|
|||
Роберт Крейс 6 страницаОтмывшись и переодевшись в чистое, я спустился вниз и обнаружил в гостиной Пайка. Он баюкал на руках кота. Глаза у кота были закрыты. — Я собираюсь готовить ужин, — сказал я Пайку. — Пива хочешь? — А то! Я достал из холодильника пару банок и рассказал Пайку про Анхеля Томасо. — В полицию поступил анонимный звонок, и патруль приехал, когда я был там. — Думаешь, тебя подставили? — Они не могли знать, что я там. — Это мог знать тот, кто следил за домом. Я отхлебнул пива и продолжил. — Маркс сказал, что, если я не отстану, он обвинит Лу в неподчинении приказу. И погубит Лу карьеру. — То есть он угрожает Пойтрасу? — Да. За то, что тот пустил меня в дом Берда. — Конкретно угрожает? — Да. Пайк ухмыльнулся: — А как ты должен отстать? Я объяснил, как Маркс связан с «Левередж». — Маркс покрывал «Левередж», еще когда расследовали убийство Репко. Дарси нашел видеозапись, сделанную в проулке, где была убита Репко. И послал ее в отдел экспертиз. Там с диска ничего снять не смогли, и Дарси отправил его в лабораторию спецэффектов на киностудию. Но когда началась история с Бердом, оперативники забрали диск. Никто не знает, что с ним. — Думаешь, он у Маркса? — Не знаю. Если там видно, что убийство совершил Берд, Маркс бы его использовал. А если там полная ерунда, зачем нужно делать так, чтобы диск исчез? — Может, на записи кто-то другой? — Может быть. Не знаю. Пайк сделал глоточек пива. — Элвис, в этом участвует не один Маркс. Здесь должен быть замешан весь оперотдел. Такие секреты скрыть нельзя. — Линдо мне сказал, что в оперотделе действует вертикаль власти. Всю картину знают только те, кто наверху. Тайны проще хранить, когда люди не знают, что происходит. — Кто там всем заправлял? — Маркс с Бастиллой и еще некто Мансон. Линдо слышал, что Маркс и Мансон давно работают вместе. Пайк спустил кота с рук. Тот метнулся ко мне. Я налил ему в блюдце немного пива. — И что ты собираешься делать? — спросил Пайк. — Постараюсь разузнать что-нибудь про «Левередж». Все дело в «Левередж» и Марксе. А ты попробуй узнать про Бастиллу и Мансона. Грязные полицейские всегда оставляют после себя грязь. Пайк хмыкнул. Мы приготовили ужин, выпили еще пива, посмотрели телевизор. Пайк ушел, когда начали выть койоты.
Аббот Монтойа позвонил утром, в двадцать минут девятого, и сказал, что о встрече с Малденадо договорились. Малденадо примет меня в десять и постарается помочь. Это гарантировал Фрэнк Гарсиа. Без пятнадцати девять я, приняв душ и одевшись, ел яичницу. И тут в дверь позвонили. Пока я дошел до двери, звонок прозвонил трижды. На пороге стоял Алан Леви. Прежде я встречался с ним только либо у него в конторе, либо в суде. — Алан? Какой сюрприз! У дороги был припаркован шикарный «мерседес», но у самого Алана вид был совсем не шикарный. Он выглядел встревоженным и озабоченным, нервно моргал. — Надеюсь, вы не против, что я вот так запросто заскочил. Я решил, что нам будет безопаснее поговорить не в офисе. И это говорил адвокат по уголовным делам, который ведет у себя в офисе самые приватные беседы. Я впустил его. Леви посмотрел в окно, где над каньоном поднимался утренний молочный туман. — Здесь у вас мило. И уединенно. — Алан, что случилось? У меня встреча, мне надо идти. Он сунул руки в карманы — словно не знал, куда их деть. — Анхеля Томасо убили. — Знаю. — Я знаю, что вы знаете. Полиция обнаружила вас на месте преступления. — Вы пришли как адвокат? Мне собираются предъявить обвинения? — Да нет, нет, но… У него был довольно жалкий вид. Я никогда прежде не видел Алана Леви жалким. — Возможно, вы были правы, сказав, что в этом деле не все до конца ясно, — сказал он, насупившись. — Объясните мне, что происходит. — Маркс все еще расследует убийства. Леви удивленно вскинул брови: — Но он же закрыл дело! Распустил опергруппу. — Несколько человек оставил. Никак не пойму, то ли он ищет улики, то ли прячет их. Я рассказал, как Маркс связан с «Левередж», как он вмешался в расследование по делу Репко. Когда я