|
|||
ПРОЛОГ 2 страницаСтарки тут же сняла куртку. — Фу! Ну и вонь! — Расскажите ему, что вы нашли. Старки встала посреди комнаты, показала на пятно на полу. — Кресло стояло не у дивана, а здесь. Когда тело унесли, здесь все передвинули. Он сидел в кресле, откинувшись назад, в правой руке револьвер, «таурус» тридцать второго калибра. — Кресло стояло посреди комнаты? — Да, развернутое к телевизору. На полу валялась бутылка виски — видимо, он к ней прикладывался. — Сколько было сделано выстрелов? — Один, — ответила Старки. — Под подбородок. Пойтрас стоял у двери. Пот со лба катился по его щекам. — Коронер сказал, все чисто — все указывает на самоубийство. Старки молча кивнула. Я попытался представить Лайонела Берда в кресле, но никак не мог. Я забыл, как он выглядел. Видел-то я его всего однажды — на видеозаписи из полиции, когда он давал показания. — А что соседи? Из окна я заметил несколько домов напротив. Выстрел кто-нибудь слышал? — Не забудь, он был мертв уже неделю, когда мы его нашли. Никто не помнит, что он слышал в день смерти. — Расскажите ему про снимки, — сказал Пойтрас. Старки опустила глаза, ей явно было не по себе. — Был еще альбом с поляроидными фото жертв. Семь страниц — каждой по странице. Мерзкое зрелище. — А где вы нашли альбом? — спросил я. — На полу у его ног. Мы решили, что альбом свалился с колен, когда Берд потянулся за бутылкой. — Тут она подняла взгляд на меня. — У него была одна здоровая нога. Вторая вся покорежена. Лайонел Берд потерял половину ступни, когда ему было двадцать четыре года — несчастный случай на работе. Я не сразу это вспомнил, но да, Леви мне про это рассказывал. Ему положили небольшую компенсацию — и ее ему на жизнь хватало. — Это Бобби понял, что к чему, — сказал Пойтрас. — Среди жертв была Челси Энн Морроу. Бобби ее узнал. А когда мы стали показывать альбом в других отделах, тут-то и сложилась полная картина. — Кроме снимков ничего не нашли? — спросил я у Старки. — Фотоаппарат и пару пленок. Еще патроны к пистолету. Может, опергруппа еще что нашла, я не знаю. — Снимки — еще не доказательство, что убивал он. Может, он купил их в интернет-магазине. Или их делали следователи. Пойтрас пожал плечами: — Уж не знаю, что тебе ответить. Гении из Управления решили, что он убийца и есть. — А альбом можно посмотреть? — Он в Управлении. — А фото с места происшествия? — Это у опергруппы, — объяснила Старки. — Они вывели нас из игры. Все материалы, в том числе показания соседей. Хлопнула дверца автомобиля, и мы вышли на веранду. Из полицейской машины вышел старший чин и чин помладше. Старший уставился на нас. У него были русые, коротко стриженные волосы, загорелое лицо и мерзкая ухмылка. — Черт! — буркнул Пойтрас. — Что-то он рановато. — Это кто? — Маркс. Замначальника Управления по оперработе. — Тебе надо было исчезнуть до его появления, — пихнула меня локтем в бок Старки. Отлично! Пойтрас пошел было поздороваться с Марксом, но тот здороваться не захотел. Он взлетел по ступенькам и уставился на Пойтраса. — Лейтенант, я приказал, чтобы место преступления опечатали. И специально вам напомнил, что вся информация — только через мой отдел. — Шеф, это Элвис Коул. Он мой