакомку. Йозеф обычно баловал свое чадо, но на этот раз желание не исполнил. Опасным казался лес и его ведьма.

***

Гленна не боялась в ту ночь ничего. Жизнь казалась одним сплошным разочарованием. Воздух был слишком холодным. Он с трудом проталкивался в ее легкие и тут же выходил с горьким рыданием. Мир был слишком большим, слишком объемным, и грозил вот-вот задавить ее. Она остро ощущала свою хрупкость, свою слабость. Но упорно шла через болото. Луна светила слишком ярко для ее заплаканных глаз. Но свет был слишком тусклым, чтобы найти путь. Все казалось чересчур. Лес грозился раздавить ее своими звуками, размерами, тьмой.

Куда она шла? Откуда? Она давно потерялась и не знала, сможет ли найти…

Зачем она так цеплялась за свою жизнь и не давала трясине отобрать у нее последнее?

Гленна не знала, что ее толкало вперед. Ноги продолжали идти. Голова то звенела от пустоты, то наполнялась картинами, одна другой отвратительнее.

А потом ее схватили. Она закричала, задергалась, но сил вырваться не хватало. Гленна захлебнулась криком. Ее колени погрузились в топкую грязь. Она чувствовала холод. Липкая от пота и влаги одежда льнула к телу.

Гленна почувствовала омерзение. К себе, к лесу, к этой ночи, к схватившей ее руке.

- Поднимайся, - холодно приказал голос сверху, - и нечего мне тритонов пугать. Я всю ночь их ловила.

***

Пронзительно кричали люди вокруг. Запах дыма перекрывал кровь, железо и вонь чудовищ. Где-то неподалеку рыдал ребенок. Её руки одеревенели, она с трудом волочила ноги. Сумка с травами казалась неподъемной, а мешок с припасами и одеждой она попросту волочила по земле. На нее уже не обращали внимания.

В какофонии утонуло звяканье котелка об каменные плиты. Иногда она видела, как из-под двери вытекает лужа крови. Рыдания не смолкали ни на секунду в ее ушах. Лишь злобное утробное рычание было способно их заглушить.

Весь мир она видела, как сквозь толщу воды. Ослабленная, ставшая тенью самой себя, она двигалась к цели. Титаническим усилием воли она подавила желание бросить сумки, схватить оружие и начать бороться за жизни других людей. Но они сами отвергли ее! Она пыталась их спасти раньше, но сейчас слишком поздно. Потухшая и равнодушная, она шла по замку, пересекала утопленный в крови двор, медленно брела к цели. Мрачная. Спокойная. Убившая в себе всякое чувство, чтобы не сойти с ума. Наверное, именно поэтому ей удалось дойти до конюшни незамеченной.

Во дворе был ад. Напавшие существа растаскивали тела в спираль, заботливо поправляя выпавшие внутренности. Она с трудом вдыхала воздух, едва сдерживая ускользающий разум. Ей хотелось упасть на землю и кричать, подбежать к первой же твари и расцарапать ей подобие морды.

Но вместо этого она упрямо шла к конюшне, потом медленно и аккуратно оседлала коня, своего Ньёрда. Он страшно хрипел, бил копытом землю. Но ради хозяйки рванулся из замка, прямо через спираль тварей. Сначала ошалевшие враги не разобрались, что к чему, потеряв драгоценные секунды. А когда они опомнились, Ньёрд уже с громким всхрапом преодолел кучу тел перед воротами, покидая замок.

Тень метнулась им наперерез уже за рвом, но немного промахнулась. Лишь слегка оцарапав бок, тварь пролетела мимо.

Ньёрд с диким ржанием понесся стрелой через поле. Его хозяйка неловко зажала рану и привалилась к шее коня. На секунду горестный рев чудовищ перекрыл человеческие крики боли, но потом все вернулось на круги своя. Ее не стали преследовать. Ее душа иссохла и забилась в самый уголок измученного разума и истерзанного тела.

Свистел ветер. Под копытами хрустел лед. Начинался первый день Слата, месяца, в который выйти из дома считалось риском, а пойти на прогулку – самоубийством.

***

- Какой идиоткой нужно быть, чтобы сбежать в лес на ночь глядя?