дошел до видеозаписи убийства Дебры Репко, Леви меня прервал: — Что сделали с диском? — Маркс забрал его до того, как работу закончили. Возможно, послал его в лабораторию ФБР, но это только догадка. — Значит, диск в ФБР? — Алан, я не знаю, где он. Леви попросил меня продолжить, что я и сделал. Я торопился — мне надо было успеть на встречу с Малденадо. Когда я заговорил про Айви Казик, Леви подался вперед. — Эта женщина говорит, что кто-то писал о Берде книгу? — Так сказал ей Берд. Он мог все придумать. Леви задумался, достал блокнот. — Полиция ее допрашивала? — Они к ней приходили, но не знаю, застали ли ее. Когда приехал я, ее дома не было. Алан хмыкнул и что-то записал. — Ну хорошо. Я тоже постараюсь повидаться с этой Казик. Расскажите, как ее найти. Он записал адрес и мои указания, как найти дом. А потом постучал ручкой по блокноту. — Я вот что могу сделать. Могу запросить данные по Берду. Не только по этому делу, а все, что на него есть. Возможно, полицейский, который его арестовывал, работает сейчас в оперотделе. Или адвокат, который его защищал, теперь попал в «Левередж». Никогда не знаешь, что всплывет. Я кивнул. В ход пошли крупнокалиберные орудия. — Посмотрим, удастся ли мне узнать, что на уме у Маркса. Быть может, изнутри я получу больше информации, чем мы смогли получить снаружи, — продолжал он. «Мы»? Я не стал его поправлять. — Давайте-ка вернемся к Томасо. Свидетели есть? Кто-нибудь видел убийцу или его машину? — При мне ни о чем таком не упоминали. Извините, мне надо идти. Он убрал блокнот и встал. — Элвис, вам надо на время залечь на дно. Не давайте этим людям повода вас арестовать. Лучше я сначала попробую выяснить, что у них на уме. Я проводил его до дверей, он сел в машину. Машина была хороша. Он помахал мне рукой. — Пока, Алан! Приятно, что мы на одной стороне. Он обернулся ко мне: — Извините, что я сомневался в вашей интуиции. Я улыбнулся в ответ.
Офисы членов городского совета Лос-Анджелеса находились в здании совета на Спринг-стрит, но у каждого еще были офисы в округах. Контора Малденадо находилась в двухэтажном торговом центре с вывесками на испанском и корейском. Я поднялся на второй этаж в приемную. Секретарша разговаривала по-испански с пожилой парой, на диване сидели двое мужчин в деловых костюмах. На стенах висели фотографии Малденадо со звездами спорта и известными политиками. Я насчитал трех губернаторов Калифорнии и четырех президентов. Единственным, кто фигурировал на нескольких снимках, был Фрэнк Гарсиа. — Чем могу вам помочь, сэр? — обратилась ко мне секретарша. — Я Элвис Коул. У меня назначено на десять. — Да, сэр. Вас ждут. Она тут же проводила меня в кабинет Малденадо. Ни стучаться, ни представлять меня она не стала. Просто открыла передо мной дверь, а потом закрыла. До того как пойти в политику, Генри Малденадо торговал подержанными машинами, причем успешно. Кабинет у него был большой, хорошо оборудованный. Видно было, что он любит машины, в особенности старые «шевроле». Малденадо был низенький, лысый, лет за пятьдесят, но выглядел моложе. В джинсах, рубашке с короткими рукавами и в ковбойских сапогах. В углу стоял огромный стол. Он вышел из-за стола, протянул мне руку, одарил обаятельной улыбкой. На диване сидел еще один мужчина. — Рад видеть вас снова, мистер Коул. Если я не говорил этого прежде, скажу сейчас: я хочу лично поблагодарить вас за помощь, которую вы некогда оказали Фрэнку. Он — один из моих ближайших друзей. — Не сомневаюсь. Благодарю, что смогли уделить мне время. Второй человек был худой, морщинистый, с волосами стального цвета. Куртка и брюки сидели на нем, как ношеная одежда на манекене. Мне показалось, что ему под семьдесят, возможно, больше. Он не встал со мной поздороваться. — Это еще один мой друг, мой советник Феликс Доулинг, — объяснил Малденадо, усаживая меня. — Феликс знает все тайны этого города. Правда, Феликс? Малденадо расхохотался, а Феликс ограничился вежливым кивком. Малденадо поддернул брючины и уселся на стол. — Аббот