друг, и он имеет касательство к этому делу. Маркс не пожелал и взглянуть на меня. — Я знаю, кто он такой и какое касательство имеет к этому делу. Он обвел вокруг пальца прокурора, после чего убийцу отпустили. — И я рад с вами познакомиться, — сказал я. Маркс меня словно и не слышал. — Лейтенант, — снова обратился он к Пойтрасу, — я специально отдал распоряжение, чтобы пресса ничего не пронюхала до того, как мы известим родственников погибших. Они и так достаточно настрадались. Пойтрас стиснул зубы: — Шеф, здесь все играют за одну команду. Маркс покосился на меня и сказал: — Нет! Уберите его отсюда и покажите мне этот чертов дом. И Маркс проследовал внутрь. Пойтрас стоял и смотрел ему вслед. — Лу, ты уж извини… — сказал я. — Начальник полиции в отъезде, — понизив голос, объяснил Пойтрас. — Маркс решил, что если он распутает это дело до его возвращения, то это будет для него отличным паблисити. Извини, старик. — Пошли, — тронула меня за рукав Старки. Пойтрас вошел в дом, а Старки пошла со мной. Как только мы остановились, она выудила из сумки сигарету. — Маркс правда будет сегодня выступать по телевидению? — спросил я. — Насколько мне известно, да. Вчера вечером они все закончили. — За неделю закрыли дела по семи убийствам? — Трудились в поте лица. Круглые сутки. Она закурила. Старки мне нравилась. Забавная, сообразительная. Она помогла мне выпутаться из двух передряг. — Ты когда бросишь? — спросил я. — Когда помру. А ты когда начнешь? Мы улыбнулись друг другу. Но она тут же посерьезнела. — Пойтрас рассказал мне про историю с Ивонн Беннет. Все это очень странно… — Ее фото тоже было в альбоме? — Да, — ответила Старки. — Он не мог ее убить. Я это доказал. Старки махнула рукой в сторону соседних домов: — У него здесь друзей не было. Многие знали его только в лицо, а те, кто был с ним знаком, предпочли промолчать. Он был мерзкий тип. — Я думал, опергруппа вас выставила. — Нет, нас использовали на опросе соседей. Женщине вон из того дома он сказал, что у нее мускулистый зад. А женщина вон оттуда рассказала, что встретила его, когда он забирал почту из ящика, и он сказал, что, если она хочет заработать, может заглянуть к нему как-нибудь вечерком. Да, Лайонел Берд был таким. — Старки, ты права. Берд был настоящим засранцем, но Ивонн Беннет он не убивал. Я в это не верю. Она последний раз затянулась и затушила окурок о столетнее дерево. И сказала негромко: — Ну ладно, слушай. Расскажу тебе то, чего Пойтрас не знает. Но ты — никому ни слова. — Думаешь, я помчусь домой и запишу это в своем блоге? — Один парень, с которым я работала раньше, сейчас в опергруппе. Он всю неделю занимался анализом того, что мы добыли в доме Берда. Тебе это не понравится, но он сказал, что Берд действительно совершил эти убийства. — Откуда он знает? — Понятия не имею. Я поверила ему на слово. — И еще тише она продолжила: — Я вот про что. Я могу попросить его все тебе объяснить. Хочешь, договорюсь? Я покосился на дом. В дверях стоял Пойтрас. Судя по всему, они уже собрались уходить. — А у тебя не будет из-за меня неприятностей? — Знаешь, когда вернется настоящий начальник, он Маркса утихомирит. Так нужен тебе этот парень или нет?