Гленна горестно кивнула, вытирая платком слезы. Немного подумала и шумно высморкалась. Ей протянули новый платок.

- Ну и дура же ты, - резюмировала ведьма и сняла с огня свое зелье.

Оно приятно пахло и странно булькало. В других обстоятельствах Гленна поостереглась бы брать из рук незнакомки подозрительное пойло. Но она всю ночь бродила по болоту, продрогла до костей, а живот противно урчал. Поэтому она сделала пару глотков.

Вкус был почти приятным, травяным и пряным, с легкой сладостью и мягкой кислинкой. Поэтому остатки девушка выпила почти залпом.

Ведьма сидела напротив, укрывшись платком. Свою шаль она вручила девушке сразу, как только та вытерлась и переоделась в сухое.

Все как один твердили, что ведьма прячет под платком свое уродство, скрывает от мира метки импов. Но на самом деле перед Гленной удобно расположилась на лавке простая девушка. На вид ей было около сорока. Черные волосы были небрежно собраны в огромный пучок. Пара локонов выбивалась и свисала у висков, щекоча шею, поэтому ведьма периодически убирала их за уши. На ней была простая льняная рубашка, широкий пояс с вышитыми еловыми ветками. Гленна узнавала одежду: ее мать при ней положила все это в сумку с подарками для ведьмы. Но платок был ей не знаком. Быть может, им расплатился кто-то из деревни за помощь?

- Это подарок за лечение дочери охотника, этот пояс, - лениво бросила ведьма, потягиваясь.

Гленна смутилась. Она знала, что разглядывать ведьму было не очень-то прилично. Но ведь она видела ее первый раз! Про нее все столько говорили… Судя по насмешливому взгляду, ведьма знала эти сплетни. И едва ли половина из них была правдой.

Не было черепов младенцев. Не красовались на стенах знаки импов. Не было и огромного котла с зеленой густой жидкостью. И хвоста у ведьмы не было. И кота.

А вот над лежанкой и правда красовалась странная плетеная конструкция. А еще Гленна заметила череп. Но не человеческий. Скорее, это был череп коня.

- Зачем ты хотела меня отыскать? Помер кто? Или пока при смерти? – прервала молчание ведьма.

- Нет, но…

- Тогда ложись спать, раз дело не срочное. Мне еще нужно нарвать листьев вереены. И тритонов маловато… Утром поговорим.

И Гленна подчинилась. Устроилась на лежанке и тихо засопела. Сквозь сон она слышала, как ведьма прикрывает дверь и негромко напевает какую-то песню уже далеко за порогом.

***

- Зачем тебе тритоны? – поинтересовалась Гленна.

Когда она проснулась, ведьма уже что-то неторопливо раскладывала на столе. Ее движения завораживали. В них было что-то необычайное. Она двигалась мягко, плавно, без всякой спешки и без малейших ошибок. Казалось, она знает все наперед и уже проживала этот день сотни раз. В ее действиях не было ничего лишнего. По крайней мере, Гленна в этом была уверена.

Ведьма немного помолчала, заканчивая работу. Потом повернулась и отряхнула руки о широкие штанины. Как ни странно, юбки или сарафана она не носила.

- Тритоны любят чистую воду. И влажность. Если их мало – значит что-то им помешало расплодиться. Значит, в какой-то реке либо мало воды, либо много грязи. Да и дождей мало было, видно. А если дождей мало…

Она замолкла, о чем-то задумавшись. Хмурое лицо не предвещало ничего хорошего.

- Так что же, нам неприятностей ждать? – осторожно утончила Гленна.

- Нет, что ты, - ведьма удивленно подняла брови и взгляд ее переместился на лицо гости, смягчаясь, - просто небольшие пометки делаю. Вам это урожая не испортит.

Гленна облегченно вздохнула и принялась переплетать косу. Ведьма достала из очага еще теплый казанок с кашей. Потом на столе появились тарелки и две ложки.

- Масла нет, - коротко сообщила ведьма, - ледника у меня нет, до деревни далеко. И молока у меня тоже нет. Придется есть, что даю.

Гленна присела за стол и с благодарностью приступила к пище. На секунду ей показалось, что привычная слабость и тошнота вернулись к ней, но потом все прошло. За это время она почти полностью выздоровела.