говорит, вас беспокоит «Левередж». Отличная фирма. С давно устоявшейся репутацией. — Рад это слышать. Не могли бы вы ответить на несколько вопросов о них? — Я вам так скажу, я об этих ребятах мало что знаю, а вот Феликс — он знает все про всех в этом городе, поэтому-то он и здесь. — Генри, не хочешь ли ты долить себе кофе? — спросил Феликс. Малденадо взглянул на свою пустую чашку и удивился, увидев, что она пуста. — Да, пожалуй. Я на минутку, но вы меня не ждите. Малденадо вышел и закрыл за собой дверь. Я посмотрел на Доулинга. Тот, похоже, меня оценивал. — Итак, — сказал он, — вы тот самый парень, который нашел ублюдка, убившего дочь Фрэнка. — Мы с напарником. Я работал не один. — Милая была девочка. Я ее видел пару раз. Мы снова посмотрели друг на друга. — Ну ладно, — сказал он. — В чем дело? — Я подозреваю, что «Левередж» предпринимает некоторые усилия, направленные на то, чтобы помешать расследованию убийства. Способны они на такое? Он воспринял мой вопрос совершенно спокойно. — Способны ли? Насколько я знаю, люди способны практически на все. Если вы спросите, делали ли они так раньше, я отвечу: нет. Их клиенты иногда попадали в неприятные ситуации, но не в такие. Он замолчал — ждал следующего вопроса. — Если мне понадобится, можно получить подробную информацию о списке их клиентов? — Да. Вам нужен весь список? — Да, сэр. — Будет сделано. Что еще? — Вы слышали про Дебру Репко? — Нет. — Она работала в «Левередж» с несколькими клиентами. Вы можете узнать их имена? — Этого я обещать не могу. Какие-то имена я, разумеется, узнаю, но надо посмотреть. Она с кем-то трахалась? — Ее убили почти два месяца назад. «Левередж» не позволил следствию допрашивать своих клиентов. Замначальника полиции Маркс по их просьбе не пустил туда следователей. Доулинг впервые проявил интерес: — Томас Маркс? — Вы его знаете? — Никогда не видел, но знаю, что он рвется в политику. Как и многие. Он вел переговоры. — Стадия переговоров закончилась. Он уже клиент «Левередж». — Маркс в «Левередж»? — удивился Доулинг. — Они считают, что помогут ему стать членом городского совета. Доулинг усмехнулся: — Ну конечно! Ведь Уилтс клиент «Левередж». Кейси Стоукс говорила, что, по мнению Уилтса, у Маркса есть все, чтобы его выбрали, и я кивнул. — Да-да. Кто-то мне говорил, что Уилтс его поддерживает. — Само собой. Маркс помогал Уилтсу выпутываться из неприятностей. Как бы иначе он забрался на верхушку стеклянного домика? Под стеклянным домиком подразумевался Паркер-центр. — Маркс много лет заботился об Уилтсе, а тот о Марксе. Думаю, и до сих пор заботится. Уилтс его туда, видно, и привел. Уилтс был на пресс-конференции Маркса, но за многие годы я видел Уилтса на десятках пресс-конференций и не придал этому значения. Я и не знал, что у них настолько тесные отношения. От напряжения у меня засосало под ложечкой. Последнее мероприятие, в котором принимала участие Дебра Репко, было ужином в честь Нобеля Уилтса. — А какие неприятности нужно было улаживать Уилтсу? — В те годы Уилтс был большой любитель выпить. Точнее, нажирался до беспамятства. Его либо ловила полиция, либо он разбивал машину. По-всякому. Пару раз он распускал руки с проститутками. Он звонил Марксу, чтобы тот все замял. — И Уилтс его решил отблагодарить? — В «Левередж» такими людьми, как Маркс, не интересуются, если у них нет особых козырей. Я предполагаю, что Уилтс привел Маркса в качестве своего преемника. Старик, похоже, собирается уйти на покой. Я обдумал все, что он сказал. Маркс оказался не просто полицейским, тормозящим расследование, он оказался полицейским, покрывающим преступников. Интересно, скольким преступникам он дал возможность уйти? Вряд ли Уилтс был его единственным покровителем. — Еще один вопрос, мистер Доулинг. Как давно Маркс и Уилтс общаются? — Лет пятнадцать-двадцать. Пятнадцать точно. — Доулинг посмотрел на часы. — Еще что-нибудь? — Нет, сэр. Полагаю, это все. — Ну и ладно. Скажите Фрэнку, Чип Доулинг ему кланяется. — Да, сэр. Непременно. И я удалился.