Старки свела меня с детективом Маркусом Линдо из отдела по борьбе с организованной преступностью — его, как и многих других, подключили к этому делу для помощи оперативникам. Она меня предупредила, что знает он немногое, но постарается мне помочь. Я позвонил Линдо и понял, что встречаться со мной он не очень-то хочет. Он сказал, чтобы я приходил в бар «Хоп Луи», в Чайнатауне, но предупредил, что, если там будет кто-нибудь из полицейских, он со мной разговаривать не станет. Словно мы играли в шпионов времен холодной войны. Линдо появился в десять минут четвертого, с синей папкой под мышкой. Он оказался моложе, чем я ожидал, смуглый, с нервным взглядом, в очках. Он подошел ко мне, но не представился. — Пойдемте в кабинку. Он положил папку на столик, накрыл ее ладонью. — Прежде чем мы начнем, давайте договоримся, — сказал он. — На меня не ссылайтесь ни в коем случае. Я многим обязан Старки, но если вы расскажете о нашем разговоре, я в лицо назову вас лжецом. Вы согласны? — Как вам будет угодно. Линдо опасался всего, но я его за это не винил. Замначальника Управления легко может сломать чью угодно карьеру. — Насколько я понял, вы хотите посмотреть фотографии жертв. Что именно вас интересует? — Три года назад я доказал, что Лайонел Берд не убивал Ивонн Беннет. А вы теперь утверждаете, что это сделал он. — Именно так. Ее убил он. — Как? — Как — не знаю. Дело в том, что мы разбились на группы. Моя группа занималась альбомом. Из альбома мы и поняли, что это он. — То, что у него были фотографии, — это еще не доказательство того, что он убивал. Фотографии мог сделать кто угодно. — Только не такие… Линдо открыл папку и развернул ее ко мне. На первой странице было цифровое фото обложки — пляж на закате. Такие альбомы с пластиковыми страничками в прозрачных конвертиках продаются во всех магазинах. От надписи на обложке меня бросило в дрожь. «Счастливые воспоминания». — Всего в альбоме было двенадцать листов, пять — пустые. Мы достали из-под пластика волоски и кусочки ткани, отправили их на генетическое исследование, а потом все распечатали, — объяснил Линдо. — Обложку и все семь снимков. Отпечатки пальцев там только Лайонела Берда. Сейчас проверяют ДНК волос, но криминалист говорит, что они один в один совпадают с волосами на руках Берда. — А кто криминалист? — Джон Чен. — Чена я знаю. Он отлично работает. Линдо перевернул страницу. На фото была худенькая девушка, брюнетка с короткой стрижкой. Она лежала на правом боку на кафельном полу в каком-то темном помещении. Левая щека была разрезана, кровь капала с кончика носа. В шею ей впился провод. Линдо коснулся снимка рукой: — Это была первая жертва, Сондра Фростокович. Видите порез? Сначала он их вырубал, чтобы не сопротивлялись. — Ее изнасиловали? — Ни одну из жертв не насиловали. Не насиловали и не мучили. А теперь взгляните сюда… — Линдо показал на нос девушки. — Видите капли крови у нее под носом? Три капли, две — одна над другой. Мы сравнили снимок с фото, которые сделал следователь. На месте преступления была лужа крови размером с голову самой девушки. Вероятно, ваш подопечный был с ней рядом в тот момент, когда появился порез на щеке. Поскольку капель всего три-четыре, снимок явно был сделан секунд через двадцать после того, как она вырубилась. — Он не мой подопечный. — Суть в том, что практически на каждом снимке есть то, что указывает: фото было сделано в момент смерти или сразу после. Вот его вторая жертва, Дженис Эвансфилд. На снимке была афроамериканка, шея которой была исполосована в клочья. Линдо показал на размытую красную линию на ее лице. — Видите? Мы поняли, что́ это, только когда увеличили снимок. — И что же это? — Кровь, брызнувшая из сонной артерии. Фото сделано, когда сердце жертвы еще билось. Так что вряд ли эти снимки делал кто-то из полицейских. Я в тоске уставился куда-то