|
|||
Сцена 4. Код одинСцена 4. Код один
Комната Кама. Небольшая, неожиданно чистая и аккуратная. Видно, что Кам живет в ней один. На полу сидят сам Кам, Машка и Жека. Все со смартфонами. Листают что-то.
МАШКА. Ну вот, сами ныли “не надо пока код три”, а сами “код один” прислали. КАМ. Ну, справедливости ради, ныл я, а прислал Жека. ЖЕКА. У меня серьезная ситуация, это тебе не летающие старушки. МАШКА. Ну видишь, мы же сразу собрались. Всё работает, значит. КАМ. Я все сложил, у меня получается, что это (читает) “предумышленное убийство”, плюс “группой лиц”, плюс “по предварительному сговору”. Тут вот пишут, что даже пожизненное могут дать. ЖЕКА. Капец. Я не хочу пожизненное. КАМ. Технически “пожизненное” это не на всю жизнь, а двадцать с чем-то лет, может и выйдешь еще. МАШКА. А если ему двенадцать лет всего, тоже посадят, что ли? И дед же сам хочет. И что, а если это Жека и сам дед -- они тоже типа “группа лиц”? Группа лиц из мертвеца и убийцы что ли? КАМ. Не знаю. Тут есть форум для вопросов, давай я спрошу. ЖЕКА. Ты чо, не надо! А вдруг они найдут, кто это спрашивал? КАМ. Ну я анонимно спрошу. ЖЕКА. Не-не, Кам, не надо. МАШКА. Я нашла смягчающее! Убийство по мотивам сострадания. И возраст тоже важен, до восемнадцати пожизненное не дадут, и если четырнадцати нет, могут вообще не посадить. О, в Википедии категория дети-убийцы, класс, щас посмотрим... ЖЕКА. Ты давай от темы не уходи. А то очнешься завтра, в статье про бубонную чуму. МАШКА. Не, про чуму я уже читала. Но это не наш вариант, ее давно уже лечат. КАМ. А если мы это обсуждаем, мы может тоже теперь в группе лиц? МАШКА. Возможно. КАМ. Так. Тогда давайте о чем-то другом. МАШКА. (торжествующе) А все уже! Замарался! КАМ. Все, короче, сворачиваемся. Ты зачем вообще нам сказал? Хочешь, чтобы нас тоже посадили? А что мы будем на допросах теперь говорить? Врать, что ли? ЖЕКА. Але, я ничего не сделал еще. МАШКА. Но собираешься? ЖЕКА. Да я не знаю вообще, что мне делать. Я уже забыл, когда он разговаривал, а тут такую речь толкнул. Это значит, ему прям очень надо. Он говорит, никто ничего не заметит, он типа такой старый, что никто даже не будет проверять, от чего он там скончался. Просто скажут “ну что вы хотите, он же был старый”. Может, и правда не заметят? МАШКА. Жека, ты тупой? ЖЕКА. Как-то я слишком часто слышу этот вопрос. МАШКА. Стоит задуматься, почему. КАМ. Мария имеет в виду, что дед твой в любом случае не при делах будет. Он себе умрёт спокойненько, как и хотел, а что с тобой будет -- ему пофигу. МАШКА, Ну примерно, да. Спасибо, Кам. ЖЕКА. И вот что мне делать-то? КАМ. Ну ты же сказал, что подумаешь. Скажи “дедуля, я подумал и решил отказаться”. ЖЕКА. И он тогда тоже из окна прыгнет, как эта, Надежда. МАШКА. И пусть прыгает. ЖЕКА. Ну не знаю. Это просто больно, наверное. И страшно. Вы ее не видели близко, а я видел. МАШКА. А я зато видела, как она летела. КАМ. Мы соревнуемся, что ли? Я тогда вчера дохлого голубя видел.
Машка и Жека смотрят на Кама с укором. Некоторое время все молчат.