Я сидел в машине. Жара была удушающая. Она заползала в машину, пока та не раскалилась как печь, но я так и сидел. Мне очень не понравилось то, что я узнал от Доулинга, как не нравилось и то, в каком направлении текли мои мысли. Конверт со статьями и материалами, что я собрал, лежал на заднем сиденье. Я пролистал бумаги и нашел то, что меня интересовало. Семь лет назад Маркс вел расследование по делу о смерти первой жертвы, Сондры Фростокович. Ее тело нашли рабочие в пустовавшем здании на Темпл-стрит, в четырех кварталах от городской администрации, где она работала. Ей было двадцать четыре года, и ее задушили проводом. В короткой заметке не было никакой личной информации. Ни про семью, ни про мужа, ни про детей. Не было даты рождения, не были указаны учебные заведения, где она училась. В конце заметки сержант Томас Маркс обращался ко всем, кому что-либо известно о преступлении, сообщить об этом в полицию. От сержанта до замначальника полиции путь долгий, но Маркс проделал его за семь лет. Я позвонил в справочную и спросил, зарегистрированы ли где-нибудь в округе люди с фамилией Фростокович. Оператор нашла пять записей — двое мужчин, одна женщина и две фамилии только с инициалами. Хорошо еще, что Сондра была не Джонс и не Эрнандес. Сначала я позвонил Эдварду Фростоковичу — никто не подошел. Грейди Фростокович снял трубку. Голос у него был молодой и вежливый. Я представился и спросил, знал ли он Сондру Фростокович, не родственники ли они. — Это та, которую убили? — спросил он. — Да. Извините, что беспокою вас по этому поводу. — Не переживайте. Мы были едва знакомы. Убийцу нашли. Через столько лет. Здорово, да? — Я сейчас занимаюсь тем расследованием, которое велось семь лет назад. Вы можете чем-нибудь помочь? — Помог бы, да чем? Мы с ней троюродные — не самая близкая родня. — Сондра была из Лос-Анджелеса? — Да. Вообще семья из России. То есть моя тетя Ида. Дядя Ронни умер, а мама Сондры — тетя Ида. — И. Л. Фростокович — это она? — Она. Очень милая женщина.
Грейди был прав. Ида оказалась милой женщиной. Я объяснил, что работаю по поручению родственников седьмой, последней жертвы, Дебры Репко, и спросил, может ли она рассказать что-нибудь про свою дочь. Через пять минут я ехал в Резеду.
Ида Фростокович жила в домике с приусадебным участком посреди долины Сан-Фернандо, к северу от реки Лос-Анджелес. Потеряв и мужа, и дочь, Ида запустила свой дом. Небольшой оштукатуренный домик с запущенным двором выглядел не лучшим образом. Во дворе росло одинокое апельсиновое дерево. Я дважды проехал по кварталу — проверял, не наблюдает ли кто за домом. Паранойя… Когда я шел по дорожке к дому, Ида открыла дверь. Она ждала моего приезда. — Мистер Коул? — Да, мэм. — Проходите, в доме прохладно. Ида Фростокович была крупная женщина с полным лицом и нервными руками. Как и Репко, она устроила настоящий мемориал дочери — я понял это, как только вошел. На стене над телевизором висел портрет Сондры, вокруг несколько фотографий поменьше. — Так, значит, Репко хотят знать, как велось первое расследование? — спросила Ида. — Они хотят понять, почему убийцу искали так долго. Она села в кресло, положила руку на руку. — Я их нисколько не осуждаю. Если бы этого психа поймали раньше, их дочь была бы жива. — Наверное. А вы были довольны тем, как велось расследование? — Довольна? Семь лет прошло, и они бы его не нашли, если бы он не вышиб себе мозги. Думаю, вам понятно, насколько я была довольна. — А кто сообщил вам о последних новостях? — Детектив Бастилла. Она предупреждала, что могут набежать журналисты, но никто не появился. Наверное, потому, что все это было так давно. — О полиции я бы еще хотел поговорить, но сначала позвольте спросить: вам известна фирма «Левередж»? — Вроде нет. Чем