вдаль. Линдо показал мне остальные фото и снимок черного фотоаппарата. — Ну, а еще мы связали его с убийствами по этому «поляроиду». Там снимок вылезает из щели, и на нем остаются характерные следы. — Как ствол пистолета оставляет следы на пуле? — Ну да. Эта модель снята с производства. Все семь снимков сделаны аппаратом, найденным в доме Берда. Отпечатки пальцев на нем — Берда, и только Берда. Как и на двух пачках фотобумаги. Линдо перечислял все подробно. — Бумагу купил Берд. Он ее заправил в аппарат. Берд, используя именно этот «поляроид», сделал семь снимков, которые мог сделать только тот, кто присутствовал при убийстве. Некогда Берд был обвинен в убийстве одной из женщин, чей предсмертный снимок обнаружен в его вещах. Коул, перед нами цепочка логических доказательств. Понимаю, вы надеялись, что у нас нет железных улик, но они есть. Мне вдруг захотелось снова посмотреть на Ивонн Беннет, и я взглянул на пятый снимок. Ивонн Беннет смотрела на меня взглядом манекена. На ране видна была розоватая кость и какой-то яркий пузырь. На фото, сделанных следователем, — их мне показывал Леви — никакого пузыря не было. — А это что за штука? — Пузырь. Медэксперт сказал, что, возможно, в артерию в процессе избиения попал воздух, пузырь надулся, когда она умерла. Я хотел отвести взгляд, но смотрел. На снимке, сделанном коронером, пузыря не было. Он успел лопнуть. — Время убийства жестко ограничено временными рамками. Берд тогда был в Голливуде. Как он мог оказаться в двух местах одновременно? Линдо посмотрел на меня устало и раздраженно: — Коул, ну подумайте. Временной отрезок, в который произошло убийство, четко зафиксирован только с одной стороны — это время, когда было обнаружено тело. А с другой стороны у вас есть показания того парня, который последним видел ее живой. Как там его, Томпсон? — Томасо. — Бывает, люди путают. Если он ошибся минут на двадцать, получается, что у Берда было время убить ее. А в бар он пошел потом. Все, Коул, мне пора. — Погодите! У меня еще один вопрос. — Ну? — А кто-нибудь проверял, где был и что делал Берд, когда убивали остальных женщин? — Этим занимались другие. Я — только альбомом. Он хотел еще что-то добавить, но не стал. Молча вышел не оглядываясь.
Анхель Томасо был один, когда видел Ивонн Беннет, уходившую по переулку. Его показаний никто не проверял, но он производил впечатление хорошего парня, и Кримменс поверил ему на слово. Согласились мы все только насчет временного интервала, но теперь полиция сочла, что это не так важно. Может, они с ним поговорили, может, он изменил показания. Я решил спросить Бастиллу. Я вернулся в контору, вошел в кабинет. На телефоне мигал огонек автоответчика. Я открыл бутылку воды, уселся в кресло и прослушал сообщения. Некто неизвестный посоветовал мне провалиться пропадом. Отлично. Номер его не определился. Второе сообщение было от санэпидемслужбы, которая недавно наведывалась ко мне домой. Под моей верандой обнаружена колония термитов. Неужели сегодня весь день такой? Третье сообщение напоминало первое, но оставил его другой человек. «Мы тебя убьем!» Слово «убьем» он проорал во всю глотку. Голос был моложе и просто звенел от ярости. Одна угроза — это пустяки. Но их поступило уже три. Я удалил сообщения, нашел на столе визитную карточку Бастиллы и позвонил ей. — Бастилла слушает! — Это Элвис Коул. У меня к вам вопрос. — Когда я смогу получить ваши материалы? — Не волнуйтесь. Завтра утром я встречаюсь по этому поводу с Леви. Он считает, никаких проблем не будет. — Ну ладно, — смягчилась она. — Так что вам нужно? — Анхель Томасо изменил свои показания? — Мы не смогли его найти. — Но на основании его показаний устанавливали временной интервал. Как вы могли наплевать на него? — Мы не наплевали. Просто не смогли найти. Такое случается. В любом случае имеющихся улик более чем