Каша была немного пресной, но все же вкусной. Ведьма добавила туда меда и ягод, а для Гленны еще и поставила кружку с тем же отваром, что и вчера.

- От простуды, - пояснила она.

- Да я не…

- Угу, не ты по болоту шаталась ночью. Вся промокла и зуб на зуб не попадал. Да еще и разнервничалась чуть не до обморока. Что ты мне тут рассказываешь? Пей давай. Силы надо восстановить. Как доешь – приступай к рассказу. Мне тебя жалко стало, вот и вытащила. Но тратить больше время на тебя мне не с руки.

***

Он был красив. По-настоящему хорош собой. Не было на его лице следов оспы, царапин, синяков, веснушек и прочего. По сравнению с остальными он был принцем. Умен, смекалист, красив, богат.

И он был такой один. Яков заставлял сердца девушек от 18 до 200 лет биться чаще. И он был молод, как и она. Сын старосты, уважаемого человека в селе. Они были бы идеальной парой. Гленна знала, что их с Яковом союз только порадует родителей. Она ждала своего тридцатипятилетия[5], чтобы в ту же декаду сообщить отцу о том, кто завладел ее сердцем. Она знала, что только болезнь отталкивала от нее женихов. А так Гленна, дочь охотника, была завидной невестой.

Да, она была тоненькой и худенькой, но как она вышивала! Она даже умела плести кружево. Да и еду готовить, за хозяйством следить…

Только сил ей вечно не хватало. Она боялась, что Яков отвергнет ее, не решится взять в жены такую слабую. Заезжий лекарь качал головой и предположил, что детей она выносить не сможет. Родители сходили с ума от горя, перепробовали все методы. Мастер Йозеф готов был потратить все состояние на поездку в столицу, лишь бы она выздоровела. Лишь бы Гленна была счастлива.

Она думала, что Яков и не обратит на нее, худую и слабую, внимания. Вышивала себе платья, плела по-диковинному косы… И тщетно. Он в ее сторону не смотрел. Но на одном из праздников, Яков вдруг подошел к ней. Ее сердце расцвело первой любовью, заставляя глаза лучиться счастьем. Она была прекрасна. В тот вечер они танцевали вдвоем, он начал ухаживать за ней… а зимой не побоялся бегать к ним в дом, несмотря на лютый мороз во время Слата. Потом не остановили его и снежные сугробы. Он приходил и учил ее читать, показывал всякие диковинки, рассказывал небылицы и предания, когда она болела. Он дарил ей цветы и один раз даже сам приготовил ей пирог!

Она верила, что это и есть любовь.

Они первый раз поцеловались этой весной. А потом отец принес лекарство и…

Тогда она была уверена, что все будет хорошо. Она видела их будущее как яркую и счастливую картинку.

Однажды вечером Гленна решила пойти на их с Яковом место. Недалеко от деревни, укромный уголок между ив. Она прихватила ленты и свечи, чтобы украсить их гнездышко. Мечтала, как на следующий день придет с ним туда. Они будут сидеть и смотреть на звезды. А потом обнимутся, и он поцелует ее, крепко-крепко…

Но на их месте кто-то был. Гленна слышала голоса и видела огонек светильника. Она ведь хотела уйти. Зачем ей пугать таких же юных и горячих? Прерывать такую встречу? Но потом ей стало любопытно, кто еще ходит туда. Ведь она раньше была уверена, что о месте знает только Яков да она…

Гленна положила корзину и аккуратно подобралась поближе. Она знала, где ветви ив опускаются недостаточно низко, чтобы скрыть тех, кто был меж деревьев.

Но она не была готова увидеть там Якова и свою давнюю подружку. Светлые локоны ее любимого перебирала эта белобрысая мерзавка!

А потом Яков поцеловал. Не её, Гленну, а голубоглазую хохотушку Нику.

И мир рухнул.

Она не помнила, что происходило дальше.

Надо было раздвинуть ветви, закричать на них, пнуть светильник ногой.

Надо было прийти и рассказать отцу и матери.

Надо было при всех обвинить Якова в измене. Да, про нее бы тоже судачили, но Ника была бы растоптана: она была помолвлена с рябым сыном купца из соседней деревни.

12 3 4 5 Следующая ⇒