они занимаются? — Политическим менеджментом. Там работала покойная Дебра Репко. Она вежливо кивнула — видно, не поняла, что к чему. — Между Сондрой и Деброй много общего. Больше, чем между остальными жертвами. Они обе работали в структурах, обслуживающих власть. Сондра интересовалась политикой? — Только не этим. Она работала со счетами в комиссии по планированию. — А на политические мероприятия она не ходила? Например, на благотворительные ужины? — Нет, что вы! Она такие вещи терпеть не могла. А Репко этим занималась? — В день смерти она как раз была на таком ужине. — Сонди любила пообщаться с подругами. С ними ей было хорошо. — А вы помните, как полиция вела расследование? — Отлично помню. По ночам лежу в постели и вспоминаю. В деталях могу представить, как они сидели вот тут — где вы сейчас. — Расследование вел Томас Маркс? — Поначалу да. Затем, кажется, детектив Петиевич. — А Маркс долго занимался этим делом? — Четыре недели. Говорили, он ушел на повышение. — Кто работал по делу с Марксом? — Детектив Мансон. Он был неразговорчивый. Ронни называл его Зомби. Ронни всем придумывал прозвища. Я постарался не выказать реакции. — А при Петиевиче Мансон остался? — Ненадолго. Потом тоже ушел. Они все рано или поздно уходили. — Но начинали Маркс и Мансон? — В тот день, когда нашли тело, они сидели там, где сидите вы. — У них были подозреваемые? — Нет. В первый день они спросили, не подозреваем ли мы кого-нибудь. — А вы подозревали? — Нет. С чего бы? — Ну, может, Сондра вам что-то рассказывала? — Нет, ничего такого. Ида нервно перебирала руками. Руки словно хотели друг друга успокоить. — Вам много вопросов задавали? — Они сидели тут часами. Хотели знать, встречалась ли Сондра с кем-нибудь и так далее. В тот вечер Сондра ходила куда-то с друзьями с работы, и полиция хотела их опросить. Мы искали номера их телефонов. Она вдруг улыбнулась. — Хотите посмотреть? — Что? — Ее подруг? Вот тут они сфотографированы вместе, — показала она на один из снимков. — Это дала нам Керри. Ида сняла снимок в рамке со стены и дала мне. — Они в тот день сфотографировались на работе. Вторая справа — Сонди. Это — Керри, Лиза и Эллен. Они любили проводить время вместе. Как в тот вечер. Я смотрел на фото. — Это коллеги по работе? — Девушки, но не мужчины. Четыре молодые женщины стояли и улыбались профессиональными улыбками. Они находились в каком-то кабинете и на снимке были не одни. Слева от них стоял афроамериканец средних лет, а справа — член городского совета Нобель Уилтс. Уилтс был рядом с Сондрой и, похоже, приобнимал ее за талию. Ида ткнула пальцем в афроамериканца. — Мистер Оуэн был начальником Сондры, а это член городского совета Уилтс. Он был так добр к ней! Говорил, что у нее прекрасное будущее. Я не мог отвести от снимка взгляда. — Я думал, ее работа не была связана с политикой. — Не была, но они работали в отделе, занимавшемся бюджетом. Мистер Уилтс заехал к ее боссу, но заскочил и к ним, сказать, как они отлично работают. Правда, мило? Я кивнул. — Он был ими очень доволен, особенно Сондрой. Даже вспомнил позже, как ее зовут. Я выпустил из рук фото и дал повесить его на место. — А она больше не видела его в тот вечер? — Сонди ужинала с подружками, и в ресторане они столкнулись. Он сказал, что очень рад их видеть, вот тогда-то он и вспомнил имя Сонди. — А когда Керри отдала вам снимок? — Где-то год спустя. Нашла его и решила, что мы, наверное, захотим оставить его у себя. — А Маркс с Мансоном его видели? — Их давно уже не было. — Детектив Бастилла видела? Ида расплылась в довольной улыбке: — Она сказала, что Сонди очень хорошенькая. Спросила, можно ли забрать фото, но я не отдала. Я ободряюще пожал Иде руку. — Я очень рад, что вы его не отдали. Пусть хранится у вас.