достаточно. — Я еще вот что хотел спросить: был ли Берд подозреваемым по какому-нибудь из этих семи дел? — Только по вашему. По моему? Ивонн Беннет стала моим делом? — Кроме Беннет… — Коул, он парень был сообразительный. Ни по одному делу, кроме дела Беннет, подозреваемых не было. Если хотите узнать еще что-нибудь, читайте завтрашние газеты. — И она повесила трубку. Я решил сделать копии документов из папки Лайонела Берда. Оригинал оставить себе, а копии отдать Леви. По ходу я перечитывал материалы. И в списке свидетелей увидел рабочий номер телефона Томасо — в кафе «Бразилиано». Я позвонил туда и узнал, что недавно Томасо искал Кримменс, но Томасо ушел с этой работы больше двух лет назад и менеджер понятия не имел, как его найти. Я повесил трубку и продолжил копировать материалы. Я нашел тот клочок бумаги, на котором я записывал второй телефон Томасо. Через два дня после убийства, когда Кримменс выяснил, что Томасо свидетель, тот жил со своей подружкой в Силвер-Лейк. Когда я через несколько недель позвонил ему в кафе, Томасо уже порвал с подружкой и жил в Лос-Фелис с приятелем по имени Джек Эйсли. Я с ним разговаривал в квартире Эйсли, и это был его телефон. Прошло три года, почти никакой надежды, но я позвонил Эйсли. На пятом гудке включился автоответчик. «Это Джек. Говорите после гудка». — Мистер Эйсли, это Элвис Коул. Может, вы помните, три года назад я приходил беседовать с Анхелем Томасо. Я пытаюсь его отыскать. Будьте добры, перезвоните мне. Я оставил свои номера. А вдруг? Когда я с копиями для Леви уже собирался уйти, зазвонил телефон. — Детективное агентство Элвиса Коула. Тишина. — Алло! Я услышал только чье-то дыхание. И трубку повесили. Я подождал, не зазвонит ли телефон снова, но он молчал. И я отправился домой смотреть новости.
Солнце садилось. Я ехал по извилистым улочкам в стороне от Малхолланд-драйв домой. Я живу в доме, стоящем на крутом склоне одного из холмов, окружающих Лос-Анджелес. Домик маленький, на краю каньона, кроме меня там обитают койоты, ястребы, скунсы и гремучие змеи. Когда я сюда приезжаю, у меня всегда такое чувство, что я наконец вырвался из города. Хотя некоторые вещи из головы все равно не выкинуть. Дворика у меня нет. Есть только веранда, нависающая над каньоном, и безымянный кот, умеющий кусаться. Веранда и кот мне нравятся, и еще нравится, как заходящее солнце красит хребты и расщелины медным цветом. У дверей моего дома стоял «таурус» Кэрол Старки, но Старки в машине не было. Я вошел, проследовал в гостиную, откуда раздвижные стеклянные двери ведут на веранду. Старки сидела там и курила. Увидев меня, подняла руку. Старки просто так никогда не заезжала. — Что ты здесь делаешь? — спросил я. — Ты так спрашиваешь, будто я тебя преследую. Хотела узнать, как прошла встреча с Линдо. — Основная версия такова: я неправильно определил время, когда была убита Беннет. — Вот как? Это возможно? — Возможно. Но ваши парни не считают, что так уж важно повторно опросить основного свидетеля. Они считают, что это значения не имеет. — Может, и не имеет? То, что мне рассказал Линдо, кажется очень убедительным. — Но это не оправдывает нестыковок. Ребята так торопятся закрыть дело, что даже не ждут результатов от судмедэкспертов. Мы помолчали. Старки, откашлявшись, сказала: — Слушай, Маркс, может, и мерзавец, но Линдо молодчина. Там много отличных ребят работает. Так или иначе, у этого типа был альбом. Весь в его отпечатках пальцев. Это-то со счетов не скинешь. Она была права. Так или иначе, но у Берда оказался альбом с фотографиями, которые мог сделать только тот, кто присутствовал на месте преступления, когда девушек убивали. На альбоме и снимках были отпечатки пальцев только Берда. — Старки, можно задать тебе вопрос? Ты какие выводы можешь сделать по этим фото? Какой человек снимал бы так? Старки много занималась