МАШКА. А вообще я самоубийц не уважаю. Они слабаки или идиоты, одно из двух. КАМ. Или верят, что переродятся где-нибудь в другом месте, и будет получше, чем тут. МАШКА. Это категория “идиоты”. КАМ. А всякие там поэты знаменитые, тоже что ли безмозглые? МАШКА. Ну может это слабаки, я не знаю. Или ради популярности. Так ты живешь до восьмидесяти, умираешь тихонечко где-то там среди внуков, весь в маразме, никто не помнит уже про тебя. Только покивали, “ну да, ему уже было пора”, и закопали быстренько. А если застрелился молодым, все такие “ооо, какая несчастная творческая личность, ему наверное было тяжело-о-о”. Ох, ах, клуб двадцать семь, отдельная категория в Википедии, и все помнят потом всю жизнь, что они делали в тот день, когда узнали, что ты умер. И цитируют тебя каждый год потом в этот день. С грустным смайликом. КАМ. Ну, ты-то уже не увидишь этого всего, толку-то. МАШКА. Я потому и говорю -- идиоты. КАМ. Да у тебя все идиоты, кроме тебя. МАШКА. Ну не совсем уж все. Вы вот еще иногда ничего. КАМ. И на том спасибо. МАШКА. Только Евгений собирается стать уголовником, это жаль, конечно. ЖЕКА. Знаешь, мне что-то не смешно. МАШКА. Это потому что ты серьезно относишься ко всему. Если бы мне дед предложил такое, я бы его сразу послала и всё. ЖЕКА. А у тебя есть дед? МАШКА. Нет. У меня никого нет, я поздний ребенок, все бабушки и дедушки до меня еще поумирали. ЖЕКА. Тогда откуда ты знаешь, что бы ты сделала? А если бы папа тебя попросил, допустим? МАШКА. Не допустим. ЖЕКА. Почему? МАШКА. Он бы так не сделал. ЖЕКА. Я, знаешь ли, тоже не думал, что дед так сделает. Если честно, я вообще не был уверен, что он будет говорить когда-то. Даже забыл уже, как это. Когда я был маленький, он мне читал каждый день, и на все вопросы отвечал, что угодно спроси -- он тебе скажет. Он дохрена всего знает. МАШКА. Кстати да, я помню как в первом классе моя мама звонила твоему деду ругаться, потому что он тебе рассказал, как дети получаются. А ты потом всем в коридоре прям лекцию прочитал на перемене. И даже картинку нарисовал. ЖЕКА. Да, мне влетело потом, кстати. МАШКА. Да ладно! ЖЕКА. Ну да. От мамы за то, что ей пришлось из-за меня в школу таскаться. А от деда -- за то, что я яичники не там нарисовал. КАМ. А у меня эта картинка где-то лежит, кстати. ЖЕКА. Как это? Её же отобрали. КАМ. Ну, отобрали, сфотографировали и в корзину выбросили. МАШКА. А тут ты как раз в помойке рылся? КАМ. Ну почему рылся, она сверху лежала. МАШКА. А ну покажь!
Кам невозмутимо встает, берет с одной из книжных полок коробку с бумагами, ставит на безупречно чистый рабочий стол, некоторое время роется в тетрадных листках, открытках, каких-то обрывках. Узнает нужный лист, внимательно рассматривает, смеется. Машка подскакивает, тоже сует нос в рисунок и прыскает. КАМ. Да, это шедевр, Жека. МАШКА. В тебе Пикассо погиб прям. ЖЕКА. А ну дайте.
Кам протягивает Жеке бумажку. Тот бросает на нее мимолетный взгляд и яростно комкает.
КАМ. (бросаясь на Жеку коршуном и пытаясь разжать ему кулак) Эй! Ты что, дебил? А ну отдай! ЖЕКА. Это мой рисунок, делаю что хочу! КАМ. Это он был твой, а сейчас он народное достояние! Я его сохранил, значит он мой, отдай я сказал! Я тебе больше вообще ничего не покажу. ЖЕКА. (не сдаваясь) Свой нарисуй!
Кам кусает Жеку за руку, тот лупит Кама свободной рукой по голове, Кам оседает на пол, и тянет за собой Жеку. Оба катаются по ковру, вцепившись друг в друга. Машка меланхолично роется в коробке Кама, рассматривает бумажки. Откуда-то из соседней комнаты слышен голос камовой мамы: “Ребят, пицца подогрелась, идите есть!”. Кам и Жека на секунду замирают, но потом продолжают кататься по полу.
МАШКА. Эй, вы глухие что ли, есть пошли. Жек, давай попустись уже, он просто всякий мусор собирает, тут даже моя валентинка из первого класса. Со спайдерменом, как тебе? Машка демонстрирует Жеке валентинку и небрежно швыряет ее на место. На Жеку это, как ни странно, действует, он разжимает кулак. Кам хватает бумажный комок, аккуратно расправляет, разглаживает и прячет обратно в коробку.
ЖЕКА. Библиотекарь ты чертов. КАМ. А ты псих. ЖЕКА. Посмотрел бы я на вас в моей ситуации. МАШКА. Бедняжечка наша. ЖЕКА. Если бы ты не была девушкой, я бы уже вмазал тебе. МАШКА. Ну вмажь, давай. ЖЕКА. Не буду. МАШКА. Ну так и скажи, что ссышь, а то “я не бью девочек”, “я не бью дедушек”. КАМ. Ладно, идемте на кухню, мама не любит по два раза повторять. ЖЕКА. Я не ссу. МАШКА. Ну да, ну да. ЖЕКА. (достает из кармана смартфон, набирает номер, через динамик слышно громкое старческое “У аппарата!”) Деда, это я. Я подумал, в общем. Я тебе помогу. Нет, не надо диктовать, напиши на бумажке, я приду и заберу. Нет, потом, потом. Пока.
Машка и Кам смотрят на Жеку. Жека хмуро прячет телефон в карман штанов.
ЖЕКА. А с чем пицца-то? МАШКА. Выпендрился. КАМ. С курицей и сыром. ЖЕКА. О, обожаю. МАШКА. Жека, ну ты серьезно, что ли? КАМ. И помидоры еще. ЖЕКА. Так есть охота. КАМ. Так пошли уже.
Все выходят.
|
|||
|