Дневная смена заканчивалась в три. Обычные полицейские уходили с работы практически вовремя, но сотрудники отдела убийств часто работали не по графику. Опросы проводились в удобное для граждан время. Из-за поездок за документами или доказательствами приходилось подолгу выстаивать в пробках. К тому же нужно было составлять бесконечные сводки и отчеты. Со Старки я договорился встретиться в квартале от Управления, после окончания ее смены. Старки ушла с работы без десяти четыре и отправилась искать мою машину. Она была в синем брючном костюме, в солнечных очках в черепаховой оправе и в клубах сигаретного дыма. Она заметила меня, я помахал рукой. Она бросила окурок на тротуар и села ко мне в машину. — Это свидание? — Мне нужно с тобой кое-что обсудить. Мы поехали. — Пусть это будет свидание — мне так приятнее. Ты за мной заехал, и мы отправляемся куда-нибудь в уютное местечко. Понял? Я ничего не сказал. Я думал, как спросить о том, о чем мне нужно было спросить. Старки тяжко вздохнула: — Не могу сказать, что ты мастер вести беседу с девушкой, но что уж поделаешь, придется смириться. — Линдо мне сказал, что на Спринг-стрит есть помещение, где хранятся вещественные доказательства. Ты же там все знаешь. Она строго на меня посмотрела: — Коул, о чем ты хочешь спросить? — Я хочу спросить, знаешь ли ты, где хранят дела. — Разумеется, знаю. Я три года там проработала. — Скажешь, как их найти? Мне очень надо. — Ты что, дурак? — Мне надо понять, что они скрывают. — Ты это серьезно? Ты хочешь мне сказать, что собираешься незаконно проникнуть в помещение полиции и просмотреть дела? И еще просишь моей помощи? — Мне больше не к кому обратиться. — Это полиция, болван. Там на каждом шагу полицейские. — И все равно мне надо туда попасть. — Ты хуже чем дурак, Коул. Для тебя даже слова не придумали. И не думай даже! Сейчас я слишком зла… Я проехал еще квартал, остановился на парковке. Встал за киоском, торгующим фалафелем. Оттуда несло кумином и кипящим маслом. — Я понимаю, о чем прошу. Но я подозреваю, что Маркс, Бастилла и Мансон не пытаются найти человека, убившего этих семерых женщин. Подозреваю, они знают, кто это сделал, и пытаются его выгородить. Старки чуть смягчилась. Но все равно покачала головой. — Маркс, может, и козел, но он заместитель начальника полиции. Мансон и Бастилла — отличные полицейские. — Похоже, они выгораживают Нобеля Уилтса. Она облизнула губы: — Члена городского совета Нобеля Уилтса? — Да. — То есть ты считаешь, что это он их убил? Или я что-то не поняла? — Я не говорю, что Уилтс убийца, этого я не знаю. Я хотел раскопать историю Маркса, а не Уилтса, но Уилтса нельзя исключать только потому, что он выглядит нормальным. Многие такие парни выглядят нормальными. — Спасибо, Коул, я это знаю. Я таких изучала, когда работала с бомбами. Люди на высоких должностях такие же психи, как все, они просто лучше это скрывают. И что у тебя есть? Я рассказал, что Маркс улаживал неприятности для Уилтса, в том числе и когда Уилтс напал на женщину. Я припомнил все, что рассказала Ида Фростокович про встречу Уилтса и Сондры в день убийства, рассказал, что дело поначалу расследовали Маркс и Мансон. Рассказал, как Маркс вмешался и встал на защиту «Левередж», когда Дарси и Мэддакс расследовали убийство Дебры Репко. И про то, что Уилтс был клиентом «Левередж» и последний займется избранием Маркса в городской совет. Старки слушала меня и бледнела, а в конце только и выдавила из себя: — Господи… — И я о том же. Старки потерла щеки. — Да, наверное, и такое возможно. У тебя есть доказательства? — Никаких. — Думаешь, доказательства скрывают Маркс и его люди? — Они лгут. Вещи, которые могли быть уликами, исчезают. Людей, которые могли быть замешаны, обходят стороной. — Если они защищают Уилтса, в архивах ты ничего не найдешь. Они либо уничтожили улики, либо изменили их. — Я все-таки надеюсь что-нибудь обнаружить. Расследование начинал вести Маркс, возможно, там есть опросы девушек, коллег Сондры, и одна могла сказать, что на ужине они столкнулись с