составлением психологических портретов любителей повзрывать. Люди, которые делают бомбы, маньяки. Если понять их мотивы, проще раскрыть дело. — Большинство берут на память прядь волос или какое-нибудь украшение. А если фото — тут дело глубже. — Что ты имеешь в виду? — Все женщины были убиты в довольно оживленных местах. На парковках, в парках. Он выбирал рискованные места, а еще больше рисковал, делая эти снимки. — Может, он был просто глуп? Старки усмехнулась: — Мне кажется, он искушал судьбу. И всякий раз, когда это сходило ему с рук, он чувствовал себя всемогущим. Так же те, кто делает бомбы, чувствуют благодаря им свою власть. — Может быть… Старки снова посмотрела на каньон. — Как бы этот подонок ни был виноват, ты за его преступления не отвечаешь. Ты выполнил свою работу. Не терзайся. С Кэрол Старки я познакомился благодаря Лу Пойтрасу, который привел ее ко мне, чтобы она помогла найти пропавшего мальчика по имени Бен Ченьер. Старки помогала его искать, и мы подружились. Через несколько месяцев меня подстрелил некий Рейннике, и Старки регулярно навещала меня в больнице. — Слушай, а я хоть поблагодарил тебя за то, что ты таскалась ко мне в больницу? — улыбнувшись, спросил я. — Да я просто не хотела отставать от Пайка. — Ну, все равно спасибо. — А может, сходим выпить? — вдруг предложила Старки. — Ты же не пьешь. — Могу посмотреть, как пьешь ты. Ты будешь пить, а я курить. — Давай в другой раз. Я хочу посмотреть, что скажут в новостях про Берда. Она подняла руки: — Все, я поняла. Мы несколько секунд постояли молча, потом она улыбнулась: — Мне все равно пора. У меня свидание и все такое. — Ну конечно… — Слушай… — Она взяла меня за руку, провела пальцем по шраму, который тянулся у меня через всю ладонь, — я получил его, когда спасал жизнь Бену Ченьеру. — Это разве шрам? Ты бы видел мои шрамы. Тебе со мной не сравниться. Та бомба, которая ее убила… Она отпустила мою руку. — Не смотри новости. Выбрось это из головы. — Конечно. — Ты не собираешься выбрасывать это из головы? — Нет. — Наверное, за это я тебя и люблю. Она пихнула меня кулачком в грудь и удалилась. Старки — это что-то. Я включил телевизор, чтобы не пропустить новости, достал отбивную. Ужин на одного. Пива я выпил, стоя на кухне, и вернулся к телевизору. Ведущий смотрел в глаза Лос-Анджелесу и рассказывал об убийствах, которые удалось раскрыть благодаря странному стечению обстоятельств. Новости уделили почти три минуты, даже дали отрывок пресс-конференции Маркса — где Маркс продемонстрировал пластиковый пакетик с альбомом и рассказал о «портретах смерти», «трофеях, собранных психически больным человеком». По имени назвали только последнюю жертву, Дебру Репко двадцати шести лет, и Ивонн Беннет. О ней упомянули только в связи с тем, что после ее убийства Берду пытались предъявить обвинения, но благодаря показаниям свидетелей Берд был оправдан. Ни обо мне, ни об Алане Леви не упомянули. Наверное, мне надо было поблагодарить за это Маркса. Он, кстати, выглядел в новой форме отлично. И заявил, что город в безопасности, — так, словно он лично спас одну из жертв, а не наткнулся на гниющий труп. Рядом с Марксом был член городского совета Нобель Уилтс, поздравивший его с отлично выполненной работой. Когда перешли к следующему сюжету, я, прихватив пиво, вышел на веранду. На закате ветер дует сильнее, словно стремится побыстрей добраться до моря, и деревья в каньоне шуршали листвой, шевелили ветвями. Я слушал и пил. А что, если Маркс и его опергруппа оказались правы насчет Томасо? Томасо был хороший парень, очень хотел помочь, но, может, слишком хотел? Если бы он назвал другое время — с разницей в полчаса, получилось бы, что Лайонел Берд вполне мог успеть убить Ивонн Беннет, уехать в Голливуд и по дороге домой заскочить в бар. Когда ты раскроил женщине череп, самое время выпить виски.
Ночью ветер стих, и утром каньон был тих и светел. Я сходил за газетой и отправился на кухню, где ждал кот, с которым мы вместе живем. Это огромный черный котяра, весь в шрамах. Он любит меня, обожает Джо Пайка и практически ненавидит всех остальных. Наверное, потому, что по натуре драчун. — Как жизнь в Котландии? — спросил я. Он сидел у миски, куда я обычно подаю ему завтрак, но на сей раз он принес свое угощение. Рядом с ним, на полу, лежала задняя часть крысиной тушки. Кот гордо взглянул на меня. Мол, смотри, какой я добытчик. И сказал: — Мррр. — Молодчина! — сказал я и убрал это безобразие бумажным полотенцем, а коту дал консервы с тунцом. Он ворчал, глядя, как я выбрасываю крысу, но тунец помог ему это пережить. Пока варился кофе, я читал, что пишут про Лайонела Берда. «Убийца оставил альбом смерти». В статье рассказывалось, как полицейские нашли тело, когда занимались эвакуацией жителей Лорел-Кэньон во время пожара. «Альбом смерти» и снимки были описаны в смачных деталях. На шестой странице было фото Маркса и члена городского совета Уилтса, а также карта с именами всех семи жертв и указанием мест их гибели. Жизнеописание Ивонн Беннет мне было грустно читать. Она всю себя опутала ложью, чтобы люди считали ее не такой, какой она была на самом деле, но теперь всю ее жизнь суммировала сухая фраза «проститутка двадцати восьми лет». Упоминалось, что Берда подозревали в ее убийстве, но больше говорилось о том, как Берд был нетерпим к проституткам, а не о том, почему обвинения были сняты. Ни обо мне, ни о Леви ни слова — как и во вчерашних новостях. Я вырезал статью и карту, а потом поискал в Интернете статьи, опубликованные по свежим следам. Нашел немного. Только про четыре из семи убийств писали в местной газете — всего девять публикаций за семь лет. Я читал и делал выписки. Первой жертве, Сондре Фростокович, была посвящена одна статья. Офис-менеджер из городской администрации. Ее тело было обнаружено в пустом здании, где должен был начаться ремонт. Ее задушили в четырех кварталах от места, где она работала. В конце статьи всех, кому было известно что-нибудь, имеющее отношение к преступлению, просили обращаться в Центральное бюро по расследованию убийств к детективу Томасу Марксу. Интересно, тот ли это Маркс? Наверное. Второй жертвой была Дженис Эвансфилд, та самая, чье фото из альбома было сделано, пока она была еще жива. Ее тело нашли на границе Брентвудского загородного клуба, в одном из самых престижных районов Лос-Анджелеса, через одиннадцать месяцев и шестнадцать дней после убийства Фростокович. Подозреваемых по делу не было. В отличие от Фростокович и Эвансфилд третья, четвертая и пятая жертвы были проститутками. О Челси Энн Морроу, Марше Тринх и Ивонн Беннет местные газеты не писали, но шестая жертва, бездомная по имени Лупе Эскондидо, попала на первые полосы из-за зверского способа, которым ее умертвили. Прохладной октябрьской ночью ее, спящую, облили бензином в парке Студио-Сити и подожгли. Две последние статьи были о недавней жертве — Дебре Репко. Она, как и первая жертва, была белой, образованной, с престижной работой. Дебра получила степень магистра политологии в Калифорнийском университете и работала в фирме «Левередж», занимающейся политическими консультациями. Где-то между одиннадцатью вечера и двумя часами ночи, за тридцать шесть дней до того, как было обнаружено тело Лайонела Берда, ее ударили сзади и задушили, надев на голову