Уилтсом. Дальше Маркс должен был спросить Уилтса, видел ли он что-нибудь в тот вечер. Еще я хочу понять, что за анализы вслепую они делают и что произошло с видео из дела Репко. — Ну ладно. Вот что я могу сделать. Тебе ведь надо только просмотреть несколько коробок? — Это много времени не займет. — Придется просить Линдо. Он будет ворчать, но согласится. Он может прийти пораньше, пока никого нет, и все посмотреть. — Там все заперто. — Коул, проснись! Этим местом пользуется все Управление. Замков никто не меняет. Я знаю пять человек, у которых есть ключи от этой комнаты. Они и у меня когда-то были. — Линдо нельзя впутывать. Мне же придется объяснить, что я ищу, и он все просечет. Чем больше людей об этом узнает, тем больше вероятность, что это дойдет до Маркса. Старки снова потерла руками щеки. — Как же я хочу есть! Если бы это было настоящее свидание, меня бы покормили. — Ну ладно, забудем. Не надо было и спрашивать. — Это точно. Не надо было и спрашивать. — Это моя игра. Незачем тебя вмешивать. Старки покосилась на меня, взглянула на часы. Достала из сумочки сигарету и закурила, хотя я не разрешаю курить у себя в машине. — Похоже, придется в это самой лезть, — сказала она. — Я тебя проведу. Она помахала рукой, чтобы отогнать дым. — Не таращись на меня так, Коул. Купи мне пару фалафелей и поедем. Пробки кругом, когда еще доберемся.
Пока мы ехали, Старки излагала мне свой план: — Часа в четыре все уходят, остается только дежурный. Сидит бумаги разбирает. Нам надо только дождаться, пока все уйдут. — И тогда что? — Я проведу тебя в здание, покажу, где архив, а сама буду отвлекать дежурного. — Ладно. — Видишь справа магазинчик? Остановись там и дай мне двадцать баксов. Старки вернулась через несколько минут с коробкой шоколадных конфет и пачкой сигарет. Мы поехали дальше, но почти не разговаривали. Когда мы подъехали к зданию на Спринг-стрит, Старки отправила меня на общественную парковку на другой стороне улицы. В конце дня там было полно свободных мест, и оттуда был отлично виден вход в здание. Мы сидели и наблюдали за тем, как сотрудники выходят. Наконец Старки взглянула на часы и посмотрела на меня: — Выложи пистолет. — Он под сиденьем. У входа Старки взяла меня за руку: — Сделай маме приятное. Изобрази улыбочку. Войдя, Старки сосредоточила внимание на дежурном в форме. Около него стояла металлическая рамка-детектор, но Старки ее проигнорировала и направилась прямиком к лифтам. — Мануэль! Ты бы проснулся! Пора начинать деньги зарабатывать! — Привет! — улыбнулся Мануэль. — Где пропадала, девочка моя? Старки подняла наши сплетенные руки: — Учила этого юношу улыбаться. Бет вернулась? Бет Марцик была некогда напарницей Старки. — Понятия не имею. Она могла зайти со стороны парковки. — На меня Мануэль смотрел совершенно равнодушно. Старки, пятясь задом, упорно тянула меня к лифту. И помахала дежурному коробкой конфет. — У нее на следующей неделе день рождения. Проследи, чтобы она с вами поделилась. — А то! Старки запихнула меня в лифт, двери закрылись. Мы молча пытались отдышаться. — Да ты просто супер! — сказал я. — Правда? Я понял, что мы все еще держимся за руки, и высвободил свою. — Извини. Мы доехали до пятого этажа, и Старки снова взяла меня за руку. — Идем вместе. Если встретим кого-нибудь, с кем я не справлюсь, просто развернемся и уйдем. Ты как? — Я в порядке. — У тебя ладонь потная. — Это называется страх. — Что ты, дурачок! Расслабься! У Старки рука была прохладная и сухая. Наверное, для тех, кто обезвреживает бомбы, незаконное проникновение в здание полиции — ерунда. Мы вошли в комнату с табличкой «Отдел по борьбе с преступными посягательствами» — это был зал, разделенный перегородками. Вроде бы пустой. — Тук-тук! — громко сказала Старки. — Я так и знала, что без меня здесь все пойдет кувырком. В дверях в дальнем углу комнаты показался лысый мужчина в рубашке с короткими рукавами и в галстуке. В руках у него была салфетка. — Кэрол? Старки одарила его улыбкой и подтолкнула меня к нему. — Привет, Хорхе. Ты чего это засиделся?
|
|||
|