пластиковый пакет. Это случилось за торговым центром, в двух кварталах от ее квартиры рядом с Хэнкок-парком. У нее остались родители и трое братьев, для которых ее смерть была тяжелейшим ударом. Я отложил статьи, взял бутылку воды и вышел на веранду. В небе кружили два ястреба. То ли охотились, то ли просто наслаждались полетом. Я выпил воду и пошел обратно в дом. Тут как раз зазвонил телефон. Звонил помощник Алана Леви. — Мистер Коул? — Алан прочитал публикации о Лайонеле Берде? — Да, сэр. Он хочет, чтобы вы привезли ему материалы к десяти часам, если вам это удобно. Я сказал, что это время мне вполне подходит, и снова взялся за свои записи. Объединил информацию, полученную от Линдо, взятую из «Таймс» и найденную в Интернете. Когда анализируешь подобные дела, ищешь схожие схемы, но данных у меня было мало. Жертвы были из разных социальных слоев и принадлежали к разным этническим группам. Два убийства произошли в Силвер-Лейк, остальные — в разных районах города. Если в них и было что общее, так это то, что все жертвы были женщинами и шесть из семи убийств произошли осенью. Последнее убийство отличалось от остальных. Дебра Репко погибла в начале лета. Я подошел к компьютеру. Говорят, на убийц действуют астрологические штуки и знаки зодиака, поэтому я нашел через «Гугл» астрологический альманах и ввел все даты. Ничего про астрологию я не узнал, но оказалось, что первые шесть убийств произошли за два дня или через два дня после новолуния — в самые темные ночи. Репко была убита при почти полной луне. Шесть убийств в темноте и седьмое в ночь, когда ночное небо практически полностью освещено. Я посмотрел на часы. Было около девяти. Я принял душ, оделся, взял копии своих материалов и отправился к Алану Леви.
Представьте себе детектива в деле. Я выехал на автостраду у перевала Кауэнга и позвонил Джону Чену. Чен был старшим криминалистом отдела научных исследований Управления полиции Лос-Анджелеса. Один из самых жадных из известных мне людей. И полный параноик. Чен ответил так тихо, что я с трудом его расслышал: — Не могу говорить. За мной наблюдают. Понимаете? — Я звоню по поводу Лайонела Берда. У вас есть минутка? Линдо говорил, что Чен работал над этим делом. — А что мне за это будет? Вот она, жадность. — Я не до конца убежден, что Берд убил Ивонн Беннет. И по поводу Репко у меня есть вопросы. Она не соотносится с остальными. Чен ответил еще тише: — Странно, что вы интересуетесь ей. — Почему? Она отличается от остальных? — Не то чтобы очень, но ее дело ведут по-другому. Гарриэт идет. Мне пора. Гарриэт — это его начальница. — Джон, позвоните мне. Репко и Берд. Мне нужны ваши материалы, заключения медэксперта — все, что удастся достать. Я сейчас еду в центр. — Это будет вам кое-что стоить. Через двадцать минут я въехал на подземную парковку под конторой «Баршоп, Баршоп и Алтер» и поднялся наверх в холл, отделанный зеркалами, травертином и африканским тиком. Малообеспеченные преступники вроде Лайонела Берда не могут нанимать адвокатов, работающих в таких офисах, но Леви увидел в вырванном из Берда признании повод выступить в Верховном суде штата Калифорния. Имея за плечами двадцатилетнюю практику, Леви добивался оправдательных приговоров для своих клиентов в 98 случаях из ста. За эти годы он семь раз доводил дела до Верховного суда. Шесть из семи дел были решены в пользу Леви. И именно поэтому Леви согласился представлять Лайонела Берда бесплатно.
|
|||
|